Полная версия доклада украинского философа Сергея Дацюка на секции «Россия: две истории одной страны», прочитанного 10 сентября 2015, Крыница-Здруй, Польша
Контрсистемные движения возникали как ответ на органиченность системных движений. Возникновение контрсистемных движений не зависит от социального строя, политического режима, идеологии. Контрсистемные движения всегда основаны на контрсистемных учениях или теориях.
Контрсистемными были христианство, ислам, коммунизм, национал-социализм. На опыте христианства мы можем увидеть все проблемы контрсистемного движения. Раннее христианство, конкурируя с греческо-римской философией и натурфилософией, полностью отрицает их. Христианству в таком виде удается освоить Европу, отвоевать право на собственное развитие у ислама и зайти в цивилизационный тупик.
Дальнейшее развитие в Европе происходит уже внутри нового контрсистемного движения -Возрождения греческо-римской традиции и развитие ее до науки как отдельного контрсистемного движения.
Выводы этого периода: контрсистемное движение: 1) не должно отбрасывать системную традицию; 2) оно должно впитать эту традицию и всироить в новую систему; 3) может стать новым цивилизационным трендом, если предъявит сильные цивилизационные инновации.
Если христианство, ислам это религиозные учения. национал-социализм и коммунизм это политические учения, разной степени научности. Однако и сама наука это тоже учение, претендующее на цивилизационность.
В ХХ столетии наука становится мировой системообразующей сущностью, относительно которой во второй половине столетия отстраиваются контрсистемные исследования.
Контрсистемные исследования можно рассматривать как по их направленности против доминирующего в науке тренда (например, французская школа «Анналов» Люсьен Февр, Марк Блок, 1929), по их социальному выпадению из науки в плане иной неакадемической социализации (например, корпорация RAND, 1948,и многие другие фабрики мысли или Think Tank) или в плане идеологического и в то же время по способу социализации контрсистемного исследовательского движения (Институт Эсален в США,1962 или СМД-движение в СССР-России — МЛК (1952, ММК (1958)).
Можно даже обобщить это контрсистемное гуманитарное движение в мире в 60-70-е годы ХХ века как когнитивную революцию на Западе (Грегори Бейтсон, Тимоти Лири, Станислав Гроф, Жак Лакан, Мишель Фуко, Жиль Делез и даже Г.П.Щедровицкий).
Причем некоторые институты, которые выглядят как контрсистемные по типу особой социализации, не являются контрсистемными, не смотря на возможность отдельных контрсистемных исследований (например, институт Аспен в США (Think Tank, 1950).
Контрсистемные исследования в СССР это довольно интересное явление. В 60-е годы ХХ века в СССР начинается развитие так называемых неофициальных исследовательских центров, преимущественно в гуманитарной сфере.
Неофициальные гуманитарные исследования и исследовательские движения: медиевистика — Аарон Гуревич и Леонид Баткин, цивилизационная антропология — Лев Гумилев, методология — Г.П.Щедровицкий.
Контрсистемные медиевистика и антропология были интегрированы постсоветской наукой.
Самым большим контрсистемным движением в СССР и затем в России конечно же была СМД-методология или методологическое движение, которое оставалось в оппозиции к официальной науке и политике даже после крушения СССР. Оно было наиболее разнообразным по седержанию и самым массовым. Именно с этим движением связывались надежды на контрсистемные преобразование - сначала в СССР (70–80–е годы ХХ века), затем в России (в 90–е и до 2008–го года).
В своей статье «Имперская драма России» я писал: «Один из методологов, Юрий Громыко, в 1994 году написал статью «Почему методология и методологи проиграли Перестройку?» Громыко высказывает претензии, что методологи не смогли угадать «интуитивную направленность субстанциональной народной жизни» и не смогли занять управляющую позицию по отношению к процессам перестройки.
В своей книге «Момент философии» я ставлю проблему фундаментальнее, нежели Громыко: «После распада СССР марксистская философия утратила доверие в постсоветских странах. А СМД-методология так и осталась застывшей между образовательной практикой коллективной мыследеятельности и философией. Методология и методологи так и не вышли на уровень философского обобщения, без которого невозможна смена установок мышления и создание новых перспектив цивилизации».
В методологии сегодня существуют два идеологических течения — «сетевого русского мира» Петра Щедровицкого, и империалистского партикулярно-оппортунистического русского государства Тимофея Сергейцева. В случае Сергейцева мы видим не только потерю самой способности к рефлексивному мышлению, но также и потерю универсализма как некоторой изначальной установки методологии в ее базовой идеологии.
