Россия и Евроатлантика: перспективы отношений

 

Каждый раз, когда российский президент едет в Китай с рабочим или официальным визитом, в некоторых западных СМИ появляются панические публикации. На Западе опасаются, что в недалеком будущем Россия и Китай смогут вновь стать союзниками, как это было в 1950-х годах, и тогда вся картина мировой политики резко изменится: торжествующему по поводу своей победы в «холодной войне» Западу будет противостоять внушительная группировка, состоящая из мощной китайской экономики и российского ядерного потенциала. Российско-китайский гигант заставит Запад играть по своим правилам.

Эти опасения разделяют разные силы и в США, и в Западной Европе. Разумеется, там имеется достаточно горячих голов, которые считают, что коль скоро им все равно предстоит столкновение с «ядром» Евразии, то пусть оно произойдет сейчас, когда США сильны, когда их обязательства перед союзниками прочны, когда в Соединенных Штатах немало тех, кто считает, что коммунистическую «гидру» нужно добивать до конца. Между тем большинство политиков по обе стороны Атлантики настроены не столь воинственно. Перспектива столкновения с таким мощным противником, как объединенные Россия и Китай, их совсем не устраивает, тем более когда военная машина НАТО не может одержать победу в Афганистане, а из Ирака Соединенным Штатам приходится уходить, так и не добившись успеха. Поэтому признаки сближения России и Китая беспокоят, настораживают и вынуждают размышлять о какой-то «контр-стратегии», которая не допустила бы дальнейшего дрейфа России в сторону Китая и не восстанавливала бы Китай против Запада.

{advert=1}

Объем написанного и сказанного на эту тему огромен – c разными выводами и оценками, на разных уровнях анализа. Слишком важна для России связь с Западом, слишком многое в России зависит от того, как поведет себя Запад. Но нельзя не отметить чувства неудовлетворенности у тех, кто интересуется этой проблемой и следит за дискуссиями в этой сфере. Во-первых, при всем многообразии и пестроте того, что пишут, сама проблематика не предлагает простых и ясных решений. Во-вторых, те в России, кто занимается этой проблемой, далеко не всегда находят правильный тон и приемлемую риторику. От этого в их работах звучит либо детская обида на Запад, как всегда «не понимающий Россию», либо вовсе неуместное презрение к Западу, который «не знает горя». В утешение можно сказать, что и на Западе немало тех, кто считает, что Россия «не заслуживает снисхождения». В-третьих, слишком часто работы на указанную тему основаны на неадекватной информации, уходят от признания обидных и горьких истин. В результате остается чувство неудовлетворенности и недоверия к тому, что пишут.

Почему у России не получается построить стабильные и уважительные отношения с западным сообществом? Оправданно ли ставить вопрос о необходимости двигаться в направлении, если не союзничества, то хотя бы близкого партнерства с Западом, и что для этого надо было бы сделать – как интеллектуальному сообществу, так и политикам, бизнесменам, средствам массовой информации? И так ли уж готов Запад к построению равных и уважительных отношений с Россией, какой бы она ни была?

1

Для начала следовало бы провести анализ той структуры отношений между Россией и Западом, которая сложилась и продолжает развиваться, хотя и не всегда равномерно и однонаправленно.

Первый уровень – формирование единого социокультурного пространства. Представляется, что именно возникновение единого социокультурного пространства России и Запада после окончания «холодной войны» имеет первостепенное значение для их взаимоотношений. По этому вопросу среди экспертов нет единства. В России имеются те, кто продолжает верить, что «умом Россию не объять», что Россия – это специфическое историческое и политическое пространство, весьма далекое от Запада, что оно должно развиваться автономно, хотя и с заимствованием западных знаний и технологий. Однако большинство все же признают, что, отказавшись от «ценностей» социализма, россияне – и те, кто наверху, и те, кто внизу – положительно восприняли такие понятия, как достаток и комфорт, более высокое качество жизни и качество отдельных товаров, свобода передвижения и вероисповедания и многое другое, чем всегда славился Запад. Большинство россиян безоговорочно хотят жить не хуже, чем их соседи на Западе, а часть молодежи по-прежнему мечтает уехать на Запад.

