Принуждение к труду

Лауреат Нобелевской премии по экономике Даниэль Канеман рассказал, как однажды, примерно в 70-е годы прошлого века, во время занятий с израильскими военными, в том месте лекции, где он говорил, как важно поощрять подчиненных, что именно это дает возможность им улучшать результаты своей деятельности, поднялся военный и сказал ему, что он говорит полную ерунду. Потому что, сказал этот военный, я являюсь инструктором по прыжкам с самолёта, и у меня дела обстоят как раз наоборот. После похвал, качество прыжков снижается, а после критики, желательно жесткой-улучшается. Канеман тогда серьезно задумался, и эти раздумья привели его к созданию вместе с Амосом Тверски «теории перспективы», за которую он и получил Нобелевскую премию по экономике в 2002 году (Амос Тверски к моменту присуждения премии скончался).

К чему я вспомнил этот случай из истории науки? А к тому, что сплошь и рядом в социальных науках исповедуются и проповедуются принципы и правила, которые не имеют ни малейшего отношения к действительному положению вещей; к тому, как дела в обществе обстоят на самом деле.

Вот, например, в настоящее время украинское общество достигло консенсуса о том, что освобожденный труд является главным основанием экономического роста. Мол мы так плохо жили во времена СССР, что не было экономической свободы тогда. Мало ее и сейчас в независимой Украине. Все время независимости реформаторы криком кричат, что остается еще огромное количество в украинском обществе экономической несвободы, вызванной разными законодательными ограничениями, и стоит только их устранить, как мгновенно это скажется на нашем экономическом развитии самым позитивным способом. Тоже самое говорится об государственной собственности на средства производства, как тормозе развития. Поэтому больше приватизации и тогда экономический рост неизбежен.

Так ли это? Тут к сожалению, невозможно разобраться, если не сделать экскурс в прошлое мировой экономики.

До Первой промышленной революции в Британии, происшедшей в 19-ом веке мировые темпы экономического роста были крайне медленными. То же касалось и технологических инноваций. Характерны примеры из истории войн, которые являются значимым драйвером мирового технологичного развития. Например, во время наполеоновских войн некоторые подразделения русской армии (калмыки) были вооружены луками; даже еще во время Польской кампании в 1939 году поляки, писал Гейнц Гудериан, создатель бронетанковых войск вермахта, атаковали танки кавалерией. Т.е. «луки и кони», как во времена ассирийских завоеваний 8 века до нашей эры!

Что же произошло на рубеже Первой промышленной революции, что позволило европейцам в 19-ом веке в Европе и в американских колониях достигать столь впечатляющих результатов в экономике, невиданных за всю историю человечества?

Это, прежде всего, изменения в трудовой этике!

Всю историю человечества труд был постылой обязанностью, как и вообще весь земной удел. Настоящая жизнь начиналась только после смерти. Все религии мира красочно живописали, те райские удовольствия, которые ждут человечество после смерти, если они ведут жизнь праведную; и те несчастия и горести, если ведут неправедную. Для этого было введено понятие «греха». В частности в европейском католицизме труд, как и вообще жизнь была всего лишь небольшим (и неважным) эпизодом перед Вечным блаженством, которое ожидает людей после смерти ( в случае, если они попадут в рай). Жизненные достижения на пути в Рай не имели никакого значения. Они считались компромиссом, уступкой эгоизму деятелей, достигавших в торговле и производстве каких-то результатов, и если не порицались, то и не приветствовались особо. Страх перед посмертным наказанием за такую неправедную с точки зрения церкви деятельность приводил купцов и промышленников (членов различных производственных гильдий) к тому что они часто завещали перед смертью свои богатства церкви.

Все изменилось после протестантской революции 16-го века Мартина Лютера- Жана Кальвина. В основе протестантства лежала «доктрина предопределения»: в рай попадают избранные, вне зависимости от того, ведут они в миру праведную жизнь или нет, узнать об этом наперед нельзя. Но хитрые протестантские проповедники говорили, что знаком того, что ты избран Богом служит тот факт, что у тебя в миру, на этом свете, хорошо идут дела.

