Много раз за последние 10 лет я порывался приехать в Украину. И каждый раз мои родные и друзья восклицали: «Ты что, с ума сошел?! Кому ты тут сдался? У нас тут никто и ничего никому не нужно. Твои мысли и тексты тут никому не нужны. Люди с мыслями и текстами отсюда бегут на Запад. Не морочь себе голову. А лучше всего, возвращайся в хай-тек, или куда угодно, и живи в свое удовольствие. Зачем тебе чужие проблемы?» У некоторых мои порывы вернуться вызывают даже если не ненависть, то нескрываемое раздражение. И я понимаю почему. Но мое стремление хоть как-то положительно влиять на события в Украине идет не из азарта экстремала, от скуки ищущего острых ощущений, и не из чистого альтруизма, и не из патриотизма. Я бы назвал это — «моральный оппортунизм».
Что это значит? Ты делаешь мир лучше, занимаясь тем, что знаешь и умеешь. Однажды я помог неприятному для меня человеку избежать удара ножом. Это был моральный поступок с моей стороны, но никак не реализация моих возможностей. Так же, как если бы я помог и приятному мне человеку. Оппортунизм – это возможность какой-то пользы, выгоды, желательно личной. Спасать человека, особенно слабого или зависимого, в беде – это подсознательная реакция. Ты, конечно, и по праву, чувствуешь себя лучше, но мир от этого принципиально лучше не становится. Как заметил скептический автор Кристофер Хитченс, что вся благотворителя и самопожертвенная деятельность святой уже пару дней Матери Терезы, по сути, сводилась к тому, чтобы люди оставались бедными и больными. А ботаны, создававшие программное обеспечение и социальные сети для своего личного удовольствия, а, впоследствии, и личного суперобогащения, вытащили из дыры бедности миллиарды, причем даже не задумываясь о них.
Лучше мир становиться тогда, когда твое позитивное участие позволяет другому стать лучше. Даже конкуренту, Более того, именно конкуренту, Поэтому, играя в футбол, я всегда пытаюсь указать игрокам других команд, играющих хуже моей, на их недостатки, помочь их тренерам советом или идеей. Я хочу играть с равными, а, предпочтительно, и с лучшими по уровню соперниками, способными заставить меня и мою команду найти в себе ту энергию и эмоции, необходимые для творческого (спорт — творчество) вдохновения, чем уныло возвышаться над заведомо никчемным оппонентом. Так же, как и развитые страны Запада заинтересованы иметь дело с равными по достатку и ответственности партнерами, а не вечно предотвращать гуманитарные катастрофы по мировым закуткам.
Но ведь насильно мил не будешь. Заставить кого-то жить хорошо нельзя. Чего не поняли многие социальные инженеры 20 века. Можно быть либо альтруистом, вроде Матери Терезы и поддерживать прокаженных в страданиях, уверяя их, что им уготовлено место в раю, либо вкладывать деньги в медицинские исследования и производство лекарств, чтобы продать его, с прибылью для себя, для лечения больных. Это еще если сами больные захотят лекарство принимать. Бывает, что человек готов умереть за идею загробной жизни, чем платить за медицинскую страховку.
В общем, родня и друзья оказались правы. Если кто меня и приглашает в Украину, то это либо друзья выпить и почесать ностальгические места, либо люди, ищущие инвестора для их проектов. Чего я, даже при наличии денег, делать бы не стал. А так, люди, конечно, аплодируют моим текстам и идеям, но звать воплощать их в жизнь не спешат.
А зря, между прочим. Потому, что если и есть у послереволюционной Украины одно преимущество, то это полная ее запущенность как общества. Вот где место новаторам и экспериментаторам, которые работают не за деньги, а за возможность попробовать свои идеи на деле. Западное общество весьма развито, но как любой протяженный путь, его развитие пробило определенную колею, выйти из которой бывает сложно в силу просто сложившейся инфраструктуры. Если у вас все за последние 100 лет опутано телефонными проводами, то в центре Торонто гораздо сложнее перейти на сотовую связь, чем в голой африканской саванне, где проводов никогда не видели. Или такой пример: Юрий Романенко здесь публикует мои, скажем так, необычные статьи, которые в Канаде или США даже задаром нелегко опубликовать; в силу дикой конкуренции умников при недостатке читателей.
