Русский хаос- это тот же немецкий порядок, но только для очень большой страны

И с данностью этой нам надо научиться жить, а еще лучше – научиться пользоваться ее преимуществами. Как это сделал Алан Гринспен, без всякого стеснения назвавший 17-летний период бессменного руководства ФРС США «эпохой турбулентности», что, по сути, означает – эпохой хаоса.

Или как это делают китайцы со своей необузданной тягой к переменам, в эпоху которых, как они сами говорят, не дай бог никому родиться.

Так что же такое хаос, или, на ученом языке, турбулентность?

Это беспорядочный беспорядок или чрезвычайно сложное, но вполне закономерное явление? Со своей неэвклидовой геометрией процессов и неспецифической иерархией структур?

Турбулентность – это и гармония, и хаос одновременно

Турбулентность – это широко распространенное в природе явление самоорганизации, связанное с регулярными или хаотическими переходами от беспорядка к порядку и обратно.

Острый общественный интерес к подобным явлениям возник в 1960-х, когда появилась синергетика. Однако в гидродинамике это явление, называемое турбулентным переходом, Рейнольдс, Жуковский, Циолковский и другие систематически начали изучать более ста лет назад. А еще ранее вопрос о природе самоорганизации рынков был поставлен Адамом Смитом, а одно из важнейших его решений было найдено эмпирическим путем Парето.

В гидродинамике же в XX в. проблема самоорганизации получила ряд убедительных решений, позволивших, как заметил Жуковский, «не силою мышц, а силою своего ума» поднять человека в воздух, а позже и в космос.

То есть была создана теория хаотического движения потоков газа, жидкостей и плазмы, становящихся при определенных условиях упорядоченными.

Краеугольные камни теории турбулентности были положены на границе XIX и XX вв. в Англии и Германии трудами Рейнольдса, Релея, Прандтля, Кармана. Существенное расширение турбулентная теория смогла найти в середине XX века в трудах российских ученых – академиков Колмогорова и Яненко. Возможность же некоего ее завершения появилась лишь в конце XX в., после появления в России теоретических и экспериментальных работ Кузьмина и Жирмунского по критическим уровням развития природных систем и социальной турбулентности Батурина и автора. То есть после обнаружения достаточно строгих закономерностей хаотического развития не только физических, но биологических и «социальных» турбулентных частиц (всевозможных экономических и политических объединений).

Поэтому сегодня, в начале XXI в., есть все основания полагать галактики, атмосферные смерчи, ячейки Бенара, многие биологические и политические системы едиными по механизму своего естественного образования и развития турбулентными структурами природы.

Точно так же, как многообразные материальные тела в определенных условиях можно считать универсальными материальными точками, подчиняющимися единым законам механики Ньютона.

Некоторые правила «организации хаоса» к настоящему времени удалось установить.

Правила организации хаоса

1. Хаос создается естественным путем посредством увеличения размеров самоорганизующейся части единой системы частиц, а затем, после достижения неких критических рубежей флуктуаций, таким же образом гасится.

Следствием этого является естественная возможность возникновения (создания) регулярных структур различного порядка, начиная от ячеек Бенара и заканчивая живыми организмами и мыслями.

2. Критические рубежи флуктуаций состояния системы определяются физическими размерами системы и соотносятся друг с другом экспоненциальным образом.

3. При движении от беспорядка к упорядоченному состоянию система регулярно возвращается в окрестности точки, где она уже когда-то была, по замкнутой траектории странного аттрактора, т.е. квазициклично или турбулентно.

Из этого правила вытекает следствие.

Движение в фазовом пространстве наших мыслей и действий всегда осуществляется по замкнутой траектории странного аттрактора. То есть, проектируя одно, мы всегда строим нечто другое, находящееся в окрестности проектируемого.

4. Размер проектной окрестности, или, точнее, размер неопределенности энергетического или структурного состояния системы (масштаб хаоса) пропорционален физическим размерам системы. Чем он больше, тем неопределеннее поведение системы.

5. В эволюционных фазах турбулентного развития снижение беспорядка в системе сопровождается аккумулированием в ней энергии структурной сложности (в обществе – экономическим ростом).

