Создание советской и постсоветской реальности с помощью контроля коммуникаций

Любое государство любит руководить всем, советское государство любило это больше других. С одной стороны, оно хотело идеологизировать все: от фильмов и книг до улиц и площадей. С другой, идеологическое хорошо чувствует себя там, где не требуется реакции населения. Например, за памятники, в отличие от фильмов и книг, население своих денег не платит, это деньги государства, поэтому реакция населения здесь пассивна.

В случае необходимости активной реакции, то есть голосования деньгами или ногами, уже трудно заставить населения полюбить чисто идеологический продукт. Это удается делать, когда этот продукт теряет часть своих идеологических характеристик, заменяя их художественными. Например, скульптура И. Шадра «Булыжник — оружие пролетариата» имеет идеологичность, закрепленную дополнительно названием, одновременно это качественная художественная скульптура.

Советский Союз тоже вынес на свой пьедестал не реальность, а метод ее изображения — соцреализм, который и рассказывал, какой именно должна быть реальность. И это важно, поскольку наше стандартное поведение всегда уводит нас от положения еретика, не признающего то, что признают все. Этот тип поведения не любят все государства, просто тоталитарные государства применяют для борьбы с этими уходами в свой собственные мир, что в советское время именовалось «внутренней эмиграцией», более жесткие методы возврата к реальности.

Информационные и виртуальные потоки создают картину мира, насквозь прошитую не фактами, а интерпретациями. Виртуальные миры — это вообще чистые интерпретации, поскольку выход на реальные факты здесь очень косвенный. Роман — не газета, его герои не ходят по улицам, а существуют в воображении писателя. Но и газета тоже является набором фактов, «прошитых» вместе теми или иными интерпретациями.

В СССР всегда внимательно следили за всем, что тиражировалось и имело выход на широкие массы. Листовки даже в одном экземпляре, но с отрицательным содержанием становились объектом расследования спецслужб. Одну из таких написал в молодости Л. Ландау в 1938 г. В ней говорилось даже о сталинском фашизме. Листовка заканчивалась словами: «Сталинский фашизм держится только на нашей неор­ганизованности. Пролетариат нашей страны, сбросивший власть царя и капиталистов, сумеет сбросить фашистско­го диктатора и его клику. Да здравствует 1 Мая — день борьбы за социализм! Московский комитет Антифашистской Рабочей Партии». В результате Ландау попал под арест в 1938 — 1939 гг., но был освобожден по ходатайству П. Капицы и Н. Бора [1 — 3]. Это было возможным, поскольку физики были нужнее государству, чем гуманитарии.

Если физики занимались действительно важными для государства делами, то только часть гуманитарием обслуживала идеологическую машину, ремонтируя и смазывая ее части, а все остальные лишь создавали правильный фон.

Особое внимание партия уделяла творческим работникам, писателям, сценаристам, режиссерам. Ради них существовала цензура, направлявшая их и читателей-зрителей мысли в нужном направлении. Вот как это происходило в случае киностудии «Ленфильм»: «Вследствие неоднозначной репутации «Ленфильма» как студии, больше других известной склонностью поощрять молодых режиссеров и поэтому идущей на значительный риск, государство и партия особенно пристально наблюдали за этой киностудией. Процесс фильтрации подразумевал по меньшей мере двенадцать самостоятельных этапов (и намного больше, если картина была признана сомнительной). Заявки тщательно переделывались, прежде чем заказывался сценарий; так называемый «литературный сценарий» проходил по крайней мере две редакции в самой киностудии и еще две-три — в Сценарно-редакционной коллегии Госкино, до того как студия получала разрешение указать картину в своем «тематическом плане» на текущий год. После того как режиссеру поручали и разрешали сделать режиссерскую разработку, или сценарий для съемки, этот последний также тщательно прорабатывался, пока наконец фильм не появлялся в «производственном плане» на год и (после трехмесячного «подготовительного периода», т.е. стадии подготовки к производству) не начинались уже собственно съемки. Иногда материал проверялся не только в самой киностудии, но и в Госкино; готовый фильм всегда проходил подробное внутреннее рецензирование в рамках художественных советов киностудии, а затем уже в Госкино, и обычно каждый из этих этапов сопровождался внесением правок. Партийный комитет студии также мог запросить обсуждение завершенной картины и — если какой-то режиссер вызывал особое беспокойство, как это было с фильмом Киры Муратовой «Познавая белый свет», — просмотр материала» [4].

Можно найти объяснение этому «вниманию». Оно состоит не только в том, что фильм или роман все равно трактовались не как художественная реальность, а как идеологический продукт. Вспомним, как Ахматову и Зощенко подвергли жесткой критике, но не за художественные отклонения, а за идеологические, которых там особенно и не было. Просто нужны были фигуры для битья, чтобы вернуть управляемость на идеологическом фронте.

Суть партийного управления была направлена на литературу и искусство по таким причинам. С одной стороны, это зрелищно-развлекательные коммуникации, которые смотрят если не все, то многие. С другой, писатели и режиссеры производят индивидуальный продукт, это не производство какого-то механизма с заранее утвержденными параметрами. Это каждый раз новый продукт. Страна производила наисложнейшие механизмы — самолеты, танки, трактора… Но они всегда были одинаковыми, а тут каждый раз производилось что-то новое, то есть что-то иное. Отсюда такая иезуитская сложная схема контроля как худсоветы, редсоветы и предварительная цензура. Ничто не могло идти в печать, не имея разрешения от Главлита.

