Любимый город может спать спокойно

В городе своего рождения я не была четыре года — в последний раз летом 2013. И тогда же — очень вскользь — удалось спустя много-много лет после учебы посетить Донецк, и тогда же была поездка в Крым. После длительного перерыва что-то кажется неизменным, будто и не уезжал, что-то — более выпуклым. И конечно прежде всего ищешь перемены. И радуешься, находя хорошие.

Славянск город старый. Построенный на месте крепости Тор. Если очень постараться, еще купеческие дома можно отыскать, хотя состояние многих оставляет желать лучшего. Смотришь — и не понятно: последствия бомбежки? Просто разрушения от времени? Впрочем, если расспросить, то выяснится, что раны после обстрелов город как раз, в основном, залечил — там, где это было возможно, конечно. Сразу от вокзала начинается одна из центральных улиц, вот она вся в выбоинах, чуть ли не воронках. Но и ее вскоре ожидает капитальный ремонт.

А на других дорогах уже кипит работа, асфальтируют сразу несколько улиц. Торопятся. Говорят, начальство приедет. Да и асфальт важно успеть положить до начала дождей. Продолжается ремонт тротуаров по другой центральной улице — моей родной Свободы, одной из немногих не переименованных в городе. Теперь, как и в Киеве, называя улицы, часто произносят два названия сразу. По центру меняют таблички, так будет еще легче запомнить. Остается надеяться, что на этом все не закончится, потому как тротуары в городе во многих местах находятся в состоянии, вызывающем сомнения, что они там когда-то были.

Центральная площадь, через которую хочешь-не хочешь, а пройдешь не раз за день, тоже ждет своего часа. И даже уже проект реконструкции, вроде бы, есть, пусть и не все горожане поддерживают идею ее необходимости. Нужно сказать, что без огромного черного Ленина площадь выглядит намного лучше, светлее и как-то ближе к людям. Никакого официоза — фонтан, скамейки, машинки и самокаты напрокат и батуты детям, вечная стая голубей, две детские площадки по бокам здания горсовета с рядами флагштоков и желто-голубыми флагами. Флагов по городу вообще много, не меньше чем в Киеве. И остановки раскрашены в желтое и синее, и остановки в троллейбусах объявляют на украинском, все как надо.

Один из углов площади занимает церковь, РПЦ-МП. Это относительный новострой, ей лет десять-пятнадцать. Сначала обещали, что будет маленькая часовня, ее впишут, не трогая деревья и не перегораживая проход по аллеям (самым уютным и тенистым, между прочим). Потом при попустительстве городских властей и финансировании местных бандитов (по слухам) проект разросся до полноценной церкви. Деревья действительно практически не тронули, а вот аллеи, уже при Неле Штепе, благочестиво «подарившей» церкви дополнительный кусок земли на площади, перегородили, обнеся церковь и немаленькую территорию вокруг высоким металлическим забором… И почему вокруг православных храмов всегда есть заборы?

А еще Неля Штепа отдала в долгосрочную аренду РПЦ-МП бывший санаторий, а ранее особняк «Вилла Мария» — из него в свое время и выползла в город гиркинская банда. Сейчас здание стоит покинутое и разрушается, говорят, город пытается через суд вернуть контроль над ним и передать его расположенному рядом Славянскому краеведческому музею, который давно уже не помещается в своем крошечном помещении. Остается только удивляться, почему это не было сделано раньше. Впрочем, регионалы всех рангов всегда заигрывали с РПЦ-МП, эта черта очень роднит их с апологетами «русского мира», спайка государственной власти и церкви была и есть крепка, по лучшим традициям имперской России, во все времена.

Церковь-на-площади, также как и Церковь-на-Славкурорте отличились поддержкой гиркинцев, по полной программе, как и Святогорская Лавра. А те, оставляя город, прихватили с собой большой колокол с колокольни Церкви-на-площади. Возможно, это стало последней каплей, но после освобождения города немалая часть верующих, особенно молодежь, перешла под крыло украинской православной церкви. Даже несмотря на то, что храма в обычном понимании этого слова у них пока что нет. Зато служба идет на украинском языке, и все понимают за что они молятся. И священники украинской православной церкви, и пастор довольно крупной протестантской общины активно участвуют в жизни города. А между тем поговаривают, что священники Церкви-на площади отказали в проведении обряда по погибшему солдату, недавно, опять. А «украинская церковь» (так и не удалось выяснить какая из) — согласилась. Такая вот картинка о религиозной жизни.