6. В точках же бифуркации, наоборот, слабое снижение беспорядка сопровождается катастрофическим снижением энергии структурной сложности системы (в обществе – экономическим спадом), а быстрый рост беспорядка – слабым ростом сложности системы. При этом внешние воздействия, направленные на сокращение физических размеров системы, ее стабилизируют, а направленные на увеличение – дестабилизируют.

Следствием этого является то, что в точках бифуркации системы слабыми энергетическими воздействиями ее легко можно вывести из равновесия, а упорядочить практически невозможно.

7. Создавая искусственный порядок в какой-то области замкнутого пространства, мы в окружающих его областях преимущественно генерируем хаос.

Какие выводы для современного мира и России можно сделать из этих абстрактных теоретических представлений о турбулентности?

Сотовый мир

С финансового кризиса 2008 года началась эпоха сотовой ячеистой глобализации мирового хозяйства.

Политический мир XX века, если посмотреть на его ретроспективу, систематически двигался в сторону снижения своего экономического и политического разнообразия (т.е. понижения степени своей хаосности или турбулентности). В начале XX века в мире насчитывалось 8 великих держав, а в конце столетия осталась лишь одна глобальная супердержава – США.

В результате мировая социально-политическая конструкция приобрела экономическую целостность и завершенность. Хозяйственная, политическая и общественная жизнь всего мира стала взаимозависимой.

Одновременно с этими социальными изменениями на планете в полном согласии с 7-м правилом организации хаоса произошла деструкция окружающего природного пространства.

Дестабилизация природной среды, по наблюдениям экологов, проявилась резким ростом ее средней температуры более чем на 1,5 градуса за 100 лет и сокращением длительности аномалий циклонической деятельности от 30 лет в начале XX в. до одного года в его конце.

В результате мир в начале XXI в. оказался в предельно неустойчивом состоянии: с одной стороны – политической однополярности, глобальной экономической и биологической взаимозависимости, а с другой – самой высокой за сто лет природной нестабильности. Как показали исследования 2001–2002 гг. клуба русских ученых «Глобальный мир», естественный выход из этой ситуации, адекватный турбулентной логике планетарных трансформаций, только один. Мировая экономика должна диверсифицироваться по пространству путем образования ячеистой сотовой структуры глобального хозяйства (см. рис. 1). Как это показал еще в начале XX века В. Кристаллер, к таким формам тяготеет со временем любое хозяйство. А современная теория социальной турбулентности уточнила – в случае достижения размеров хозяйства его естественных физических границ. Природным аналогом такого рода социальным образованиям служат ячейки Бенара, самопроизвольно образующиеся при нагревании масла на плоской поверхности. В нашем же случае ячеистой структуризации должен подвергнуться тонкий социальный слой на перегретой поверхности Земли.

Физической альтернативы этой устойчивой природной конструкции глобального мира нет. Есть только возможность либо медленного эволюционного, либо быстрого военного приближения к ней.

Некой весьма грубой моделью глобального мироустройства будущего можно признать многополярный мир. Его принципиальное отличие от сотового заключается в статичности конструкции, неравномерности рассредоточения полюсов и антагонистических отношениях между ними. Природный в своей основе сотовый мир этих отягчающих обстоятельств лишен, поскольку динамические границы его ячеек, постоянно изменяясь, устанавливаются в зоне равенства социальных и экономических давлений соприкасающихся хозяйственно-экономических регионов планеты.

Теория социальной турбулентности позволяет не только выполнить оценки устойчивой структуры, к которой тяготеет в перспективе мировое хозяйство, она позволяет рассчитать и динамику этого процесса.

Результаты расчетов показывают, что доминантами мировой экономики в ближайшие годы будут оставаться хозяйственные системы на основе США, ЕС и Китая. В следующее десятилетие список лидеров временно могут покинуть США, а присоединиться к ним смогут Индия, Мексика и Африка. А еще десятилетие спустя Австралия и Россия, потом Бразилия и Иран. Во второй половине 2030-х и в 2040-х годах ожидается некий «провал» в несущей конструкции глобального мира – резкое сокращение численности его атлантов. В этот период устойчивой из рассмотренных стран ожидается экономика одной лишь Австралии. А к середине века доминанты мировой экономики значительно изменятся. По нашим оценкам, вместо лидеров ближайших лет ими могут стать глобальные хозяйственно-политические системы («глобальные государства») на основе России, Бразилии и Ирана. При этом важно отметить, что в рамках сотовой модели глобализации появление и доминирование новых лидеров не будет означать полный уход со сцены предшественников. Это будет означать только изменение географического положения новых центров силы единого в целом сотового глобального мирового хозяйства.