Два года тому назад я начал сотрудничество с порталом «Хвиля» статьей «Семантические войны», в которой, с присущими мне язвительностью и проникновенностью, отмечал, что причиной большинства конфликтов ( а их несколько) в Украине являются не столько и не только фундаментальные политические или экономические разногласия, а произвольная, надуманная трактовка слов и понятий.
И, как показал последующий опыт, так оно и есть. Люди готовы на все, даже на смерть, сталкиваясь лбами в борьбе за происхождение названий и правильность употребления предлогов. Этимология и семантика остаются неотъемлемой и, зачастую, определяющей частью дискурса. Вопрос языка остается центральным. Перефразируя старое высказывание, язык твой — враг мой.
Одни могут стремиться взад в условный «совок», другие — в условную «Европу», трети в волшебную страну единорогов, но в вопросах частной собственности и роли государства в обществе и экономике они проявляют завидное единодушие. Проявленное в том, что для них это даже и не вопросы.
Между тем, не изменив подходов к частной собственности и организации государства, в обществе и стране мало что сможет измениться. За исключением названий и ругательных слов. Что мы, собственно, и наблюдаем. Слова, слова, слова. Не то, чтобы позитивных перемен нет, но не они определяют общественный диалог.
К тому же, в дискурсе не столько важно о чем говорят, сколько как говорят. Потому что, как показывают нам вполне развитые западные демократии, иногда достаточно громко накручивать страх и паранойю, чтобы увести электорат от серьезного обсуждения последствий его политических решений. Особенно сейчас, в веселое время доминирования социальных сетей, этого эквивалента желтых журналов сплетен, где, вместо слухов об адюльтерах знаменитостей и картинок пикантных частей тела, доминируют комедийное шоу Дональда Трампа и политический анабазис Надежды Савченко. Это все невероятно интересно наблюдать, как подборку видиков с эпическими фейлами и авариями, но к решению проблем современности это если и имеет отношение, то исключительно негативное. Но, сознавая, что, в отличие от меня, Савченко и Трампа всегда будут слушать и анализировать, мне приходится говорить о том, что интересует массы — значение слов. Которое от вас, как любят писать в сетях, до сих пор скрывали.
Вот, говорят, произошла революция. Подразумевая, что «революция» — что-то вроде вектора, переход из точки (или состояния) А в точку (или состояние) Б. Но само слово «революция» означает буквально один полный оборот на 360 градусов. Отсюда и револьвер, кстати. И в своем изначальном политическом значении это слово означало именно возврат в прошлое, восстановление того, что было раньше. Им назвали английскую «Славную революцию» 1688 года, когда после полусотни лет экспериментов с обезглавливанием короля, стремившимся к абсолютизму, которого сменил республиканский диктатор, стремившийся к абсолютизму, которого сменил новый король, стремившийся к абсолютизму, англичане решили перестать метаться из крайности в крайность и восстановить ограниченную монархию, как их предки в начале 13 века установили еще в «Великой хартии вольностей«. Которая, в свою очередь, восстанавливала состояние дел, существовавших до попытки очередного короля узурпировать власть. В доме, который построил Джек. Унион Джек.
Вообще, до 19 века, люди упорно стремились восстановить прошлое, а не ломиться в будущее. Ренессанс — это Возрождение, тот же возврат к прошлому, своего рода революция. Все эти Американские и Французские революции тоже были обращены в прошлое, в Римскую республику. Сенаторы, консулы, символика, архитектура, мифология, терминология, искусство — все это было сперто, иногда вместе с ценными вещами, у античного Рима.
"Игра против своих": в Раде резко отреагировали на идею расформирования ТЦК
Цены на топливо снова взлетят: названы причины и сроки подорожания
В Украине ужесточили правила брони от мобилизации: зарплата 20000 гривен и не только
Водителям напомнили важное правило движения на авто: ехать без этого нельзя
И в этом был, и остается, глубокий политический смысл. Революция происходит в момент, когда существующее положение вещей переносить уже нет возможности, когда стало хуже, чем было. А, значит, в прошлом было лучше. Поэтому, практически все революционеры, любой окраски, обещают восстановить прошлое в будущем. Другое дело, что прошлое непостоянно и не сконцентрировано в конкретном куске времени. Англичанам повезло, им было куда возвращаться.
А вот России с Китаем куда было идти? Коммунисты вполне искренно пели: «Мы наш, мы новый мир построим!». А получалась все та же Российская или Китайская империя. Полный оборот, революция. Будьте осторожны в выборе слов. Революция — откат на предыдущие позиции, попытка вернуться назад из тупиковой ветки, чтобы начать все сначала. Вопрос: Какие у вас есть прошлые позиции, на которые непременно стоит возвращаться, и как их определить? То-то и оно!
