Теория Войны: Почему Путин ведет два самых разрушительных типа войны против Украины

То, что война – не новость для историка, думаю не удивит никого из читателей. Войны были и еще долго будут оставаться частью того, что принято называть международные отношения. Но определенная ограниченность языка вмещает в этом слове феномены столь не похожие друг на друга, что на самом деле большой вопрос насколько вообще имеет смысл его употребление. Несмотря на то, что все войны несут насилие – они крайне различны между собой. Различны по масштабу, по преследуемым целям, различны с точки зрения тех архетипов, которые они пробуждают в коллективном воображении. Что бы качественно отличать войны друг от друга требуется определенный навык.

То, что я сегодня буду рассказывать – определенная теоретическая модель, краткая выжимка из моей научной работы последних 10 лет. С огромной долей вероятности я неоправданно упрощаю, но лучше модели у меня для вас нет, а потребность в смысловом описании реальности есть сейчас у всех. Поэтому попрошу вас отнестись с любопытством к тем идея, что будут презентованы в этом тексте, и, возможно, хотя бы для некоторых читателей туман неопределенности станет чуть менее непроглядным, и те понятия, и идеи, что я разбираю в этом материале, послужат своего рода маяком для мысли в море хаоса.

Существует всего четыре типа войны. Каждый тип– это своего рода предел определенной идеи, разумеется, если разбирать каждый конкретный кейс в ее историческом контексте, нужно быть крайне точным в оценках и не упрощать. В чистом виде эти типы не встречаются. Они скорее своего рода основные точки на системе координат, которые позволяют нам хоть как-то ориентироваться в прошлых и настоящих событиях и видеть их онтологический и целевой смысл.

Классификация типов войны основана на двух параметров. Оба из них являются короткими вопросами, на которые наблюдатель, участник, а главное лица, принимающие решения о начале, ходе и условиях завершения войн, в идеале должны быть способны дать ответ. Первый вопрос: против кого ведется война? Второй вопрос: вокруг чего ведется война (что является предметом конфликта)?

На первый вопрос возможны два варианта ответов. Война может вестись против другого и против Нас. Да, не стоит удивляться, противником в войне не всегда выступает субъект, который отличен от нас. Тут надо, наверное, объяснить, что я имею в виду, когда говорю использую понятия Мы и понятие Другой. В этих словах есть определенная двойственность, которая имеет прямое отношение к проблематике войны.

Начну с очевидного. В реальности у любого общественного феномена, вне зависимости от глубины опыта другого рода, с которыми он может быть связан, существует пространственное измерение. Каждый человек занимает определенное физическое пространство. Каждое со-общество ограничено физическим числом своих членов и занимаемым ими физическим местом. У каждого существующего государства есть физическое измерение - территория, ограниченная границами и население. Каждая нация как коллективный субъект не могло бы существовать без людей, считающих себя частью этого субъекта. Более того, это пространство осмысленно сообществом, проживающим на определенной территории и это осмысление происходит всегда. Из наблюдения очевидно, что пространство обладает различными характеристиками - каждый кусок территории в большей или меньшей степени уникален с точки зрения климата, качества почвы, наличия или отсутствия природных ресурсов и так далее. Эти материальные отличия не могут не влиять на образы жизни людей, проживающих в этом пространстве. В любом сообществе существует множество символических слоев, посредством которых осуществляется взаимодействие между индивидом и реальностью. Но для того, что эти символические слои существовали, в начале должно существовать место.

Очевидно, что в пересечении социально-символической и физической реальностей, во-многом в силу неоднородности последней, существует не одно место, а множество мест. Эти пространства оказывают влияние на сообщества, так как неоднородность пространства способствует неоднородности культур и сообществ. Пределом такого влияния, проистекающего из огромного масштаба пространства в сравнении с группой людей, стало рождение феномена Другого. Другой, в первичном опыте, это просто тот, кто не проживает в том же пространстве, что Я или Мы.

