Глобальный фазовый переход и шанс на украинский прыжок

Сегодня уже фактически стало общепринятым мнение о том, что текущий экономический кризис — это не просто очередной кризис капитализма, подобный предыдущим.

Это системный кризис нынешней индустриальной фазы развития человечества, сопровождающийся системными проблемами доминирующей евроатлантической цивилизации (см. мою статью «Моделирование кризиса», написанную годом раньше, которая является своего рода прелюдией к данной статье). Заставляет задуматься тот факт, что Украина гонится за прошлым сразу в двух измерениях: говоря о модернизации, у нас обычно имеют в виду модернизацию в рамках отживающего индустриального уклада, а говоря об интеграции — стремятся интегрироваться с рассыпающейся евроатлантической цивилизацией.

 

Примечание. Евроатлантическая цивилизация имеет вполне благополучные «филиалы»: Канада, Австралия, Новая Зеландия. Однако основные ареалы этой цивилизации — старая Европа и США — поражены системным кризисом. Точно так же и великие цивилизации прошлого, рассыпаясь, оставляли после себя на своей периферии вполне благополучные ответвления.

Сегодня мир стоит на пороге очередного фазового перехода, который опять, как и прежде, разделит нации на победителей, успешно преодолевших фазовый барьер между настоящим и будущим, и проигравших, оставшихся в прошлом. Чтобы ответственно управлять своим будущим, нам нужно ответить на четыре непростых вопроса:

1. Какова природа нынешнего фазового перехода — иными словами, что собой представляет следующая фаза цивилизации?
2. Необходимо ли Украине стремиться преодолеть фазовый барьер?
3. Возможно ли это для Украины — как отдельный украинский проект или в составе чужого проекта?
4. Что делать, если это невозможно?

Вашему вниманию предлагается первая часть статьи, целиком посвященная первому из этих вопросов. Рассмотрев природу фаз цивилизации и фазовых переходов, во второй части статьи мы предпримем попытку дать ответ на остальные вопросы применительно к сегодняшней Украине.

Поскольку стрела времени уже запущена и со своего пути не свернет, мы можем только лучше или хуже сыграть теми картами, которые будут нам сданы. Нам выпало жить в эпоху фазового перехода, который С.Переслегин назвал самым редким повторяющимся событием в истории человечества. Хотелось бы соответствовать тем вызовам, которые мы получим, и сыграть получше, — по меньшей мере, свести к минимуму тяжесть и продолжительность испытаний, выпадающих нам, нашим детям и внукам. Но чтобы разобраться с этим, нам придется пройти по всем ступеням развития человеческой цивилизации. Ведь только проанализировав предыдущие фазовые переходы, мы можем достигнуть понимания того фазового перехода, во время которого нам выпало оказаться здесь.

 

Примечание. В данной статье автор опирался на основы теории технологических фаз и фазовых переходов, разработанные Элвином Тоффлером (Э.Тоффлер, «Третья волна», Э. и Х. Тоффлер, «Революционное богатство») и С.Б.Переслегиным («Самоучитель игры на мировой шахматной доске», «Новые карты будущего», статьи на Русском Архипелаге).

 

НЕ ЗАБЛУДИТЬСЯ В ТРЕХ СФЕРАХ

Спор о том, что первично в жизни человека и человеческого сообщества — бытие или сознание, столь же стар, как спор о первичности курицы или яйца. Непредвзятому исследователю понятно, что материальные условия существования и уровень духовного развития каким-то образом взаимосвязаны и взаимно определены, а не просто что-то первично, а что-то вторично. Поэтому нам придется рассматривать несколько взаимосвязанных сфер, являющихся к тому же предметом изучения разных научных дисциплин (каждая из которых, как полагается, имеет свой язык, что гарантирует им взаимное непонимание). Итак, мы имеем дело с тремя взаимосвязанными сферами:

1. Техносфера: совокупность физических технологий, определяющих материальные условия существования. Эти технологии можно классифицировать по фазам (технологическим укладам), см. таблицу 1. Каждая фаза представляет специфический способ взаимодействия человеческого сообщества и окружающей среды (биогеоценоза), имеющий отражение в инфосфере и социосфере. Любой социум можно с легкостью отнести к той или иной фазе.
2. Инфосфера (которую я бы предпочел называть сферой духа, но термин «инфосфера» уже укоренился, хоть и отражает слишком узкое понимание): совокупность идей, определяющих жизнь отдельного человека и человеческих сообществ. Эти идеи можно классифицировать по шкале систем ценностей. Хорошей моделью для описания шкалы ценностей является«спиральная динамика». Она и послужит тем новым звеном, недостающим ранее, без которого картинка до сих пор не складывалась.
3. Социосфера, определяющая системы адаптации технологий и идей в человеческих сообществах. Социосфера включает социально-экономические формации (системы адаптации технологий) и социально-политические системы (системы адаптации идей).

Таблица 1

№ Технологический уклад (фаза) Завершается 1 Архаичная (природная) фаза первым фазовым переходом — аграрной революцией 2 Аграрная фаза вторым фазовым переходом — промышленной революцией 3 Индустриальная фаза третьим фазовым переходом (сейчас) 4 Постиндустриальная (информационная) фаза

Итак, пройдемся по фазам технологического развития цивилизации и соответствующим им уровням развития иных сфер. Вначале мы подробно рассмотрим ключевые особенности первого фазового перехода — от архаичной (природной) фазы к аграрной. Затем мы точно таким же образом проанализируем второй фазовый переход — от аграрной фазы к индустриальной — и обнаружим, что его ключевые особенности таковы же. Это позволит нам выдвинуть гипотезу об общности ключевых особенностей всех фазовых переходов. На основании этой гипотезы мы проведем анализ нынешнего, третьего фазового перехода и попытаемся предсказать его характер, хотя важнейшие черты его (например, ключевые технологии будущего) и скрыты от нас.