Разумеется, это ставит Россию в неравное по сравнению с Западом положение. Последнему практически ничего не надо было менять ни в своих ценностных установках, ни в своей житейской философии. Не страны Запада захотели уйти на Восток, а бывшие страны «социализма» захотели стать частью Запада. Для некоторых деятелей в России это равносильно «капитуляции» и «отказу от своего прошлого». Но молодежь, интеллектуалы, бизнес-сообщество и просто многие граждане твердо стоят на позициях предпочтения западного образа жизни, и это ставит любую «суверенную власть» в России в оборонительное положение – как в контактах с Западом, так и в диалоге с собственной страной. Между тем именно формирование общего пространства является наиболее важной чертой складывающихся отношений, и если России не удастся преодолеть свой внутренний кризис и вновь возникнет угроза распада, то это общее пространство и может оказаться фактором спасения России.

Второй элемент структуры – закрепление нового разделения труда. Одним из самых больных для Запада вопросов после окончания «холодной войны» и краха системы социалистического «хозяйствования» был вопрос «как прокормить Россию?». Экономика в ней не работала. Доходы населения резко упали, валюта обесценилась, своего продовольствия и медикаментов не хватало. Понятно, что оставить все «как есть» было нельзя, потому что именно в таких ситуациях возникают экстремистские режимы типа нацизма. Они строят свою политику на чувствах растерянности, обиды, страха перед будущим и обещают своим гражданам «твердую руку», защиту государства, наказание коррупционеров и гарантированный доход. Однако впоследствии это оборачивается агрессией и войной, так как ничего иного сторонники «твердости» и «силы» предложить, как правило, не могут.

{advert=2}

Радикализации ситуации в стране нельзя было допустить. Но и брать на содержание такую махину, как Россия, с ее вечными бедами и недостатками, плохими дорогами и связью, неустойчивым земледелием, слабым здравоохранением и многими другими известными и малоизвестными проблемами никто не собирался. Нужно было какое-то простое и надежное решение, которое принесло бы России необходимые средства для выживания и надежду на лучшее будущее, а Западу – возможность «присматривать» за Россией. Но решение должно было быть таким, которое не рассорило бы Россию с Западом, а, наоборот, сделало бы их еще более взаимозависимыми. И такое решение нашлось: быстрый и резкий рост цен на энергоносители в начале и середине 2000-х годов.

Было бы верхом примитивизма представлять себе, будто рост цен на энергоносители был придуман и осуществлен кем-то на Западе. Цены на нефть и газ росли как следствие игры рыночных сил, но вот последствия этого роста – вопрос правильного построения политики. Запад уже проходил такое, когда зимой 1973 г. страны-члены ОПЕК резко подняли цены на свой экспорт. Тогда на Западе хватило трезвомыслия не делать из этого повод для конфронтации, а дать возможность нефтедобывающим странам попасть в еще более тесную зависимость от мирового рынка. Россия не избежала той же ловушки. Стремительный рост цен до 140 долл. за баррель в 2006 – 2007 годах сулил огромные прибыли. Можно было расплатиться с внешними долгами (чтобы они не стали средством политического давления), можно было облегчить участь бюджетникам и пенсионерам, можно было всячески стимулировать рост надежд и энтузиазма в лежавшей в полуобмороке стране.

Расплата за такое решение последовала незамедлительно: Россия по существу перестала быть страной передовых технологий (хотя бы в космосе, производстве вооружений, информатике) и вообще независимой в своем экономическом развитии. Она заняла нишу в мировой экономике как поставщик энергетического сырья на Запад и Восток. Времени и сил создать новую высокотехнологичную экономику или хотя бы пойти по пути Китая, не осталось. Россия стала зависеть уже не от долгов, а от уровня цен на нефть, который не она определяла. Пока эти цены колеблются между 70 и 90 долл. за баррель, можно жить и даже что-то планировать, но если цены пойдут вниз (хотя бы до 50 долл.), для России это будет «предынфарктным состоянием». Свобода действий России в отношениях с Западом была резко ограничена, хотя некоторым деятелям показалось, будто, наоборот, Россия, как «энергетическая сверхдержава», может диктовать свои условия Западу.

Третий уровень в структуре отношений – движение денег и интеллекта. Восстановление определенных свобод в России в сочетании с некоторыми особенностями ее внутренней жизни (высокий уровень коррупции и беззакония) создали своеобразный «обмен» между Россией и западным сообществом.

