В истории древнегреческой мысли существует курьез, не замечаемый большинством интерпретаторов. В учении Анаксимандра «апейрон» (ἄπειρον) означает принципиально неопределенное, бесконечное, беспредельное, неограниченное, которое является началом всего.

Однако с чисто языковой точки зрения первичным представлением является вовсе не «апейрон», а то, из чего происходит и постигается «апейрон». В переводе с греческого «пейрос» (πειρος) — предел, частица «а» (ἄ) — отрицание, то есть буквально — «то, что не имеет предела, ограничения». То есть представление о Пределе является изначальным, потому как именно оно формирует происходящее от него представление о неограниченности, бесконечности и беспредельности.

Из этого недоразумения возникают две большие традиции.

Анаксимандр Милетский (615-546 гг. до н.э.), ученик Фалеса Милетского (637/624-547/558), а также учитель Анаксимена Милетского (585/560-525/502 гг. до н.э.) и возможно Пифагора (570-490 гг. до н.э.). В Древней Греции того времени говорили о «семи мудрецах» (οἱ ἑπτὰ σοφοί), а не о философах. Анаксимадр — мыслитель-мудрец, потому как лишь после самоопределения Пифагора как философа мыслителей-мудрецов начали ретроспективно называть философами.

Представление о бесконечном, наличном и единственном апейроне Анаксимандра уже у Парменида (540/515-470 гг. до н.э.) оформляется как Бытие, и с тех пор философия всю мудрость укладывает в это самое Бытие.

Другая традиция лет через 150 после Анаксимандра стараниями Протагора (485-410 гг. до н.э.) пытается вернуться к изначальному Пределу и начинает исследовать предельное, неопределенное, находящееся между конечностью и бесконечностью, делимостью и неделимостью, иное и проблемно определенное, множественное и обнаруживающее пределы всяких представлений и т.д. — это традиция софистики.

Традиция философии вступает в столкновение с софистикой. И вместо того, чтобы признать или хотя бы легитимировать внутри себя, не говоря уже о том, чтобы поддержать, софистику, философия на основании критики софистов Сократом и стараниями Платона и Аристотеля выставляет софистику как обман, глупость, подтасовку и манипуляцию, а в перспективе лишает ее интеллектуальной легитимности и предает забвению.

Чтобы вернуть начальность, важность и интерес к представлению о Пределе, нам нужно последовать по мыслительным стопам софистов. Пределы софистичны, а не философичны.

Предельное мышление софистики допускает беспредельное, поскольку беспредельное в своем представлении происходит из предельного. Весьма немудро мыслить беспредельное, не мысля Предел. Однако не всякое беспредельное мышление начально допускает Предел, как это оказалось в философии, которая полагает Предел как объективный, как противоречие, в том числе онтологическое, или же утверждает, что всякое начало предел, но не всякий предел начало. Признать предел началом значило бы для философии отказаться от изначальности и единственности Бытия.

В софистическом залоге — Предел («пейрос») суть начало всего, а не бесконечное («апейрон») суть начало всего, как это осталось в философии.

В софистическом залоге: Предел начало, Предел сущность, Предел явлен, а предельность проявлена, однако Предел — не основание. В этом смысле основание разрабатывает уже философия.

В предельном мышлении нет ничего правильного или неправильного. В предельном мышлении нет никаких норм. В предельном мышлении нет никакой мудрости, поэтому философия здесь совершенно бессильна. Помышление Пределов изначально софистично.

Оспаривание Пределов в мыслесопоставлении есть явленное утверждение самих Пределов. Спор пределен. Мыслесопоставление не избегает Пределов, но может ориентироваться вне Пределов.

Популярні новини зараз

Українців у Польщі попередили про нові правила отримання карти побиту

В Україні подорожчає електроенергія: від 5,6 до 9 гривень за кіловат у різний час доби

"України більше не існує": Трамп вибухнув нищівною критикою на адресу Зеленського

Путін міг радитися щодо війни з шаманами - ЗМІ

Показати ще

Беседа есть попытка скрыть, игнорировать или открыто обозначить Пределы. Сокрытие, игнорирование или недоговорные разногласия о Пределах превращают беседу в спор. Договорные разногласия позволяют сохранить беседу.

Предел суть допущение Иного. Без Иного нет Предела. Бесконечность не поглощает Иное так, что остается Бесконечностью. Поглотившая Иное Бесконечность обращается в Неопределенность, Пустоту и Хаос.

