Веймарская Европа? Германия решает что делать с еврозоной

Широко распространено признание, что Европе нужен существенный экономический рост, если она хочет выбраться из своей долговой беды. Но немецкая озабоченность о стабильности (обретённая в её катастрофическом опыте, полученном между первой и второй мировыми войнами) толкает её в противоположном направлении. Как следствие, германская порка теперь в моде.

Критики Германии указывают на два пункта: настоящая проблема Европы в германском торговом профиците, и Германия извращённо одержима своим прошлым.

Германские валютные счета по факту давний вопрос, который предшествовал монетарному союзу. В 1960-х Германия стала сильнейшей и наиболее динамичной европейской экономикой, благодаря надёжному экспорту. Германские излишки на валютных счетах, первоначально возникшие благодаря позитивному торговому балансу, появились в 1950-х, были скорректированы после ревальвации в 1961 году, и вновь выросли в скачках поздних 1960-х, поздних 1970-х, поздник 1980-х и снова в двухтысячных.

Если результирующий дисбаланс не может быть финансирован и поддержан, то есть необходимость в коррекции. С регулярными интервалами, начиная с 1960-х, европейские партнёры Германии, особенно Франция, сталкивались с перспективой экономии и дефляции, чтобы скорректировать дефицит. Эта альтернатива была непривлекательной для французской политической элиты, поскольку сокращала рост и гарантировала электоральную непопулярность.

Франция (и другие средиземноморские страны) предпочитала немецкую монетарную и налоговую экспансию, которые стимулировали сильную экспортную ориентацию Германии. Но этот курс всегда был не популярен среди немцев, которые, руководствуясь «межвойновым наследием», беспокоились об инфляции и её последствиях.

Немецкие законодатели думали, что проблема исчезнет, когда будет запущен монетарный союз, на тех же основаниях, как и в США никто не волновался о Калифорнийском буме, который произвёл аналогичный излишек валютных поступлений (если бы кто-то побеспокоился их измерить). Никто не сказал калифорнийцам расслабиться и пойти на пляж, когда время было подходящим.

Второе критическое утверждение, часто озвучиваемое Нобелевским лауреатом Полом Кругманом, состоит в том, что предполагаемый исторический урок Германии хронологически ложен. Это не знаменитая гиперинфляция ранних 1920-х, которая разрушила хрупкую Веймарскую республику и позволила возникнуть нацистской диктатуре. Скорее демократия была убита десятилетием позже, депрессией и дефляцией.

Современный критицизм упускает важный элемент немецких политических затруднений ранних 1930-х. По его мнению, к началу Великой Депрессии Германия уже была в ловушке благодаря предыдущим плохим решениям. Это именно тот урок, который глубоко впечатан в германское политическое сознание.

Немцы правы, замечая параллели между состоянием Европы сегодня и в межвоенный период. Похожесть состоит в использовании выбора  валютного режима для политического окружения и демократической легитимации.

В конце своей гиперинфляции Германия закрыла себя в валютном режиме, международном золотом стандарте, который был умышленно разработан, чтобы выход был невозможен. Ожидаемыми последствиями было, что страна станет заслуживающей доверия и будет привлекательной для иностранного капитала.

Когда эта стратегия сработала, вливания капитала привели к буму, как в государственном, так и в частном секторе экономики. Правительства на всех уровнях финансировали политически привлекательные, но дорогостоящие инфраструктурные проекты.

Но была и обратная сторона. Энтузиазм бума, связанный с предыдущим опытом инфляции, привёл к увеличению зарплат, не сопоставимым с увеличением производительности труда. В результате Веймарская республика потеряла конкурентоспособность в конце 1920-х, таким же образом, как и Южная Европа в 2000-х. В обоих случаях, было ясно, что вливания капитала не могут продолжаться вечно, и ослабление конкурентоспособности означало приближение конца.

Когда пошёл обратный процесс, Германия оказалась в ловушке. Когда иностранцы и немцы симметрично начали забирать депозиты, банки были втянуты в несостоятельность и вынуждены ликвидировать свои активы по «пожарным» ценам. Правительства пытались поддержать падающие банки, но они могли финансировать дефицит только с помощью займов у банков. Учитывая их обязательства по фиксированному обменному курсу золотого стандарта, это означало, что они должны были внедрять всё более непопулярные меры экономии.

Учитывая все эти ограничения, здесь не было лёгкого пути спасения. Немедленно принятым путём на волне банковского кризиса 1931 года было внедрение контроля над капиталом.

Кризис был поражением демократии. Очевидным ответом демократических партий стало бегство от ответственности в период величайших экономических трудностей. Последнее полностью парламентское правительство Веймарской республики уже распалось к марту 1930 года под политическим весом невозможной налоговой дилеммы. Сокращение расходов злило левых, увеличение налогов злило правых.

Демократические партии согласились в случае использования конституционного чрезвычайного положения обойти парламент и принимать законы в форме декретов. Таким образом, демократия уже значительно потеряла силы перед назначением Адольфа Гитлера канцлером в январе 1933 года.

Банковские и бюджетные проблемы, налоговые ограничения и возникновение «неполитического» технократического правительства: всё это ужасно знакомо немцам в прошлом. Негативный урок межвоенного опыта (что нагромождение налоговых обязательств не решает проблем) уже очевидно в сегодняшней Европе. Но отсюда можно также извлечь позитивный урок: возможность международного порядка, который поддерживает демократические режимы в момент, когда они принимают непопулярные меры.

Это был урок, извлечённый  из Веймара Конрадом Аденауэром, первым послевоенным канцлером Германии и человеком (будучи мэром одного из самых высокозатратных городов германии в 1920-х), видевшим немецкую катастрофу максимально близко. Теперь, как и тогда, Европа (сообщество разделённых ценностей) нуждается в поддержании демократии в национальных государствах, находящимся под угрозой экономического кризиса.

Источник: Project Syndicate

Перевод Александр Роджерса, «Хвиля»