Во-первых, на Запад уехали десятки, если не сотни тысяч талантливых людей из России, прежде всего молодые научные кадры. Они совсем неплохо обустроились там, работают и пользуются плодами своих трудов, иногда вспоминают о Родине, чаще – нет, потому что Запад предложил им лучшую альтернативу и новые смысл и качество жизни. Несмотря ни на какие уговоры и обещания «сколковских свобод», вряд ли они вернутся обратно, и уж тем более их дети и внуки. Все это – большой успех для мировой науки и культуры, которые только выиграли от притока «свежей крови». И прямая потеря для России, которая стала еще больше зависеть от импорта знаний.

Во-вторых, Запад стал прибежищем для богатых русских. Как олигархи, так и просто богатые чиновники – все они по сути избрали Запад своим будущим домом, где у большинства имеется недвижимость, где живут их семьи и учатся их дети, и где сами они планируют осесть, когда завершат свою деятельность в России. Позиции этой группы сильны не только в самой России (власть в совокупности с огромными доходами), но и в политикоформирующих кругах Запада. Они туда везут, помимо денег, инсайдерскую информацию по реальному состоянию страны, ее ресурсов, ее перспектив. Очень часто именно эта информация, а не то, что сообщают официальные круги в Москве, становится основой для принимаемых на Западе решений.

Наконец, самая малоизученная и таинственная сфера – объем денег, утекающих на Запад через «оффшоры». О многом можно только догадываться и то – весьма осторожно. По некоторым оценкам, сумма вывезенных из России средств уже достигает двух ее годовых ВВП, по другим оценкам – она меньше. Но сколько бы ни было этих денег, важно, что во взаимоотношениях между Россией и Западом, сформировалась весьма деликатная и трудно контролируемая сфера, от которой будет зависеть многое: деньги есть деньги.

Четвертый аспект отношений – военный баланс. В сфере военных взаимоотношений с Евроатлантикой, в которой Россия традиционно чувствовала себя довольно уверенно, произошли заметные сдвиги. Во-первых, продолжается процесс обесценения ядерного оружия. В сущности никто из основных военных величин в регионе – ни НАТО, ни Россия – не рассматривает всерьез возможность ядерной войны, во всяком случае как «продолжение политики другими средствами» (о спонтанном возникновении ядерного конфликта речь не идет). Положения российской Военной доктрины (2010) о том, что в случае реальной опасности для своей территории или государственности Россия применит ядерное оружие, многие военные эксперты рассматривают, скорее, как блеф. Без доверия к готовности другой стороны идти на крайние меры не может возникнуть эффекта сдерживания. То, что в стратегической теории называется «убедительность сдерживания путем угрозы» (credibility of deterrence) просто не работает и превращает весь вопрос о ядерном оружии в предмет докучливых разговоров отставных генералов.

Во-вторых, наиболее драматические перемены произошли в сфере обычных вооружений и их баланса в регионе. После последнего этапа расширения НАТО численность вооруженных сил блока в 2–3 раза превышает численность плохо обученных и плохо вооруженных обычных сил России. Еще более разительны перемены в боевом и логистическом обеспечении войск: Россия еще 15–20 лет назад проиграла соревнование с Западом в переходе к электронным средствам управления войсками в условиях боевых действий, а сегодня уступает в качестве обычных вооружений и в способности войск использовать их на поле боя.

Оценивать воздействие всех этих факторов на состояние отношений между Россией и евроатлантическим сообществом крайне сложно. С одной стороны, Россия, вследствие многих причин внутри страны и в ее внешней политике, «теряла в весе», перестала быть угрозой или пугалом. Разумеется, она способна еще предпринимать определенные акции, например, войну против Грузии в августе 2008 года, но с более общей точки зрения перестала играть роль главной военной угрозы НАТО. С другой стороны, вряд ли Россия захочет продолжать играть такую роль: она ей не по силам, да и невыгодна. Для своих целей, для развития страны и обеспечения ее будущего России, наоборот, нужен дружественный Запад, хотя и не столь высокомерный, каким он является сегодня. В поисках средней линии между зависимостью России от западных технологий и инвестиций и ее желанием сохранить статус великой державы и состоит одна из проблем неудовлетворенности состоянием отношений со стороны Москвы.