Еще недавно население города было 150-170 тысяч человек (то есть город по размеру сравним, например, с Ужгородом). Теперь — что-то около 110 тысяч, по оптимистичным оценкам. Конечно, это не считая переселенцев, а их в городе много.

Контрасты здесь везде.

На пляжах Славкурорта играет микст из диско 80-тых, вперемешку с Меладзе и Аллегровой, потом звучит прочувствованное исполнение «Спят курганы темные…», а потом — пауза. И пожилые дамы в шляпах, культурно отдыхающие по шею в воде, хором затягивают «Несе Галя воду…»

Раньше, при Союзе, Славянск был крупным индустриальным центром — только больших, союзного значения, заводов было пять. Плюс куча заводов поменьше. Плюс карандашная фабрика, таких на весь СССР было всего две (она, пожалуй, прекратила свое существование первой. Ну, если не считать Сользавод, который представлял собой руины еще во времена моего детства. Населенный пункты в Донецкой области расположены довольно близко друг к другу: до ближайшего города — чуть более густонаселенного и не менее индустриального Краматорска — минут 20 автобусом, вокруг обоих множество поселков, большая часть жителей которых когда-то каждый день ездила на работу в город — или Славянск, или Краматорск. Для этого существовало несколько маршрутов электричек, позднее их отменили одни за другим. Таким образом здесь нет такого уж большого разделения на сельское и городское население, все взаимосвязано, взаимопроникает. Хотя в последнее время и с работой, и с транспортом в регионе не очень. В последнее — это лет десять, а то и пятнадцать. То есть даже если не брать во внимание нынешние обстоятельства жизни недалеко от театра военных действий. До Донецка — полтора часа машиной, до Горловки — еще ближе.

Здесь же расположен когда-то союзного же значения Славянский бальнеологический курорт. Соленые озера, грязь, минеральная вода. Ревматология, кардиология, спинальники. Несколько санаториев, красивый парк на берегу самого большого озера. «Славянские грязи — лучшие грязи в Европе» — так нам рассказывали в институте. Нисколько не сомневаюсь, что так и есть. Местные, в свое время, очень возмущались, что в курортном городе столько крупных и экологически вредных производств. Где это видано, в самом деле.

Сейчас, когда практически все заводы или прекратили свое существование, будучи порезанными на металлолом своими собственниками, или стоят и потихоньку разрушаются, или работают по чуть-чуть, хоть как-то, экологическая обстановка, конечно, получше. Но вряд ли это радует горожан.

С работой в городе давно не густо.

Был период, жители выживали благодаря натуральному хозяйству: решение времен распада Союза раздать людям «фазенды», так здесь все называют садовые участки, было поистине гениальным. В том числе и потому что связало уйму свободного времени и сил. Было не до протестов и не до политики, все что-то выращивали, собирали урожай, перерабатывали. Сейчас садовые участки — да и просто оставшиеся без присмотра дома в черте города — стоят запустевшие и разграбленные. Растаскивается все: урожай, инвентарь, опоры под насаждения, они сами (даже посреди лета), плитка с дорожек… Теряется всякий смысл работать там и что-то выращивать — для кого-то?

Потом был период, когда население массово освоило производство посуды: керамика и фарфор, промышленные цеха и кустарное производство чуть ли не в каждом сарае, большой посудный рынок прямо возле ЖД-вокзала. Потом начались проблемы и с этим: электроэнергия дорогая, глину добывает промышленными масштабами «Зевс-керамика» (единственное новое производство в городе за 25 лет), рынок сбыта… раньше посуду возили, в основном, в Россию. Туда же ездили на заработки.

Туристический бизнес тоже лежит, большинство санаториев закрыты. Парк на Славкурорте стоит пустой и запущенный, розы большей частью погибли и заменены не требующими полива насаждениями. Воду в городе экономят — и для жителей она по графику, уже десятилетия, и все дороже и дороже. О качестве помолчим. Сложная система емкостей для запасания и отстаивания воды — привычная норма жизни в каждом доме.