Посему, если вы не связаны напрямую с туманным Альбионом, следует думать, вероятно, в терминах эволюции. Само слово означает разворачивание, как разворачивание свитка, и подразумевает естественный процесс развития, через приспособление к условиям среды обитания. То есть, не изменив основных условий обитания, нельзя ожидать, что произойдет некая полезная социальная мутация, которая выведет страну из кризиса. И тут мне видится проблема.
Реакция на мои тексты для «Хвыли», а их уже не один десяток, наряду с долгим изучением украинской периодики и социальных сетей, показывает, что знаний о чем угодно там предостаточно, направление общественного дискурса тоже задано, и условия среды обитания в контексте глобального политического и экономического процесса довольно ясно осознаются. Там не менее, имея все необходимые ингредиенты для объективного анализа, украинцы, как правило, приходят к самым парадоксальным заключениям. Украинцы в этом не уникальны, естественно. Но оправдываться тем, что у других еще хуже, с каждым годом оказывается все труднее. Этих других становиться все меньше.
Поэтому, к 2-летию моего сотрудничества с «Хвылей» и 25-летию независимости страны, позвольте мне поделиться моим анализом проблем Украины и их возможным решением.
Как я сказал, объективно ничто не мешает Украине создать современное постиндустриальное общество. Для этого до сих пор есть все предпосылки и, возможно, именно это вызывает такое раздражение, когда ожидаемые перемены происходят слишком медленно или не происходят вообще. Но это объективно. А человеческое поведение субъективно, и происходящее с отдельными людьми, как и с целыми обществами, которые, как известно, состоят из тех самых субъективных людей, определяется, наравне с объективными факторами, факторами субъективными. Главным из которых, на мой взгляд, является менталитет.
Я, и не только я, уже писал о важности менталитета в определении направления движения общества, как и о причинах его формирования. Это отдельная большая тема. Поэтому, просто подчеркну те его составные, которые, мне кажется, стоят на пути трансформации Украины.
Самое важное препятствие — преобладание мистического мышления. Сразу подчеркну, что в любом обществе всегда найдутся люди, мыслящие так или иначе. Мы же говорим о мышлении, которое определяет общественные решения.
Конечно, мистика присуща любой религии и, возможно, любому человеку, не следующему научному подходу к познанию мира, как способ преодоления ограниченности человеческих возможностей. И даже образование ему не помеха.
Скажем, профессор математики, автор признанных исследований и открытий, вполне может отказываться вакцинировать своих детей. И при этом гордо заявлять, что, несмотря на отсутствия прививок, они у него особо не болеют. Аргументы о том, что причиной их удивительного здоровья является полностью привитое окружение и коклюш с полиомиелитом подцепить просто не у кого, отвергаются на корню. Хотя как математик, он должен понимать, что, статистически говоря, даже Черная чума и СПИД убивали не всех. Это и есть мистическое мышление.
В Восточной Европе мистицизм обрел форму почти магического мышления, суеверия, как «убеждения о возможности влияния на действительность посредством символических психических или физических действий и/или мыслей». Мы видим, что вместо внятной и продуманной политики часто выбирается путь ритуала. Хочу подчеркнуть, что это относится практически ко всем, независимо от политических взглядов и предпочтений. Замена Ленина Бандерой, обвешивание себя георгиевскими ленточками, повторение мантры «5-10» или цитирование ad nauseum западных экономистов и политиков — это все проявления магического мышления, камлания и вызывание духов. Даже призыв варягов на руководящие позиции иногда кажется больше поиском Золотой рыбки или Джина из лампы, чем осознанным политическим решением. Про общее убеждение, что войны выигрывает голая мужественность и пафосный патриотизм, а не организация и снабжение, говорить не приходится. Народ требует чудес, правительство их, понятно, обещает, но имеется значительная вероятность, что, в конечном итоге, чудес не будет.
Но основная проблема мистического мышления в том, что оно статичное. По определению оно опирается на некие незыблемые аксиомы. И поэтому его носители склонны к насилию, ибо вечные для них истины обсуждению не подлежат, а сомневающийся в них является апостатом, заслуживающим самой жесткой кары. Мы видим, как приличные и симпатичные люди азартно требуют отделить, посадить, лишить прав и прочих ужастей не для конкретных и реальных злодеев, а скопом для целых групп людей, оказавшихся в неправильном месте в неподходящее время. Что, рано или поздно, заставить неправильных людей задуматься о том, что, возможно, они не ошибались.
