С нашей точки зрения, современный мир испытывает значительные изменения в сфере политики, возникают новые формы политических конфликтов. В целом нынешняя ситуация остается крайне противоречивой. Высокоразвитый Запад и Север находится между двумя эпохами – эпохой модерна и новой эпохой, для которой и был изобретен термин постмодернизм. Другие уголки мира все еще живут в условиях до-модерных форм, и в результате развитые страны существуют в противоречивой и сложной матрице до-модерных, модерных и постмодернистских форм.

Быстрые изменения создают новые опасности, такие как возможность утраты традиции гуманизма и Просвещения, появление радикальных политических движений. Старые теории, идеи, способы мышления и анализа, требуют решительного обновления.

Сегодня мы наблюдаем интересную мутацию политической мысли и практики, параллельно которой идут изменения в теории. При этом мы видим не «постмодернистскую политику», а скорееконфликт представлений, возникший из-за неясных социальных изменений и множества постмодернистских теорий.

В то же время, разные постмодернистские теории политики это не просто концептуальные построения, но разные политические тенденции в общественной, да и повседневной жизни. Так по мере того, как новые технологии затронули каждый аспект жизни, а капитал создал новую глобальную экономику, политика также принимает новые формы и содержание.

Вообще говоря, сам проект современной политики был направлен на определение и реализацию таких универсалистских целей как свобода, равенство, справедливость, пытаясь создать для этого надлежащие институты власти. Современная политика возникла из проекта Просвещения, предполагая существование демократической общественной сферы, в которой люди могут обсуждать политические проблемы, практически влияя на общественные дела.

В то же время, обещания модерна и современной политики выполнялись редко. Всю эпоху модерна трудящиеся жестоко эксплуатировались капиталом; женщины получили полные демократические права только в 20-м веке, и в большинстве стран мира продолжают страдать от патриархального доминирования над ними; цветные систематически страдают из-за расистской дискриминации; интересы развивающихся стран по-прежнему ущемляются империалистическими силами.

И все же, несмотря на войны, бедность, экономическую депрессию и крайнюю несправедливость, царящую в мире, современная политика остается оптимистичной; и в самом деле, есть нечто религиозное в ее вере, что прогрессивная логика истории скоро осуществится. Как вера Просвещения в лучшее будущее вдохновляла и либерализм, и марксизм. Так современная политика обрела свои твердые ценности и утопическое видение мира всеобщих свобод, равенства и гармонии.

 

Формы постмодернистской политики

Постмодернистская политика как таковая сформировалась в 1960-е годы, когда возникло множество политических групп. Ее развитие четко связано с социальными движениями во Франции, Соединенных Штатах, а также с новыми постмодернистскими теориями. Утопическим видениям будущего в эпоху модерна, оказалось, непросто продлить жизнь, и они повсеместно стали уступать перед напором цинизма, нигилизма, а в некоторых случаях и правых сил. Это открыло дорогу к политической раздробленности, и в 1960-е возникло множество конкурирующих движений. Прежнее внимание к общественной сфере и перестройке институтов власти сменил акцент на культуру, идентичность, повседневную жизнь; макрополитику начала сменять микрополитика локальностей и субъектов. Возникли новые, соперничающие между собой теории постмодернистской политики.

Постмодернистская политика имеет множество форм, включая «анти-политику» Бодрийяра и его последователей. Французский мыслитель представил циничный, печальный отказ от веры в социальный прогресс, но он также приложил усилия для создания новой, обновленной политики. Радикальная и аполитичная теория Бодрийяра учит нас видению мира парализованного и замороженного, в котором массы людей погружены в безразличие и бездействие. По Бодрийяру, все, что нам остается, это «отдаться тому времени, что нам осталось».

Противоположность подобной негативистской и нигилистской мысли это мысль позитивная, утверждающая. Такие постмодернистские теории простираются от течения «Нью-Эйдж», до психологических оппозиционных течений, отстаивающих ценность самопознания.

Популярні новини зараз

США оприлюднили секретні дані про вбивства Путіна

В Україні вслід за яйцями подорожчав ще один базовий продукт

ПФУ показав несподівану динаміку зарплат для розрахунку пенсій у 2024 році

В Україні можуть заборонити "небажані" дзвінки на мобільний: про що йдеться

Показати ще

Такова позиция Фуко, Лиотара, Рорти, которые отрицают глобальную политику системных изменений в пользу перемен на локальном уровне, защищающих свободу личности и социальный прогресс. Фуко и Лиотар отрицают категорию «всеобщности» как «террористическую», ища новые стили жизни и множество языковых игр. Рорти ищет «новые описания» действительности во множестве голосов социального «разговора», отводя философии ограниченную роль в частной жизни.