Впрочем, все отмечают, что в этом году с приезжающими на курорт стало как-то поживее: и меньше боятся, и надо же как-то компенсировать отсутствие Крыма и становящуюся легендарной дороговизну Одессы. Город к тому, чтобы признать туризм перспективным направлением и поддержать, привычно не готов: троллейбус с курорта, последний, уходит в 18-30, маршрутки затем — раз в час… Кто хочет, может вызвать такси (вот кто быстренько сориентировался и поднял цены) или пройтись пешком — 20 минут — и вы в городе. Ситуация с пляжами нисколько не изменилась, разве что к единственному платному пляжу добавился еще один, подороже. О том, чтобы поставить на пляжах навесы от злого донбасского солнца или оборудовать, наконец, берег озера, который считают пляжем несколько поколений местных, но упорно игнорируют городские власти — и речи не идет. Спасибо, что хотя бы демонтировали сетчатый забор, когда-то перекрывавший доступ «на плиты».

Много приезжает «туристов» и из соседних городов, в том числе с оккупированных территорий. «Сепары» — одно из устойчивых выражений здесь, такое впечатление, что их действительно начинают считать каким-то отдельным народом. И нужно сказать, что совершенно иначе воспринимается — привет Виктору Андрусиву — когда такое, привычно презрительное, определение слышишь из уст местных. «Сепаров» в основном, игнорируют, редко можно услышать как кто-то публично одергивает их за восхваления жизни «там». Глухое раздражение вызывает скорее не их политическая позиция, а вполне себе приземленный конфликт интересов. С переселенцами приходится конкурировать за рабочие места, немало эпизодов откровенного рейдерства. Распространенные шутки: «Мы пережили российскую оккупацию, теперь бы пережить донецкую», «Вот также они, как нас, достали всю страну — не удивительно, что случился Майдан». Приезжие из ДНР, в свою очередь, скупают в городе «мешками» все подряд — продукты, лекарства, одежду — что приводит к росту цен. А споры о политике здесь не в чести — и все равно ведутся, постоянно слышны тихие обрывки разговоров, между собой люди говорят, обсуждают. То, что довелось слышать мне, вызывает осторожный оптимизм: ругают Правительство, условия жизни, но при этом начинают говорить, что «страна, Украина» и отношение к ней — отдельно, а критика власти — отдельно. И это совершенно новые здесь настроения. И для этого сойдет и русский, и донбасский диалект.

Можно сказать, что Славянску еще более-менее повезло: и диверсификация производств (много разных, некоторые выжили), и новое производство (керамика), и перспектива есть (туризм). В шахтерских моногородах все в разы печальнее, и давно. Упадок, депопуляция, криминализация. Да, с началом российской агрессии все это приобрело и ускорение, и новые черты, и еще большую остроту. Но процесс идет давно. И об этом всем — деиндустриализация, потеря рабочих мест и перспективы — хорошо бы помнить тем, кто видит (желает видеть) только одну особенность региона — русскоязычное население.

Впрочем, оно само при этом себя русскоязычным не считает, и об этом тоже стоит помнить. Одна из причин провала «русской весны». «Мы — украинцы, наши предки да и сейчас многие, особенно по селам, говорят на украинском… Что значит на каком украинском? Ну, на донбасском диалекте. Чем тебе не украинский?!» Вот так. А немалая часть общества между тем продолжает признавать право на существование каких угодно диалектов, и только в адрес здешних украинцев презрительно морщит нос — «суржик».

Так совпало (и было подчеркнуто и сохранено намеренно), что свои беды местные привыкли связывать с деятельностью Центра. И это, в принципе, нормально: наверняка и детройтцы винят Правительство в том, что произошло с их городом. Проблема в том, что новый Центр образовался при распаде Союза и обретении Независимости, и поэтому в сознании многих Центр=Украина. И здесь, опять же не факт, что случайно, совпали два фактора. С одной стороны, Центр вел в основном достаточно неуклюжую политику в регионе, а порой и вообще ее не занимался. С другой стороны, местные власти, хозяева региона, умело пользовались этим, обостряя непонимание и негативные реакции и перекладывая ответственность с власти, частью которой сами же и были, на всю страну. Вспоминается эпизод не такого отдаленного прошлого, когда регионалы отправили наблюдателей в западные области, а те вернулись, и принялись рассказывать, что, оказывается, на Западной Украине живут «воот такие ребята», и что встречали их там очень радушно — и отправка наблюдателей была быстренько свернута.

