Социотехнические последствия коммуникативных технологий

Современные протесты в России (март 2017 года) продемонстрировали, что поколение Интернета более политически активно, чем поколение телевизора. Рожденные в постсоветской реальности не имеют того типа страха, который был у их предшественников. Это результат, в том числе, смены доминирующей для этого сегмента информационно-коммуникативной технологии. Социальные сети дают право голоса многим, телевидение — единицам, где людей и месседжи легче отобрать и оттиражировать. Лучше удавалось управлять своими странами в довоенной Германии и СССР, где действовали радио, газеты и кино, то есть принципиально монологические информационные потоки, блокирующие появление альтернативных интерпретаций действительности.

Альтернативные коммуникации могли быть только бытовыми, да и то их стремились избегать, чтобы обезопасить себя, а при детях не говорили, чтобы не навредить им. Со стороны власти была запущена технология подслушивания, доносов, агентов. Даже на самом верху нельзя было сказать «неправильные» слова, к тому же была развернута система корректировки уже напечатанного, например, изымались конкретные страницы из Большой советской энциклопедии. Все это хорошо описано в «1984» Дж. Оруэлла.

Технологии подслушивания и цензуры шли вслед за технологиями коммуникации. Борьба за власть всегда или почти всегда использует все как в рамках закона, так и вне его. Тем более прошлая жизнь Сталина как революционера-борца с царским режимом несомненно наложила отпечаток на его понимание, как защитить его собственный режим.

Технологии никогда не бывают чистой техникой, они несут свои последствия на самые разные гуманитарные сферы. Особенно это касается реальных коммуникативно-технологических прорывов, среди которых можно перечислить такие: книгопечатание, кино, телевидение, мобильная связь, Интернет.

Страны, ушедшие вперед в коммуникативно-технологическом плане, на сегодня являются более демократическими, чем те, что остались позади. Технологические прорывы каждый раз отбрасывают старые типы обществ назад, поскольку технология в развитой стране работает на всех, а в развитой недостаточно стране она работает на равных с развитой только в сфере обороны и спецслужб, обслуживающих не общество, а власть.

Советский Союз несколько раз попадал в ловушку такого одностороннего ускорения. Это как одно крыло птицы, которое, вне зависимости от его развития, все равно не дает птице возможности лететь. Даже в чисто научных направлениях из-за потребностей военных серьезное развитие имели физика и другие естественные науки, в то же время гуманитарные науки не поднимались высоко, что также было связано с определенными идеологическими рамками, в рамках которых они должны были существовать.

Такому торможению развития страны есть четкие причины экономические и политические, мы же хотим рассмотреть причины информационного порядка. Они состоят в том, что сегодняшнее состояние государств показывает, насколько они зависимы от развития информации и коммуникации. Сильные страны имеют сильные коммуникативные системы, с неизбежностью диктующие другим странам свою модель мира. Именно это диктует существование конфликта Запада с радикальным исламом, который порождает основные войны двадцать первого века. Для ислама религия и государство-общество являются единым целым, поэтому вестернизация общества, пришедшая с глобализацией, воспринимается как покушение на религию, а этого не может допустить и одна религия.

Сегодняшней экономике лучше живется в информационно-свободной стране, чему есть простые объяснения. Одно из них — это порождение нового более эффективно при отсутствии ограничений, даже чисто бюрократических. Пример Силиконовой долины демонстрирует, что лучше это делать без государства даже при демократии.

СССР и Китай, будучи обществами, ориентированными на коллективные ценности, стали отставать, когда на смену гонке вооружений пришла гонка инноваций. Произошло взрывное сочетание индивидуальных прав в обществе и инновационных возможностей. Чем в стране жестче относятся к своим гражданам, тем сильнее она движется к полюсу отстающих.

Государства, включая Украину и Россию, продолжают управлять своими гражданами как подчиненными одной большой корпорации, что влияет серьезным образом на экономические результаты. Например, Н. Лебедева отмечает следующее в контексте разграничения индивидуалистических и коллективистских культур: «изобретательность требует поиска внешней информации, и поскольку индивидуалистические культуры не так ценят лояльность, как коллективистские, люди в таких культурах способны собрать больше информации, необходимой для изобретений» ([1], см. также [2]).