Как угодно помысленное, волеемое, веруемое и патируемое не может избежать Предела. Без Предела недопустимы ни Бытие, ни Небытие, ни Инобытие, ни Внебытие, ибо они допустимы лишь через Предел. Хаос и Пустота предельны в своей обратимости друг в друга через Бытие.

Все предельно, и Бог пределен. Не в парадоксе всемогущества, который в авторских «Софизмах» показан как непарадокс, то есть загадка, которая имеет отгадку. Бог пределен за пределами всего, что ему можно приписать, включая мир, пространство и время. Пределы Бога — Пустота и Хаос. То есть Пустота и Хаос внебожественны. Бог может творить из Пустоты, но Бог не может творить в Пустоте. Бог может упорядочивать Хаос, но Бог не может упорядочивать внутри Хаоса.

В любых представлениях начало и конец мира есть проявленные Пределы Бытия, относительно которых можно обсуждать не только их явленную предельность, то есть их допустимость, но и сущностную предельность, то есть насколько они предельны в недопустимой инаковости.

Вопреки Пармениду, Платону, Аристотелю, Гегелю и Хайдеггеру — Бытие суть неизначально: Бытие суть из Предела Иного.

Иное суть небытийно, поскольку Иное Бытие принципиально отлично от инобытия. По Гегелю инобытие — свое другое, то есть противоположность бытия как понятия в нем самом, полагающая его развитие и выход за свои пределы. Гегелевские Пределы внутри Бытия суть Пределы мнимые, полагаемые в противоречии, где затем наступает снятие. Иное Бытие суть прежде всего Вне-Это-Бытие.

Без преодоления даже Бытию не быть. Преодоление Предела суть встреча с Иным, допущение-воображение и обналичивание-освоение Иного и опять отступление-убегание Предела в Иное. Предел, таким образом, абсолютен: Преодоление Предела суть его отступление-убегание, а не его пересечение, сдвиг или уничтожение. В каком-то смысле своей псевдоактивности, Предел позволяет лишь приблизиться к себе, но не пересечь себя.

Абсолют пределен во всяком представлении-воображении-допустимости об Абсолюте, ибо представление-воображение-допустимость тоже предельны. Как предельны и мыслимость-волеемость-веруемость-патичность. Если Предел немыслим, неволеем, неверуем или непатируем, то это значит, что мышление, воля, вера или патия не были достаточно всеохватны, чтобы наткнуться на Предел.

В любой попытке мыслить «апейрон» не обойтись без «пейроса». Всякая Беспредельность в своей мнимой абсолютности ограничена абсолютностью Предела.

Предел не вполне адекватно может быть понят в языке. Неопределенность предельна в Определенности. Однако Предел не связан с Определенностью или Неопределенностью. Предел не происходит из Определенности и не допускается как определенный.

Предельность суть инаковости. Две разные неопределенности допустимо сущностно предельны. Иное сущностно множественно. Столкновение с Пределом всегда допустимо как столкновение с Пределами в их множественности.

Иное по своему помышлению разнообразнее, нежели неопределенность. Иное суть не только Неопределенное, но также Немыслимое, Невообразимое и Недопустимое. Однако даже такие о нем общие представления не исчерпывают его мощности в помышлении, веровании, волении и патичности.

Полагание пределов — помышление иных допустимостей и возможностей. Это постановка и ответ на вопрос: что не допустимо (принципиально, ни при каких условиях) для этой онтологии или для Бытия вообще?

Предел преимущественно неинструментален и неоперабелен. Лимитология суть оперирование проявленными Пределами. Но не все явленные Пределы проявлены. Сущностные Пределы не все явлены.

В авторской Лимитологии проявленные отношения предельности рассматриваются как Допредельность, Определивание, Запредельность, Черезпредельность, Межпредельность, Обеспределивание. Предел суть неизбывен и непреодолим ни в Допредельности, ни в Определивании. Предел суть и преодолим в Запредельности, Черезпредельности, Межпредельности. Предел суть избывен в Обеспределивании.

Сущности, неявленные и непроявленные, беспредельны. Однако сущности, являющиеся и проявляющиеся, предельны. Явленность сущностей привносит неопределенную предельность. Проявленность сущностей определяет Пределы.

В соотнесении сущностей, явленных и проявленных, Пределы допустимы как сущностные, а также мыслимы как явленные и обнаружимы как проявленные.

В явленном допустимы растворения-сгущения, течения, мерцания, однако сущность не одна — сущностей много. И сущности суть не каша и не бульон. Между сущностями нет различия, потому что нет ничего иного, кроме сущности, того, что могло бы установить различие. Сущности разные, и эта разность предельна в явленном.