2

Одной из особенностей отношений между Россией и странами Евроатлантики стала растущая асимметрия их возможностей и перспектива неравенства, что не может не вызывать напряженности. Вся внешнеполитическая традиция и доктрина России, многое позаимствовавшая из опыта Советского Союза, строится на концепции «равенства», которого Советский Союз добивался всеми силами, доходя иногда до крайних нелепостей, типа военного паритета между СССР, с одной стороны, США, НАТО и Китаем – с другой. Советский Союз ни за что не пошел бы на какие-либо серьезные договоренности с США и НАТО в области контроля над вооружениями, хоть стратегическими, хоть обычными, если бы не было паритета. «Паритет», «равенство возможностей» – вот те ключевые понятия, без которых был невозможен мирный исход «холодной войны». И это признавалось по обе стороны противостояния. Но дальнейший ход истории оказался неблагоприятным для России. Советский Союз распался, все бывшие советские союзники в Европе ушли в НАТО, членами Североатлантического альянса стали бывшие советские республики Прибалтики, и возникла вероятность того, что Украина и Грузия последуют их примеру. России пришлось примириться с ролью «самого крупного осколка советской империи».

В то же время именно сокращение масштабов России, слабость ее экономики, зависимость от импорта продовольствия, медикаментов, автомобилей, электроники и предметов быта делают ее привлекательной для западного бизнеса и не столь устрашающей для политиков и обывателей. Россия не может сама себя «сократить», чтобы ее перестали бояться, особенно небольшие соседние страны. Не может она переписать свою историю, связанную с периодическими набегами в XVIII–XX столетиях в страны Европы: Германию, Польшу, Венгрию, Финляндию, Турцию, страны Прибалтики. Россия такая, какая она есть, хотя и старается доказать всему миру, что и она способна на благотворные перемены, связанные с необходимыми реформами в области экономики и политического устройства.

В начале 1990-х годов Запад не имел ясного представления о возможном развитии России. Были сильны надежды на то, что Россия пойдет по пути активного освоения западных рецептов (следуя примеру проигравших Вторую мировую войну Германии, Италии и Японии). К середине 1990-х годов западное сообщество обнаружило, что Россия остается «стратегической неопределенностью», и торопиться с ее интеграцией в евроатлантические институты не следует. Поэтому за включением России в «восьмерку» развитых стран последовала пауза. Аналогично и в России произошло укрепление традиционных подходов к необходимым преобразованиям на базе авторитарных моделей управления, дополненное сильной антизападной риторикой. Решение НАТО о расширении на восток в 1995 г. и война альянса против Югославии в 1999-м сыграли в этом заметную роль.

Сложилась ситуация, близкая формуле Л.Д. Троцкого после Брестского мира 1918 года: «ни мира, ни войны». Конфронтация, во всяком случае видимая, в евроатлантическом пространстве прекратилась, а взамен появились слабые, неустойчивые формы «партнерства». Обе стороны избегали окончательно формулировать свои стратегические цели: получится ли в итоге союз между Россией и евроатлантическими структурами, или же на ближайшие десятилетия будут доминировать неформализованные и неструктурированные модели отношений? Вряд ли кто-либо сумел бы дать вразумительный ответ на эти вопросы.

Россия опасается, что неравенство ее возможностей станет источником давления на нее со стороны западных структур, причем как общего давления в связи с критическим отношением к тому, что происходит в России со строительством демократии, так и конкретных видов давления по вопросам энергетической политики и отношений с соседями. Запад в ответ опасается, что помощь России, особенно в создании высокотехнологичных отраслей производства, в будущем может укрепить ее традиционную склонность к конфронтационности. Не секрет, что созданные с американской помощью в СССР в начале 1930-х годов для борьбы против германского реваншизма сферы производства автомобилей, тракторов, самолетов, других видов машиностроения стали впоследствии основой советского военно-промышленного комплекса, что позволило Советскому Союзу бросить вызов самой Америке после окончания Второй мировой войны.

Таким образом, асимметрия возможностей между Россией и евроатлантическим сообществом содействует усилению недоверия. Одновременно она создает потенциальную напряженность в этих взаимоотношениях, потому что может усилить конфронтацию из-за растущей разницы между российской бедностью и западной зажиточностью.