Приход новых информационно-коммуникативных технологий несет миру сходные последствия. Могут меняться информационные носители, как книга пришла на смену рукописи, телевидение — на смену кино, сериал — на смену романа, но каждая такая смена несет расширение круга потребителей информационного продукта, что способствует прямо и косвенно демократизации страны.

Это связано с тем, что каждое такое движение во многом строится на отходе от системы монолога в сторону системы диалога, когда аудитория получает новые дополнительные права. Не имеющие права голоса прямо или косвенно его получают. С каждым шагом чисто информационная технология одностороннего порядка становится информационно-коммуникативной, обеспечивающей из улицы с односторонним движением улицу с двусторонним движением.

Можем построить следующую условную классификацию информационно-коммуникативных технологий с учетом охвата и активности источника и аудитории:

— рукопись: один автор — один читатель,

— книга: один автор — много читателей,

— кино, телевидение: много «авторов» — много зрителей,

— Интернет: неограниченное число авторов — неограниченное число читателей.

В последнем случае впервые сравнялись автор и читатель, зачатки чего были уже в массовой культуре, когда впервые появился феномен самой серьезной опоры на знание интересов читателя. Но это было не прямым, а косвенным превращением читателя в автора, и только Интернет сделал это реальностью.

Книгопечатание практически создало современную цивилизацию, идея по следующим направлениям, разрушающим старую структурность, обеспечивающую религиозное или идеологическое единство:

— христианство становится более разнообразным, исчезает самодовлеющая сущность института церкви, благодаря снятию церковной цензуры в печати,

— возникают нации и национальные государства, благодаря печати на разных языках, позволившей национальным языкам поднять на более высокий уровень,

— возникает наука как результат обмена публикациями, возникновения феномена факта и его доказательства объективными методами.

Каждый революционный шаг в области коммуникации помогает «стигматизированным» группам, переводя их на более равные позиции с другими. Книгопечатание помогло маргинальным религиозным группам вырасти в целое течение протестантизма, в противном случае они были бы уничтожены.

Западные радиоголоса давали голос советским диссидентам. Тем самым они «выравнивались» коммуникативно, оставаясь неравными политически. Сегодня та же ситуация повторяется с предоставлением голоса умеренным мусульманам. Советская перестройка дала голос интеллигенции против партаппарата. Малая группа, получая в свои руки современную коммуникативную технологию, может сравняться с большой группой.

Даже Д. Роулинг с ее «Гарри Поттером» дала голос «стигматизированным» группам, что позволило определить по количеству прочитанных ее книг определять, будет ли человек голосовать за Барака Обаму. Это исследование Э. Гиржинского [3 — 5], а Д. Мутц сделала тот же вывод по отношению к поддержке Хиллари Клинтона и чтением книг о Гарри Поттере [6 — 8]. Здесь нельзя уже написать, как Гарри Поттер помогал избрать Обаму, поскольку Клинтон даже с поддержкой Гарри Поттера оказалась за бортом.

Э. Гиржинский также рассмотрел общие вопросы влияния героев из художественной литературы на формирование представлений о том, каким должен быть лидер [9 — 10]. Он считает, что «поскольку большинство американцев ценят стереотипные мужские черты лучше, чем стереотипные женские черты для позиции лидера, женщины, которые движутся на этот пост, должны демонстрировать эти черты. Когда кандидат-женщина поступает так, она нарушает наши подсознательные нормативные ожидания того, как должна действовать женщина, поэтому мы перестаем ей верить, что было основной проблемой для Клинтон».

Объяснение воздействия лежит в известной теории погружения в художественный мир, за счет этого и происходит перенос характеристик из виртуальной действительности в реальность. Э. Гиржинский рассказывает: «Одной из причин являются психологические процессы, в результате которых происходит обучение из художественного нарратива. Когда мы следуем за историей — то ли в печати, на телевидении, в видеоигре, потоковом видео или в кинотеатре — мы погружаемся в рассказывание таким путем, который уносит нас из нашей физической среды и ментального состояния. Эта концепция подтвердилась в наших экспериментах».

При этом он опирается на наиболее известную теорию транспортации и погружения Карпентер и Грин [11]. Она начинается со слов, что рассказывание стоит впереди всех видов медиа. Транспортацию они определяют как «уникальное субъективное состояние, характеризующееся глубоким фокусом на нарративе». С улучшением коммуникативных технологий усложняется и процесс погружения. Как такие новые технологии они рассматривают амазоновский Киндл и видеоигры.

Для такой новой технологии, как Netflix, поломавшей наше представление о телевидении, в отличие, например, от Фейсбука, порождающее стремление к единству, характерным оказался зрительский просмотр не вместе, а в одиночку [12]. Как показало другое исследование — те, кто смотрит художественное телевидение больше верят в справедливость мира, чем те, кто смотрит новостное телевидение ([13], см. также [14]). Это связано с тем, что в художественном произведении справедливость заложена в качестве метанарратива. Отсюда привычная, но надоедливая идея happy end’а.

Информационное и виртуальное пространство несет на себе социотехнические влияния. После появления Интернета, например, литературы и кино активно эксплуатируют идею того, что мы живем не в реальном мире, а в компьютерной симуляции его. Это по содержанию, но технические возможности дают возможность создавать контент нового типа. Например, возможности потокового ТВ типа Netflix’а практически пересоздали такой жанр, как телесериал. Теперь не надо ждать следующей серии, поскольку можно все посмотреть в один день.

Развитие даже чисто технических аспектов в эпоху модернизации СССР порождало новые типы героев. В фильме «Девять дней одного года» возникают образы физиков-ядерщиков, которые задали модель жизни для молодежи, как в довоенное время с помощью кино задавались жизненные траектории военных, летчиков или танкистов. Страна должна была знать профессии своих будущих героев.

Фукуяма в свое время писал, что для победы в экономическом соревновании с Западом Советскому Союзу надо было поставить на первое место ученых и университеты, у которых другое представление о демократии, и тогда СССР проигрывает, поскольку у них другое представление о демократии, чем у партаппарата и военных. Но если он их не поставит во главу, он также проигрывает, потому что без них не будет экономического прорыва ([15], см. статью о Фукуяме, посвященную 25-летию выхода этой книги [16]).

Советский Союз действительно оказался перед этой дилеммой и проиграл. Он отказался от политической составляющей, но все равно проиграл. Не так ситуация развивалась в случае Китая. Когда Горбачев сказал китайским руководителям, что они идут по пути СССР, они не согласились, поскольку не стали одновременно реформировать и политическую составляющую, и экономическую, а, сохранив политику, реформировали только экономику.

Массовая культура была изобретена на Западе, поскольку в советской литературе или кино даже любовники говорили между собой о заводских проблемах. Этот идеологический ориентир не давал возможности сконцентрироваться на интересах читателя/зрителя в полном объеме. А как писал Умберто Эко, массовая литература является порождением и автора, и читателя, а не только автора в отличие от литературы высокой [17]. Это не прямое, а косвенное воздействие, поскольку читатель не становился равным автору, но это был совершенно новый шаг вперед.

Постсоветское пространство, как и весь сегодняшний мир, получают синхронно коммерческий информационный и виртуальный продукт, к примеру, новости о теракте или сериал «Карточный домик», но они не получают интеллектуальный продукт в том же объеме и с той же скоростью, поэтому обречены на принципиальное отставание. Знание Гарри Поттера лишь косвенно может помочь в решении физических или математических проблем, а советские физические и математические школы обречены на отставание при отсутствии нужных контактов с миром, чему способствует миграция активных мозгов, поскольку те, кто имеет такие контакты, часто принимают решение покинуть страну.

Необъяснимым парадоксом является то, что литература и искусства в бесцензурном советском пространстве не дали того всплеска, который был присущ подцензурному советскому пространству. Также и украинская, и российская академия наук интеллектуально умерли, хотя биологически еще живы.

Очень серьезно с информационным аспектом связан ценностный. Определенные информационно-коммуникативные технологии оказываются привязанными к конкретному набору ценностей. Именно с этим связано «восстание» радикального Ислама, поскольку ценности интернета вступают в конфликт с религиозными. Закрытость от чужих не сможет терпеть рядом с собой Интернет.

Интересно, что сопоставление российской и китайской молодежи в их отношении к будущему показало, что российские студенты планируют наперед от 1 до 5 лет, в то время как китайские — на 25-30 лет. Н. Лебедева видит это как неуверенность в будущем : «Это может быть оттого, что мы не уверены в своем будущем и не можем планировать индивидуальное будущее каждого. Вследствие этого русским присуща потребность в стабильности, предсказуемости, социальном порядке. Мы тревожно себя чувствуем в меняющейся среде. Поскольку последние годы было очень много разных социальных изменений, то нам не всегда просто к ним адаптироваться» [18].

Интересно, что почти такими же словами описывают переход к Интернет-зависимости у российских военнослужащих: «Трудные социально-экономические условия в значительной мере осложняют жизнь всего населения и разрушают мировоззренческие установки. Осложняется ситуация на рынке труда, у многих не решена жилищная проблема. Это приводит к потере чувства стабильности и защищенности у значительной части населения нашей страны. Возникает страх перед действительностью, который порождает стремление уйти от реальности. В большей степени этому подвержены люди с низкими адаптационными способностями. В поисках защиты от напряжения, дискомфорта, стресса они прибегают к стратегиям аддиктивного поведения» [19]. У этой статьи значимые заглавие и подзаголовок: «Родина-сеть зовет. Все больше курсантов готовы присягнуть виртуальной реальности».

Сложный мир оказался еще сложнее и непонятнее, поскольку государство не смогло помочь своим гражданам. Оно более занято самовыживанием, чем помощью. Новый мир приходит с большими потерями для жителей мира предыдущего. Этот мир явно лучше того, что был раньше, но за это «лучше» приходится расплачиваться гораздо серьезнее.

Сложность и непонятность этого мира связана и с тем, что на арене одновременно находятся «противоположные» герои. С одной стороны, поднимают на пьедестал тех, кто захватил пражский аэропорт в 1968 г. [20]. С другой, совершенно другой пример — генерал М. Шапошников, который отказался направлять танки на восставших в Новочеркасске в 1962, сказавший при этом «Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками. Выполнение приказа приведет к гибели тысяч людей» [21]. Это был герой войны, который мог пойти на такой поступок, даже зная, что потеряет в результате все.

Социотехнические последствия Интернета также помогают в создавать новый мир, поскольку данная информационная технология помогает менять ценности и создавать новые. Интернет способствует созданию более открытого и более демократического общества, он не зря приходит к человечеству именно тогда, когда он был наиболее востребован. СССР «ломается» с приходом телевидения, а Интернет бы вовсе «закрыл» СССР.

Н. Лебедева, например, говорит о совершенно новых ценностях россиян, возникших в поколении Интернета: «Наши исследования ценностей россиян дали неожиданный результат: такие присущие русскому человеку и, казалось бы, уже неизменные качества, как коллективизм, скромность, умеренность, терпение сейчас среди приоритетов не числятся. Появились новые лидеры: независимость мышления, мастерство, амбициозность, стремление к успеху, богатству, к интересной и разнообразной жизни. В нынешних предпочтениях российская молодежь опережает своих европейских сверстников. Более того, наши молодые люди хотят зарабатывать деньги собственным умом. Но есть и ложка дегтя: они не желают делиться — платить налоги, помогать бедным» [22].

Правда, в этом есть одно «но». Молодежь-то готова, но для этого нет соответствующих условий, поскольку бизнес очень серьезно на постсоветской территории зависим от государства. Это существенным образом связывает руки, не давая возможности совершать прорывы в новые неисследованные области.

Сложный и непонятный мир, в который мы попали, послужил всплеску интереса к конспирологии, которая всегда может любую сложность свести к старым проверенным моделям. Интересно, что конспирология как бы все время разговаривает с нами на языке прошлого, а не будущего. Это каждый раз люди и организации из прошлого активно вмешиваются в наше настоящее. Причем подлинные доказательств этого вмешательства все время отсутствуют. Они скорее журналистские, чем научные.

А. Панченко говорит о конспирологии в привязке к информационным технологиям: «Формирование общества потребления и информационная революция, судя по всему, тоже способствуют развитию конспирологии: современный человек плохо справляется с многообразием информационных потоков и материальной культуры. В этих условиях теории заговора служат и для выражения психологического дискомфорта и опять-таки для упорядочивания или «упрощения» окружающей реальности. Но, как бы то ни было, очевидно, что конспирология представляет собой очень важную для современного общества форму коллективного воображения. В известном смысле теории заговора действительно можно считать «новой религией»: показательно, что конспирология с равной степенью легкости приживается и распространяется в самых разных частях современного мира» [23].

Конспирология под разными названиями (например, у С. Кургиняна она именуется постполитикой) будет всплывать на поверхность всегда. С одной стороны, все мы понимаем, что на поверхности мы видим только верхушку айсберга, все остальные аргументы, цели, причины чаще всего остаются вне нашего внимания, и поверхностная причина не всегда может совпадать с реальной. С другой, сложность мира постоянно увеличивается, а человек и его разум остаются такими же, как и несколько тысячелетий назад, поэтому естественно, что разум охотника или собирателя плодов не может адекватно воспринимать многократно увеличившуюся реальность.

И в конце вспомним еще одну теорию, раскрывающую социотехнические влияния на человечество. Она принадлежит Н. Постмену, который отследил изменение границы между ребенком и взрослым и утверждал, что социальная роль меняется под влиянием коммуникативных технологий [24]. В устном обществе не было такой разницы между ребенком и взрослым. В 7 лет ребенок средневековья был уже взрослым. В культуре того времени не было способов скрыть какую-то информацию от ребенка.

Но в древней Греции и Риме все было не так. Однако после прихода варваров в Рим произошли четыре изменения. Исчезла грамотность. Исчезло образование. Исчез стыд. И исчезло детство. В устной цивилизации не было причин продлевать детство, чтобы получить грамотность и эзотерические знания.

Долгий путь социализации, долгое детство возникают с появлением печатной культуры, поскольку теперь надо учиться грамотности достаточно долго. Здесь он ссылается на Г. Инниса, который видел последствия появления коммуникативных технологий в трех областях. Они меняют структуру интересов, то есть то, о чем мы думаем. Они меняют структуру символов, то есть то, с помощью чего мы думаем. И они меняют сообщество, то есть пространство в котором мы думаем.

Постмен акцентирует в своей книге, что дети исчезли с экранов телевизоров, их там показывают как миниатюрных взрослых как на изображениях тринадцатого-четырнадцатого веков. Дети в телешоу не отличаются от взрослых по своим интересам, языку, одежде, сексуальности. Все это, по его мнению, сигнализирует тот факт, что детство «исчезает».

В целом следует согласиться, что человечество в своей истории имело периоды, когда оно «уничтожало» детство, а иногда, наоборот, как сегодня, затягивало его времени, что Постмен связывает с необходимостью обучения грамотности.

Возвращаясь к последствиям технологий, чему он посвящает другую свою книгу, Постмен рассматривает их в контексте Фауста: приходящая технология приносит определенные преимущества, но вместе с ними приходят и отрицательные последствия.

В своей книге «Технополия», которая имеет подзаголовок «Капитуляция культуры технологии», Постмен подчеркивает что компьютеры стали благом для одних, но ничего не дали другим: «До какой степени компьютерные технологии помогли массе людей? Сталелитейщикам, владельцам овощных лавок, учителям, механикам гаражей, музыкантам, каменщикам, дантистам и всем остальным, в чьи жизни теперь вмешался компьютер? Их частные дела сделались более доступными для сильных институтов» ([25 — 26], см. также [27 — 28]). Любая новая технология, как он подчеркивает, помогает одним и приносит неудобства другим.

