Цифровая революция убила бренды: как жить, влиять и зарабатывать с помощью Google и Facebook

Новая отличная беседа Юрия Романенко с креативным директором компании TABASCO – монстром креативных индустрий Александром Смирновым.

Говорим о конце эпохи лояльности. Как изменила мир цифровая революция? Что происходит с брендами? Важность доверия и феномен инфлюенсеров. Обсуждаем алгоритмы Google, как иллюзию выбора. Почему в моде видеоконтент, и где находятся границы цифровых империй? Жирная точка в мотивации современной молодежи, революции авторитетов и эпохе суверенной цифры.

Юрий Романенко: В гостях у меня впервые мой друг, креативный директор компании TABASCO Александр Смирнов. TABASCO — это один из "монстров" на рынке креативных индустрий. Я думаю, что за годы независимости многие граждане являются жертвами креативных изысканий Александра, потому что объемы рекламы и промо-кампаний, которые TABASCO за эти годы произвела, превышает все допустимые пределы. И поскольку Александр является одним из глубочайших специалистов в этой сфере, а также в сфере коммуникации, у нас может получиться очень хороший диалог относительно тех революционных изменений, которые принесли в нашу жизнь цифровые гиганты.

Начну с одного из твоих ключевых тезисов, которые ты продвигаешь на Facebook на протяжении долгого времени о том, что многие компании, многие бренды не понимают, что эпоха лояльности со стороны клиентов к ним закончилась, потому что люди в условиях цифровой революции стали намного более критично относиться к брендам. Чем это чревато, собственно говоря?

Александр Смирнов: Ты знаешь, это очень прикольный момент, потому что мы все создаем для себя мифы и легенды, в которые мы начинаем верить. И точно так же был большой и священный телец маркетинга, который говорил: "Есть бренд, бренд отличается от торговой марки, потому что вам недостаточно иметь продукт, люди должны знать, за что они платят, дополнительную ценность", и поэтому бренд насыщался эмоциями, сторителлингами и прочим. И эту очень вкусную кондитерскую штучку долгое время скармливали рекламодателям, которые инвестировали в создание мощных, красивых брендов пока все это не натолкнулось на волшебную информационно-техническую революцию, о которой ты говоришь.

Информационно-техническая революция сопровождалась большим информационным взрывом, который просто снес башку всем, потому что объем свалившейся на нас информации безумен. Я часто показываю график и с удовольствием сброшу эту картинку, там видно, как аналоговый мир, который состоял из видеокассет, из дисков, просто взрывается, потому что взорвалось цифровое облако, потому что мы все окружили себя дополнительными девайсами, Wi-Fi, и объем информации, которая катится на нас, достигает 10 тысяч разнообразных, рекламных в том числе, сообщений в день. Можешь себе представить?

Раньше ты спокойно себе живешь, может быть, услышал новость о том, что соседнее село сгорело, большое впечатление это произвело, или революция в Петрограде произошла, а здесь 10 тысяч новостей. Трамп, Байден, что-то сгорело, кто-то родился, котенок с двумя головами, запретная археология — и люди уже теряют ориентацию и им, на самом деле, супер не до брендов, потому что какую новую коллекцию выпустил Nike или что там еще произошло у какого-то уважаемого ресторатора или какого-нибудь мясного бренда, просто до фени.

И вот та легенда, которой маркетинговое сообщество жило, называлось в последние десятилетия love-марки. Концепция love-марок родилась в агентстве Saatchi & Saatchi, сводилась к тому, что люди, испытывая лояльность к своему любимому бренду, будут прощать ему ошибки и будут голосовать за него сердцем. Офигенно политично, офигенно здорово, но так как эта теория появилась относительно недавно, до такой бурной информационной революции и, безусловно, собрала свои плоды, потому что легенда красивая, все хотят у себя на упаковке написать "Я це люблю" как McDonald's, потому что любовь — это высшее чувство человеческое, и куда ты от любви-то пойдешь? Все хотят, чтобы голосовали и рублем, и сердцем.