Таким образом, мировая экономика для повышения своей устойчивости приобретет в процессе глобализации сотовый ячеистый характер. В результате политическую и экономическую погоду на Земле будут диктовать не одна или две-три крупнейшие экономики мира, а своеобразный ансамбль от 7 до 20 «глобальных государств» из самых разных уголков планеты (среднее число 15).

Турбулентная спираль социума

Социальное развитие протекает по турбулентной спирали.

Колебательные процессы являются отличительной особенностью развития экономических систем. Логически их нельзя объяснить действием какого-то одного фактора, одной силы. Колебания всегда являются следствием противоборства как минимум двух сил, одна из которых выводит систему из равновесия, а вторая возвращает. Широкий спектр колебаний экономических индикаторов говорит, кроме того, что по окончании экономического цикла система никогда не возвращается в исходное состояние. Она переходит на новый уровень и поэтому развивается как бы по спирали, но не идеальной гармонической, а реальной – турбулентной. Или, по-другому, развивается в рамках замкнутой траектории «странного аттрактора», как его назвал около 50 лет назад метеоролог Лоренц. С широкими границами между самыми высокими и самыми низкими траекториями квазициклического развития. (Это обстоятельство – высокая степень изменчивости индикаторов экономики при движении от цикла к циклу – свидетельствует о естественности использования наряду с математическим еще и вербального аппарата описания долговременных экономических явлений.)

Поэтому для математического описания экономической динамики необходимо как минимум двумерное приближение, в котором, помимо реальных движущих сил, учитывались бы еще виртуальные или трансцендентные показатели стабилизации хозяйственной жизни. Или, шире, помимо материальных потоков, капитала и энергии в физическом или стоимостном выражении, учитывались бы еще и деловая, творческая или социальная активность масс, пассионарность или, на физическом языке, энтропия хозяйственной системы (число ее возможных энергетических или структурных состояний).

В общем, необходимо все то многообразие показателей развития, которое входит в понятие философии хозяйства. Включая реальные факторы экономики, по которым, несмотря на огромные разночтения, выражающиеся в обилии альтернативных экономических взглядов и теорий, определенный консенсус существует. И виртуальные оценки экономики, по которым сколько-нибудь полного согласия нет и под которыми понимается все, что не укладывается в рамки принятых экономических измерений, но от чего, тем не менее, зависит экономическое развитие, включая цели развития, моральный и психологический климат в обществе, показатели культуры и т.д.

Исследования показывают, что в процессах развития турбулентных систем социальной природы потенция, отражающаяся первоначально в энергии хаотических колебаний, или, иначе, пассионарности, трансформируется со временем в полезную работу общества, которая в конце концов диссипирует в тепло, порождая новый цикл жизни.

Наблюдения за долговременными процессами развития больших хозяйственных систем (длинными циклами экономики) в двумерном приближении показывают, что в большей части цикла полезная работа общества может совершаться лишь за счет адаптации накопленных знаний и уменьшения на этой основе степеней свободы хозяйственной деятельности (снижения социального аналога энтропии системы). И лишь в малых частях начала цикла и его окончания наблюдается прямая пропорциональная зависимость между этими величинами. Причем часто пропорция экспоненциального – взрывного характера, которая говорит о революционном характере условий окончания одного цикла и зарождения нового. При этом в начале длинного цикла, который в рамках странного аттрактора предстоит пройти в той или иной степени любой стране, требуется поднять образованность населения, а затем конвертировать полученные знания в практические экономические результаты.

Россия. Раскрытие неопределенности

Непонятное многим (прежде всего европейцам) поведение России, что в ее историческом прошлом, что в сегодняшнем настоящем, объясняется четвертым правилом организации хаоса, которое гласит: чем больше физические размеры социальной системы, тем более неопределенным является ее поведение. Собрав самую точную статистику за последние 10, 20 и даже 30 лет, ничего стоящего о России не поймешь в отношении не только ее будущего, но и настоящего. Поскольку для разрешения большой неопределенности необходимо привлечение очень больших объемов информации.

