«Не трогай молодого! Убей меня»: как украинские поэты гибли за родной язык

Читать на родном языке Шекспира, Вергилия, Бодлера, Вольтера, Пушкина, Лермонтова и других классиков украинцы могут благодаря гражданскому, да и просто человеческому подвигу своих земляков-поэтов, поплатившихся жизнью за свое творчество. В этом году исполняется 125 лет со дня рождения одного из них – Миколы Зерова. Даже будучи заключенным на Соловках, он вплоть до своей казни в 1937 году продолжал писать и переводить. О неоклассиках украинской поэзии — «расстрелянном возрождении» — рассказывает Любовь Жур.

Расстрелянное возрождение

В 1959 году в Париже литературовед украинской диаспоры Юрий Лавриненко издал антологию украинской литературы 1917-1933 годов под названием «Расстрелянное возрождение». С тех пор так стали именовать представителей украинской интеллигенции, пострадавших от сталинских репрессий в 30-х годах прошлого столетия. Единственным их «преступлением» стало то, что они «осмелились» творить на родном языке. Свыше ста «украинских буржуазных националистов», как нарекли их наркомы и судебные «тройки», были казнены, многих сослали или изгнали из страны.

Лесь Курбас, Микола Кулиш, Матвей Яворской, Владимир Чеховский, Валерьян Пидмогыльный, Павел Филипович, Виктор Полищук, Григорий Эпик, Мирослав Ирчан, Марк Вороной, Павло Тычина, Максим Рыльский, Микола Хвылевой –

вот далеко не полный список тех, чья просветительская деятельность в 30-хоценивалась как «социально опасная» и «оторванная от масс».

Но именно благодаря им украинская культура приобретала национальное и общеевропейское значение, обогатилась новыми стилями – экзистенционализмом, экспрессионизмом, неоромантизмом и неоклассицизмом.

Украинские парнасцы

«Главой товарищеского кружка неоклассиков», как выразился литературный критик Дмитро Павлычко, был Микола Зеров. «Советским интеллигентом, вооруженным высшей математикой искусства» называл его Филипович. Он родился в 1890 году в Полтавской губернии в городе Зенькове Зеньковского уезда в многодетной семье учителя двухлетней школы. В 1914-м Зеров окончил историко-филологическийфакультет Киевского университета, публиковался в педагогическом журнале «Свитло» и газете «Рада», защитил научный труд о казацком летописце истории Войска Запорожского Григории Грабянке, преподавал историю и литературу в мужской и женской гимназиях города Злотополя латынь. В 1917 году Зеров переезжает в Киев, преподает латынь во 2-ой Киевской гимназии Кирилло-Мефодиевскогобратства, работает редактором в библиографическом журнале «Кныгар» и постепенно приобретает известность среди местной интеллигенции.

«Антология римской поэзии» Миколы Зерова (переводы на украинский Катулла, Вергилия, Горация, Овидия, Марциала) была опубликована в 1920 году, в 24-м – выходит сборник его собственных стихов и сонетов «Камена», в 25-м журналы публикуют десятки его статей, на лекциях Зерова не протолкнуться — студенты встречают каждое его выступление овациями.

Именно в 20-х годах и образовалось поэтическое сообщество «неоклассиков». Кроме Зерова, туда вошли Рыльский, Филипович, Освальд Бургардт (писавший под псевдонимом Юрий Клен) и Михайло Драй-Хмара.

Вдохновение поэты черпали у французских парнасцев, прославившихся во второй половине XIX века критикой устаревшего романтизма.

Украинские последователи французов выступали против культурной ограниченности: «Усвоить опыт величественной мировой литературы: ее классическую пластику, строгий контур, железную логику – вот правильный путь поэзии».

Неоклассики преподавали, публиковались в «Кныгаре» и в издательстве «Слово», переводили. В частности Рыльский переводил поэзию Адама Мицкевича и Виктора Гюго, «Сирано де Бержерака» Вольтера, «Короля Лира» и «Двенадцатую ночь» Шекспира и «Евгения Онегина» Пушкина. Переводами стихов Пушкина занимался и Филипович. Он же переводил Брюсова и Баратынского, а также Бодлера, Верлена и Беранже. Другой неоклассик, Драй-Хмара, перевел на украинский Фета, Лермонтова, того же Пушкина, а также Верлена, Малларме, Метерлинка, Бодлера, Богдановича, Цвейга. Переводами Тютчева, Блока, Джека Лондона, Рильке, Шелли занимался Бургардт.

«Камо грядеши, Украино?»

Под таким названием в 1925 году Микола Хвылевый, разочаровавшийся в советской власти бывший чекист, ставший нонконформистом, опубликовал памфлет, в котором ставил вопрос о пути украинского творчества: «Каков наш ориентир в литературе: Европа или Просвещение?» (под «просвещением» подразумевалась политика образования времен НЭПа). «Ad fontеs», – ответил ему Зеров, «к истокам». Так девиз художников средневекового Возрождения стал определяющим и для украинских неоклассиков начала XX века.