Нынешний разрыв в возможностях России и ее западных партнеров велик и даже устрашающ. Суммарный ВВП США и ЕС за 2009 г. оценивается, несмотря на то, что это был год финансового кризиса, приблизительно в 31–32 триллиона долларов. ВВП России за тот же год – не более 2 триллионов. Бюджетные расходы России и западного сообщества, особенно на оборону и социальные нужды, науку и образование, здравоохранение несопоставимы: речь идет о разрыве на целые порядки.

В этой связи и перед правителями России, и перед правителями стран Запада встает по существу один и тот же вопрос: какого типа отношения можно построить на базе этого неравенства? Ответ представляется очевидным: асимметричное партнерство, хотя построить его составляет почти непосильную задачу. Ни историческая традиция, ни доминирующие сегодня настроения (как в России, так и на Западе), ни существующие системы управления просто не приспособлены для ее решения.

Если бы речь шла о том, что после завершения «холодной войны» и распада Советского Союза Россия осталась страной, которую нужно опекать (как это формулируется на Западе в отношении Украины или Грузии), то, наверное, и выработка новой российской политики для стран евроатлантической зоны была бы относительно простым вопросом. Россию приняли бы (в каком качестве – не будем уточнять) в структуры НАТО или ЕС, поставили бы перед ней задачи по перестройке ее механизмов управления, предложили бы подключиться к работе западных институтов. Таков стандартный механизм интеграции стран Центрально-Восточной Европы в евроатлантические структуры.        Но Россия – не ординарная страна. Это – все еще ядерная сверхдержава с крупной оборонной промышленностью и оборонным научным комплексом, развитой системой военных институтов, славной воинской традицией. Россия – крупнейшее по территории государство мира, располагающее впечатляющими запасами природных ресурсов, прежде всего – энергетических. В этом качестве она, с одной стороны, является одним из важнейших поставщиков ресурсов, в том числе и для стран Европы, а с другой – граничит и взаимодействует с двумя другими крупными мировыми игроками, каждый из которых представляет собой сложную стратегическую проблему для Запада, – с Китаем и исламским миром. С Китаем у России прекрасные отношения, с исламским миром – не вполне. Россия никак не укладывается в рамки предложенной ей Западом формулы «партнерство ради мира» и требует какой-то иной политики, разработать которую коллективно Запад до сих пор не сумел.

{advert=3}

Провозглашенная президентом США Б. Обамой политика «перезагрузки» российско-американских отношений в какой-то степени отражает понимание лидером Запада неудачи своих предшественников на российском направлении. Усилия США дополняют некоторые евросоюзовские лидеры. Руководители Германии и Франции в этом отношении идут дальше своего «старшего брата», понимая, что тупик в отношениях евроатлантического сообщества с Россией чреват большой потерей для мировых позиций их стран. Но многого они сделать не могут. Даже если под их влиянием огромная бюрократическая машина ЕС или НАТО (последнее менее вероятно) начнет раскачиваться, она может опоздать с нужными решениями на целую эпоху. За это время Россия пойдет каким-нибудь иным путем, на котором с ней будет трудно и даже невозможно найти общий язык.

Но для того чтобы сдвинуться с мертвой точки, нужны инициативы с обеих сторон – со стороны России и со стороны Евроатлантики. Надо по-иному оценить итоги предыдущего периода и по-новому посмотреть на сложившуюся ситуацию как во всем мире, где проходят тектонические сдвиги как в странах переходного типа и в мире ислама, так и в евроатлантической зоне. Целесообразно уйти от докучливых лекций России о преимуществах демократии (как будто в России этого не понимают) и постараться понять, почему же в нашей стране столь сильны пережитки прошлого, в том числе архаичная правоохранительная система, коррупция, грабеж мелкого и среднего бизнеса, отсутствие национального единства, разрыв между богатством и бедностью, между Москвой и провинцией? Почему власть в России так боится свободы СМИ и свободных незапрограммированных выборов? Без понимания этих проблем невозможно сформулировать адекватное отношение к внешнеполитическому курсу, который давно уже должен перестать играть роль герольда «величия империи» и стать составным элементом процесса решения проблем выхода из национального кризиса.