Инженерами человеческих душ назвал Сталин писателей. По мнению В. Катаева он взял эту формулу от Ю. Олеши, герой рассказа которого хочет стать инженером своей души. Рассказ назывался «Человеческий материал» и был опубликован в праздничном номере «Известий» 7 ноября 1929 г. А после Сталина А. Жданов, выступая на Первом съезде советских писателей, сделал из этой метафоры жесткое правило поведения, определяющее, что можно и что нельзя делать советскому писателю. Писатели должны были стать в колонну под названием Союз советских писателей, чтобы ими можно было управлять более эффективно, поскольку труд их индивидуальный. То есть удалось создать коллективный механизм управления индивидуальным творческим трудом.

В. Файбышенко пишет: ««Инженеры души» появляются там, где возникает «инженерия души» — конструкт, характерный для модернистских проектов. Это тип заботы о себе в исторической ситуации «недовольства культурой», когда человек разотождествляется с «естественными» устройствами собственной формовки. Инженерия души имеет дело с парадоксом: осознанное отчуждение от того, чем человек себя обнаруживает, превращается в орудие воздействия на утраченного или еще не родившегося «себя». Инженерия души может принимать вид «антиинженерии», сопротивления индустрии современной культуры, но это лишь подчеркивает роль внутренней дисциплины и овладения собой в процессе передачи себя как орудия направленно действующей извне силе. […] Конструирование советского писателя — исключительная по тотальности и принудительности, но не единственная версия «производства» как способа отношения человека к самому себе и собственным творческим способностям» [5].

Картина мира советского человека была столь же строго иерархической, как и в прошлые эпохи. Народ мог стоять в центре этой иерархии чисто условно. Иерархия расставляла людей на разные ступеньки подобно религиозно-церковной. Маркс-Ленин-Сталин стояли на вершине. Это по формуле Микояна «Сталин — это Ленин сегодня» живой Сталин попал в список почитаемых такого уровня, как после смерти.

Цензура не пропускала все факты, которые могли навредить модели мира советского человека. И не только те, что приходили с Запада, но и свои собственные. Например, если у членов Политбюро был статус богов, поэтому ничего отрицательного о них не могло появиться в печати, поскольку они были высшими богами, но также нельзя было плохо отзываться и о героях. Таким вариантом земных богов были герои-космонавты. Вот факты не того поведения космонавтов, о которых мы не знали и не могли знать:

«– В октябре 1961 года, находясь на отдыхе в Крыму, Гагарин находился с медсестрой в отдельной палате и, чтобы избежать встречи с супругой, прыгнул с балкона, в результате чего повредил себе лицо. Этот проступок обсуждался на собрании партийной организации отдела лётной и космической подготовки и вынесено решение «ограничиться разбором и обратить внимание Гагарина на недопустимость подобных случаев.

– В августе 1961 года Титов без разрешения командования выехал на личной машине в Москву, управлял машиной шофёр. При возвращении домой была сбита женщина, которой нанесены ушибы. Этот проступок разбирался на партийном бюро отдела Центра, а Главнокомандующим ВВС Титову был объявлен выговор. Титов поддерживал личные связи с корреспондентом АПН Докучаевым (Булышевым), художником Яр. Кравченко, бывал у них на квартирах, где организовывались вечера с выпивками. В феврале с/г Титов на машине нарушил правила уличного движения и столкнулся с автобусом. По этому вопросу с Титовым беседовали и предупредили о его неправильном поведении. Этот факт также обсуждался в парторганизации. Титову задержано присвоение очередного воинского звания «подполковник»». Все это из справки Главпура и ВВС, направленной в ЦК [6].

Непонятно, чем не угодил художник Яр-Кравченко, ведь даже Сталин позировал ему целый месяц, а он жил в это время на даче Сталина в Волынском [7 — 8]. У него были портреты многих космонавтов. А еще у него была картина 1949 г. «Горький читает свою сказку „Девушка и смерть” Сталину, Молотову и Ворошилову, 11 октября 1931 г. «, где почти все советские довоенные боги были собраны вместе даже в названии картины [9].

И вдруг соцреализм в трансформированном обличье вновь вернулся в наше время: «Литература, интересующаяся языком, новыми образами и неожиданными идеями, в целом (и особенно в случае новых авторов, не сделавших себе имени за советские годы) оказалась оттесненной на обочину «во-от такой ужины», какая ей не снилась и в советское время, когда официальные литературные чиновники хотя бы опасались ее и ревниво за ней следили. Господствующий литературный вкус стал наконец таким, каким официальная советская критика всегда хотела, чтобы он был (и каким он, однако, тогда не был — просто назло начальству!): прямое повествование, весьма отдаленно напоминающее классические образцы; как правило, очень сентиментальное; сильно идеологически ориентированное; примитивное по языку и оперирующее чрезвычайно упрощенными картинами мира. Вот она, загробная победа социалистического реализма! В этом вкусе оказались воспитаны и «новые прозаики» нулевых годов — не все, конечно, но из отмеченных издательствами и критикой большинство, как будто их по этому признаку и отбирали» [10].