Зеров рассуждал об этом так: «В наших литературных обстоятельствах все еще мало настоящей культуры, мало знаний и образованности. Чтобы писать на уровне современной Европы необходимо усвоить ее ранние достижения. Хотим мы этого или нет, но со времен Драгоманова, Леси Украинки, Коцюбынського и Франка европейские темы и формы приходят в нашу литературу и располагаются в ней. Вопрос лишь в том, как мы этот процесс усвоения культуры – европеизации – будем проходить: как неосознанные ученики, которые лишь поверхностно копируют форму, или как люди зрелые и толковые, которые с самых начал и постепенно изучают природу и дух современных литературных веяний».

Ему вторил Освальд Будгардт: «Мы хотим такой литературной обстановки, в которой ценился бы не манифест, а труд писателя, не карьеризм «человека из организации», а художественная требовательность автора, прежде всего, к самому себе».

На это Хвылевый ответил очередным памфлетом: «Европа – это опыт тысячелетий. Это не та Европа, которая, по мнению Шпенглера, находится «на закате». Не та, которая гниет, против которой направлена вся наша ненависть. Это Европа — грандиозной цивилизации, Европа – Гетте, Дарвина, Байрона, Ньютона, Маркса и т. д. ».

В литературных кругах тогда велась острая полемика. Пролетарские писатели – панфутуристы и деструкторы – со страниц своих журналов громили модернистов и неоклассиков.

Те отвечали критикой «кружковщины». Но все эти споры тогда были вне политики. Так продолжалось до смерти Ленина, который унес с собой в могилу и его политику коренизации – преимущества национальных языков в противовес «великоросскому шовинизму»

«Мечом Дамокловым нависла суровая резолюция ЦК»

Фразой, вынесенной в подзаголовок, Филипович отозвался на начавшуюся русификацию, проводимую пришедшим к власти Сталиным. Творчество на родном языке получило клеймо «националистического уклона» и «буржуазного национализма», начались гонения.

Источник: 900igr.net

Из отчетного доклада ЦК КПБ (у), 1926 год: «Среди украинских литературных групп, по типу неоклассиков, наблюдаем идеологическую работу, которая рассчитана на потакание интересам растущего числа буржуазии. Характерное для этих кругов намерение – направить экономику Украины на путь капиталистического развития».

Тогда же, в 1926 году, Зеров опубликовал сонет, ставший для него роковым:

«Как утомили меня строки готических буков,

Как хочется вдохнуть свободной грудью!

Вверху ясное солнце, где-то за горами ветер,

Сквозь не растаявший снег девятой зимы…»

Секретарь ЦК КП (б) Украины Панас Любченко в готических буквах увидел намек на советские плакаты, в желании вдохнуть свободной грудью – контрреволюционный настрой, а не растаявший снег девятой зимы связал с девятой годовщиной революции 17-го и критикой в адрес компартии. Так на карьере Зерова был поставлен крест.

Но неоклассики продолжают твердо стоять на своих позициях. В 1928 году Драй-Хмара посвятил своим близким по духу сонет «Лебеди»:

О гроно п’ятірне нездоланих співців,

Крізь бурю й сніг гримить твій переможний спів,

Що розбиває лід одчаю і зневіри.

(О гроздь пяти непобежденных певцов,

Сквозь бурю и снег гремит твое победное пение,

Что разбивает лед отчаяния и уныния.)

«Гроздь пяти» – Рыльский, Зеров, Филиповыч, Бургардт и сам Драй-Хмара. Поэты преподают и публикуются до 1929 года, а потом «подозрительные» издательские дома, журналы и газеты закрывают, на авторов ставят клеймо «антисоветских писателей».

В суд по билетам

В 1930-м начинается громкий «процесс СВУ».

«Союз освобождения Украины (Союз визволення України, СВУ) – контрреволюционная украинскаябуржуазно-националистическая подпольная организация, главной целью которой было провозглашение независимости Украины. Во второй половине 1929 года Гос.Полит.Управление УССР раскрыло СВУ. В 1930 году начался судебный процесс по СВУ…»

Из «Советской энциклопедии Украины», 1972 год

«В 1989 году Пленум Верховного Суда УССР отменил судебное решение по делу СВУ в связи с отсутствием состава преступлений и реабилитировал всех членов этой так называемой СВУ».

Из архивов ГПУ–НКВД–КГБ, №1, 1994 год

«СВУ – политическая организация, образованная в Восточной Галиции в 1914 году, главной целью которой было провозглашение самостоятельности и соборности Украины. В 1918 была формально ликвидирована».

Из энциклопедии украиноведения, 1993 год

Процесс по делу СВУ был даже более чем открытым. Как своеобразный, страшный, показательный спектакль он проходил на сцене Харьковского оперного театра, и на это «представление» даже продавались билеты.

По итогам этого суда было репрессировано 474 человека: 15 казнили, 192 получили различные сроки, 87 выслали из страны, 124 освободили от наказания.

Похороны Николая Хвылёвого, 1933 год

Рыльского арестовали в 1931-м. Год он просидел в Лукьяновке – знаменитой киевской тюрьме. Этого ему хватило, чтобы принять советскую действительность и даже стать официальным советским поэтом. Бургардт бежал в Германию, где впоследствии вышли две его знаменитые поэмы «Проклятые годы» и«Пепел империй». Центральными темами этих произведений стали трагическое уничтожение украинской культуры во время сталинизма и нечеловеческая жестокость второй мировой войны.

В 1933 по обвинению в контрреволюции арестовали Драй-Хмару. «Криминальным» был назван его сонет«Каменец», в котором описывались «ужас средневековья, тьмы и гнета» в УССР. Через два месяца поэта отпустили, но отныне все двери для него были закрыты, он стал изгоем. А спустя еще два года его как«опасного элемента» сослали на Колыму. В 1935-м арестовали и Филиповича.

Из дневников и писем супруги Зерова Софии:

«Среди участников процесса были близкие Зерову люди: Рыльский, Ананий Лебедь. Тогда Николая пригласили в качестве свидетеля. Мне потом рассказывали, что когда выступал Зеров, его слушали все, затаив дыхание. С того времени его положение ухудшилось. Вскоре начали появляться язвительные упреки в его сторону за отрыв от масс и неактуальную тематику… Жизнь была преисполнена испуга и тревоги. Время от времени приходили сведения о новых арестах. ”Как тебе кажется, придут ли за мной сегодня?” – спрашивал вечерами меня Николай. “Нет… не придут, ложись спать”, – неуверенно отвечала я».

«Ему даже молчать запретили»

В 1934 году партком объявляет Зерова «местным националистом», и ему запретили читать лекции в университете. «Николая лишили возможности быть критиком, поэтом, историком литературы и редактором. Его поставили вне литературы, отняв возможность работать. Отобрали все, кроме профессорского звания, но надолго ли? – писал еще один представитель неоклассиков Виктор Петров. – Ему даже молчать запретили. По любому поводу от Зерова, как и от Филиповича, требуют самокритичных заявлений и политических деклараций».

В довершении всех бед скончался 10-летний сын Зеровых, Костя, жена оказалась в больнице, и изгнанный отовсюду поэт из Киева едет на заработки в Москву. Его арестовали в ночь на 28 апреля 1935 года, в подмосковном Пушкино и, предъявив обвинение в руководстве СВУ, этапировали в Киев. Те же обвинения предъявили Драй-Хмаре и Филиповичу.

Из протоколов по делу Зерова:

28 апреля:

— Вы арестованы по обвинению в причастности к организованной контрреволюционной деятельности. Назовите фамилии ваших соучастников.

— Ни к какой контрреволюционной деятельности я не причастен. Следовательно, соучастников назвать не могу.

20 июня:

— Следствием установлено, что вы являлись руководителем контрреволюционной организации и проводили активную националистическую деятельность.

— Руководителем я не был, о существовании ее не знал и никакой деятельности в ней не проводил.

— Ваш ответ ложный.

9 июля:

— Что вы можете сказать о своей контрреволюционной деятельности?

— Признаю себя виновным, что приблизительно с 1930 г. принадлежал к руководящему составу контрреволюционной националистической организации.

11 июля:

— Признаю, что вся моя деятельность была направлена против советской власти и партии.

Мемориальная доска М. Драй-Хмары в Киеве. Фото: unn.com.uaВ феврале 1936 года военный трибунал Киевского военного округа в закрытом заседании без участия обвиняемых и их адвокатов вынес приговор: Зеров и Филипович получили по 10 лет заключения в СЛОНе – Соловецкомисправительно-трудовом лагере, а Драй-Хмару, который так и не признал своей вины, на пять лет отправили на Колыму, в ГУЛАГ.

Мир реальности и мир фантазий

Вместе с другими осужденными Зерова и Филиповича привезли на Соловки в июне 1936 года. На лесоповал Зеров не попал по состоянию здоровья и был поставлен на хозработы.

А вечерами «уборщик» переводил Байрона, Лонгфелло, Пушкина. В тюрьме он закончил украинский перевод «Энеиды» Вергилия, однако рукопись была утрачена.

Из писем жене Софье:

«Зачем я занимаюсь всем этим? Право не знаю. Скорее для того, чтобы не утратить сознание и связь с реальностью, с прошлыми интересами и занятиями».