Рассмотрим поэтому сглаженные по десятилетиям длинные ряды ежегодного прироста численности и удельного энергопотребления населения России в XX в. (см. рис. 2). Столетняя статистика показывает, что страна в 1920 г. начала, а в 2000-м закончила одним и тем же кризисным образом длинный, приблизительно 80-летний, цикл своего развития.

Сглаженный по десятилетиям ежегодный прирост численности населения (измеряемый в 100 тыс. чел./год) и энергопотребление на душу населения (0,2 т.у.т./чел. ) в России в XX в. ( в границах империи и СССР).

Органичность для России 80- летнего длинного цикла ее экономического развития демонстрируют не только энергетические и демографические данные XX века. Эта периодичность прослеживается и в острых политических кризисах России последних столетий (1825 – восстание декабристов, 1905 – Первая русская революция и 1985 – перестройка), и, как показали исследования ритмов российской истории Э. Азроянцем, Б. Кузыком и др., в более глубокой – тысячелетней истории нашей страны.

Поэтому Россию «аршином общим не измерить», как говорил Тютчев. У нас свой аршин. А говоря современным научным языком, свой длинный цикл экономического развития, достигающий, по оценкам теории социальной турбулентности, от 74 до 80 лет, в отличие от 50 – 60-летнего цикла США и Китая, 40-летнего ЕС и Индии и 20-летнего Японии.

Если под этим углом зрения даже бегло заглянуть в историю, то легко обнаружить, что наши планы не могут быть никакими другими, кроме как сверхдолгосрочными. Советской России, например, с ее мобилизационной экономикой понадобились библейские 40 лет, чтобы с 1917 по 1957 год из самого «слабого звена капитализма», как говорил один наш классик, превратиться в сверхдержаву и задать космические ориентиры развития всему человечеству, а американцев заставить изучать опыт советской школы.

Библейский по масштабам времени российский маневр на восстановление своего естественного положения требует адекватных планов на будущее. (Безумно великих, если угодно, с бытовой с точки зрения, как именно и воспринимало в свое время абсолютное большинство жителей Калуги «мечты» своего земляка Циолковского о выходе человека в космос.)

Поэтому нет серьезных оснований полагать, что пятый по счету после Киевской Руси, Московского царства, Российской империи и СССР вариант полномасштабного восстановления в XXI в. глобального в новых условиях Российского государства (Пятой России) будет существенно отличаться от предшественников.

Глобальная конкуренция в процессах мирового разделения труда постепенно выдавит все крупнейшие экономики в зону своей уникальности. России в этих условиях, чтобы не превратиться в белое арктическое пятно, придется стать мировой фабрикой мысли, или, по-другому, источником идей для новых технологических революций. Поскольку все остальные экологические ниши мирового разделения труда уже давно и прочно заняты. Запад никому не уступит пальму первенства в технологиях, а Китай и другие южные страны – статус промышленных фабрик планеты.

Поэтому в долгосрочной перспективе сорока лет не видится альтернативы сосредоточению интеллектуальных сил общества на фантастических по своему внешнему восприятию проектах создания, например, глобального сотового мира или искусственной жизни во Вселенной. Тем более что интеллектуальный потенциал этих проектов сосредоточен в органичных для России представлениях теории турбулентности.

Для продвижения в этих стратегических направлениях стране понадобится целая серия уникальных проектов по созданию иерархии устойчивых турбулентных структур различного качества и масштаба. В том числе:

Действующей модели искусственной жизни.

Устойчивых для глобальной экономики самоподдерживающихся региональных хозяйственно-энергетических систем страны (устойчивых кластеров региональной экономики).

Сейсмически, погодно, экологически и энергетически оптимального жилища XXI века.

Высокоманевренного малогабаритного транспорта, не требующего масштабной инфраструктуры, как то железные дороги, шоссе и т.д.

Велением глобализации, в которой уровень богатства общества уже давно определяется не землей и капиталом, а физическими размерами «мира-экономики», является расширение российского экономического пространства.

Многие полагают, что это является следствием синергизма. Однако более 60 лет назад, задолго до появления синергетики академик Колмогоров на строгом языке математических пропорций доказал, что энергия отдельной частицы единой среды тем больше, чем больше площадь физического пространства, в котором она существует, в степени 1/3! Исследования последних десятилетий показали, что этот закон в полной мере распространяется и на человека. Его социальная энергетика, его пассионарность, его наивысшая производительность труда, если угодно, тем выше, чем больше физические размеры его социальной организации.

(Закон Колмогорова можно прочитать и по-другому: значение личности человека тем выше, чем больше физические размеры общества, в котором он живет.)

Основанные на этом утверждении численные оценки показывают, что энергия 10 объединенных между собой человек может оказаться в 2 раза выше энергии отдельных 10 человек, а энергия устремленных к единой цели 240 миллионов человек, населяющих СНГ, превышает энергию 100 миллиардов разобщенных человек.

Для России с ее холодным климатом и огромными расстояниями это дает шанс естественным образом войти в мировое разделение труда в качестве «фабрики глобальных проектов». Однако реализация этого сценария всецело зависит от способности государства уверенно консолидировать вместе хотя бы 1/100 часть общества – для того чтобы российская ячейка глобального мира была сопоставима по своему весу с остальными глобальными державами, населенными миллиардами граждан.

При этом надо иметь в виду, что в силу климатических особенностей страны ВВП на душу населения в России никогда не будет превышать 2/3 западного уровня. А дифференциация населения по доходам и инфляция в силу больших размеров национального хозяйства всегда будут выше западных раза в полтора-два.

Поэтому сегодня на повестку дня ставится вопрос об образе жизни и устойчивой структуре общества практически на современном уровне производства, потребления и распределения, который по некоторым своим масштабам недалеко отстоит от советского. Этому состоянию российской экономики, по данным Левада-центра за февраль 2009 г. (Ведомости от 10.03.09), соответствуют и адекватные предпочтения граждан. В частности, «государственного планирования и распределения» «частной собственности» (пропорция этих предпочтений составляет 58% против 28%). Любопытно, но эти предпочтения близки к теоретически оптимальной пропорции между государственной и рыночной долями экономики. (Согласно турбулентной гипотезе экономики и теории организмов В. Бурдакова, эта пропорция составляет соответственно 75–50 против 50–25 и 62 против 38.)

Годы, которые до неузнаваемости изменят мир

Данные российской статистики за последние 40 лет, препарированные методами теории социальной турбулентности, говорят, что первый в современную эпоху приблизительно 18-летний цикл погружения в кризис и восстановления экономики страна пережила в 1991–2008 годах.

Следующий цикл бурного, а значит, чрезвычайно драматичного развития начался в 2009 г. и продолжится он приблизительно до 2026 года.

Как и предшествующая 18-летняя волна, нынешняя началась с кризиса, кризисом она и закончится. На этом, пожалуй, все аналогии прошедшей и наступившей волны заканчиваются, поскольку проходят эти волны в разных фазах длинного 80-летнего российского цикла. И если в первой волне спад был определяющим явлением, то во второй он будет вторичным.

Оценки количественных масштабов российского кризиса говорят, что российская экономика выйдет на докризисный уровень не ранее, чем через 4 года, а максимальный спад ВВП в России за это время составит не менее 5 процентов.

Оценки качественных последствий мирового и отечественного кризиса можно построить по соображениям турбулентной аналогии, в которой чем длиннее исторический цикл, тем вероятнее повторение качества имевших место в прошлом событий. В табличной форме результаты подобного анализа приобретают такой вид.

Вместо заключения: правила русской национальной игры в хаос

1. Игра не имеет начала и конца.

2. Цель игры у каждого участника своя, и возникает она лишь по истечении некоторого времени после ее начала.

3. В игре побеждает тот, кто создает больший по объему контролируемый хаос. Всякий создавший контролируемый хаос на представительном интервале времени является победителем на этом отрезке времени.

4. Острые победы в этой игре являются признаком грядущего стратегического поражения, а острые поражения являются предвестником победы.

5. Хаос никогда не выходит за границы определенности. Он становится лишь неконтролируемым для того или иного участника. Последнее означает, что лидерство перешло к другому игроку.

Олег ДОБРОЧЕЕВ, ведущий научный сотрудник РНЦ «Курчатовский институт»

Политический журнал

16-10-2010 10-24