Все сразу в обществах, принявших протестантизм изменилось как по мановению волшебной палочки. Поскольку дела шли лучше у тех купцов и предпринимателей, которые реинвестировали полученную прибыль, стало модным богатеть, расширяя свои бизнесы, а не тратить деньги непосредственно на личное потребление. Отсюда и возникла протестантская мода одеваться очень просто. Макс Вебер писал, что удивительным образом совпали потребности протестантской церкви, основанной на доктрине предопределения, приводившей к тому что протестанты стали охотно вкладывать деньги в производство и торговлю, и потребности расширенного капиталистического воспроизводства, что дало главный толчок к капиталистическому развитию, которое через несколько веков и привело к Первой промышленной революции в Британии, изменившей технологическое лицо мира. Современный исследователь истории экономики Лоуренс Харрисон пишет, что протестанты даже там, где они численно не доминировали, оказывали существенное воздействие на трудовую этику тех стран, где они постоянно торговали и работали.

Поэтому протестантизм в историческом процессе за несколько веков необходимо создал в западных странах новую трудовую этику: одержимость трудом. И не просто трудом, высокопроизводительным трудом. Потому как Бенджамин Франклин говорил, что «время-деньги». А, следовательно, работая непроизводительно-ты теряешь деньги. А значит конкуренты тебя могут превзойти, и следовательно, согласно доктрине предопределения ( в толковании протестантских священников) ты можешь «выбыть» из списка избранных Господом в Рай.

Сегодня Европа в значительной степени секуляризована, но одержимая склонность к труду у потомков протестантов-атеистов осталась. Поэтому темпы промышленного роста западных стран по сравнению с другими регионами планеты по-прежнему высокие (хоть и не такие как раньше).

Какое это отношение имеет к нам, украинцам? Мы — не протестанты. Как не были протестантами японцы, китайцы, корейцы. Поэтому все промышленные революции происшедшие в странах проживания этих наций и происходящие сегодня (Китай) первоначально имели и имеют насильственный характер. Иначе и быть не могло, так как предоставленные сами себе жители этих стран предавались преимущественно созерцанию, раздумьям о жизни и прочей, не имеющей отношения к экономике деятельностью, или вернее бездеятельностью.

Лауреат Нобелевской премии 2006 года Эдмунд Фелпс в недавней книге «Массовое процветание» пишет, что насильственный характер производственных реформ в СССР в 30-е годы был единственной возможностью в отсутствии западной производственной этики сократить экономический разрыв между СССР и ведущими промышленными странами мира.

Печально известный у нас экономист Джеффри Сакс, который усиленно советовал реформаторам в пост-СССР всё дерегулировать в экономике в своей также недавней книге «Цена цивилизации» кается и признается, что они даже не могли себе представить тогда, что такое высокообразованное в технологиях население, которое было в СССР в 1991 году, не сможет воспользоваться всеми возможностями освобождённого труда и совершить экономический рывок. Не мог себе представить? А должен был бы представить, как высокобразованный экономист, взявший на себя смелость давать экономические советы, так как книга Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» увидела свет аж в 1905 году ( у меня вопрос возникает в связи с этим, а читали ли эту книгу нынешние наши советники с Запада, как впрочем и работы Эдмунда Фелпса, Роберта Аллена, Эрика Райнерта).

Что из этого следует? А то, что даже за 70 лет принуждения к труду во времена СССР украинцы не полюбили производительный труд так, как это произошло на Западе. Их по-прежнему интересует все что угодно, но только не то, как создать в Украине производительную экономику (а этого самостоятельно желали в Новое время западноевропейцы, в основном желают этого они и сейчас). А поэтому без принуждения их к труду, в рамках промышленной политики просвещенной украинской автократии, нам следует распрощаться со всеми мечтами об украинском экономическом росте.

Даниэлу Канеману хватило интеллектуального мужества признать тот факт, что наказание больше, чем поощрение сказывается на повышении производительности труда. Он смог сформулировать «теорию перспективы», которая сплошь носит психологически контринтуитивный характер. Хватит ли украинскому обществу сил и разума признать тот факт, что на пути наших экономических реформ мы двигаемся в сплошь или ложных, или неправильных направлениях. Борьба с коррупцией важна, но не победа над коррупцией, а принуждение к производительному труду нации, совершенно неспособной культурно-исторически к такого рода самостоятельной (без проактивного государственного принуждения) деятельности является главной нашей задачей, если мы желаем себе экономического и производственного развития в будущем.