Не менее жестко партия воспитывала не только писателей, но и художников, ярким примером чего стал разгром Хрущевым выставки авангардистов в Манеже, случившийся 1 декабря 1962 г., поскольку это было явным отступлением от соцреализма [11 — 13]. Кстати, ЦРУ также использовало инструментарий искусства, финансируя и продвигая выставки американских абстракционистов по всему миру, считая, что тем самым они демонстрируют свободу в Америке. То есть это было ареной противостояния в холодной войне [14 — 16].

На этом поле с шахматными фигурами США играли за одних, а СССР — за других. Шаха и мата не было, но все равно били больно. Американцы, поддерживая именно абстрактное искусство, исходили из того, что оно полностью противоречит соцреализму. Дополнительно к этому им было понятно, что то, что Союз критикует, наоборот, следует поддержать.

В Манеже была выставка художников из студии Э. Белютина, которых на предыдущей выставке на Таганке, посетили иностранные журналисты, открывшие миру советский авангард. И тогда было принято решение пригласить авангардистов на выставку  в Манеж.

А вот реакция партийных лидеров на этих художников вышла из берегов. Вот воспоминание одного из художников, иллюстрирующее, что не только Хрущев изо всех сил «бесновался»: «Рядом со мной стоял Суслов, он поднял два кулака вверх и закричал: «Задушить их надо!» После того как все кончилось, мы стояли и думали: что с нами будет? Через 24 часа – за пределы родины или всех арестуют – и на лесозаготовки – ну не может же первый секретарь ЦК врать? Кто-то пытался шутить. Вера Ивановна Преображенская (староста белютинской студии) сказала: «Ну хорошо, вы все педерасты, а я тогда кто?»».

Эта реакция художников отражает мощнейшую зависимость человека от власти. До конца жизни они помнили эту свою встречу.

Позже уже на пенсии Хрущев сказал, извиняясь, одному из художников, что «его накрутили». А там он пугал художников такими словами, после которых они три дня ждали ареста: «Вы дайте нам списки, мы вам дадим на дорогу за границу, бесплатно довезем и скажем счастливого пути. Может быть, станете когда-нибудь полезными, пройдете школу капитализма, и вот тогда вы узнаете, что такое жизнь и что такое кусок хлеба, как за него надо бороться и мобилизовывать людей».

Советский мир, по сути, жил такими «накачками», поскольку естественные механизмы трансформации были заморожены. Это касалось как экономики, так и всей общественной жизни. У власти была определенная боязнь, что неуправляемость приведет к негативным последствиям. По этой причине все, что было можно, было под началом разных псевдо-объединений: от филателистов до рок-клубов. Это было псевдо-управление, но оно создавало структурность, где кто-то был во главе и с кого можно было спросить.

Эрнсту Неизвестному, скульптуры которого были в другом зале, так что накал страстей мог уже остыть, Хрущев рассказал тогда даже анекдот: «Вы хотите прикрыться именами крупных ученых. Я расскажу анекдот народный на эту тему. Вы физиолога Павлова знаете? Так вот рассказывают такой анекдот: идет он однажды по Невскому, проходит перед Казанским собором, снял шляпу и начал класть поклоны и крестить себя. А в это время улицу подметал дворник. Он оперся на метлу и говорит: советская власть, а сколько еще темных людей».

И это действительно серьезная проблема — как управлять столь разными людьми. Запад решил проблему этого управления, заложив нее стержень потребительского общества, которое сознательно конструировалось. СССР не имел возможности опереться на материальное, поэтому оперировал идеальным типа построения коммунизма во всем мире.

Был также сильная слабость структуры управления в самих советских лидерах. Известный переводчик В. Суходрев, работавший с Хрущевым, вспоминает: «Никиту Сергеевича я запомнил совершенно необразованным человеком. Он не любил читать в принципе, а тем более протокольные тексты, так как находил их скучными. Вместо этого он импровизировал, и перевод придумывался в авральном режиме» [17].

Э. Белютин пишет, что это Суслов старательно выводил дискуссию на конфликт, когда казалось, что она затихает, а уже после выставки было даже такое: «Прошло немногим более 48 часов после Манежа, как у дверей нашей квартиры уже стоял участковый милиционер с двумя мужчинами в штатском.

— Что вам нужно? — спросила моя мать.

— Нам нужно знать, где работает Белютин, — сказал милиционер. Он знал мою мать и немного смутился. Это было странно, как потом сказала мне она. — Видите ли, в домоуправлении нет его справки с места работы.

— А он и не обязан был ее представлять. Квартира оформлена на меня. Вы что, не знаете правил? — сказала моя мать.

Все молчали. Тогда один из штатских сказал довольно вежливо:

— Передайте ему, чтобы он занес справку в домоуправление» [18].

            И референт министра культуры, которая нанесла ему визит в мастерскую, сказала еще такие слова:

            «— Вообще-то вы, конечно, знаете, что после Венгрии и Польши (она имела в виду события в Познани 1956 года) на Политбюро было решено руководить всеми помыслами интеллигенции. Партия не может чего-то не видеть, чего-то не знать, особенно среди интеллигенции. Это просчет и в Венгрии, и в Польше. И было бы разумно подставить своих людей в виде катализаторов, вокруг которых группировались бы недовольные и просто леваки, как мотыльки вокруг керосиновой лампы.