Следующая идея носит как бы более тонкий характер: «У каждой технологии есть философия, которая задает, как технология заставляет людей использовать свой разум, что она принуждает нас делать со своими телами, как она кодифицирует мир, какие из наших чувств она усиливает, какими нашими эмоциональными и интеллектуальными свойствами она пренебрегает».

Многие слова Постмена звучат предостерегающе, поскольку на начальном этапе плюсы или минусы технологии еще не видны во всей полноте. В каждом таком случае выигрыш одних оборачивается проигрышем других.

Сегодня коммуникативные технологии жестко встроены в структуру управления массовым сознанием. В прошлом в этой роли выступали религия и идеология, сегодня их место заняли медиа, представители которой внезапно заняли выгодную позицию вершителей судеб. Ни один президент, ни один политик не может сегодня управлять, не опираясь на медиа.

Э. Трист и Ф. Эмери создали свою теорию социотехнических систем еще в рамках Тэвистокского института, она был задума во время войны, но реализована уже после. Они делали это как часть теории организации, но затрагивали и темы более высокого уровня объектов.

Эмери, например, писал: «Социальная нестабильность, вызываемая длинными волнами мировой экономики, наблюдается в каждой из великих депрессий. Однако потенциал социальной революции манифестируется как контрреволюций, так и революцией. Потенциал более широко манифестируется ферментами революционных идей, которые появляются, чтобы воздействовать на все области человеческих устремлений в эти периоды, имея страстное влияние на массы, а не только на интеллигенцию, чьей работой является обмен идеями» ([29], см. также [30 — 31]). Есть также такие направления, как медиа экология [32] и медиа-археология [33]. Все они также направлены на изучение социотехнической области.

Новые социотехнические последствия пришли с алгоритмами big data. О позитиве заговорили и в бизнесе, и в политтехнологиях, и в решении многих конкретных задач. И лишь редкие голоса обращают внимание на негатив, который связан с тем, что алгоритмы хранят предубеждения своих создателей, а big data носит некачественный характер [34 — 35].

Раньше мы жили в мире, насыщенном техникой. Сегодня мы живем в мире, перенасыщенным техникой. По этой причине человеческая составляющая нашего мира начинает сужаться. Постепенно мы идем к миру, где человек может оказаться не обязательным, а факультативным элементом.

Литература

1. Лебедева Н.М. Влияние ценностей на отношение к инновациям в России и Китае http://national-mentalities.ru/files/lebedeva_vliyanie_cennostej_na_otnoshenie_k_innovaciyam_v_rossii_i_kitae.pdf

2. Лебедева Н.М. Ценностный компонент в характеристике русского национального характера и его влияние на экономиечксое развитие России // national-mentalities.ru/files/lebedeva_cennostnyj_komponent.pdf

3. Gierzynski A. Harry Potter he Millennials. Research Methods and the Politics of the Muggle Generation. — Baltimore, 2013

4. Littleton H. Professor: Harry Potter helped Obama get elected // www.thecollegefix.com/post/14263/

5. Strauss M. Did Harry Potter influence the political views of millennials? // io9.gizmodo.com/d-id-harry-potter-influence-the-political-views-of-the-1623876038

6. Mutz D. Harry Potter and the Deathly Donald? // iscap.upenn.edu/sites/default/files/HarryPotterDeathlyDonald160718.pdf

7. McQuade D. Penn Study: Reading Harry Potter Makes You Less Likely to Vote for Donald Trump// www.phillymag.com/news/2016/08/02/penn-trump-harry-potter-wharton/

8. Cruz L. Read Harry Potter, Dislike Donald Trump? // www.theatlantic.com/entertainment/archive/2016/07/harry-potter-readers-donald-trump/492245/