Но и это еще не все. Дело в том, что мы воспринимаем не только пространство материальных феноменов, но и пространство идей/архетипов/идентичностей, одним словом, смыслов. И это второе пространство также находится в состоянии иерархий по отношению своим элементам. Если бы в мире идей существовали только один универсальный смысл, то в принципе не было бы феномена международного и забегая вперед из 4-х типов войн осталось бы только два. Но нет, на уровне идей и ценностей существуют множественные группы, отличные между собой. И, что важнее именно через призму этих идей и формируется представление о Нас и Других. Само понятие безопасности напрямую связано с нашим восприятием реальности.

Простой пример: вряд ли бы Израиль волновался от появления у его берегов базы с ядерными ракетам США, но возможность наличия ядерного оружия у Ирана является для этой страны экзистенциальной угрозой. В материальной реальности между ядерными боеголовками нет принципиальной разности, но с точки зрения мира идея – разница определяющая. Именно смыслы определяют то, воспринимаем ли мы то или иное действие как угрозу или нет. В теории международных отношений подход который специализированно изучает эту проблему называется теорией онтологической безопасности.

Но откуда берется другой в мире Смыслов? Здесь все тоже не так однозначно. Классик конструктивизма Александр Вендт, например полагал, что контакт с Другим и есть точка зарождения Нас. Другими словами, только в момент столкновения того, что станет в будущем Нами, с тем, что мы в будущем и будем воспринимать как Других, и возникают одновременно и Мы и Они.

Я следуя многим авторам, не соглашусь с Вендтом и даже более того с Карлом Шмиттом. Напомню, что последний вообще считал разделение на Друг и Враг фундаментом любого собственно политического отношения – отношения вокруг власти. Итак, в чем мое несогласие. По Шмитту и по Вендту до того, как произошел контакт нет ни Нас ни Другого. Но это противоречит логике: что бы что-то вступило в контакт, это что-то должно уже существовать как минимум. Существовать как минимум, в качестве потенциала, как символическая структура, созданная определенной группой интеллектуальной элиты (даже если вся эта элита – три жреца в первобытном племени). Более того, именно от того, как это Мы сформировано до Контакта, обоими участниками во многом и определит итог этого взаимодействия. Но тогда остается вопрос – откуда берется Мы?

Рискну предложить следующий вариант ответа на этот вопрос. Феномен коллективного бытия имеет свою природу в опыте жизни сознательного субъекта перед лицом смерти. Время - необходимое условие со-бытия. Со-бытие - совместное бытие разумных субъектов, не важно двое их или миллионы. Любое со-бытие является религиозным феноменом. Религиозным необязательно в смысле “связанного с конкретной организованной религией, церковью”, но религиозное как “связанное с трансцендентным”. Эту истину четко сформулировал Эрик Фогелен: “существование любого сообщества, в котором существует иерархия, зависит прежде всего от того, чтобы члены сообщества понимали самих себя как целостность» (Фогелен, Политические Религии).

И вот именно это понимание и существует ДО контакта с другим – в противном случае никакого контакта, собственно, нет. Мы действительно осознаем себя как “мы” через контакт с Другим - Врагом. Но, этому узнаванию предшествует осознание со-бытием себя в качестве такового. Сначала через формулирование коллективного отношения к трансцендентному сообщество определяет себя, и только потому возможно распознавание себя от коллективного Другого.