Таким образом, важны не столько декларируемые намерения, а способ их достижения. И тут у меня есть идея, опять-таки, основанная на семантике. Я обратил внимание на то, что в успешных, на сегодняшний день, обществах, имеется концепция жизни как пути. От древнейшего китайско-японского «дао» до современного европейско-американского «journey«, они -азиаты веками и медленно, западные сейчас и побыстрее, — но, так или иначе, мыслят в контексте движения. Особенно в этом преуспевают американцы, достаточно взглянуть на их литературу и искусство. Там все время кто-то куда-то движется, все эти герои Твена, Лондона, Стейнбека, Керояка, ковбои и байкеры американских фильмов все время на ходу, в поисках себя, в поисках Америки, в поисках будущего. Они ищут новое, они — инноваторы по образу мышления, даже если это туповатая семья фермеров Джоудсов из книги «Гроздья гнева».
В украинской истории и сознании есть такой важный герой — чумак. Настолько важный, что целая галактика называется Чумацький шлях как отражение его земного шляха. Этот бизнесмен-путешественник, степной Васко де Гама, соединяющий миры и цивилизации, приносящий пользу и передающий опыт — вот образ, на котором должна строится мифология, если без нее уже никак не обойтись. Вот вам украинское «дао», на котором меняется мышление.
На мой взгляд, эта концепция пути очень важна, так как она подразумевает необходимость и неизбежность перемен. Как и необходимость быть к ним готовыми. Жизненный путь даже одного человека, от беспомощного младенца до задиристого подростка, от специалиста мирового уровня до больного старика, это сочетание, по сути, нескольких разных людей. Я уже неоднократно писал, насколько инфраструктура, созданная под индустриальную, централизованную советскую модель города-фабрики, мешает Украине войти в 21 век, поскольку она даже не отражает нужды одного человека, проходящего через разные стадии своей жизни.
Но мистическое мышление не позволяет видеть причин, формирующих человека, только самого человека. Как-то я был вовлечен в дискуссию о том, что если за 25 лет независимости человек не научился говорить по-украински, на «титульном» языке, то он заслуживает чтобы его _________________ (кару впишите сами). Мои оппоненты считали знание языка делом государственной важности. Но при этом ответственность за его знание и распространение возлагали на людей, а не на государство. Державу они видели как нечто сакральное, как абстрактную идею, которую необходимо иметь для безусловного поклонения и бескорыстного служения, а вот конкретные дела предоставляли делать не подготовленным специалистам из правительства, а обычным дядям Ваням и тетям Маням. Выходило, что не отсутствие курсов языка, не недостаток интересного украинского контента, а нежелание обычных людей проникнуться важностью исторического момента было виной. Причем, когда разговор перешел на армейских волонтеров, мои собеседники тут же поменяли свои принципиальные позиции. Когда я им указал на нестыковку в подходах, они меня просто не поняли. Как тот профессор математики. Как и вся эта болезненная фиксация на истории и семантике в ущерб планированию и организации будущего. А их необходимо основывать не на сентиментальных датах, а на утверждении принципов частной собственности, свободного рынка и, как следствие, демократического устройства страны.
Смотрите, революция 1917 года произошла в результате процесса избавления от абсолютизма и проведения демократизации и децентрализации. Но в итоге фактически восстановила крепостное право и вертикаль власти. Потому что, отменив институт частной собственности и с ним, за ненадобностью, и институт демократического представительства, большевикам не оставалось другого выбора, кроме как вернуться к государственному, еще более тотальному владению всем, включая людей.
Конечно, в течение нескольких отрезков исторически короткого времени, СССР-Россия (а с ней Украина), как, впоследствии, и Китай, действительно имели успехи в экономике, образовании, милитаризации, которые были обусловлены наличием доступного, дешевого человеческого ресурса, низкого изначального уровня всего на свете и, что главное, использованием западных технологических инноваций. Но решая сегодняшние тактические проблемы, они поставили себя в сложное положение стратегически.
Прежде всего, социально. Так, известная китайская политика ограничения рождаемости «одна семья — один ребенок» в течение двух поколений создала ситуацию, когда на две бабушки, двух дедушек и одну пару родителей приходится один ребенок, скорее всего, мальчик, 6 на 1, со всеми вытекающими отсюда последствиями в следующие 20 лет.