— Но это гнусно, — сказал я.

— Это политика и управления государством, — помолчав, ответила она.

— Впрочем, похоже, что вы на эту роль не годитесь. У вас большой недостаток. Вы витаете в каких-то эмпиреях, увлекаетесь какими-то теоретическими соображениями об искусстве, и потому не можете быть контролируемым.

— Спасибо, — сказал я.

Она зажгла новую сигарету, затянулась и с неожиданной усмешкой бросила:

— И не досадуйте на Неизвестного. Взрыв должен был состояться. Он был запланирован. Одни задумывали Манеж так, другие иначе. Только и всего».

Это странный разговор с референтом министра, тем более такого министра, как Фурцева. Это какая-то беседа с человеком сегодняшнего дня, посланного в прошлое.

В. Огрызко разбирался в запутанной истории, кто стоял за организацией этой выставки [19]. До нее председатель КГБ В. Семичастный написал несколько записок в ЦК о нездоровой атмосфере среди писателей и художников, цитируя некоторые из их крамольных высказываний,  и одно из его предложений было таким: «Многие писатели, художники, киноработники высказывают желание чаще встречаться с руководителями партии и правительства и вести откровенные беседы по интересующим их вопросам, они с восхищением вспоминают встречу 16 июля 1960 года на даче «Семёновское», способствовавшую сплочению творческой интеллигенции вокруг Коммунистической партии Советского Союза. Комитет госбезопасности считает целесообразным поручить соответствующему отделу ЦК изучить возможность проведений новой встречи представителей творческой интеллигенции с руководителями КПСС и Советского правительства».

Можно понять, глядя из сегодняшнего дня, что на выставке было столкновение двух конкурирующих секретарей ЦК по идеологии Ильичева и Суслова: «Бывший первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев утверждал, что в Манеже дирижировал спектаклем не Суслов, а Ильичёв. По третьей версии, настроили Хрущёва против художников якобы Шелепин, Полянский и Кириленко. В пользу этой версии говорило то, что Полянский и Шелепин потом помогли издать беспомощный с художественной точки зрения роман Ивана Шевцова «Тля», яростно осуждавший абстракционистов и формалистов в живописи. Но я всё-таки вернусь к свидетельству Егорычева. Бывший руководитель столичного горкома партии вспоминал: «У меня вызвало некоторое удивление, когда я не увидел в этой представительной группе Л.Ф. Ильичёва – секретаря ЦК по идеологии… После того, как они осмотрели работы на первом этаже, Хрущёва – неожиданно для меня – повели на второй этаж. Я недоуменно спрашиваю: «Куда всех ведут?» Как потом выяснилось, «отсутствующий» Ильичёв за ночь (!) до посещения выставки руководителями ЦК распорядился собрать по квартирам работы молодых абстракционистов и следил за их размещением на втором этаже вне выставки МОСХ. Он и авторов пригласил. Те вначале были очень довольны, что их работы хотят показать. Но оказалось, что кому-то очень хотелось столкнуть их с Н.С. Хрущёвым. Провокация удалась. Хрущёв, как только увидел эти работы, стал кричать…». Из воспоминаний Егорычева можно сделать только один вывод: в роли провокатора в Манеже выступил Ильичёв. Но зачем Ильичёву это понадобилось? Он, что, хотел в очередной раз выслужиться перед Хрущёвым или утереть нос своему бывшему шефу Суслову? Думаю, эти мотивы, безусловно, присутствовали. Но не они были определяющими. Я не исключаю того, что Ильичёв, в своё время многому научившись у Суслова, просто решил всех стравить. Цель у него, похоже, была одна: заставить всех художников из самых разных групп плясать под одну дуду: дуду партаппарата. Поэтому в ход пошли пряники и кнуты. Авангардистам в данном случае достались кнуты. Ильичёв чётко давал понять: или художники левых взглядов, признав заблуждения, пойдут на сближение с «правыми», или их просто раздавят в лепёшку».

Кстати, об Ильичеве ходила такая шутка. Когда он запретил фильм «Застава Ильича», то остряки смеялись, что на пути фильма встала «застава Ильичева» [20].

Холодная война была гибридной войной в то время, когда этот термин не употреблялся. Но по затрате ресурсов  она ничем не отличалась от войны горячей, поскольку ресурсы на обычную войну все равно тратились. Столкновение двух секретарей по идеологии явно происходило с подачи Суслова, который, к тому же, сыграл свою активную роль в снятии Хрущева.

Советская история полна загадок. В ней были и оттепели, но чаще люди жили в неспокойное время. При этом никогда нельзя было угадать, как может повернуться та или иная ситуация. Любое слово могло быть истолковано не так, как казалось говорящему. Тем более система постоянно нуждалась в тех или иных кампаниях, когда врагов народа могли обнаружить даже в языкознании.

Даже безобидная вроде бы книга «Физики продолжают шутить», кстати, достаточно известная в советское время вызвала беспокойство Калужского обкома КПСС, что в результате привело к выговорам всем издательским работникам, причастным к этому ужасному событию. Правда, речь здесь идет о том, что издательство Мир взяло книгу у нехороших составителей. Вот начало письма из Калужского обкома:

            «31 января 1969 г [ода]          Секретно.