3

Зададимся извечным русским вопросом, что же делать России и евроатлантическому сообществу для того, чтобы углубление асимметрии между ними не стало источником новой конфронтации. Из всех известных официальных и полуофициальных идей только предложения президента России Д.А. Медведева по новой формуле европейской безопасности приближаются к каким-то новым способам взаимодействия: не блоковая политика с ее жесткими обязательствами, требующими сложных и дорогостоящих процедур, не труднодостижимые сложные компромиссы типа Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, а гибкая система взаимных консультаций, обмена информацией, согласования и синхронизации принимаемых решений, как это делается в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).

Несмотря на в целом мало обнадеживающее состояние отношений между Россией и западным сообществом, надо помнить, что и та и другая стороны уже глубоко вовлечены в решение десятков, если не сотен проблем из области безопасности (через Совет Россия – НАТО), из области экономики (интенсивный товарооборот и совместные инфраструктурные проекты между Россией и Германией, а также другими странами – потребителями российских ресурсов), финансов (участие России в работе «группы двадцати»). Россия участвует в работе ряда общеевропейских институтов (Совет Европы, Парламентская ассамблея стран Европы). В отношениях между США и Россией также происходят серьезные сдвиги. Неудовлетворенность отдельными сторонами отношений между Россией и евроатлантическим сообществом (или даже в целом состоянием этих отношений) не должна мешать видеть, что в определенных областях процесс взаимодействия идет.

Более того, в борьбе против движения талибов в Афганистане Россия и НАТО уже ведут себя как союзники военного времени. Россия согласилась на использования части ее коммуникаций для обеспечения боевых действий в Афганистане (другая линия снабжения идет через нестабильный Пакистан). Сейчас Россия и НАТО обсуждают возможность создания общей противоракетной обороны (ПРО) на случай возникновения прямой опасности террористических ракетно-ядерных пусков. В целом, сотрудничество между Россией и евроатлантическим сообществом развивается и даже углубляется. На очереди выработка общих подходов к решению таких проблем, как нераспространение оружия массового уничтожения (ОМУ), более четкий контроль над движением ракетных технологий и расщепляющихся материалов. Из других сфер взаимодействия требуют решения вопросы энергетической безопасности, освоения Арктики, противодействия опасным последствиям изменения климата.

Но куда идти дальше в оформлении отношений? Надо ли ставить вопрос так, как это делают некоторые западные политики, в частности предлагающие принять Россию в НАТО или ЕС? Думается, реальное решение проблем лежит в совсем иной плоскости – перестройки общей системы отношений в евроатлантической зоне, которая отражала бы реалии XXI века и отбросила пережитки старой системы.

Блок НАТО, например, был создан в 1949 г. для отражения угрозы советской агрессии против Западной Европы. Независимо от того, была эта угроза реальной или нет, блок свою роль сыграл: Советский Союз на Западную Европу не напал. Казалось бы, блоковая политика безопасности себя оправдала. Венцом ее успеха можно считать Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), заключенный между НАТО и Варшавским договором в 1990 году. Но дальше произошло то, чего никто не ожидал: и Советский Союз, и созданный им в Восточной Европе блок распались. Образовался гигантский стратегической вакуум, который с 1995 г. попытались заполнить политикой «расширения» НАТО. Речь шла о том, что Запад берет на себя заботу о безопасности стран Центрально-Восточной Европы, которую последние понимали как обязательство защиты от России. Запад с таким толкованием согласился, хотя данная стратегия уже тогда стала препятствием на пути к более стабильным и предсказуемым отношениям с Россией.

В области евроатлантической безопасности возникла парадоксальная ситуация: небольшие и средние страны Центрально-Восточной Европы были удовлетворены членством в НАТО и считали себя в безопасности, а самый крупный и сильный участник ситуации – Россия – считала себя ущемленной. Ситуация стала выглядеть нелепо и подозрительно: ведь смысл европейской безопасности состоит не в том, чтобы изолировать Россию или толкнуть ее в объятия Китая, где российский военный истеблишмент очень быстро найдет общий язык с китайскими военными. В условиях развивающегося под влиянием рискованных решений Вашингтона в начале 2000-х годов военного кризиса в Центральной Азии и на Среднем Востоке (Афганистан, Пакистан и, возможно, Иран) военное сотрудничество между Россией и Китаем окажется неизбежным.