Но в Китае более-менее развито частное предпринимательство, и правительство, исчерпав возможности внешней экономической экспансии, обращается к созданию внутреннего потребительского рынка и солидного среднего класса. А вот в России (и, увы, частично, в Украине) увлечение вертикалью власти и государственного распределения всего, это проделать сложно. Ресурсная экономика при современных технологиях не требует такой занятости, как во время индустриальной революции, а людей чем-то занимать нужно. Отсюда такое количество охранников, казаков, байкеров, реконструкторов, добровольцев, активистов всех сортов, и просто ряженных. Это при низкой производительности труда хорошо иметь много рабов. А в современном мире главная проблема — наличие огромного количество активного населения, не востребованного в непосредственном производстве еды и товаров. В результате, как говорилось в прошлой статье «Что объединяет Путина, Трампа и Исламское государство?», незадействованная энергия масс переходит в политическую костюмированную игру, косплей. Внешне это выглядит, как имперские амбиции, радикальная идеология, безответственный популизм, но в основе всего этого лежит неспособность, нет, скорее невозможность, совместить подходы прошлого с сегодняшней реальностью.
Потому, проблема Украины принципиально ничем не отличается от проблем Америки или Бангладеш. Для успешного развития нам всем необходимо соответствовать существующей объективной действительности. В меру своих возможностей, конечно. Для этого, во-первых, нужно смотреть на вещи объективно. Не примитивно прагматически, иначе можно повторить китайский опыт с ограничением рождаемости, да и весь советский опыт, а объективно. Но для этого требуется мыслить по-другому.
Этого можно добиться только через утверждение принципа частной собственности, о которой я пространно писал в статьях «Собственность государства», «Что украинцам нужно знать о собственности», «Почему в Украине не происходит декоммунизация» , «IPO акционерного общества “Украина”». Это не панацея, не «невидимая рука» Адама Смита, а необходимое условие для функционирования современного общества, его общий знаменатель. Из которого, уже потом, по необходимости, выходит и государство-администратор, вместо сакральной державы-мамы, и свободный рынок, и по настоящему свободная личность. Но, пока что, мало кто в Украине видит необходимость обращаться к этому фундаментальному и, кстати, сложному вопросу организации общества. Поэтому мне трудно оставаться оптимистом, которым я стал 2 года назад. Трудно, когда все перемены сводятся к языку и бесконечному ожиданию совершенно бесполезного и бессмысленного безвизового режима с Европой. Как будто для этого требовалось ложить жизни на Майдане и под Иловайском. А ведь то, что именуется «реформами», делается не столько ради самих реформ, не для себя, а чтобы ублажить европейских дядей и тетей.
Я не могу представить себе финансиста, всерьез собирающегося вкладывать в будущее Украины. А без этой связки Украина в глобальное сообщество не войдет. Самодостаточные страны есть, но это Северная Корея и Зимбабве, и то, если не считать постоянно предоставляемую им продовольственную помощь. Все остальные худо-бедно связаны финансовыми кордами. Но деньги требуют взаимного доверия. Можно ли доверять сегодняшней Украине? Мистическое мышление говорит, что да, можно и даже нужно, и найдет кучу сентиментальных и исторических доводов какая это расчудесная страна. А девушки там какие, а казаки с шароварами! Мышление путем скажет — нет. Я хочу знать, куда и когда вы идете, а вы и сами этого не знаете. На что МВФ совсем не венчурный капиталист, и тот стал опасаться.
Ладно, я не финансист, может я чего-то не понимаю. Но я канадец. И весной 2014 года я был за то, чтобы наши канадские «Ван-дузы» и «Патриции» (прозвища канадских армейских подразделений Van Doos и Princess Patricia’s) были видны на улицах Днепропетровска и Харькова. Сегодня я против этого. Путин, конечно, неприятный тип, но прямо нам не угрожает, несмотря на все мистические видения про битву цивилизаций а ля «Махабхарата». В той же степени, как нам не угрожает украинская коррупция. Подвергать опасности жизни парней из Виннипега и Монреаля для того, чтобы абсолютно незначительная часть украинцев получила безвизовый проход в ЕС, при этом ничего, по сути, не меняя в стране, мне представляется излишним.
И все это вытекает из вопроса частной собственности, которая очень помогает уменьшить уровень мистики в голове, заменив ее суровым земным реализмом. Но я про это, кажется, уже говорил.
Изображение: Focus.ua