Экз[емпляр] №№ 1

Центральный комитет КПСС

Калужский областной комитет КПСС считает необходимым информировать о следующем:

1. Издательство «Мир» трехсоттысячным тиражом выпустило книгу «Физики продолжают шутить» под общей редакцией доктора физико-математических наук В. Турчина. Составителями-переводчиками книги являются Ю. Конобеев, В. Павлинчук, Н. Работнов, В. Турчин.

Калужский обком КПСС считает привлечение этих лиц к литературной работе политической ошибкой.

Павлинчук В.А., работая научным сотрудником Обнинского Физико-Энергетического института, явился инициатором распространения антисоветской литературы среди работников теоретического отдела института. Находясь в составе совета Дома ученых, он организовывал выступления в Обнинске лиц, известных своими антисоветскими взглядами (Якир, Снегов).

За распространение антисоветской литературы в марте 1968 года Павлинчук В.А. был исключен из партии и вскоре после этого освобожден от работы в институте.

Самым активным защитником Павлинчука и его антисоветских действий выступал другой автор книги, научный сотрудник того же института Работнов Н.С. Именно Работнов подвергся резкой принципиальной критике на страницах журнала «Коммунист» (№ 18 1968 года) в статье т. Свиридова Н.В. за аполитичное безыдейное выступление в Обнинской городской газете «Вперед».

В январе текущего года за проявленную партийную беспринципность, за нарушение Устава КПСС Работнову Н.С. объявлен строгий выговор с занесением в личное дело.

Автором грязной антисоветской стряпни под названием «Инерция страха» является старший научный сотрудник Института прикладной математики Академии наук СССР, беспартийный Турчин В.Ф., ранее работавший в Обнинске. В своей «работе» он делает попытку подвергнуть ревизии некоторые положения марксизма-ленинизма, обращается с демагогическими призывами к интеллигенции, пытаясь привлечь ее к борьбе за так называемую «демократизацию» нашего общества.

Распространением антисоветстких материалов занимался и автор книги, научный сотрудник Физико-Энергетического института, беспартийный Конобеев Ю.В.

По нашему мнению, издательство «Мир» проявило политическую близорукость и беспринципность, заключив договор на переиздание книги с такими авторами.

Не вдаваясь глубоко в содержание книги, тем не менее мы считаем, что в ее новом разделе — приложении «По родному краю» — дается грязный пасквиль на работников советской науки, на утвержденный порядок защиты научных диссертаций, на проведение деловых совещаний и заседаний. В целом же книга ни в коей степени не может служить делу идейного воспитания нашей научно-технической интеллигенции, а в случае ее распространения за рубежом может дать искаженное представление о деятельности советских ученых» [21].

Понятно, что Калужский обком защищал себя от будущих наказаний, вовремя  просигнализировав вышестоящим товарищам об «ужасе», который творится в издательстве Мир. И за подписью тогда еще не борца за демократию, а против демократии А. Яковлева ЦК сообщало: «За проявленную близорукость и беспринципность  в выпуске сборника «Физики продолжают шутить» Комитет по печати при Совете Министров СССР наложил взыскания на директора издательства «Мир» т. Сосновского, главного редактора издательства т. Божко и заместителя заведующего редакцией литературы по физике т. Гусева. Руководителям издательства предложено также рассмотреть вопрос о возможности дальнейшего использования на работе в издательстве редактора Гессен Л.В., подготовившей упомянутый сборник к изданию».

Это было сложное время, где и выживать могли только сложные люди, способные быстро подстраиваться к новым тенденциям. Более-менее сквозь пальцы могли смотреть только на закрытые структуры. Туда часто шли на работу московские диссиденты, математики и  другие, поскольку их не могли брать ни в Академию Наук, ни в МГУ.

Интересное наблюдение встретилось в журнале Знамя, который свой восьмой номер 2018 года посвятил оттепели. А. Мелихов написал следующее: «Когда-то мне показалась остроумной эта шутка: живем, как в автобусе, — одни сидят, другие трясутся. Но когда ее начали применять к нашей жизни чуть ли не всерьез, заговаривать о стране рабов, это уже начало отдавать подловатой клеветой. В окружении моего детства отсидели довольно многие, но не трясся никто. Ссыльная интеллигенция одолевала свою жизненную катастрофу с утроенным достоинством, а шахтеры-шоферюги вообще ничего не боялись, для них было самым простым делом что-то спереть на производстве или подраться и срубить за это треху-пятерку. Запуганным у нас выглядело только начальство со своей надутостью, оно без крайней необходимости в своих шляпах и «польтах» старалось не соваться в шанхайский мир кепок и «куфаек». Вглядываясь в прошлое, я понял, что Россия вовсе не страна рабов, а просто-напросто страна зэков. О мнимой покорности народа написано предостаточно, однако еще никто не написал нужнейшую книгу о повсеместном скрытом сопротивлении, которое позволило выжить — даже и оценить невозможно, какому числу осужденных властью» [22].