Да, большинство жителей региона никогда его не покидали, и причина тому — вопиющая бедность. Недавно подсчитали и ужаснулись каков процент в доходах составляют расходы на питание — а если сравнить со средней зарплатой стоимость бензина? железнодорожных билетов? билетов на скоростные поезда?.. И сейчас то, что оставляет в наших карманах власть, не способствует вояжам и «сшиванию» общества.

Еще раз о региональных баронах, пожалуй, стоит и поименно: Ахметов, Тарута, Клюевы, в прошлом — Янукович. Для меня всегда было дикостью, что люди, которые, во многом, ответственны за ситуацию в регионе и в городе, собственники практически всех предприятий и шахт, те, кто отжимал, увольнял, останавливал производство, порезал на металл заводы и оставил людей без работы и средств к существованию — опять и опять вне вины и подозрений и пользуются поддержкой населения. Вот такой финт ушами, такие вложения в собственную безопасность со стороны местных олигархов, да.

И кроме уже упомянутой игры на противоречиях с центром, конечно, здесь сыграло роль еще и отношение местных к хозяевам региона. Многие ведь понимают, что те сукины сыны, но они для них, во-первых, свои сукины сыны, а во-вторых, ни у кого нет иллюзий что деятели такого же ранга киевские, винницкие, львовские ненамного лучше. Да, по факту, в чем-то они оказались лучше, на каком-то этапе: по крайней мере не сделали свой родной регион вместе со всеми жителями заложниками в отстаивании своих интересов. Плюс немалое количество народу искренне считает того же Ахметова меценатом и благодетелем. (А чего вы удивляетесь? Примерно таким же само пиаром всю жизнь занимается и Пинчук, например.) И невыносимо сладкие ролики о благодеяниях Ахметова на принадлежащих ему же каналах ТВ продолжают делать свое дело. Как и новостные выпуски, неизменно рисующие все происходящее в стране черной краской.

Работает вовсю и Раша-ТВ. Говорят, потому что вышка в Донецке больше и мощнее, а на отстроенной вышке на Карачуне сэкономили.

Процессы территориально-административной реформы, децентрализация, то, что практически не ощущается в столице, здесь идет полным ходом. Объединенный территориальные громады спорят с кем и как им объединяться, как потом жить. Уже есть первые ласточки заложенных в эти процессы противоречий: районную школу искусств, с хорошим зданием, инструментами и пед. коллективом, новосозданная объединенная тер. громада… отказалась брать на баланс. И школа повисла в воздухе прямо в преддверии нового учебного года. То, что прогнозируемо ожидает нас, когда мы говорим о сельских больницах уже происходит — только пока что речь идет о том, что, вроде бы, меньше болит — например, школа искусств. То, что это минус еще один стимул оставаться в селе, пока что никого не волнует. А может, так и было задумано? Меньше жителей — меньше мороки, «нет человека — нет проблемы»?

Продолжается деиндустриализация. Уже после освобождения города, при наших, цех за цехом, станок за станком, разобрали и вывезли завод Славтяжмаш — в Тулу, говорят. («И как же через таможню провезли? Куда смотрели?») А после по кирпичику разобрали все здания, и даже забор. Ничего не осталось, пустырь. И запустевающий и растаскиваемый рабочий поселок вокруг.

Другой пригородный поселок, Семеновка, сильно пострадал при обстрелах. В том числе разрушена и прекратила свое существование Семеновская психиатрическая больница.

Говорят, что жительница Семеновки выиграла суд против государства с требованием компенсации ущерба. Говорят, что это прецедент — и слышать не хотят, что у нас нет прецедентного права. Это популярная точка зрения в городе, о том что государство виновно в том, что бросило горожан и допустило разрушения и прочие беды. Далеко не все призывали Путина, голосовали на референдуме, окружали наши танки. И так распространенная (или искусственно распространяемая) точка зрения, мол, «не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты сделал для своей страны» здесь не находит понимания. «Что Я сделал для своей страны? Да я ей всю свою жизнь отдал!»