Так вот, love-марки. Крепла вера в то, что потребитель, который любит бренд, будет лоялен до бесконечности, будет прощать любые ошибки, и, конечно же, всегда имея выбор, будет склоняться в сторону того бренда, с которым у него есть эмоциональная связь, то есть, love-марки. И здесь были большие и красивые рассказы про McDonald's, Nike, Coca-Cola, Mercedes, Victoria’s Secret в том числе. Но оказалось, что информационный взрыв снес лояльность к чертовой матери, и последние исследования показывают, что больше 80% потребителей открыты к смене брендов, потому что кругом появляется столько всего чертовски нового и интересного, что новинка от производителя компьютеров iPhone, появившаяся в 2007 году , способна уничтожить Nokia, которую мы еле-еле сейчас вспоминаем. Почему? Классный продукт, классная информационная кампания, никакой лояльности, она становится абсолютно новой.

Точно так же Tesla, которая взялась из ниоткуда и поколебала автопром более, чем столетний.

Юрий Романенко: Хотя производит относительно небольшое количество автомобилей.

Александр Смирнов: Абсолютно. То есть, мы привыкли к тому, что нас удивляют, мы заняли позицию ждуна на диване, который говорит: "Ну-ну, какие новости сегодня?". И открыли к этому свой взгляд и кошельки. Поэтому вера в стабильность просто умерла вместе с потребительской лояльностью. Мы открыты к предложениям. Статус: открыты.

Юрий Романенко: Согласен ли ты с тем, что из-за количества новостей, которые на нас обрушиваются, возник феномен инфлюэнсеров, я тоже к таким отношусь...

Александр Смирнов: Мы тебя много раз измеряли, и твоя феноменология показывает, как ты можешь создать себя сам и воплотить феномен собственного имиджа, который сконцентрирован на собственном канале и в этом идея инфлюэнсеров современности, потому что, на самом деле, проще всего понять эту историю как разницу между демократической моделью и тоталитарной. Мы привыкли к тому, что СМИ, мы делаем проекцию на 50-20 лет тому назад, СМИ — это монополисты, которые выходят в определенное время, вся страна собирается на программу "Время", зная, что сейчас будут новости, и свою жизнь организовывают так, чтобы вовремя "хавать" ту информационную грязь, которую им в строго выделенное время дают строго лицензированные СМИ. Тоталитарная модель. Супер просто...

Юрий Романенко: Причем, это не только касалось советского союза, это было везде.

Александр Смирнов: Абсолютно. Потому что у тебя есть ограниченное количество экранов, ограниченное количество вещателей и элитарность, или эксклюзивность носителей массовой информации. Но тут происходит та самая информационная революция, о которой мы сегодня много будем говорить, и сносит всю эту систему, потому что, оказывается, мир может быть горизонтальным, оказывается, рядом могут существовать независимые средства массовой информации, равняется "инфлюэнсеры", у которых на своих платформах есть количество подписчиков, которое сопоставимо с аудиторией гигантского коллектива газеты или телевизионного канала. И тут появляется еще вопрос: кому ты готов верить?

Вот для украинской модели потребления информации, которая, на самом деле, похожа на любые другие, кто является источником доверия? Это семья, близкий круг, друзья, знакомые, ну, и, разумеется, церковь, бог, куда без этого?

Так вот феномен инфлюэнсера заключается в том, что он ближе к тебе, чем бренд или средство массовой информации. И революция социальных сетей создала иллюзию, порушив теорию шести рукопожатий, так как ты рукопожатен с кем угодно, потому что ты подписчик президента, Далай-ламы, Била Гейтса, ты можешь написать "Цукерберг — козел", у тебя будет ощущение, что ты с ним только что приятно пообщался.

Юрий Романенко: При этом Цукерберг или Илон Маск может ответить тебе.

Александр Смирнов: Абсолютно. Одно рукопожатие связывает тебя со всем миром, и возникает иллюзия того, что, во-первых, этот человек — из твоего ближнего круга. Ощущение информационного поля формирует ощущение близости. Близкие все эти люди. И мы склонны доверять им больше, чем безликому лейблу "24 канал", "1+1", Fox News и прочее. Потому что это бренды. У меня нет к ним лояльности, у меня есть лояльность к людям, которых я считаю близкими.