Но это одновременно и косвенный ответ на вопрос о покорности советского и постсоветского населения по отношению к власти. А при такой покорности, то есть определенной вычеркнутости инициативы из норм поведения, не получается ни нужных взлетов, ни просто экономики. Все советские достижения — космос, атомная бомба — по сути зиждились на двух вещах. Это создание «заповедных» условий, отличных от принятых. Оборонщики жили в квази-«шарашках», где разрешалось то, что не разрешалось вне них. А вторым является существенная помощь научно-технической разведки, достигшей высот в передаче данных западного опыта. Вероятно, это стало дурным примером позже, когда СССР отказался от разработок своих компьютеров, в результате выпав из технологического развития. Правда, в защиту можно сказать, что сегодня практически весь мир застыл на месте и живет наработками 60-70 гг., не двигаясь дальше. И только сейчас он может их реально реализовывать.

Если не рассматривать гипотезу, что перестройка была всего лишь «игрой» с Западом, то ли для создания иллюзии, что молодое поколение партократов хочет стать демократами, то ли для передачи власти под управление чекистов, что лучше объясняет сложившееся на постсоветском пространстве положение дел, то любом случае был использован инструментарий информационной открытости.

Эта информационная открытость сама выступила в роли «мотора» перестройки, включив в нее читающую интеллигенцию, в том числе инженерную, которая как-то затерялась в советской стране. Она была многочисленной и одновременно ощущала свои неиспользованные возможности.

Т. Атнашев подчеркивает: «Основной стратегией Яковлева, который сыграл наиболее значительную роль в расширении границ гласности, был личный патронаж главредов изданий, в которых точечно публиковались запрещенные произведения и смелые публицистические статьи, рассказывавшие о НЭПе, коллективизации и репрессиях, а также личной роли Сталина, Бухарина и других большевиков, имена которых еще недавно публично не упоминались. Растущая популярность таких изданий, как «Огонек», «Московские новости», «Новый мир» и «Наука и жизнь», давала Яковлеву преимущество над Лигачевым, который не имел своих «золотых перьев» и пытался воздействовать угрозами и установочными встречами» [23].

И еще: «С лета 1987 Александр Яковлев рекомендует отказаться от предварительной цензуры курируемых им изданий, встречая активное противодействие Главлита. Вокруг смелых публикаций разворачивалась борьба, в которой главный редактор отсылал цензора к отделу пропаганды ЦК Яковлева, а цензоры просили письменного разрешения КГБ Это представляют этот процесс как стихийную победу гласности, но описываемая логика — это аппаратная победа стратегии Александра Яковлева и доверенных главных редакторов. Неподдельный и массовый интерес читателей закреплял эту формирующуюся гегемонию.  Учитывая неудачу Хрущева, Горбачев и Яковлев делали ставку на создание широкой коалиции интеллигенции и новых субъектов, которые в условиях гласности и отказа от репрессий быстро приобрели автономию. Новые акторы, такие как народные фронты и «неформальные» клубы, поддерживаемые Яковлевым и республиканскими руководителями, стали тестировать новые инструменты — издание газет, клубные дискуссии, массовые митинги. Выражение национальных интересов оказалось наиболее востребованной повесткой новых игроков»

Понятно, что любое снятие ограничений постепенно освобождает наиболее живые силы общества, энергия которых может передаваться и другим. СССР был обществом с управляемой сверху «энергетикой», где чаще использовались механизмы торможения этой энергетики,чем ее активации.

Исследователи фиксируют и одну новую линию в контенте визуальной коммуникации в доперестроечный период — возрастание обсуждения риска и неопределенности, что было нехарактерным для советского общества, выстроенного в уверенности в будущем от рождения до смерти.

К. Эванс пишет об этом: «телепередачи и кинофильмы конца 1960-х — конца 1980-х годов, посвященные проблеме риска и неопределенности, отражают растущее признание того факта, что случай и риск были частью жизни советского общества, как и любого другого, — невзирая на марксистско-ленинскую эсхатологию и политическую нормализацию после 1968 года. Однако в сфере СМИ такое признание послужило не поводом отказаться от надежды, а импульсом к дискуссии и экспериментам. Соответствующие теле- и кинопостановки с энтузиазмом предлагали возможные решения проблемы или же переосмысляли произошедшую перемену как новый горизонт, а не крушение веры. Разброс предлагаемых вариантов был широк: пародия на утопический догматизм, которая даже смерть объявляла невозможной; радостное возвращение к таким дореволюционным персонажам, как страховой агент; разработка стратегий жизни в мире, где царит чистый случай, и подготовка к этим новым непредсказуемым условиям. Но были и такие, кто — как создатели фильма «Спортлото-82» — полагал, что блаженные мечты о выигрыше в лотерею вполне совместимы с позднесоциалистической перспективой благополучной жизни; главное — не забывать, что сама жизнь в СССР уже равносильна выигрышному билету» [24].

Когда с приходом к власти  Андропова появилась карательная психиатрия, и диссидентов стали отправлять в психушки, подразумевая под этим, что человек в своем уме не мог сомневаться в счастье жизни в СССР, то это полностью повторило реакцию царских властей на выступления Чаадаева.

