Пару дней назад я был свидетелем спонтанного рождения нового политика и его политической партии. Молодой женщины, которая не представляет собой проект какого-то олигарха или группы бизнесменов. Мотивом ее желания идти в политику стала беспомощность и не способность украинских политических партий защищать базовые права простых людей. Ее пламенное выступление мне понравилось, желание заботиться о обычных людях вдохновляет. А все-таки на вопрос «какая философия стоит за ее будущей политической силой», я не получил ответа. По мнению этой молодой дамы простая мечта помогать и защищать людей от злых, ленивых и корумпированных чиновников — это уже достаточно сильная миссия для политика. И гнев на тех, кто управляет страной сейчас для нее стал внутренним стержнем и идейным двигателем.

Благодаря этому разговору я вспомнил слова известного чешского философа и социолога Вацлава Белоградского (Václav Bělohradský) в статье о смысле и роли философии в современном мире. Молодая дама из моей истории — это яркий пример того, что Белоградский называет «жидким гневом». Мы все живем в мире «дедемократизации», где гипер-буржуазия атакует наши гражданские права, где растет социальное неравенство, масс медия создают моральную панику и правительство ограничивает плюрализм. Людей унизили, обидели и напугали. Они чувствуют гнев, но их гнев «жидкий», течет во все направления, в экстремизм, национализм или массовую истерику.

Волны жидкого гнева — это самая большая проблема кризиса наших дней. Огромным достижением демократии есть способность переплавить гнев и чувство унижения в обществе в критическое мышление и вывести в альтернативную политическую программу. Сегодня этого нет. Люди потеряли способность трансформировать свой гнев в аргументы. Профессор философии из Гарварда, Michael J. Sandel, ездит по всему миру и в своих публичных дебатах о справедливости учит людей искать и находить правильные аргументы для публичного дискурсу. Его встречают полные залы тех, кто ощутили свою потерь. Чешский экономист Томаш Седлачек (Tomáš Sedláček) говорит, что уровень жидкого гнева растет, и захватывает не только массы, но и экспертов: экономистов, которые критически относятся к капитализму в его сегодняшней форме, или социологов, наблюдающих деструкцию всех традиционных стержней общества одновременно. Но отсутствует malta a presa lenta, тот “строительный раствор”, который бы все держал вместе и направлял к конкретной цели. И мы очень часто ожидаем, что роль раствора на себя возьмут те, кому точно она не под силу. Политики. Просто хотим от них слишком много. Политик попадает под влияние идеи или идеологии, придуманной философом, экономистом, или социологом. Его роль, как публичного деятеля — выбрать для себя правильную идею, вдохновить ею народ и потом максимально воплотить в жизнь.

В европейском пространстве никогда не побеждала только одна идея, одна философия. Всегда в противовес к ней рождались альтернативы, которые ее держали в рамках разумного. Это равновесие «разного» было причиной нашего исторического успеха. Современный мир с властью глобальной олигархии грозит, что мы потеряем равновесие разных жизненных проектов. Современное общество распяло себя между двух потребностей: глубокой специализации, и поиском некой, всеми принятой, идеи, которую бы все понимали и которая придала бы смысл нашим действиям. Это есть национальная идея, или фундаменты западной цивилизации в целом. И здесь, как и в «создании раствора», видит Белоградский практическую роль философии, той дисциплины, которая в обществе вызывает отвращение, отрицание и не готовность принимать.

Практическая философия — это «аргументирующая реконструкция» нашего мира после распада традиций. Она нужна, так как современность раздавила и опустошила традиции, и мир стал не понятным. Практическая философия учит понять, что сохранять и что менять, она призывает к участию в новых проектах мира, или предупреждает о них. Реконструкция нашего мира с помощью аргументов необходима. Мы застряли в «диктатуре актуальности», которая родилась из брака технологий и науки. Актуальность — один из символов западной цивилизации — опустился до уровня вечерних новостей на тв канале, или заголовка в желтой прессе. Родился императив «Используй и Употребляй», символ общества, сосредоточенного на самом быстром и самом интенсивном потреблении всего и всех вокруг, так называемых instant pleasures, быстрых и не качественных удовольствий. Философия приносит «время в целости», дистанцию от общего потока промежуточных мелких событий. И только это позволяет действовать политически взвешенно, и терпеливо смешивать разные компоненты для нового жизненного проекта. Это позволяет трансформировать «демоничность» в разумные аргументы, как написал Ян Паточка (Jan Patočka), один из самый знаменательных чешских философов прошлого столетия. Демоничность — это священный экстаз, оргия эмоции и неведомой энергии, которые полностью перекрывают обыденные ценности, включая самосохранение. Такими были римские вакханалии, или элевсинские мистерии, где обыденная простота жизни оглушена сакральным всплеском эмоций. Новая форма демоничности — ключевой знак глобального капитализма. Новый альянс демоничности со свободой, это договор с дьяволом. Он заменил предыдущую, всем так известную связь между свободой и ответственностью. Не разум — дитя свободы и отвественности — а демоничность раскручивает абсцесс богатства и постоянного экономического роста. Проявляется в форме консюмеризма и массового нарциссизма. Экономический рост является единственной легитимной целью общества, а его отрицание — признаком душевной болезни. Демоничность нам внушает мысль, что рациональным и этичным может быть только то, что гарантирует экономический рост и новое употребление, дающее очередной всплеск instant pleasures. Это современные вакханалии. В последствии мы наблюдаем восстание гипер-буржуазии, где несколько сотен богаче, чем несколько миллиардов, чувствуем цинизм масс медия, ощущаем «урезание общества» на группы, social tribes и кланы, и живем в государстве, где надо платить долги, которые мы не брали. Это порождает жидкий гнев, который затмевает разум. Задачей практической философии есть вернуть в общество дистанцию от покалеченной актуальности, наполненной демоничностью, и превратить слепой гнев в искусство злиться с чистой головой.

В обществе, где нет место для философов и где никто не прислушивается к их “голосу на растояние от актуалности”, нет и видения будущего, куда надо идти и для чего трудиться.