Другой узник СЛОНа, украинский поэт и переводчик Василий Мыснык вспоминал: «Зеров – новый наш уборщик – часто хвалился книгами, которые присылали ему друзья и жена. Вечерами он заходил ко мне в барак и читал новые страницы своего перевода «Энеиды». Когда я слушал его, мне казалось, что окружающий нас мир в том момент был чьей-то фантазией, бредом нездорового человека, а реальность – чудесный перевод поэмы Вергилия». Зеров, по словам Мысныка, был воплощением настоящей свободы духа, которая производила сильное впечатление на каждого, кто с ним разговаривал.

Летом 1937 года режим лагеря ужесточился: рукописи и книги отнимали, все чаще арестантов отправляли на Секир-гору. На этом месте в XV веке святые соловецкие чудотворцы Герман и Савватий секирами рубили лес, откуда и появилось название. Спустя сотни лет здесь стали обрубать тысячи человеческих жизней.

Здание пересыльной тюрьмы в Кеми. Фото: gulagmuseum.org

19 сентября 1937 года Софья Зерова получила от мужа последнее письмо:

«Дорогая моя Сонушка, погода у нас уже осенняя, рано темнеет, идут дожди. Занятия мои идут в прежнем порядке: все тот же Вергилий, Лонгфелло. Шекспир все еще ожидает своей очереди. Из новых моих аппетитов, о которых я писал тебе, кажется, проявился по-настоящему только один – почти ежедневно час-другой сижу над итальянской грамматикой. Уже мог бы читать«Божественную комедию». Если будешь отправлять посылку, то положи туда немного бумаги, тетрадок и калоши. Живу в работе, мыслях и книгах. Целую крепко, твой Коля».

Но посылки на Соловки одна за другой начали возвращаться. София Зерова стала писать во все правительственные инстанции. Официальный ответ прозвучал так: «Зеров умер в больнице».

Спустя десятилетия архивы НКВД открыли истину.

«Совершенно секретно. Начальнику управления НКВД Ленинградской области комиссару Заковскому. В соответствии с мои приказом №00447, приказываю с 25 августа начать и в двухмесячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных, контрреволюционных элементов, содержащихся в тюрьмах главного управления госбезопасности. Все перечисленные контингенты, после рассмотрения их дел на тройках УНКВД, подлежат расстрелу. Вам для Соловецкой тюрьмы для репрессирования утверждается 1200 человек»

Нарком внутренних дел СССР генеральный комиссар госбезопасности Ежов.

«Совершенно секретно. Только лично капитану госбезопасности Матвееву. Предписание: предлагается, осужденных особой тройкой НКВД Ленинградской области, согласно прилагаемых копий протоколов, всего в количестве 1016 человек, содержащихся в Соловецкой тюрьме главного управления госбезопасности НКВД СССР, расстрелять. Для этой цели вам надлежит немедленно выехать в г. Кемь, связаться с начальником Соловецкой тюрьмы, которому дано указание о выдаче осужденных, привести приговор в исполнение, согласно данных вам лично указаний».

Начальник управления НКВД Ленинградской области комиссар госбезопасности первого ранга Заковский, 16 октября 1937 г.

Зерова и Филиповича расстреляли 3 ноября 1937 года.

Драй-Хмара оказался на колымских золотых приисках. «Здесь тяжело. Ноги опухли, часто совсем обессилев, я теряю сознание…», – писал он жене. Официально он умер «от сердечной недостаточности» в 1939 году. О гибели поэта рассказал сидевший вместе с ним Михаил Добровольский, который до репрессий возглавлял комсомольскую организацию Удмуртской АССР: Драй-Хмару убил «как всегда находившийся под мухой» конвойный. Однажды во время работ к бригаде Добровольского и Драй-Хмарыподошел конвой. «Доходяг» выстроили в шеренгу и начали стрелять из маузеров в каждого пятого. Рядом с Драй-Хмарой стоял его знакомый студент по имени Володя, вспоминал Добровольский. Этот Володя и стал очередным, попавшим под прицел маузера. «Не трогай молодого! Убей лучше меня», – крикнулДрай-Хмара. Конвойный просьбу удовлетворил.

Правосудие свершилось спустя два десятка лет.

«Постановлением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 марта 1958 г. приговор Военного трибунала Киевского военного округа от 1-4 февраля1936 г. и постановление особой тройки УНКВД по Ленинградской области от 9 октября 1937 г. были отменены, а дело прекращено «за отсутствием состава преступления»».

Из архивных материалов, использованных в документальном фильме «Соловецкие узники из Украины. Николай Зеров».

Изображение: Заключённые прибывают в Соловецкий лагерь, 1920-е годы

Источник: rustoria.ru