Разные сущности соотносятся вне отношений, через Предел. Разные явленные допустимы в различении Мезоса, где Предел полагается мышлением как сущностный. Сосущности мышления в явленном соотносятся, а как собственно сущности полагаются несоотносимыми. Лишь в проявленном явленные сущности вступают в определенные отношения.

Мезос суть мыслительная конструкция соотнесения сторон, между которыми нет отношений. Мезос суть не любовь и не патия. Мезос суть лишь допустимость отношений, но не отношения собственно. Мезос мыслителен. Мезос суть не волевой и не веровый. И в таком своем качестве мезос суть нефеноменологические момент-единица-аспект (все слова неточные) мышления.

Мезо-мышление соотнесений отлично от мышления отношениями, где мыслятся отношения, противоречия, разрешения-снятия и т.д. Предельное мышление отлично от мышления непредельного, где все пребывает в связях, разрывах, переходах и т.д.

Всякие отношения предельны, а не бесконечны. Нормативное мышление задано через отношения, поскольку отношения пронизывают все: и нас, и вокруг нас и даже далеко вне нас, если это далеко все еще бытийно.

Ненормативное мышление вне отношений исследовалось в софистике как мышление на пределах, в столкновении с пределами и в попытках помыслить запредельное. Философия исчезающе редко мыслила предельно. Точно так же в богословии — апофатическое богословие доминирует в то время, как катафатическое богословие либо же считается принципиально невозможно, либо выглядит совершенно беспомощным.

Небытие — не Предел Бытия, а негативная проекция Бытия. Не бывает никаких отношений к Небытию.

Бессмысленно любить Небытие. Бессмысленно любить тех, кто любит Небытие.

Отношение к Небытию, то есть всякая любовь, всякая патия, приводит к уничтожению такого отношения. Отношение к Небытию не самозамкнуто, а самоотрицательно, самоубийственно.

Любовь часто пытается выдать себя за континуальный абсолют в предвосхищении патии. Однако в мыслительном предвосхищении любовь контингентна, ненеобходима, случайна. Неконтингентность любви удерживается самостно, то есть мыслительным, волевым и веровым образом.

Если бы любовь была абсолютной, то в христианстве не нужно было бы призывать к любви к Богу и к любви к ближнему. Бессмысленно призывать к тому, что и так пронизывает самость.

Если же призыв к любви есть, то значит для самости любовь не абсолютна. И здесь нет никаких точек зрения или видений. Любовь — это не видение, а ориентация патии, веры, воли. Поскольку сама патия любви мимолетна и удержана может быть верой и волей через помышление ее как сущностной, сообразной самости, осмысленной и перспективной.

Точно так же мимолетны ненависть и вражда. Война и враг допустимы как столкновение с Пределом без допущения Иного.

Отношение к врагу разрушительно и предельно. Враг должен быть уничтожен, чтобы сохранить себя и возможность иных отношений вне врага.

Любовь к врагу допустима вне состояния войны врага, который пытается нас уничтожить. Пока враг нас ненавидит, его можно любить. Если враг нас уничтожает, его нужно уничтожать безжалостно, но без ненависти и где-то даже любя.

Чистое уничтожение врага допустимо вне патии — мыслительно-волевое и в ориентации веры на смысл и перспективу вне вражды. Патия войны оказывается лишь на стороне бытия самости, вне небытия врага, которое разрушительно, особенно, если оно бессмысленно и бесперспективно.

Известно библейское изречение Матфея (Мф. 5:44) «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.»

Это рефлексия для упреждения ресентимента. Война — уже не ресентимент, а производство небытия. Поэтому отношение к врагу есть мимолетная антипатия, ведь врага уничтожают, прекращая и саму антипатию. То есть патия к врагу как антипатия, направлена на разрушение самой патии-антипатии.

Об отношении к врагу можно многое понять в изречении, приписываемом Александру Македонскому: «Ищи друзей среди врагов, а врагов среди друзей».

То есть любовь к врагу понятна при его превращении в друга. Это возможно при осознании бессмысленности и бесперспективности войны обеими сторонами или хотя бы инициатором-агрессором. Пока враг воюет и не готов меняться, нет к нему никакой любви.

Пограничная ситуация экзистенциальна: она есть стечение особых событий и обстоятельств в экзистенциальном переходе. Пограничное состояние переживается пред лицом смерти, вины, тяжелых жизненных испытаний, сильных стрессов.