Юрий Романенко: То есть, инфлюэнсеры выполняют роль "семейных" проводников. Практически становятся членами семьи, и доверие, которое к ним есть, позволяет ориентировать огромные пласты населения, подписчиков своих, в том или ином направлении. И с этим связана ценность для брендов популярных инстаграм-див, которые развели бурную деятельность сейчас в Instagram.

Александр Смирнов: Ценность и опасность одновременно. Потому что увлекаясь контрактами с инфлюэнсерами мы ставим бренд под удар. Ведь инфлюэнсер абсолютно неподконтролен бренду. Инфлюэнсер, особенно в нашем обществе, может "ляпнуть" такую вещь, которая приведет к тому, что негатив, свалившийся на инфлюэнсера, снесет с собой и бренд, который имеет с ним контракт.

Ты прекрасно в курсе ситуации, которая развернулась на днях с блогером Ди Рубенс, девочка, которая имеет в TikTok подписку порядка двух с половиной миллионов, и вот отдельный разговор, права она или не права, был монтаж или не было монтажа, но в определенном информационном сюжете она "ляпнула" по поводу того, что ей понравилась Россия. В течение нескольких дней ее полностью уничтожает патриотическое коммьюнити. Более того, негатив, который направлен на эту девочку, которой угрожают в директе, угрожают в комментариях, она вчера просила уже Авакова ее защитить лично, потому что она боится за свою жизнь и своей семьи, ей поступают прямые угрозы, так вот, вслед за травлей этого человека, активисты перешли к травле брендов, с которыми она сотрудничала. И это привело к тому, что Nestle, АЛЛО, "Боржоми" отказалось публично, официальными письмами, от сотрудничества с этим блогером, ну, репутационный ущерб был нанесен и брендам в том числе, потому что в определенный момент большая и мобилизованная часть твоей аудитории говорит: "Да нет, ты работаешь с каким-то непонятным человеком, я тебя бойкотирую" — и кусок потребителей откалывается. Мы должны к этому очень серьезно относиться.

Мы сравнялись в кризисах со всем миром. Если раньше можно было говорить о том, что мы живем на каком-то "отродье" информационных технологий, то теперь мы, как и все благодаря тому, что интернет горизонтален, идем нога в ногу с трендами.

Аналогичная же ситуация происходила в Америке с Nike, когда они использовали в своей кампании Колина Каперника, который, в свою очередь, не отдал честь во время игры в американский футбол американскому гимну, потому что таким образом он выразил решительный протест против притеснения темнокожего населения, а Nike взял его в рекламу и сделал его лицом кампании, сказав, что если ты не согласен с чем-то, тогда ты можешь вполне за свои убеждения бороться, и люди начали сжигать кроссовки Nike. Представляешь? Просто демонстративно, был флешмоб общеамериканский по уничтожению Nike, люди говорили "ненавидим вас", так нельзя, кого вы взяли своим лицом?

И тут возникает тоже интересный момент, тоже феноменологический, и, наверное, он связан с персоналиями директоров компании и пониманием маркетинга в целом, потому что наши компании пошли на попятную: "Этот человек прокаженный, заберите его, сожгите, мы тут ни при чем", а Nike сказал иначе. Они выпустили еще одну рекламную кампанию и сказали: "Борись за свои убеждения!".

И что ты думаешь? Во-первых, возникла интересная ситуация поляризации. А поляризация сейчас всюду находится: и в политическом, и в маркетинговом, и в коммуникационном сегменте. Так вот, по-моему, распределение было 54% резко за Nike: "Молодцы, боритесь!", а 30% с хвостом — резко против, то есть активно ненавидят.

То есть, как рейтинг и антирейтинг. Как в политике, активно ненавидят.

Юрий Романенко: Условно говоря, BLM-демократы против трампистов.

Александр Смирнов: Абсолютно. И на фоне этого жесточайшего противостояния акции Nike достигли своего пика.

Юрий Романенко: Эта история еще говорит об одной вещи очень важной, что очень часто компании, которые в данном, первом, случае, стараются вестись на поводу у публики, они в конечном итоге проигрывают, потому что у публики вестись нельзя. Да, есть кейсы, которые имеют под собой реальную моральную грязь, и от них нужно отстраиваться, но нельзя волноваться вместе с любыми волнениями публики.

Александр Смирнов: Интересный вопрос. Я думаю, здесь есть какое-то "шестое чувство", которое подсказывает, как правильно себя вести. Потому что есть пример Nike, которым мы можем восхищаться до бесконечности (поломали, переформатировали под себя, добились прибыли и сумасшедших финансовых показателей, супер). А есть пример Victoria’s Secret, когда Эд Разек, это многолетний президент, маркетинг и креативный директор этой компании, вступил в жесточайшее рубилово с коммьюнити, которое топило за плюс-сайз моделей, за использование естественной красоты в рекламных кампаниях, а Разек, который является человеком старой закалки и который придумал "ангелов" Victoria’s Secret, это шоу сумасшедшее, которое собирает гигантскую аудиторию. Он — отец патриархального бренда, который построен на объективации женской красоты, чего кривить душой, когда Victoria’s Secret — это воплощение супер-красивых женщин, с супер-максимальной объективацией и сексизмом в своем чистейшем виде. И, более того, большинство аудитории это, предполагается, нравится. Ты видел, какие очереди у этого магазина, ты помнишь первые поездки за границу, когда все наши жены, разумеется: Victoria’s Secret — вперед, туда, значит, нужно что-то купить, а еще в подарок привезти. Тут возник еще один сумасшедший урок, который прямо противоположен Nike, потому что Эду Разеку сказали (это цитата одной из плюс-сайз моделей), а он сказал, что никогда в шоу Victoria’s Secret не будет плюс-сайз моделей и не будет трансгендеров. И тогда одна из плюс-сайз моделей выложила свою фотографию в нижнем белье с подписью "Поцелуй мою толстую жопу". И началась травля Эда Разека и Victoria’s Secret, которую, казалось бы, он должен был героически выдержать, но оказалось ни черта подобного, потому что рейтинги телесмотрения пошли вниз. Лобби демократизации, толерантности трансгендеров и необходимости учитывать разные виды красоты в американском обществе (а это главный источник аудитории и покупок Victoria’s Secret) было настолько велико, что национальный бойкот привел к самым низким уровням просмотра шоу, оно на несколько лет вообще пропало из эфиров, Эд Разек ушел в отставку, в прошлом году уже появились и трансгендерные модели, и плюс-сайз модели, и на сегодняшний момент мы наблюдаем возрождение Victoria’s Secret, но уже в переосмысленном формате. Тоже "ангелы" Victoria’s Secret, но уже совершенно другие.

Вот пример поражения, когда компания, обладающая безумным уровнем толерантности и лояльности потребителей, проиграла. Не спасла ее эта лояльность, она просто растаяла. И та же проблема с инфлюэнсерами, потому что сегодня ты национальный герой, а завтра ты разместил видео с российским спецназом — и ты больше не боксер национального значения, а человек, против которого болеет пол страны. Тоже наш пример с Сашей Усиком и Васей Ломаченко.

Юрий Романенко: Инфлюэнсеры часто думают, что они далеки от политики, что политика не имеет никакого значения, но этот вес предполагает учет всех факторов: и политических, и экономических, и религиозных, в том числе. Когда ты делаешь месседж и должен понимать, как последствия могут обернуться против тебя.

Александр Смирнов: Но ты не можешь этого предположить.

Юрий Романенко: Ты можешь предположить все, но ты, по крайней мере, должен осознавать основные риски, в каком поле ты находишься, в каком поле рисков ты находишься. Когда я ехал сюда в студию, выезжая на проспект Победы или какую-то другую киевскую улицу, я прекрасно понимаю, что не могу учитывать всех дебилов, которые встретятся мне по пути за рулем автомобилей, но понимание того, что очень много дебилов, предполагает ответственное вождение с моей стороны.

Александр Смирнов: Тем не менее, ты не можешь предположить... Потому что какой-то человек, проходя мимо, наклеит тебе на автомобиль российский флаг, и ты даже не будешь знать, откуда тебе прилетит и почему так произошло. А это может случиться моментально.

Юрий Романенко: Причем это могут сделать твои враги.

Александр Смирнов: И вот подобного рода манипуляции становятся все более и более простыми, а с учетом того, какие технологии у нас сейчас есть уже сегодня, это просто зашкаливает.

Во-первых, дип фейки, которые позволяют с помощью искусственного интеллекта и нейронной сети наложить лицо любого человека на любого человека.