Вышеописанная данность имеет прямое отношение к проблеме войны. Итак мы разобрались с понятиями Мы и Другой. Что на выходе с точки зрения теории Войны. Конфликт возможен как внутри группы – то есть внутри Нас, так и между группами – между Нами и Другими. И это очень разные типа конфликтов. Причем символическое Мы – это тоже целая структура иерархий. Возьмем как пример позднее Средневековье: Мы это члены Pax Christiana – конкретная церковь (православие/католики/протестанты – подданые конкретного монарха – вассалы какого-то аристократа/граждане какого-то города и т.д.) – вот все конфликты внутри этих Мы будут разными в зависимости на каком уровне мы находимся. Допустим в случае конфликта двух королевств: это одновременно конфликт внутри Нас как христиан, и между Нами и Другим как поддаными разных королей. Почему это важно – потому что в этом случае сохраняется возможность для языка, на основе которого можно вести переговоры. Если мы и наш противник - Другие даже на самом высоком уровне абстракции, то мира между Нам. Другими быть не может, только перемирие – но об этом позже. Например, в случае конфликта между Христианским королем и Мусульманским эмиром.

А теперь ответ на второй вопрос: война может вестись вокруг некоего материального интереса, и может вестись вокруг вопроса сакрального значения – это я и предлагаю называть внешней политикой

Феномены протяженного интереса “случается” (“happens”) естественным образом. Они не требуют ни существования государств, ни структуры международной системы, ни международных глобальных организаций, ни баланса сил или интересов, ни даже способа интерпретации реальности. Протяженный интерес возникает в силу особенности пространственного различения между группами людей. Иногда так случается, что какой-то интерес группы выходит за пределы привычного пространства ее бытия.

Самый простой пример - торговля: дорога, по которой движутся товары, физически начинается в одном месте и посредством прохождения множества локальностей, оказывается в другом. Когда физическое пространство дороги пересекается с пространством человеческих сообществ, возникает поле для взаимодействия между ними. Это взаимодействие может быть насильственным (грабеж/охрана от грабежа) или напротив кооперативным (обмен товарами и формирование через этого международного рынка). Взаимодействие может быть спонтанным, организованном через традиции (практики гостеприимства) или оформлены юридически - применительно, к примеру дороги, например соглашения о правилах использования торгового пути, налоговая система, пошлины и так далее. Но определяющий признак протяженного интереса - всегда спонтанный характер, он прорастает из взаимодействия индивидов вокруг физических явлений в пространстве. В этом смысле, поход к соседу за солью для супа и возникающий вокруг этого контакт, поход в лес за дровами для костра, на реку за питьевой водой - примеры элементарного протяженного интереса.

Вопрос же о сакральном – это вопрос конфликта относительно тех принципов и идей, которые создают Нас как группу – тех сакральных смыслов, что делают группу отдельным со-бытием, а не частью другого Я. Сам факт существования сознательной жизни в со-бытии перед лицом времени и смерти создает феномен того, что я предлагаю обозначить как внешняя политика. Поскольку исторически множество со-бытий создало множество различных символических систем, и до сих пор нет прецедента сакральной системы описания реальности единой для всех живущих людей, носители этих различных идей вынуждены соприкасаться и взаимодействовать друг с другом. Феномен этого взаимодействия и весь комплекс отношений, возникающих вокруг этого взаимодействия, и называется внешней политикой. Метафорически, если пространственные интересы — это вопрос о взаимодействия Моего тела и тел Других, то вопрос внешней политики пытается объяснить принципы общениям между общением Наших Историй и Историй Других.

Промежуточный вывод: Война может вестись между Нами и Другим и Внутри Нас. Также война может вестись вокруг некоего Материального Интереса или Вокруг Предмета Внешней политики. Соответственно есть 4 варианта сборки этих ответов:

Начнем с простого. Первый тип - война против Другого вокруг материального интереса: комбинация двух понятий: предложенный Платоном термин Polemos – в буквальном смысле война между греческим Полисом и Варваром, и принципа «война продолжение политики другими средствами» Клаузевица.