Предельное состояние не следует путать с пограничной ситуацией. Предельное состояние суть столкновение с Пределом. Предельное состояние суть транзистенциальное — это встреча с Иным и предварение таких изменений, которые имеют неэкзистенциальный характер, и трасценденция суть лишь одно из пониманий такого Преодоления. Предельное состояние суть отклик на Зов — Зов Иного, Сущности, Пустоты, Хаоса, где они все неразличимы.

Зов как транзистенциальный патичен, однако любовь экзистенциальна, а значит транзистенциально предельна. Однако любовь — всегда в иллюзии своей исключительной абсолютности. В этой своей иллюзии абсолютности любовь, как и ненависть, несамостоятельны и беспомощны.

Поэтому у любви есть заблуждение, что она абсолютна. Мышление мыслит себя и свои Пределы. Любовь и патия несамодостаточны, поскольку не могут мыслить свои Пределы. Такие же заблуждения есть и у воли, и у веры, и у потенции. Им тоже кажется, что они абсолютны.

То есть мышление единственное из предвосхищений, мыслящее свою предельность. Причина этого в том, что мышление рекурсивно. Без рекурсии всякая предельность немыслима и порождает иллюзию абсолютности.

Непредельность отношений можно построить как шкалу отношенческой дистанции от полного приятия другой стороны отношений до полного ее неприятия: растворение в другой стороне, принадлежность, фанатичное преклонение, любовь (эрос, прагма, платоновская, христианская, виктимная и т.д.), нравящность, почитание, толерантность (терпимость), соседство или признание наличия, нейтральность, другость, чуждость, ненависть, отмежевание, отторжение, уничижение, разрушение, уничтожение, захоронение на огражденном кладбище от своей стороны.

Однако рекурсия мышления радикально соединяет начало и конец этой шкалы в Мезосе соотнесения и в Пределе несоотнесения.

Свободное движение духа самостей по проявленной в мире этой шкале отношений суть допущение войны. То есть война как столкновение с Пределом и принудительное допущение Иного открывает возможность изменений в отнесении к Иному: как преобразований, так и преображений.

Война суть принудительное столкновение с Пределами — мышления, воли, веры и патии. Мышление не убивается войной. Мышление суть явлено, проявлено и есть как война, как изменение, преобразование и даже преображение в столкновении с Пределами.

Во время войны мышление в социальности проявлено и интерпретируется как исключительно предельное. Причем только предельность мышления во время войны и позволяет, собственно, сохранить причастность мышлению.

В проявлениях войны есть стороны, между которыми нет отношений, а есть лишь мезо, которое предполагает соотношения вне самих сторон, или Предел, который должен быть осмыслен в контексте изменений до Иного. Мезо-мышление или предельное мышление — особые. Но они со-сущностны, явлены и проявлены.

Война допустима-вообразима-мыслима. Война сущностна, явлена и проявлена. Война сущностей допустима, а значит допустимо явлена и может быть проявлена.

Война неизбывна и война есть, как неизбывен сам Предел. Столкновение с Пределом в мышлении неизбежно, даже если вечно прятаться в сущностной гармонии веры, равновесии патии мезоса, волевом балансе желаний и интересов социального мира и дружбы.

Война есть также проявленное столкновение с Иным на Пределе, пронизывающем Сущности, Явленное и Проявленное. Иное во встрече с ним на Пределе принадлежит и сущностному, и явленному, и даже проявленному.

Война открывает путь не только к Преобразованию, но и к Преображению. Преобразование суть непредельные изменения в ориентации на Иное. Преображение суть предельные изменения в ориентации на Иное. В таком помышлении Преображение как путь в Иное предельно. Преобразование есть переход. Преображение суть Преодоление, а не переход.

Преобразование суть допустимые изменения. Преображение суть допустимо недопустимые изменения.

Дух явлен даже сквозь войну. Дух в войне — это дух, имеющий дело с Пределами. Дух, имеющий дело только с любовью и отношениями, суть дух незрелый или самовлюбленный. Дух, не ведающий или отрицающий Пределы, суть дух саморазрушающийся.

В совершенствовании духа Пределов не нужно избегать. Война полагает Предел между экзистенцией и неэкзистенцией или квазиэкзистенцией, и важно его удержать, а не отрицать Пределы в абсолютной любви.

Самоопределение причастных мышлению во время войны становится предельным: не можешь мыслить предельно во время войны — не мысли, то есть перейди в волю военного сопротивления, доверься вере или патии, наконец, уйди в социальность, стань журналистом или пропагандистом, писателем или хроникером, и то и вообще, потеряй сознание, замри, исчезни, растворись в Пустоте, и тогда мышление пройдет сквозь Пустоту немыслящего.

Предел торжествует, даже если быть непричастным предельному мышлению.