Идя навстречу пожеланиям правительств Польши, Чехии, Венгрии, Румынии и некоторых других, которые продолжали видеть в России угрозу, евроатлантическое сообщество своими руками толкало Россию в сторону Китая, становившегося крупнейшей после США экономической единицей. России Запад не предлагал ничего приемлемого и тем самым только укреплял традиционные подозрения в свой адрес со стороны российских консерваторов и анти-западников. За период президентства Дж.Буша-мл. (2001–2008) ситуация в этой сфере накалилась до предела.

Источником неудовлетворенности служит, по всей вероятности, отсутствие общей формулы отношений (хотя бы в духе Хельсинкского акта), которая ориентировала бы обе стороны на движение в определенном направлении. В этом смысле не просматривается никакого сближения: «европеизм» сегодня часто звучит как «не-русизм» (хорошо, что не «антирусизм»), поиски «европейской идентичности» недвусмысленно означают ориентацию на Запад. России подчас приходится «выбивать» из своих европейских партнеров признание за ней статуса европейской державы. При таком положении, естественно, трудно говорить о «евроатлантическом» характере отношений между Россией и Западом.

Вместе с тем императивы сотрудничества нельзя игнорировать. Нужды решения острых региональных и глобальных проблем заставляют обе стороны идти на кооперацию, временами даже оставляя без внимания вопросы перспективы, взаимного восприятия, традиционных подозрений. Хорошим примером такой двойственности служит доклад о стратегической концепции НАТО, подготовленный группой экспертов во главе с бывшим государственным секретарем США М. Олбрайт в мае 2010 года. В этом докладе содержится признание необходимости сотрудничать с Россией. Было бы, наверное, полной бестактностью «забыть» об этом при подготовке столь важного документа. Но при этом доклад изобилует знаками торжествующего умиления Североатлантическим альянсом, его «достижениями» и «достоинствами». Практически в нем нет никакой серьезной попытки сопоставить возможности НАТО с необходимостью решать проблемы безопасности сегодняшнего дня (терроризм, наркотики, незаконная иммиграция и т.п.), а тем более – завтрашнего. Этот доклад должен определить стратегию НАТО на следующее десятилетие и, если в ней не будет серьезного отношения к сотрудничеству с Россией, то, скорее всего, эта стратегия будет мешать движению вперед и России и стран евроатлантической зоны.

Существуют разные мнения относительно того, как решить проблемы отношений между Россией и евроатлантическим сообществом. Высказывается позиция, что со временем Россия должна войти в существующие структуры (НАТО, ЕС) и стать их постоянным членом. Иные считают, что вхождение России в эти структуры будет иметь эффект медведя в сказке о теремке, который, захотев войти в теремок, просто разрушил его. Поэтому, с такой точки зрения, Россию нельзя включать в эти структуры ради сохранения евроатлантического единства, но взамен следует предложить ей какой-то иной вариант взаимоотношений. Наконец, те, кто вообще считает Россию чужеродным элементом, выступают за то, чтобы разработать новое издание стратегии «сдерживания» России (containment), которая будет менее вызывающей, но все же отделит Евроатлантику от Евразии. В сущности процесс расширения НАТО содержит в себе элементы этой стратегии.

В России также выражаются разные точки зрения на перспективу отношений с евроатлантическим сообществом. Важно отметить два комплекса соображений. Во-первых, выбор сегодняшней России в пользу «суверенной демократии», которая на Западе не воспринимается, и вряд ли будет когда-либо восприниматься, как адекватная замена подлинной демократии, означает несогласие России с итогами окончания «холодной войны», желание их пересмотреть и воссоздать такую систему подготовки и принятия государственных решений, которая будет держать евроатлантических партнеров в постоянном напряжении. Во-вторых, действует фактор балансирования России между двумя мирами: с одной стороны, мир Евроатлантики, который может предоставить России необходимые технологии и знания, без которых ей нечего даже мечтать об инновационном рывке, но потребует за это определенных гарантий. С другой – это мир развивающихся стран, с которыми у России имеется общая сфера совпадающих интересов (хотя имеется и достаточно споров и противоречий). Россия может довольно комфортно чувствовать себя в обеих группах стран.