Что отличает этот тип войны. Во-первых, это война без правил. В отношении варвара никакие законы соблюдать нет необходимости: “наши граждане должны относиться к варварам – так, как теперь относятся друг к другу эллины [то есть жечь, грабить, порабощать]” (Платон, Государство 471,б). Не важно сколько пострадает местного населения ради достижения Нашей политической цели – например установления контроля над экспортом редкого Товара. Но при этом, во-вторых, поскольку у войны есть измеримая цель – жестокость в ней не является самоцелью, и по мере реализации этой цели, насилие возвращается назад. В целом этот тип войны в истории очень распространен – британские колониальные империи, набеги кочевников на славян с целью грабежа или приобретения рабов, набеги викингов тд. Это крайне важный момент: в войне такого типа насилие — это именно инструмент достижения задачи и как правило он пропорционален ей, реализация-приобретение задуманного, завершает насилие. Это не значит, что у таких конфликтов мало жертв – нет, но это значит, что есть понимаемая рациональная логика, которой управляется насилие.

Как победить в этой войне? Через адекватную оценку своих и оппонента силовых возможностей и через лучшее управление собственными ресурсами.

Второй тип войны: война внутри Нас, но по-прежнему вокруг Материального интереса: комбинация понятий stasis (гражданская война внутри полиса) и принципа Клаузевица.

Это, наверное, самый достойный, если это слово в принципе применимо в данной теме, тип войны. Во-первых, само понятие правила войны применимы только в условиях, когда мы говорим с противником на одном символическом языке. Это может просто обычай чести, запрещающий, например кровную месть за павших в бою, или международные конвенции, запрещающие определенные типы вооружений. В любом случае степень сложности правил и надежность их соблюдения прямо пропорциональны той степени общности между Нами. Чем больше мы считаем противника частью Нас, тем более, в случае конфликта вокруг материального интереса, мы склонны играть по правилам.

Исторически в период доминирования монархии и феодализма как способа политической организации со-бытия, большинство международных конфликтов также можно было описать как конфликт второго типа - вопроса права собственности того или иного монарха на наследство, которому случилось быть территорией, протяженной в пространстве. С этой точки зрения нет принципиальной разницы между конфликтом между внуками, живущих в разных городах вокруг золотого канделябра и дачного участка умершего дедушки, и правом короля Франции на герцогство Савойское, наследуемое им по троюродной материнской линии. В основе своей это юридический вопросы, которые да, требуют силового подкрепления, но вокруг которых компромисс принципиально достижим. Таким образом, если вопросы протяженного интереса не являются предметом выживания со-бытия (например ситуация контроля одного племени над зернохранилищем во времена голода, или стремление одной стороны получить заселить плодородные земли, ранее принадлежащие другому со-бытию), их обсуждение представителями со-бытий имеют практический смысл за пределами самого коммуникативного акта, а целью переговоров может быть реальное разрешение спорной ситуации.

Вообще – это самый гуманный тип войны. Поскольку война ведется в каком-то смысле против Своих, относительно конкретного вопроса, обе стороны понимают, что по ее окончании им жить дальше вместе, и это делает насилие максимально управляемым. Да оно может быт крайне масштабным с огромным числом жертв, но при этом, например существуют инструменты, которые позволяют ограничивать 90% жертв комбатантами.

Ко второму типу войн можно отнести большинство войн между европейским монархами в XVIII веке до Французской Революции и войны между королевствами внутри Pax Сhristianа. Победа в такой войне зависит от адекватной оценки сил, от способностей командиров, от количества ресурсов в ваших руках. Но цена поражения не столь высока – в худшем случае вы, собственно, теряете только материальный предмет спора (дорогу, порт, право на владение городом) и выплачиваете компенсацию.

Третий тип войны: против Другого и вокруг внешней политики. Крестовый Поход.