И попробуй возрази, особенно если говорящий — пенсионер, который действительно всю жизнь здесь жил и работал, платил налоги (которые в том числе по идее должны были бы идти на содержание армии и силовиков, и охрану правопорядка — всех тех, кто по состоянию на начало войны или оказался небоеспособен, или банально предал), выживал сначала на мизерную зарплату, потому что прибыль выводили из страны хозяева предприятий, а теперь выживает на мизерную пенсию, экономя на всем, в том числе чтобы втиснуться в нормы потребления и сохранить субсидию, получая десятилетиями холодную воду по часам, ожидая все новых и новых «покращень»… Вы готовы, глядя в глаза вот такому, сказать: «А что ты сделал для страны, что выдвигаешь теперь претензии?» И ведь и на форс-мажор (война!) не спишешь потери, не оправдаешь то, что компенсации нет и не будет — официально у нас ведь не война, а антитеррористическая операция, и по логике Государство в таком случае компенсировать ущерб должно было бы…

Кроме того, любые разговоры о смене парадигмы в сторону так любимого многими «ответственного гражданства» (в рамках логики которого и звучит «сначала сделай — потом требуй») подразумевают пересмотр общественного договора. Да, в том числе с уменьшением функций, делегируемых Государству. И уменьшением налогов. Логично же: если теперь сами граждане должны заботиться о защите от агрессора, о защите от информационных диверсий — то и налогов они должны теперь отдавать меньше тем, кто якобы заботился об этом раньше.

Разве Государство уже отказалось от части функций и от сбора средств под эти функции? Разве уже заключен новый общественный договор, и эти люди уже его тоже одобрили?.. Какие тогда к ним претензии? По большому счету они — обыватели, налогоплательщики, мирные жители. Ничего никому они не обязаны. И спрашивать можно только с тех, кто допустил, и тех, кто способствовал оккупанту, то есть оказался коллаборационистом.

А вы готовы так легко согласиться с поражением в правах части населения и навязать этой части свои условия? Что, такие решения, опять же, приняты и поддержаны большинством, под них есть ресурсы, в том числе ресурсы принуждения?.. Неудобные вопросы, да. Такие принято не поднимать, или сразу блокировать, приклеивая ярлыки то Оппоблока, то вражеского пособника, то и вовсе — сепаратиста. А тем временем и задавать, и обсуждать их жизненно необходимо. Если конечно задачи интеграции и противодействия расколу еще стоят на повестке дня.

…Насколько бы мирным и расслабленно-курортным ни казался сейчас Славянск, всю время бросаются в глаза проявления посттравматического расстройства. С одной стороны, невозможно не услышать воспоминания о пережитом, они везде, со всех сторон, хотя внешне город и залечил свои раны. «Тот магазин разбомбили, половину просто снесло, представляешь?.. Недавно только, наконец, отстроили» «А он неплохо выглядит, смотри… Его взяли чуть ли не в первый же день, три месяца просидел в СБУ, угрожали, требовали деньги». «В этом подвале родители жены прятались при обстрелах. А потом стало совсем невыносимо, и тоже уехали. Налили собаке воды в ведра, накидали сухарей, а она смотрела и плакала, прямо слезы из глаз текли». «Дочка соседки по дому вышла мусор выносить, а ее схватили. Держали в подвале СБУ, издевались, обливали холодной водой. Они ее еле вытащили, с большим трудом. С плевритом и двусторонней пневмонией…»

С другой стороны, идет вытеснение. Такие разговоры и воспоминания звучат полушепотом, и быстро прерываются. «Мы не будем об этом говорить. Не надо это вспоминать. Все закончилось — нужно жить дальше». Это вытеснение касается и текущих событий. В Славянске есть устойчивые выражения — «до войны» и «после войны». То, что вообще-то война все еще идет прямо сейчас, и совсем недалеко — не рефлексируется. Такое впечатление, что, пусть неосознанно, но тоже вытесняется. Невыносимо думать, что все это не закончилось, что может повториться. Только некоторые способны сформулировать: «Мы не знаем, что нас ждет. Не бросят ли нас на произвол судьбы? Как понять — будут стоять здесь или опять сдадут?»

В последний день нашего пребывания в Славянске на большем из озер довелось увидеть, как к берегу подплывал лебедь. Он остался один после того, как люди убили его пару год или два назад. И вот он все равно приближался к людям, снова и снова, очень близко. Заглядывал в лицо, брал пищу из рук.

Казалось бы — не простить, не забыть, не вырастить доверие заново. Но это только кажется. Все мы все равно пробуем и тянемся друг к другу. И всегда можно начать заново, для многих. Чуть-чуть понимания и сочувствия — и можно.