Даже тот материал, который у нас сегодня будет на эфире, использовать для того, чтобы любое видео, на "порнхабе" или где угодно... Мы можем вполне получить видео, в котором никогда не участвовали, но которое будет абсолютно достоверно с точки зрения рядового гражданина. И вот тебе результат технологий.

А там поди оправдайся, что это был не ты и вообще был в другом месте.

Создать любой контент легко и просто, подставив кого угодно и уничтожив репутацию. Ты же видел последний фильм "Борат", который является наследием Who is America, замечательного, я считаю, это один из лучших журналистских сериалов Саши Барона Коэна, в котором он, используя разные образы, разводил людей на безумные вещи. Он заставил одну девушку-галеристку кушать человеческое мясо, якобы. Потому что тренд, потому что он представил вывеску китайского активиста, который продавая куски своей плоти, пытается помочь своей семье. Саша Барон Коэн — разводильщик, но, разводя других людей, он показывает, как просто ими манипулировать.

Второй безумный сюжет, когда он в образе миланского модельера и фотографа якобы переговаривался от какого-то северо-африканского олигарха или тирана с одним из ведущих производителей яхт мировых. И он, сидя в кресле, где его спутница имитировала ему минет, антураж же должен быть, задавал вопросы из серии: "Скажите, а я на яхте пулеметы могу установить? Потому что очень раздражает, когда эти беженцы подплывают, я же смогу их расстреливать?" и человек, который работает в корпоративном бизнесе, который обслуживает кучу государств, говорит: "Да-да, это возможно". "Скажите, а ток можно по периметру провести, чтобы, когда они цепляются, я на рубильничек нажал, и они все попадали". Тот: "Да, в принципе, нестандартный заказ, но тоже можно его реализовать". И люди сидят и они просто уничтожаются тем, что расставляются капканы, в которые они с легкостью попадают. Участница американского шоу, которую он тоже развел — это называлось "Взять на попечительство маленького солдата". Они взяли девочку, этой девочке они дали текст перед камерой. Он говорит: "Мы делаем социальный проект: усынови африканского маленького солдата, ты же знаешь, сколько детей в Сомали воюет, а маленькие солдаты — это же сумасшедшее дело, и дети зачастую вынуждены сражаться без оружия, и мы сейчас занимаемся сбором донатов для того, чтобы деткам обеспечить средства защиты. Если мы соберем 500 долларов, это уже автомат ребенку, если чуть больше — это уже "базука", или что-то посерьезнее". И она на полном серьезе стоит и читает этот текст. И все, расставлены правильно объективы — и человек оказывается в идиотской ситуации.

Они развели даже Джулиани, мэр Нью-Йорка, светило юриспруденции. Взяли у него интервью от якобы казахской журналистки, которую представляет Саша Барон Коэн, поставили его в идиотское положение, которое на грани сексуальных домогательств, по-разному можем к этому относиться, и разбирать этот кейс интересно, потому что все разделилось на несколько этапов. С одной стороны, это то, что произошло, а с другой стороны, это то, как мы это интерпретировали. И то, как это интерпретировали новостные каналы, гораздо интереснее, чем то, что произошло на самом деле.

Юрий Романенко: Более того, я тебе скажу, что интерпретация чаще всего важнее того, что произошло и помнишь героиня сериала "Босс" моего любимого, жена мэра Чикаго, в самом начале, когда возникла ситуация во время сдачи какого-то детского садика, и какой-то из журналистов дотошных нашел в стене дырку нелепую, которая была косяком строителей, и жена мэра Чикаго подошла к тому, кто выполнял контракт и сказала: "Нам не важно, что вы делаете, как вы это делаете и какое количество денег вы потратили, нам важно как все это выглядит, потому что это уже кидает на нас косяки". И в политике, и в мире селебрити интерпретация — это ключевая проблема и ключевое решение.

Возвращаясь к вопросу дороги и с какими вызовами мы сталкиваемся, всегда нужно понимать, с какими интерпретациями ты минимум в базовых вариантах столкнешься для того, чтобы твоя интерпретация была верной.