В ряде случаев это стратегическое положение России воспринимается отдельными учеными и политиками как свидетельство «уникальности» России и ее способности построить свое собственное автономное пространство, на границе между миром развитых и миром развивающихся стран, своего рода возрожденная стратегия «третьего Рима». Коммунистический эксперимент, как и история допетровской Руси, показали, насколько обманчивы и даже беспредметны идеи «третьего Рима». У России за все истекшие столетия ее существования так и не сформировалось классов и социальных групп, способных дать ей импульс самостоятельного развития, а главное – подкрепить его капиталами, собственной технологией и знаниями. Без внешнего мира ее равноправное взаимодействие с развитыми странами просто недостижимо. Смотреть ей надо на Запад, откуда технология и знания идут на Восток (а не наоборот).

Если Россия всерьез хочет решить историческую задачу мощного рывка по созданию на своей территории современного общественного устройства и современной экономики, то путь к этому для нее лежит через отношения с Евроатлантикой. Препятствием на этом пути встает проблема несхожести политических систем, нерешенность проблем доверия и открытости, соблазны сближения с Востоком. Возможно, конечно, медленное поступательное движение на этом пути (как это и происходит сейчас), которое в конечном итоге будет содействовать решению проблем модернизации России и ее более тесной интеграции с евроатлантическим сообществом. В то же время этот путь рискован: никто не знает, сколько еще времени продлится нынешняя в целом благоприятная пауза в международных отношениях, позволившая избежать опасных и масштабных конфликтов. Обе мировые войны в Европе произошли в эпоху, когда казалось, что страны региона уже достигли высокой степени единства и взаимозависимости.

России и ее партнерам в евроатлантическом пространстве необходимо решить два комплекса проблем: во-первых, завершить «холодную войну» и порожденные ею идиосинкразии и, во-вторых, подготовиться к новым вызовам безопасности и развития. Необходимость завершить всю сумму противоречий, унаследованных от биполярности, очевидна, хотя и представляет собой трудность: надо решить, что же делать с НАТО, как примирить разные политические философии и практики Запада и Востока Европы, как решить проблемы, вызванные разными уровнями развития отдельных стран региона.

Не меньшую сложность составляет проблема совместного коллективного определения возможных угроз безопасности и развитию региона (терроризм, наркотики, незаконная миграция), разработка коллективного ответа на эти угрозы совместно с новыми ответами на некоторые «старые» проблемы: энергетическая безопасность, свобода передвижения по всей, а не только «шенгенской» Европе, согласование правовых систем отдельных стран на базе общеевропейского права, стандартные решения для частных инвестиций, совместная борьба с коррупцией и многое другое.

* * *

 

Последний мировой финансовый кризис и поиски его решения подчеркнули значение уже состоявшихся перемен в глобальном масштабе: слабость и неадекватность евроатлантического сообщества, рост значения новых игроков, сложность и масштабность проблем финансового регулирования. Эта группа проблем дает понять, что дилемма «Россия – евроатлантическое сообщество» не разрешима только присоединением России к западным структурам. Такое решение, с одной стороны, свяжет руки России и помешает свободе ее действий к югу и востоку от своих границ, а с другой – будет угрожать целостности и эффективности западных институтов.

Решение проблем, скорее всего, зависит от возможности обеих стран договориться, во-первых, об общих интересах и их иерархии, во-вторых, о том, что делать там, где общих интересов нет, и требуются какие-то механизмы урегулирования споров и разногласий, в-третьих, о «кодексе» поведения сторон, который бы четко разграничил приемлемое и неприемлемое в их действиях, в-четвертых, о системе консультаций и обмена информацией между ними по широкому кругу проблем от безопасности до обеспечения потребностей населения (здравоохранение, обеспечение продовольствием и питьевой водой, свобода передвижения, защита прав человека и демократических свобод).

Мир, когда он наконец переживет спазмы окончания финансового кризиса, в чем-то остается прежним, а в чем-то будет иным. Безусловно, будет процветать, хотя и в несколько иных масштабах, евроатлантическое сообщество. Повысится благополучие развивающихся стран – Китая, Индии, Бразилии, Южной Африки, Мексики, Индонезии, Филиппин. Какая-то трансформация произойдет в исламском сообществе, особенно в результате военных действий в Ираке, Афганистане, Пакистане. Должен чем-то разрешиться кризис, порожденный ожиданием появления ядерного оружия у Ирана. Произойдет перестройка сложившейся системы международных отношений, и в этом случае возможно новое развитие взаимоотношений между Россией и Евроатлантикой.

Источник: Международные процессы