9. Gierzynski A. Fictional Leaders, Leadership Stereotypes and Evaluations of Women in Leadership Positions // www.researchgate.net/publication/301647488_Fictional_Leaders_Leadership_Stereotypes_and_Evaluations_of_Women_in_Leadership_Positions

10. Fictional Leaders Affect How Voters View Presidential Candidates // www.newswise.com/articles/fictional-leaders-effect-how-voters-view-presidential-candidates

11. Carpenter J.M. Flying with Icarus: narrative transportation and the persuasiveness of entertainment //

The Psychology of Entertainment Media: Blurring the Lines Between Entertainment and Persuasiveness. Ed. by L.J. Shrum. — New York etc., 2012

12. Snider Z. The cognitive psychological effects of bingo-watching // The Netflix Effect: Technology and Entertainment in the 21st Century. Ed by K. McDonald, D. Smith-Rowsey. — New York etc., 2016

13. Appel M. Fictional Narratives Cultivate Just-World Beliefs

// Journal of Communication. — 2008. — Vol. 58. — I. 1

14. Lau H.Y. Cultivation Effects of Television Broadcasting and Online Media // New Media, Knowledge Practices and Multiliteracies. Ed. by W.W.K. Ma et al. — Singapore, 2015

15. Fukuyama F. The end of history and the last man. — New York, 1992

16. Sagar P. The last hollow laugh // aeon.co/essays/was-francis-fukuyama-the-first-man-to-see-trump-coming

17. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. — М.. 2007

18. Лебедева Н.М. Пятый Мерседес русского человека не вдохновляет. Интервью // opora-sozidanie.ru/?p=7019

19. Брычков А. и др. Родина-сеть зовет. Все больше курсантов готовы присягнуть виртуальной реальности // www.vpk-news.ru/articles/35100

20. Опубликованы суперсекретные операции спецназа ГРУ СССР за пределами Родины // www.vpk-news.ru/news/35765

21. Балиев А. Забытые имена — 3. В борьбе с наследием Сталина главной мишенью стали военные // www.vpk-news.ru/articles/35884

22. Филиппова А. У молодежи есть шанс // anitka.iglas.ru/?action=articles&path=iglas.ru/anitkacontentroot-678/u-molodegi-est-shans

23. Соломонов Ю. Теории заговора в XXI веке // www.ng.ru/stsenarii/2017-02-28/9_6937_zagovor.html

24. Postman N. The disappearance of childhood. — New York, 1994

25. Postman N. Technopoly. The surrender of culture to technology. — New York, 1993

26. Postman N. Five Things We Need to Know About Technological Change // web.cs.ucdavis.edu/~rogaway/classes/188/materials/postman.pdf

27. Elwell F. Neil Postman // www.faculty.rsu.edu/users/f/felwell/www/Theorists/Postman/Postman.pdf

28. Elwell F. W. Neil Postman on the Disappearance of Childhood // www.faculty.rsu.edu/users/f/felwell/www/Theorists/Essays/Postman1.html

29. Emery F. Socio-Technical Foundations for a New Social Order? // www.moderntimesworkplace.com/archives/ericsess/sessvol2/Soc_Order.pdf

30. Emery F. Characteristics of Socio-Technical Systems // www.moderntimesworkplace.com/archives/ericsess/sessvol2/STS_Emery.pdf

31. Trist E. Socio-Technical Ideas at the End of the ’70s // www.moderntimesworkplace.com/archives/ericsess/sessvol2/20TRSOCI.pdf

32. Fuller M. Media ecologies. Materialist energies in art and technoculture. — Cambridge, Mass., 2005

33. Почепцов Г. Ложь Одиссея, которую открыла новая наука медиа-археология // gefter.ru/archive/14491

34. Osoba O., Welser W. IV. An intelligence in our image // www.rand.org/pubs/research_reports/RR1744.html

35. Barocas S., Selbst A.D. Big Data’s Disparate Impact // www.californialawreview.org/wp-content/uploads/2016/06/2Barocas-Selbst.pdf