Александр Смирнов: Именно в базовом. Потому что предположить всего ты не можешь. На самом деле, работа в коммуникациях, а я вижу очень много общего между политикой и рекламой, особенно когда мы занимаемся "вирусами" или антикризисными коммуникациями, ты просто настолько хорош, насколько ты способен проработать базовые сценарии и быть просто к ним готовым. Потому что ты не знаешь, откуда упадет вообще никогда.

Юрий Романенко: Вопрос, связанный с горизонтальным цифровым миром, о котором ты сказал. Цифровые платформы создают иллюзию горизонтального цифрового мира, наша зависимость от цифровых гигантов в лице Facebook, Google, Twitter, она была очень хорошо проиллюстрирована на примере выборов в штатах, да и украинские пользователи уже с этим сталкивались, когда банятся странички с миллионом подписчиков, или какие-то инфлюэнсеры с этим сталкиваются. Этот цифровой мир не такой уж плоский, на самом деле. Как ты думаешь, какое будущее у цифровых гигантов, в какой логике они будут развиваться и функционировать?

Александр Смирнов: Это супер-вопрос, я о нем в последнее время много думаю. Я был на Каннском фестивале рекламы лет пять тому назад. Там было очень странное выступление, которое меня поразило. Есть один из основателей интернета, человек, который создал фундамент, сэр Томас Бернерс Ли. Это человек, за деятельностью которого я слежу, и советую всем погуглить и посмотреть, о чем он сейчас говорить. Так вот это было выступление крайне озабоченного человека, отца интернета, который понимает, что интернет идет не туда. Главный тезис заключается в том, что он задумывал интернет как систему глобальной демократизации и свободы, которая уравняет всех и уберет эксклюзивность СМИ, в том числе. Но его главный тезис — что у него забрали интернет. В интернете появились компании-гиганты, которые поделили его на империи, на куски, которые насадили свои CRM-программы, свои системы искусственного интеллекта и поиска, создали иллюзию демократии, а на самом деле являются цифровыми олигархами и империалистами, которые полностью забрали у людей свободу выбора. С одной стороны, что значит свобода выбора?

Мы считаем, что мы сейчас, обладая телефонами, обладая Google, способны из всего многообразия товаров выбрать то, что нам действительно нравится, но это же только иллюзия, ты не знаешь, что происходит в голове Google, ты не знаешь, что он тебе предлагает и пользуясь каким алгоритмом, хотя, на самом деле, это искусственный интеллект, который имитирует для тебя возможность выбора через количество брендов или количество предложений на первой странице, но он определяет, кто будет на первой странице, а вовсе не ты.

Поэтому это только иллюзия выбора.

Следующий этап, идем к усложнению, это то, каким образом бренды пытаются обманывать Google, потому что у них тоже сидят "золотые головы", которые думают: "Ага, обойдем алгоритм Google приблизительно таким способом", и в результате что происходит? Те же самые империи, забывая о том, кто ты и кто создатель бренда, посадили двух роботов, которые стараются обойти алгоритм друг друга.

Если раньше я, например, представлял Facebook и Google как самые большие рекламные агентства мира, таковыми они и являются, потому что это монополисты диджитал-рекламы. Ведь если ты хочешь провести рекламную кампанию, ты идешь либо в Google, либо в Facebook, а чаще всего, и в одно, и во второе место одновременно.

Так вот, Томас Бернерс Ли говорит о том, что все, человек лишен права выбора, человек находится под давлением и в собственности этих информационных гигантов. И он, поднимая из года в год эту тему, предложил подписать меморандум о свободе интернета.

Ирония, я вижу в этом большую издевку смысловую, первыми, кто подписал этот меморандум, разумеется, были Facebook и Google.

Юрий Романенко: Я бы еще продлил эту тенденцию на то, что мы видим сегодня новое понятие "цифровая суверенизация". Помнишь, как в России придумали суверенную демократию?

Вот сейчас начинается эпоха суверенной цифры, потому что мы видим, как Китай создал свои фаерволы, россияне активно создают свои фаерволы, Турция сейчас занимается тем, чтобы создать свое суверенное цифровое пространство. И это как раз тенденция прямо противоположная тому, о чем говорил один из создателей инета и то, что предполагалось там изначально. И мне кажется, что эта ситуация будет развиваться.