Эта форма постмодернистской политики, таким образом, представляет собой перекрашенныйлиберальный реформизм, подрывающий все попытки нового видения реальности на основе более радикальной и смелой политики сотрудничества и солидарности людей.

Другая типология охватывает постмодернизм, сочетающий политику модерна и постмодерна. Эти формы представлены Лакло и Муффе. Отказываясь от марксистской идеи классовой борьбы, Лакло и Муффе считают «новые общественные движения» 70-х и 80-х источниками прогрессивных изменений, способных принести «радикальную демократию». Их подход очень похож на подход Хабермаса, который рассматривает Просвещение как «неоконченный проект», с той разницей, что Лакло и Муффе считают, что постмодернистская теория имеет радикальный потенциал, а Хабермас полагает, что она ослабляет традицию Просвещения, усиливая иррациональные и консервативные традиции.

Наконец, есть еще одна форма постмодернистской политики, возможно, доминирующая сегодня, известная как «политика идентичностей», которая часто выглядит претенциозно, но в действительности не способна принести системные изменения и новые формы радикальной борьбы. Помимо фетишизации идентичностей (пола, расы, сексуальной ориентации и т.п.) политика идентичностей часто следует за особыми группами интересов, которые находятся в оппозиции не только к господствующим группам, но и к группам притесняемым, подавленным.

Хотя политика модерна направлена на такие универсальные ценности как гражданские свободы, уменьшение неравенства, реформы институтов власти, постмодернистская «политика идентичностей» служит особым группам интересов и сама же конструирует их. Политика идентичностей сегодня – явно или неявно, опирается на критику марксистской политики.

Отказ от универсальных ценностей приводит к появлению таких понятий, как микрополитика, плюралистическая демократия, а также политизации множества вещей в повседневной жизни. В то же время, отказ постмодернизма от универсальных ценностей приводит к появлению ряда проблем.

 

Сила и слабость постмодернистской политики

Одна из ключевых идей поворота к постмодерну, предложенная Фуко, состоит в том, что власть присутствует повсюду, на заводах, в школах, тюрьмах, больницах и других общественных институтах.

Эта идея и подавляет, и воодушевляет одновременно, поскольку открывает возможности новых форм борьбы с капитализмом, государством и бюрократией, с репрессивной организацией жизни внутри потребительского общества – вдоль линий идеологически созданных идентичностей.

В постмодернистской политике каждая сфера общественной жизни ставится под сомнение и становится местом борьбы, причем культура становится критически важным местом борьбы интересов. Как считали такие мыслители как Райх и Адорно, фашизм имеет корни не только в кризисе монополистического капитала, но в подавлении самих человеческих инстинктов и возникновении «авторитарной личности». Политическое образование, воспитание рационализма и моральных качеств – все это оказывается очень слабым противником засасывающей пучины развлекательного телевидения, блокбастеров, Интернета, моды и рекламы, потребительства. Потому настолько и важна для нас борьба с господствующей культурой, что нам необходимы новые способы видения, ощущения, понимания и мышления, наконец, самого бытия, которые могли бы стать катализатором широких общественных и политических трансформаций. Эпический театр Брехта, театр жестокости Арто, антинарративное кино Годара – все они предлагали иное видение реальности.

Как считал Баро, капитализм вызывает у нас потребности и желания, но не способен удовлетворить нашу жажду свободы, справедливости и достойной жизни. Потому задача радикальной культурной политики состоит в том, чтобы вскрыть то, как система деформирует наши желания, ограничивает нашу свободу и жажду справедливости, в то же время, порождая видения того, как добиться этих целей. Потому радикальное отрицание общества некоторыми модернистами (Кафка, Беккет, немецкие экспрессионисты и др.) и имеет для нас столь важное значение, так же как и работы, Блоха и Маркузе, поскольку они вскрыли такие формы угнетения человека, которые ранее оставались неосознанными.

Различные формы постмодернистской политики имеют потенциал освобождения от абстрактного и идеологического универсализма Просвещения и редукционистской классовой политики марксизма, однако они обращают внимание в основном на политическую борьбу отдельных групп, способствуя их дальнейшему разъединению. Политика идентичностей часто выстраивается вокруг разделения на «мы» и «они».

Именно это произошло с феминизмом и экофеминизмом, которые заклеймили мужчин и «мужскую рациональность», восхваляя женщин как носительниц миролюбия и вселенской любви, к тому же более «близких к природе». Движение черных националистов в 1960 вообще было расистским, буквально демонизируя белого человека как носителя мирового зла. Подобным образом политика некоторых групп геев и лесбиянок фокусировалась исключительно на их собственных интересах, а некоторые экологические движения не желали иметь дело с другими группами, особенно людей иного цвета кожи. Каждая из таких групп агрессивно отстаивала свою идентичность как единственно возможную. Разделение на «хороших» и «плохих» сталкивает людей друг с другом, делая невозможным сотрудничество ради достижения общих целей – в этом одна из важных слабостей постмодернистской политики.

 

Новая политическая территория

Для преодоления отчуждения и социального подавления, постмодернистская теория предлагает ряд подходов. Так, предлагается радикализация демократии. В отличие от прежних идеологий, предлагавших некую общую для всех истину, постмодернисты предлагают микрополитику, акцентирующую различия и конфликты, и в то же время необходимость уважения друг к другу. Это создает основу для эгалитарных и демократичных отношений между людьми.

В то же время будет ошибкой проводить слишком острое различие между парадигмой модерна и постмодерна, представляя первую как насквозь устаревшую и репрессивную, а вторую как свободолюбивую и прогрессивную. В обоих из них есть и прогрессивные, и регрессивные элементы.

Сегодня мы находимся между двумя историческими эпохами – модерна и постмодерна. Проблема в том, чтобы увидеть их взаимодействие и использовать их возможности. Новая, более плодотворная политика должна стать посредником между двумя традициями, создавая новый синтез, основанный на общих интересах и философских принципах, преодолевая догматизм любого толка.

Новая политика должна также преодолеть и евроцентризм, оживив разнообразные местные инициативы и кампании. Сегодня, поскольку процессы модернизации включают и процессы «постмодернизации», когда такие мощные организации как МВФ, Мировой Банк, ВТО связывают культуры и технологии развитых и развивающихся стран, последние должны сопротивляться не только наступлению капитала, государственному контролю, но и глобализированной культуре, новым идентичностями, давлению глобальных СМИ.

В то же время, пока невозможно предсказать, какую форму в будущем примет новая территория политики. В мире, где все постоянно меняется, и модернизм, и постмодернизм выглядят чем-то односторонним. Новое тысячелетие требует новых политических подходов и нового мышления.

 

Новый синтез

Сегодняшняя ситуация, когда мы находимся между модерном и постмодерном, старым и новым, традицией и современностью, глобальным и локальным, всеобщим и частным, и множество других сложностей вызывает головокружение, тревогу и даже панику. Политика, искусство, да и сама жизнь полна всех этих симптомов.

В действительности, у каждой из политических парадигм есть свои сильные и слабые места, и нам нужна творческая комбинация лучшего, что в них есть. Так, нам нужно сочетать такие ценности эпохи модерна как солидарность, сотрудничество, универсальные права, макрополитика с постмодернистскими идеями различий, множественности, идентичности и микрополитики. Сегодня задача состоит в том, чтобы создать то, что Гегель называл «единством в разнообразии», новый политический синтез, где различные тенденции исторического развития сливаются в полноводном потоке.

Таким образом, главный вопрос нашего времени состоит в том, какой путь в будущее мы выбираем: дорогу, которая ведет к объединению людей, или ту, что ведет к хаосу? Вопрос можно поставить и иначе: выберем ли мы путь к миру или путь к войне? Путь к социальной справедливости или к еще худшему неравенству и бедности? Станем ли мы на модернистский путь безграничной, безумной экспансии глобальной капиталистической экономики, породивший перманентный экономический, социальный и экологический кризис, или создадим устойчивое общество, живущее в равновесии с природой? Пойдем ли мы по новому постмодернистскому пути, отбросив все лучшее, что было в прошлом, или выберем иную дорогу, оставшись верными традициям Просвещения и демократии, ведомые видением более справедливого, разумного и здорового будущего?

Будущее зависит от того выбора, который мы совершаем, от той политики, которую мы выбираем. Но только политика сотрудничества и солидарности способна ответить на вызовы, которые перед нами поставило новое тысячелетие.

С.Вест, Д.Кельнер

 

Перевод Андрея Маклакова, Диалоги

Полный текст документа доступен по адресу:

http://www.gseis.ucla.edu/faculty/kellner/essays/postmodernpolitics.pdf