Войны третьего типа возникают в силу упомянутой выше символической неоднородности пространства идей и стремлении некоторых символических систем распространяться за пределы группы. В связи с этим необходимо ввести понятие эсхатологического проекта - группы со-бытий, сохраняющей единую эсхатолого - символическую систему смыслов. Например, идея Pax Christiana - как мира христианских государств может рассматриваться как единый эсхатологический проект, точно также как и проект Исламского мира - уммы. Как следствие, между со-бытиями внутри одного эсхатологического проекта внешняя политика невозможна, и все отношения между ними затрагивают исключительно вопросы соотнесения протяженных интересов и сосуществования в пространстве. Эти вопросы могут решаться через конфликт или через переговоры, но до тех пор, пока между со-бытиями есть согласие относительно сакрального символизма - между ними вообразим мир, а диалог между ними имеет смысл как средство достижения мира. Этот компромисс возможен именно потому, что существует точка принципиального согласия за пределами существования со-бытий, - единая трансценденция, которая может выступать как мерило Истины и ее ориентир.

Что же происходит когда происходит столкновение между различными система смыслов вокруг сакральных вопросов? Выясняется, что между ними невозможен компромисс. Сообщества могут обсуждать интересы, но не источники своего политического языка, так как логически право определять что есть источник Истины политического со-бытия не может быть разделено. Именно потому, что вопрос о бытии перед лицом смерти это в том числе и вопрос об Истине как таковой, в нем могут быть только взаимоисключающие точки зрения. Другими словами, в войне типа Крестовый Поход должна умереть идея, вокруг которой ранее консолидировалось событие Другого или Наше со-бытие. По ее итогам одна символическая система должна исчезнуть, а население, что составляла ее материальную причину быть поглощено в другое сообщество.

Поэтому, это - предельная война, потому что, война без правил (polemos), война в которой невозможен компромисс. Война в которой у насилия нет рационального предела – это война до последнего субъектного носителя идентичности, война тотальная, война массовая. Нет такой политической цели, которой насилие было бы пропорционально в войне Крестовог Похода. И примеры этих войн идут с древности. Когда царство передней Азии нападает на другой город государство – убивает его Бога-Царя, уничтожает его идолов и жрецов и угоняют всех выживших в свой город – происходит первый «Крестовый Поход».

В периоды перемирия – это войны идут в ненасильственной фазе – на уровне борьбы идей и пропаганды разных ценностей. Движущими силами внешней политики могут выступать не только государства. Институты церкви, миссионерства, неправительственные организации, группы по продвижению конкретной идеологии являются исторически брали на себя функции собственно внешнеполитического давления. В самом абстрактном смысле любой актор, который продвигает определенную символическую картину и необходимость трансформации Другого со-бытия в соответствии с ней. В этом смысле пока нет универсальной системы ценностей человечество обречено на Крестовые походы – тут нет утешения для пацифистов. Но, и это важнейшая забытая истина, хуже, чем открытый Крестовый Поход, может быть лишь Крестовый Поход неосознанный. Каждая сила, что распространяет священные по типу ценности должна отдавать себе полный отсчет в масштабе ставок в этой игре и нести за свою миссию полную ответственность! Историческая вина, например, Европейского Союза и НАТО не в том, что они распространяли свои ценности и расширялись, а в том, что они раз за разом отказываются нести предельную ответственность за свой сакральный проект, считая что весь мир и так уже сам по себе живет единой системе ценностей.

Победа в войне Третьего типа зависит в краткосрочной перспективе от того, кто сильнее на поле боя – всегда есть риск просто физического уничтожения всех носителей другой идентичности. Но если этого не происходит, то в долгосрочной перспективе всегда победит идея/система ценностей, что наиболее близка реальному-истине. Поэтому многие символические системы имеют свойство возрождаться из пепла.

Финальный и самый ужасный по своим последствиям тип войны: гражданская война вокруг внешней политики. Религиозная Война. Ее примеры: войны между сектами внутри Христианства (альбигойские крестовые походы), Тридцатилетняя Война XVII века. Гражданские и Мировые Войны XX века.

Точно также как войны третьего типа это войны в пределе без правил, это самые тотальные войны до последнего человека. Это войны с самым неограниченным насилием, так как Другой в ней – не просто чужой, а еретик – тот, кто был Нами, но изменил Нашей Истине. Повторюсь – это самый страшный тип конфликта.