Александр Смирнов: Сто процентов. Нам нужно сейчас представить стерео-карту, в которой рядом с границами территориальными, государственными, появляются границы цифровых империй. Иногда они совпадают, а иногда — нет. Но прелесть информационного мира заключается в том, что он все-таки имеет большую степень свободы, и дает возможность более светлым или темным, но очень быстрым, очень прокачанным головам, выдавать решения, за которыми государственные машины будут не поспевать.

Например, браузер Brave, может быть, ты слышал об этой технологии, дело в том, что наша система серверная, любой сайт, любой информационный ресурс, который существует даже в облаке, он существует физически где-то.

Соответственно, для государства уничтожить определенные ресурсы и включить этот фаервол на сегодняшний момент достаточно просто: ты вбиваешь адрес, перекрываешь этому серверу кислород — и все. Потому что вся информация хранится на сервере, адрес ты знаешь, адрес перекрыл — информация не идет. Но есть же система торрентов, у которой совершенно иная логика.

Информация существует не на одном сервере и даже не на трех бэкапах, а одновременно на сотнях и, может быть, даже тысячах компьютерах, и собирается из облака. Так вот, концепция Brave заключается в том, что этот браузер собирает информацию не из сервера, а из распределенных источников информации, что позволяет ему решать две задачи одновременно. Во-первых, он гораздо быстрее, а во-вторых, нельзя эту информацию перекрыть.

Юрий Романенко: Вопрос еще из такой серии. В одном из последних постов у себя в Telegram-канале Smirnov says ты упоминал, что на протяжении последнего времени идет наполнение видеоконтентом. Новое поколение, я смотрю по детям, не понимает, зачем им читать, когда есть картинка и видео. Наверное, это будет иметь далеко идущие последствия как в логике подачи информации со стороны брендов, субъектов, которые предлагают какую-то информацию, так и с точки зрения того, как люди будут мыслить.

Александр Смирнов: Очень здорово, что мы о нем говорим. Одно дело оперировать словами "информационно-техническая революция", а другое дело — понимать, какие глубинные изменения происходят в обществе. А ведь у нас вместе с этой революцией произошла революция авторитетов и отцов и детей.

Давай немного пофилософствуем, что представлял из себя твой опыт ранее? Чем старше становится человек, тем больше знаний, в том числе эксклюзивных, он получает, и на этом строится его авторитетность, которая приводит к созданию образа отца, матери в семье. Потому что ребенок слушает родителей, потому что родители знают, где горячо, где холодно, это примитивно, а еще родители знают, как поступить в той или иной ситуации, если тебя обижают, или, наоборот, если тебя куда-то слишком сильно толкают и зазывают, то есть, родители являлись концентрацией жизненного опыта и знаний. То же самое касалось учителей и преподавателей в вузах, потому что, чтобы обрести тот багаж знаний, тебе нужно было провести огромное количество времени в библиотеке, на семинарах, прочитать огромное количество литературы. Чем старше, тем опытнее, достигаешь определенного пика. Что мы видим сегодня?

Эти 10 тысяч сообщений и постоянное обновление информации...

Немного статистики. Каждый год количество видеоконтента вокруг нас увеличивается ровно вдвое. То есть, это рост в геометрической прогрессии, и, скорее всего, он будет еще ускоряться и ускоряться, приводит к тому, что нам на сегодняшний момент каждый день нужно заниматься самообразованием. Я сталкивался с интересным графиком, который показывает, как много времени в течение дня нужно было посвящать самообразованию человеку в 1900 году и в 2020. Так вот самая поразительная разница, что к сорока годам приблизительно человек достигал пика своих знаний и ему больше нечего было узнавать. Ну, может быть, появилась машина первая, но пока ее адаптируют, пройдет еще несколько десятилетий, прежде, чем мы с конной тяги пересядем на трамваи и автомобили. То есть, очень медленно. И, соответственно, в период расцвета сил человек уже обладал и авторитетом, и необходимыми знаниями для того, чтобы расслабиться и поучать младшее поколение. На этом строилась вся система образовательная, семейная, рабочая.

Сегодня 60-летнему человеку нужно посвящать порядка 40-45% своего дня обучению, потому что Skype, Viber, мессенджеры, приложение "Дія", электронная документация, доступ в онлайн-кабинет... Да как?!