Интересно, что истории эти повторяются в деталях. Вот как пишет М. Велижев: «Чаадаев был «официально назначен» сумасшедшим фактически без надлежащего освидетельствования — по распоряжению императора, подсказанному ему начальником III отделения А. Х. Бенкендорфом. Традиционно этот ход оценивался как изощренное издевательство над Чаадаевым, безжалостная репрессия над инакомыслящим, исключительное наказание. По-видимому, дело обстояло куда сложнее. Во-первых, конечно же, Бенкендорф таким образом высмеивал и ставил Чаадаева на место. Во-вторых, архивные исследования показывают, что «сумасшествие» как «наказание» за крамольный образ мысли достаточно часто встречается в первой трети XIX века. В этом смысле Бенкендорф и Николай прибегли к хорошо знакомой им практике. Наконец, в-третьих, «безумие» освобождало человека от уголовной ответственности — в том числе и за «идеологические преступления». Не исключено, что Бенкендорф тем самым «спасал» Чаадаева от более серьезных последствий — уголовного преследования, на котором, кстати, настаивал Уваров» [25].

Андропов применил однотипный инструментарий, когда человека как бы росчерком пера превращают в сумасшедшего. Приведем оценку этого подхода со стороны генерала КГБ и правозащитницы.

Генерал КГБ В. Кеворков вспоминает такую деталь: «Андропов мне рассказывал, что как-то вечером он поехал к Брежневу и убедил его, что нам лучше отпустить диссидентов подальше: «Пусть уедут, зато здесь останется чистый воздух». Юрий Владимирович так выражался: «Можно ссориться с женой. Ненадолго! — добавлял он. — Но ни в коем случае не с интеллигенцией!»» [26].

Л. Алексеева пишет так: «Андропов, когда получил пост руководителя КГБ, очень изощренно подошел к ликвидации инакомыслия. Именно в этом была его задача. Задача безнадежная, конечно, но стоившая многим жизни и больших сроков тюремного и лагерного заключения. Он делал все хитро и тонко. Например, при нем стали употреблять такую меру, как удаление из страны людей, которые мешали искоренять инакомыслие. Это более гуманная мера, чем посадить на долгий срок в тюрьму или отправить в сумасшедший дом. При том, что возвращение назад было невозможно, то есть, это была принудительная высылка или доведение до отъезда, мера была достаточно иезуитская» [27].

Но одновременно следует признать, что эта мера уже не вызывала такого давления со стороны Запада, как другие. Тем более такому наказанию, сродни философских пароходов 1922 г., давала возможность жить и работать, что было очень важным для тех, кто высылался, поскольку замену лагеря или психушки на высылку надо было еще заслужить, получив международное внимание и признание. Это, по сути, касалось единиц.

И если мы сейчас перенесемся в сегодняшнюю Россию, то вновь услышим слова о создании псевдо-реальности. А. Гольц пишет: «Москва не только в пропаганде, но и в дипломатии проводит стратегию создания другой реальности. Согласно ей, никаких реальных фактов не существует вовсе, есть только интерпретации. И российские пропагандисты уверенно городят свои теории, вне зависимости от того, насколько они соотносятся с действительностью. Пара потных мужиков рассказывают о мечте посетить «солсберецкий» собор, военные рассказывают об испанском диспетчере, который поведал об украинском истребителе, атаковавшем «Боинг», про отпускников, а также шахтеров и трактористов, воюющих на Донбассе. В результате создается некий «белый шум», позволяющий утопить реальные факты в куче всевозможных версий. Для внутренней аудитории это работает. В мире же все знают: Москва лжет нагло и постоянно. Но раз так, зачем с ней вообще разговаривать?» [28]

Советский мир был именно таким, какой требовался для существования во враждебном окружении. То есть жесткость внешняя создавала в ответ жесткость внутреннюю. Россия практически повторила эту же модель враждебного окружения, но в новых условиях открытости, которой не было во времена СССР. И это более сложная задача, в рамках которой надо управлять, не используя силовые методы советского уровня. По этой причине такое внимание уделяется активному конструированию модели мира с помощью управления информационными и виртуальными потоками.

Мощная информационная и виртуальная реальность работают на разные временные точки. Информационная — ближайшую, тактическую. Виртуальная — на дальнюю, стратегическую. Ведь, по сути, задачей медиа является подведение конкретных информационно-тактических подсказок, которые подтверждают стратегическую модель мира.

            Странным образом самые крупные структуры типа государств активно работают с мифами, создавая современные варианты мифов и традиций. В случае постсоветского пространства это происходит еще и потому, что одним нужно оторваться от советского прошлого и его праздников, а другим — приблизиться, но не на полном повторе, а символически, чтобы сохранить связь, в то же время акцентируя новизну старых праздников (см. некоторые примеры [29 — 30]).

В заключение приведем мнение К. Роува, который был, как гласит заголовок одной из книг о нем «мозгами Буша». Он сказал это журналисту Р. Саскинду: «Теперь мы империя, и когда мы действуем, мы создаем нашу собственную реальность. И пока вы изучаете эту реальность — вполне обоснованно, если угодно, — мы действуем снова, создавая другие новые реальности, которые вы тоже можете изучать, и именно так все и будет работать. Мы — действующие лица истории… а вам, всем вам, остается лишь изучать то, что делаем мы».