Теперь нужно ставить вопрос иначе: почему методологи проиграли нынешнюю Россию? Почему методологи оказались подвержены интеллектуально оправдываемым архаизации, реваншизму, мирозлобию в России? Почему, вырастая в своей основе из западного дискурса, они в своей немалой части пришли к антизападному дискурсу? Почему, будучи в своей основе борьбой за мышление и субстанционализацию мыследеятельности, многие методологи скатились к бездумности и к отказу от мышления?
Ответ в общем-то есть — отказ от философии, содержащийся в методологии времен СССР (предъявляемый Г.П.Щедровиким) не был переинтерпретирован в послесоветской России. Нельзя решать философские вопросы, не только не развивая философию, но и высокомерно отказываясь от нее. Если для советского периода демонстративный отказ Щедровицкого от философии был своего рода способом идеологической защиты от марксистского прессинга, то уже в послесоветской истории отказ методологов от философии есть сама большая и фатальная ее ошибка. Если философией не занимается методология, то ею занимаются квазифилософы типа Дугина с его археомодерном и евразийством.
Как ни кажется странным, но в период своего возникновения Дугин имел огромный контрсистемный потенциал. Даже сегодня многие его воззрения выглядят контрсистемно. Однако основания его подхода контрсистемны не потому, что инновационны, а потому что радикально архаичны.
Современные мне известные контрсистемные движения в России с более-менее позитивной перспективой:
психонетика (УЭР с 2000) — О.Г.Бахтияров, футурология — С.Б.Переслегин («Конструирование будущего» (с 2000 г.), «Санкт-петербургская школа сценирования» (с 2003 г.), «Знаниевый реактор» (с 2007 г.)).
Я веду постоянную дискуссию с этими двумя представителями контрсистемных подходов.
Такая дискуссия позволила выявить особый способ коммуникации системы и контрсистемы - контрдискурсии.
Что это такое? Контрдискурсии это столкновение в непосредственной коммуникации двух дискурсов, имеющих разные мыслительные установки и разные мотивации. При этом они могут использовать одинаковые слова, понятия и даже категории, но вкладывать в них принципиально антагонистический смысл.
Сегодня российский проект и украинский проект взаимно контрсистемны. На основании исследования коммуникации этих контрсистемных проектов я выделил три контрдискурсии: 1) антизападный (Россия) и западный (Украина) дискурсы; 2) подданический (Россия) и гражданский (Украина) дискурсы; 3) имперский (Россия) и антиколониальный (Украина) дискурсы.
Эти дискурсы не могут быть согласованы фактологически, потому что они искривляют видения фактов под себя. Эти дискурсы не могуть быть согласованы по одиночке, потому что они поддерживают друг друга в рамках каждого проекта.
Любое движение может претендовать на контрсистемность. Но контрсистемно лишь то, которое продвигает контрсистемный дискурс. Что же касается истории, которая является рамочной теимой нашей сегодняшней дискуссии, то для российской исторической науки есть множество вопросов, где эти контрдискурсии имеют принципиальное значение.
Вот эти вопросы. Россия в своей истории есть часть Запада или нечто отдельное? Существовала ли Киевская Русь (в российской Википедии нет статьи Киевская Русь, где Московская Русь ее наследует, в новой версии российской истории Киев изначально подчинен Москве как колония империи)? Как мы определяем так называемую татаро-монгольскую зависимость России - как данническую, как рабскую или стыдливо называем ее уникальным и непереводимым на многие другие языки словом «Иго». Это не вопросы исторических фактов. Это вопросы исторического и историософского дискурса.
Ключевой и исновополагающий исторический период для России - татаро-монгольское рабство.
Татаро-монгольское рабство России отрезает ее от Запада и создает ее постоянное прозябание, догоняющее развитие.
Татаро-монгольское рабство России порождает у нее гегемонию государства и подчинение ему общества, то есть подданичество с поражением гражданства.
Татаро-монгольское рабство России производит установку государства на подчинение соседей - если не мы их, так они нас. Оно укрепляется в форме евразийства. Равноправное сотрудничество с соседями становится невозможным.
Татаро-монгольское рабство создает длящийся многие столетия антизападный, имперский и подданический дискурс.
Проблемой России является то, что историческую связность и наибольшие свои исторические свершения (позитивного и негативного толка) она обретала внутри этого антизападного, имперского и антигражданского дискурса. Причем этот дискурс был всегда более важен, нежели сама Россия. В очередном сегодняшнем обращении к такому дискурсу Россия может не выжить. Иная Россия возможна лишь в ином дискурсе.