Ты, имея весь свой багаж 20 лет назад и полностью ощутив, что все нормально, я все знаю, у меня высшее образование, я могу историю, математику преподавать и прочее, я на сегодняшний момент оказался просто не готов к тому, чтобы просто соответствовать сегодняшнему моменту жизненному. И это поставило, с одной стороны, абсолютно всех, потому что 15-летнему мальчику нужно полдня учиться и 60-летний юноша, ему тоже нужно полдня учиться. С одной стороны равенство. С другой стороны большая мобильность молодежи в плане адаптации знаний, навыков поиска, адаптивности, и это приводит к многим малым революциям, которые выражаются в следующем.

Первое. Термин "постоянное запоминающее устройство" и "оперативное запоминающее устройство", разница? Оперативная память. Так вот, ранее для того, чтобы добиться опыта и прочего, нужно было зазубрить таблицу умножения, разобраться в интегралах, дифференциалах, еще куче всяких моментов — накопил, вызубрил, выучил, знаешь, владеешь. Все, что ты выучил, в тебе.

На сегодняшний момент, с учетом того, что ты имеешь (Google, Wikipedia) постоянное запоминающее устройство не нужно. Более того, оно даже может немножко мешать, потому что знания обновляются, и если тебе нужно что-то вспоминать, в чем-то рыться, тебя можно моментально перепроверить с помощью интернета. Это приводит к краху образовательной системы. Раньше учитель был авторитетом, потому что ты приходил к учителю не просто для того, чтобы просидеть урок, а для того, чтобы чему-то научиться. Теперь твой лучший учитель — это Google и Wikipedia. Более того, молодежь склонна задавать вопросы и подрывать авторитет. Так вот раньше для того, чтобы вскрыть... Я помню когда-то мой сын в школе дал правильный ответ, а учительница ошиблась, и у нас был гигантский скандал: учитель ошибся, а он говорит "учителя не ошибаются", но это было 10 лет тому назад, сегодня такого вопроса нет: учитель ошибся — вот Google, Wikipedia, ты не учитель, ты говно. То есть, очень быстрый обмен информацией, очень быстрая оценка, очень быстрое крушение авторитетов в школе. Отсюда вопрос: а нужны ли нам школы? Нужна ли нам текущая система образования? Причем мы сейчас можем говорить не только об украинской, которая явно не самая лучшая.

Кризис связан с информационной революцией, потому что учитель в кармане, его зовут Google. Это раз.

Два. Работа. На работе тоже произошел слом. Вся наша система образовательная вела к тому, чтобы мы правильно развивались в рамках карьерной лестницы, поднимались снизу вверх, увеличивая уровень экспертизы, повышая авторитет. Но горизонтальная система и огромное количество искушений вокруг привело к тому, что человек не воспринимает работу как то, к чему ты стремишься и где ты хочешь провести 10-20 лет и, возможно, достичь верхушки карьеры. Уже не мотивирует. Исследования показывают, что среди миллениалов и Z-поколения меньше 10% хотят возглавить компанию. Представляешь?

Спроси человека 70-80 х годов: "Какая твоя заветная цель по жизни? Что тебя мотивирует?" — "Быть директором, уважаемым и прочее". А для подавляющего большинства, по-моему, это порядка 76% молодежи (15-30 лет), самая главная мотивация — позитивный взнос, и это приводит к мобильности в карьере. Человек сегодня бариста, завтра рекламист, послезавтра TikTok-блогер, потом политолог, потом путешественник, потом вернется — посмотрит, что делать, и это нормально.

Юрий Романенко: И он счастлив на всех этих этапах.

Александр Смирнов: Именно так, потому что твое ощущение открытости мира, общей доступности всего создает новый мир с новыми возможностями и новой системой взаимоотношений, где ты сам себе директор, где ты сам выбираешь свои цели, где ты абсолютно мобилен, и где у тебя есть только цифровая зависимость авторитетная. Тебе не нужен уже духовный наставник и гуру, их очень много, и они распределены.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, канал Юрия Романенко на Youtube, канал Юрия Романенко в Telegram, страницу в Facebook, страницу Юрия Романенко в Instagram