Литература

1. Листовка // www.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/lan-kor.htm
2. Горелик Г.Е. «Моя антисоветская деятельность…» Один год из жизни Л. Д. Ландау // www.ihst.ru/projects/sohist/papers/priroda/1991/11/93-104.pdf
3. Горорбец Б. Замкнутый круг физика Льва Ландау // www.ng.ru/science/2005-10-26/14_landau.html
4. Келли К. Период запоя: кинопроизводство в Ленинграде брежневской эпохи // www.intelros.ru/readroom/nlo/152-2018/36430-period-zapoya-kinoproizvodstvo-v-leningrade-brezhnevskoy-epohi.html
5. Файбышенко В. От инженера души к инженерам душ: история одного производства // www.intelros.ru/readroom/nlo/152-2018/36433-ot-inzhenera-dushi-k-inzheneram-dush-istoriya-odnogo-proizvodstva.html
6. Огрызко В. Золотая клетка для первых космонавтов // litrossia.ru/item/9073-vyacheslav-ogryzko-zolotaya-kletka-dlya-pervykh-kosmonavtov/
7. Как Киев взрастил портретиста Сталина // kp.ua/kiev/378655-kak-kyev-vzrastyl-portretysta-stalyna
8. «Художнику Яр-Кравченко Сталин позировал целый месяц» // 1001.ru/articles/post/hudozhniku-yar-kravchenko-stalin-poziroval-celyi-mesyac-35443
9. Горький читает свою сказку „Девушка и смерть” Сталину, Молотову и Ворошилову, 11 октября 1931 г. // the-morning-spb.livejournal.com/739.html
10. Мартынова О. Загробная победа соцреализма // os.colta.ru/literature/events/details/12295/page2/
11. Кочарова А. До и после разгрома: как Хрущев оскорблял художников на выставке в Манеже // ria.ru/culture/20171202/1510054133.html
12. Баканов К. Оплеванные Хрущевым. Неизвестные подробности о разгромленной выставке абстракционистов в Манеже // sobesednik.ru/kultura-i-tv/20121212-oplevannye-khrushchevym-neizvestnye-podrobnosti-o-razgromlennoi-vystavke-abstraktsi
13. Гришин А. 50 лет назад Никита Хрущев устроил выволочку художникам-авангардистам: «Покамест нас история выдвинула, мы будем творить то, что полезно для нашего народа» // www.kp.ru/daily/25994/2923343/
14. Saunders F.S. Modern art was CIA ‘weapon’ // www.independent.co.uk/news/world/modern-art-was-cia-weapon-1578808.html
15. Biddle S. How the CIA spent secret millions turning modern art into a cold war arsenal // gizmodo.com/5686753/how-the-cia-spent-secret-millions-turning-modern-art-into-a-cold-war-arsenal
16. McBride M.R. How Jackson Pollock and the CIA Teamed Up to Win The Cold War // medium.com/@MichaelMcBride/how-jackson-pollock-and-the-cia-teamed-up-to-win-the-cold-war-6734c40f5b14
17. Мильчановская Е. «Путин в невыгодном свете». Тайны первых лиц России и СССР устами их личных переводчиков // sobesednik.ru/politics/20121119-putin-v-nevygodnom-svete-tainy-pervykh-lits-rossii-i-sssr-ustami-ikh-lichnykh-pere
18. Белютин Э.М. 1 декабря 1962 г. Манеж // www.kommersant.ru/doc/2285487
19. Огрызко В. Охранители и либералы // litrossia.ru/item/7138-oldarchive/
20. Кантор В.Что-то вроде инициации (столкновение с Л.Ф. Ильичевым) // gefter.ru/archive/7455
21. Тополянский В. Крамола в открытой печати // magazines.russ.ru/znamia/2018/9/kramola-v-otkrytoj-pechati.html
22. Мелихов А. Страна зеков // magazines.russ.ru/znamia/2018/8/strana-zekov.html
23. Атнашев Т. Переключая режимы публичности: как Нина Андреева содействовала превращению гласности в свободу слова // magazines.russ.ru/nlo/2018/3/pereklyuchaya-rezhimy-publichnosti-kak-nina-andreeva-sodejstvov.html
24. Эванс К.Э. Риск и конец истории. Подход к проблеме неопределенности на телевидении и в кино брежневской эпохи // www.intelros.ru/readroom/nlo/152-2018/36431-risk-i-konec-istorii-podhod-k-probleme-neopredelennosti-na-televidenii-i-v-kino-brezhnevskoy-epohi.html
25. Велижев М. Чаадаев, национализм и русский политический канон. Интервью // gorky.media/context/chaadaev-natsionalizm-i-russkij-politicheskij-kanon/
26. Велигжанина А. Принцип Юрия Андропова: Можно ссориться с женой. Но ни в коем случае — с интеллигенцией // www.kp.ru/daily/26245.3/3125712/
27. Юрий Андропов: каким он был руководителем? // diletant.media/duels/29331563/
28. Гольц А. Кто же им теперь поверит? // ej.ru/?a=note&id=32925
29. Федор Дж. и др. Война и память в России, Украине и Беларуси // magazines.russ.ru/nz/2018/3/vojna-i-pamyat-v-rossii-ukraine-i-belarusi.html
30. Малахов В. Изобретение традиции как мем и как черта социокультурной реальности: Эрик Хобсбаум и его соавторы в постсоветском контексте // magazines.russ.ru/nz/2018/3/izobretenie-tradicii-kak-mem-i-kak-cherta-sociokulturnoj-realno.html

Фото: Triff/shutterstock.com

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook.