Шестая волна мобилизации ну никак не напоминает волну, даже в принципе. Некогда грозный военкоматский подводный вулкан все еще пыхтит и обильно извергает из себя поток повесток в армию. Но на общем политическом мелководье он — не что иное, как бумажный гейзер, который сам по себе красив и впечатляющ, но даже на небольшом удалении уже никого не затрагивает. Такое себе милитаристское оригами.
Одновременно с этим последовательные попытки, мягко говоря, упорядочивания добровольческого и волонтерского движений не встречают встречных симпатий ни среди добровольцев, ни среди волонтеров. Казалось бы, структуризация вооруженных и в массе своей не имеющих военного опыта людей — дело правильное, хоть с точки зрения стратегии, хоть для сохранения их отважных, но зачастую бестолковых голов. Но то, что выдается за стратегию, во всяком случае, в ее открытом, гражданском измерении, таковой совершенно не является.
Может, это такой коварный план украинских политиков и военачальников — системно «включать дурака», чтобы враг потерял бдительность, но, похоже, кнопка «выкл.» в этой приставке совсем сломалась. И если массам не понятны витиеватые речи отцов нации, то совершенно плевать на любые тайные договоренности с Западом и коварные планы. Массы, не заморачиваясь, назовут таких лидеров трусами, саботажниками и предателями. При этом реальным героям и настоящим командирам (а их много) в массовом сознании отводится все меньше места. Осознание того, что в целом-то армия наша становится лучше, но военно-политическое руководство мычит день ото дня что-то уж вовсе невнятное, порождает пресловутый когнитивный диссонанс, в условиях войны провоцирующий социальный взрыв, который, в свою очередь, конечно же, опционально учитывается Кремлем.
Это достаточно эффективные и низкобюджетные технологии вражеского влияния — всего-то и нужно обращать внимание правдолюбцев на волокиту, хамство, невежество и прочие традиционные бюрократические черты. Следовать журналистским стандартам — всегда выслушивать противоположную сторону, да почаще. При этом, разумеется, полностью игнорировать любую позитивную динамику.
Понятно уже, что ни наша приснопамятная «майданная троица», ни сам Петр свет Алексеевич — ни разу не воинственные люди, хоть увешайся они с ног до головы автоматами поверх летнего (вне зависимости от сезона) камуфляжа, ладно скроенного под не очень спортивные фигуры. Ну и не царское это дело — изображать мальчишей-кибальчишей, последнюю надежду нации. Оно у распоследнего селянина вызывает вопрос — зачем им эти игры в вип-войнушку?
Надо полагать, что свита говорит им о необходимости личного примера и все такое. Но люди, желающие воевать безо всяких дополнительных мотиваций, обламываются, а на их место военкомы волокут совершенно малопригодных к воинской службе доходяг телом и духом от рождения, которые не в состоянии ни убежать, ни откупиться.
То есть имеем плохо артикулируемый формат Минских соглашений, который совершенно непонятен обществу в любой его части и который в нашем политическом сурдопереводе вообще теряет смысл. Имеем политикум, который в стотыщпятисотый раз занимается борьбой с коррупцией вместо остановки ее источника — контрабанды; бесконечным реформированием экономики вместо ареста и возвращения в бюджет преступных активов прежней власти; копанием рвов, блиндажей, дотов и окопов на линии разграничения вместо наступательных операций. О попытке представить партизан уголовными преступниками даже говорить без обсценной лексики трудно. Дело «Равликов» — вообще позорище, чтобы не сказать в лексиконе организаторов — «подстава». И так далее.
И на этом фоне, не давая внятного ответа на вопрос — за кого и против кого мы в таком случае воюем? — военкоматы гонят шестую волну.
Нет, зайти к Кернесу на сходняк и попытаться забрить там парочку молодых бройлеров — это, как минимум, красиво, спору нет. Как и арест кого-то-там прямо на заседании Кабмина. Для этого можно было бы выпускать надувных резиновых министров и генералов, чтобы по-всякому использовать. Были же в Японии когда-то в корпорациях чучела начальников и палка рядом. Ну а у нас было бы сообразно последней либеральной брачной моде: потешились — и сразу в наручники. Или наоборот, неважно.
Но с таким же успехом можно было бы выпускать и надувных призывников. Стояли бы на передовой, как глиняная армия китайских императорских солдат, только знай, воздух подкачивай — все равно же в ответ стрелять нельзя. На крайний случай — включать звуковые установки с саундтреками хорового исполнения национального гимна на фоне перестрелки. ОБСЕ была бы страшно довольна.
Национальная идея от этого бы только выиграла. Поскольку в массе своей она осталась как национализм — идеология безгосударственной нации, демонстративно борющейся за обретение государственности.
Создавшееся украинское государство и ныне, и присно ни в каком виде, и ни при какой власти не отвечало этим национальным запросам. Тем самым не давая шанса воинственному национализму естественным образом трансформироваться в гражданский, созидательный патриотизм.
А тут война. И, казалось бы, национализму самое место там, на передовой. Но вот ведь какое дело — они же, не ровен час, могут взять и выиграть. В истории такое не раз бывало, когда сотни бесстрашных головорезов, начиная с пресловутых техасских рейнджеров, бивавших мексиканцев после Аламо, разбивали во много раз превосходящие регулярные силы противника.
В Украине могут запретить "нежелательные" звонки на мобильный: о чем речь
СтратКом ВСУ подтвердил первое в мире применение межконтинентальной ракеты против Украины
В Forbes выяснили, чем ВСУ могли атаковать пункт в Марьино Курской области
В Украине начали действовать новые правила покупки валюты: как теперь обменять доллары
Сегодня уже любой человек, следящий за развитием событий, укажет на такие, бывшие возможными, шансы — наглые захваты СБУ и ОГА в Донецке и Луганске, Карачун, загадочный уход Гиркина из Славянска, сиротливо катающаяся «Нона», первый «гумконвой» и прочие моменты.
И этот же человек вам скажет, что большой бизнес и «договорняки» породили очевидное разочарование и растущее разложение несущей ежедневные потери, но так и невоюющей армии. Такая армия становится обузой и внутренней угрозой. Одно дело — пытаться бороться с коррупцией чиновников, совсем другое — с коррупцией массы вооруженных людей.
(Справедливости ради здесь нужно заметить, что по ту сторону линии фронта дела еще хуже — «военторг» скудеет, отжатое переотжимается по третьему разу с показательными казнями «паперэдников». С водой, едой и электричеством — плохо, а еще даже не осень. А еще Москаль. А с идейностью после последних кремлевских заявлений о том, что никто сепаратистам ничего не обещал — вообще тоска. Если бы не контрабанда угля и топлива, могли бы уже чеканить свою деньгу, как ИГИЛ — все равно купить на нее было бы нечего).
Итак, у нас вооруженные и небогатые люди получают совсем другую мотивацию находиться на войне, нежели мотивация националистическая или патриотическая. Потому что каждый боец, глядя на судьбу товаров и грузов, перемещаемых через блокпосты и мимо них (начиная с Крыма, кстати), подумает: а я что, лох, что ли? Им всем можно, а мне нельзя?
В этих условиях национализм совершает инволюционное движение — к кастовому, жертвенному, орденскому сознанию военно-политической элиты. Способной на самопожертвование, но так же и на наказание коллаборационистов — как явных, так и мнимых. Причем человеку с высокими, заоблачными идеологическими мотивациями (начиная с Гаврилы Принципа) всегда легче подсунуть ложную либо демонстративную, а поэтому более уязвимую, но зато пафосную мишень.
Патриотизм превращается в неотчетливое и ни к чему не обязывающее мировоззрение либералов. Поскольку социальные лифты для них отсутствуют, а реформирование оказывается дымящейся похлебкой, нарисованной на холсте, которым был затянут пустой очаг папы Буратино. Но и в таком холостом виде украинский патриотизм встречает сдержанное неодобрение еврочиновников, поскольку напоминает им о тех двадцати восьми собственных угрозах, могущих разнести ЕС в клочья. А тут еще Украина со своей революцией. А ну как у них получится, и высшие ценности возьмут верх над кредитными обязательствами?
Что остается в прикупе?
Лет сто назад было такое слово — «филистер», означавшее самодовольного мещанина, невежественного обывателя, отличающегося лицемерным, ханжеским поведением. То есть, говоря современным языком, наглого жлоба, использующего патриотическую демагогию для обдирания наивных лохов.
Достаточно заурядное явление, которому даже был посвящен культурологический сборник «Жлобология». Но в условиях войны филистер превращается в натурального упыря, поскольку всячески способствует выпихиванию на войну совершенно бесполезного для нее человеческого материала.
Ведь реально полезный, националистический элемент, как говорилось, власть опасается туда пускать, а умеренно полезный, патриотический тем временем вовсю бухает и проходит «краткий курс молодого коррупционера», если, конечно, не подстрелят. Готовится к мирной жизни.
Шестая волна выглядит трагикомично. В первую очередь из-за того, что ее политико-правовое обоснование, настроения масс (именно масс из совсем глубинки), информационный фон с надувающимися и никак не лопающимися коррупционными пузырями, непонятные кадровые перестановки и еще менее внятные их объяснения — все это находится на совершенно разных, непересекающихся плоскостях, возможно даже в разных измерениях.
Острый дефицит политической воли, кроме врожденных финансово-политических дефектов, определяется еще и охладевающей симпатией к дефективным Запада, понимающего, что в случае чего ему же эту политическую волю и оплачивать. Нести все риски и издержки без каких-либо гарантий. Тут только ввяжись — наверное, дешевле было бы оккупировать. Или поставить какую-нибудь надувную хунту, чтобы вообще молчала и ничего, кроме воздуха, не потребляла.
Слово «филистер» приобрело внебиблейский смысл в 1693 г., когда горожане-бюргеры, убили в Иене буйного пьяного студента. По одной из версий, его пристрелил смешанный городской патруль, следивший за порядком, или, как тогда говорили, за нравственностью. И пастор Гётце на его похоронах, пользуясь естественной для протестанта ветхозаветной лексикой, обозвал враждебных студентам мещан «филистерами». А обыватели-бюргеры для «безнравственных» студентов были тем же, чем библейские филистимляне-«филистеры» для иудеев, то есть врагами.
Именно так (вне правового контекста) воспринимаются массами сейчас попытки власти (совершенно разными силовиками и органами правопорядка) то ли навести порядок, то ли применить репрессии против вооруженных «студентов». Скорее всего, и то, и другое. И очевидно, что пользуясь уже хрестоматийной информационной инвалидностью Украины, противник умело качает ситуацию, используя традиционное недоверие к любым ментам, подозрительность к любой власти.
Министру обороны можно посочувствовать, потому что в массовом сознании ответственность за все действия несет их непосредственный исполнитель, а политические комментарии военные давать не вправе. А их спрашивают. А они не комментируют.
Конечно, выведение на политический подиум в момент острого внутреннего кризиса такого яркого политика, как Саакашвили, на некоторое время переадресует общественный запрос на чудо от президента к Михо, как когда-то было с Ющенко и Тимошенко. Но они все уходят, а филистеры остаются. Их много и они сильны.
Правда, исторически филистером-филистимлянином, согласно Библии, был Голиаф.
Пока на него не нашелся Давид.
Источник: ZN.UA