Отдельно замечу, что это состояние гражданской войны всегда подстерегает любое политическое сообщество. На грани этой войны мы находимся всегда – для этого и существует сфера политики. Например, идея демократии это во-многом способ держать те силы, что питают четвертый тип войны под контролем через институты и процедуры. Но, если мы забываем, что мы всегда на гране гражданской войны, если мы забываем, что основа нашего со-бытия – наше символическое единство мы запускаем внутри Нас механизмы саморазрушения – механизмы Холодной Гражданской Войны.

Как можно победить в этой войне? Опять-таки, во-первых, избежать полного физического уничтожения группы, а во-вторых перечитать пророка Исайю – помнить о необходимости постоянно сверять насколько наше символическое ядро соответствует реальности. Пророк обращается к гражданам государства Иудея, находящегося, как бы мы сказали сегодня, в сложной геополитической обстановке, на грани своего выживания. Под угрозой вторжения со стороны соседей - Вавилона, Иудейское царство искало способа самосохраниться, став младшим партнером и союзником другой Великой Державы - Египта. Символизм Египта в Ветхом Завете связан не только с исторической реальностью, но и с образом предельно могущественного государства как такового. Исайя прямо говорит, что надежда на сильное государства, при сохранении практик внутри сообщества, которые сделали его уязвимым перед лицом разрушения, - бессмысленна:

Ис.30. 1-3 “Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху. Не вопросив уст Моих, идут в Египет, чтобы подкрепить себя силою фараона и укрыться под тенью Египта. Но сила фараона будет для вас стыдом, и убежище под тенью Египта - бесчестием”

То есть Иудея уже пребывает в состоянии внутреннего распада, так как своей целью поставила последовательно отклонение от мудрости/контакта с реальностью – грехом. И пусты ее надежды разрешить свои проблемы, не проведя должной саморефлексии, они обернутся еще более ужасными непредсказуемыми последствия - стыдом и бесчестием. Такое положение Иудеи не случайно, а следствие конкретного выбора, понимание которого является ключевым для ответа на центральный вопрос этого текста. В следующих строках синтез всего проделанного нами до этого момента интеллектуального движения:

Ис.30. 9-11: это народ мятежный, дети лживые, дети, которые не хотят слушать закона Господня, которые провидящим говорят: "перестаньте провидеть", и пророкам: "не пророчествуйте нам правды, говорите нам лестное, предсказывайте приятное; сойдите с дороги, уклонитесь от пути; устраните от глаз наших Святаго Израилева."

Контакт с реальностью потерян как результат инверсии эмпатии и доведения ее до абсурда, как результат желания слушать и говорить приятные а не истинные вещи! Природа речи – передача истины между людьми, или как минимум поиск этой истины в публичном пространстве. Но любая истина так или иначе содержит элемент угнетения, так как отсекает иллюзии – ложь. Далее мы свободны совершать выбор – можно, вооружившись волей и мужеством встретить мир как – он - есть и найти путь к осмысленной жизни в нем. Можно увидев непримиримый трагизм бытия, попытаться через приятные речи убежать от данности реальности в утопию – в не-место. Когда такое бегство приобретает массовый характер на уровне публичного символизма, когда мир обвиняется во всем страдании и всех неудачах, что выпадают на долю человека, когда смирение перед лицом реальности становится забытым, а бунт провозглашается основой со-бытия:

Ис. 30.13 то беззаконие это будет для вас, как угрожающая падением трещина, обнаружившаяся в высокой стене, которой разрушение настанет внезапно, в одно мгновение.

Непредсказуемые последствия некоего ошибочного решения, принятого в результате намеренного разрыва контакта с реальностью, порождают множащуюся энтропию, накапливающаюся на протяжении периода времени, а потом внезапно для наблюдателя и как бы из ниоткуда приводят к точке катастрофы. Так вот, в войне четвертого типа можно победить только если Вы способны не лгать самим себе и находится в предельно тесном контакте с реальностью, просто в силу того факта, что любая ошибка равна уничтожению. Даже если реальность болезненна, даже если она требует думать а не чувствовать, требует предугадывать ходы оппонента а не просто его ненавидеть и считать неспособным на сильных ход, требует смотреть в будущее и в вечное, а не опираться на лесть прошлого.

В заключении продемонстрирую, что происходит сейчас в Украине с точки зрения предложенной модели войны. Все зависит от того, с чьей позиции вы смотрите.

Со стороны Путина идет война 4-го типа. Внутренний гражданский конфликт против Еретиков – Украинцев, которые посмели изменить вере Русского Мира, как он ее понимает и должны быть силою возвращены в нее. Теперь очевидно, что именно так российский президент воспринимает происходящее, о чем он по-своему честно предупредил летом 2021 года, в которой Украина была обозначена как анти-Россия. Более того, одновременно с этой войной российский президент находится в оборонительном конфликте третьего типа, пребывая в состоянии Крестового Похода против Запада, отстаивая в нем право на существование той сакральной системы смыслов, что лежат в основании субъекта «исторической России», и которые находились последние 30 лет под непрерывной атакой западной пропаганды. Как аналитикам нам важно понимать, что вне зависимости от того, что происходит в реальности, именно так российская элита, принимающая решения видит настоящий момент и именно из этой картины мира она принимает решения, вплоть до самых апокалиптичных. Поскольку в войнах о священном нет предельной цены, которую можно заплатить, - любая цена приемлема ради Священного – можно ожидать самого страшного сценария.

Со стороны США, Китая и Турции имеет место конфликт Первого типа – вокруг материальных интересов с Внешним Варваром. Можно отдельно описывать всю игру этих субъектов, но очевидно, что каждый из них рационально решает свои политические задачи, не считаясь с той ценой, которую в этой войне заплатят другие участники. Проблемы и жизни варваров не волнуют цивилизованных людей – на них не распознается эмпатия, а распространяется расчёт выгод и издержек от политического действия.

Со стороны Европейского Союза происходит конфликт второго Типа – гражданская война с бывшей частью Европы, которая внезапно начала вести себя, ломая все разумные принципы и правила, и поэтому эта часть должна быть остановлена. Но поскольку Россия исторически всегда воспринималась как особая, экзотическая, но неотъемлемая часть европейского пространства, ЕС пытается вести эту войну по правилам, неся в ней пока только убытки.

С точки зрения Украины происходит война третьего типа - оборонительный Крестовый Поход, прежде всего от России Путина, но на самом деле и от других сил также – страна борется за собственную уникальную историю, и тут пока настоящих безусловных союзников у Украины нет. Залог победы или поражения в этой войне находится только в Украине. НЕ будем говорить друг-другу приятные вещи: положение страны крайне тяжелое, так как мир в конфликте третьего типа невозможен. Поражение равно как минимум временной гибели всего нетиранического волевого начала всей большой традиции Руси. Это – плохая новость. Логически остаются либо победа, либо если ни для одной из сторон не будет возможна полная победа на поле боя, то перемирие.

В заключении отмечу, что в конфликтах третьего и четвертого типа перемирие может иногда длиться десятилетиями и даже столетиями, и если это время потрачено на создание системы смыслов и практик более адекватных реальности чем у вашего Врага, то это выигранное время может стать ключом к стратегическому успеху и возрождению из пепла. В истории так было постоянно – Арабский Восток победил крестоносцев, Финляндия пережила СССР, государство Израиль стало ведущей страной Ближнего Востока. Н для этого требуется филигранная работа элит всех уровней, предельная внутренняя честность каждого члена общества и способность понимать логику всех участников войны лучше, чем они сами ее понимают, чтобы работать на противоречиях и ошибках оппонентов. Для последнего нужны слова, смыслы и описательные модели, и надеюсь, что предложенный вам текст внесет свой вклад в этот титанический вызов.