Поскольку данная статья не является научной работой и рассчитана, в первую очередь, на представителей зарождающегося «креативного класса» (термин Ричарда Флориды) будущей постиндустриальной фазы, я опускаю не только ссылки на источники, но и доказательства тех или иных тезисов — иначе объем статьи вырос бы до десятков страниц и превысил бы планку интереса читателя.

ПЕРВЫЙ ЗОЛОТОЙ ВЕК

Второй фазовый переход — от аграрного общества к индустриальному — случился сравнительно недавно и потому хорошо описан (как очевидцами и участниками событий, так и последующими исследователями). Напротив, предшествовавший ему первый в истории фазовый переход от архаичной фазы к аграрной случился в незапамятные времена, да еще и до возникновения письменности. Поэтому о нем ничего не было бы известно, если бы не привлечение новых научных методов — генетики, экологии, лингвистики. Недавно переведенная на русский язык книга Дж. Даймонда «Ружья, микробы и сталь» представляет собой, можно сказать, энциклопедию первого фазового перехода. Вооруженные знанием уже о двух фазовых переходах, мы постараемся разглядеть в тумане контуры третьего, наступающего.

Итак, человечество начинает свое технологическое развитие с нулевой суммы технологий. Первый технологический уклад обычно называют архаичным или доаграрным, но эти слова не несут никакой смысловой нагрузки, кроме указания на то, что он предшествует аграрному, — поэтому мы здесь будем называть его также природным, чтобы подчеркнуть его характер. Технологическая база этого уклада — охота и собирательство. В сфере идей этому укладу соответствуют «бежевый» (животный) и «фиолетовый» (магический) уровни (здесь и далее цветовая маркировка, принятая в «спиральной динамике»). Собственно, «бежевый» уровень представляет собой отсутствие идей как таковых. Напротив, «фиолетовый» уровень — это полная и непротиворечивая система идей, соответствующих архаичному укладу: люди, полностью зависимые от сил природы, представляют мир полем действия духов животных и растений, солнца, луны и звезд, а на более высоком уровне абстракции — духов, отвечающих за те или иные природные явления. Подробное описание этой системы идей можно найти в книге Дж. Фрэзера «Золотая ветвь». В социосфере средством адаптации технологий является «недообщество»: родовому образу жизни предшествует жизнь отдельными кочевыми семьями, а не родами, — такой образ жизни еще нельзя назвать обществом; его можно наблюдать у наиболее архаичных мезолитических сообществ, которых даже соседние племена охотников и собирателей считают безнадежно отсталыми. На смену «недообществу» приходит родоплеменное доклассовое общество — собственно, исторически первый тип общества.

Как именно происходит развитие? Что первично, а что вторично? После краха «исторического материализма» стало понятно, что мы имеем дело с многофакторным процессом, где различные факторы взаимно влияют и взаимно обусловливают друг друга. С одной стороны, развитие технологий охоты требует объединения усилий охотников. Значит, необходимо жить коллективами большего размера, чем одна «ячейка общества» — семья. Чтобы удержаться вместе, таким сообществам нужна идеология коллективизма, а для передачи технологии следующим поколениям нужна непротиворечивая картина мира — так происходит переход от «бежевых» к «фиолетовым» ценностям.

С другой стороны, процесс имеет и обратную систему причинно-следственных связей. Постепенное понимание невозможности выживания в одиночку, проникновение в мир идей коллективизма приводит к распространению «фиолетовых» ценностей, так же постепенно сплачивающих отдельные семьи в целостное племя.

В конце первой фазы мы имеем в некотором роде совершенную систему. Люди живут племенем, где большинство членов связаны кровным родством. Никто из людей, никакая из семей не выделяются, не доминируют над другими (в лучшем случае имеется «бигмен», не обладающий статусом и привилегиями вождя, а просто исполняющий некую роль, как сказали бы сейчас, «модератора»). Материальной основой жизни является коллективная охота и собирательство, и достаточно богатая биосистема создает все предпосылки для нормальной жизни. В племени господствует идеология коллективизма, взаимопомощи, взаимовыручки и взаимозависимости. Магическая картина мира вполне объясняет все происходящие события и пригодна для воспитания подрастающего поколения. В общем, настоящий золотой век (без иронизирующих кавычек). Что же не так?

 

Примечание. «Золотой век» вовсе не означает, что всем удивительно хорошо жить. Он означает возможность гомеостаза системы, т.е. динамического равновесия с окружающей средой, в котором система может находиться сколь угодно долго, если у нее отсутствует внутреннее развитие. Мы можем и в наше время наблюдать сообщества, живущие в первом «золотом веке», — народы Российского Севера, африканские бушмены, австралийские аборигены. Если бы не гомеостаз, они бы не дожили до наших времен, — ведь другие сообщества вышли из архаичной фазы еще тысячи лет назад. С другой стороны, гомеостаз может быть нарушен в любой момент: колонизация Америки европейцами, приход нефтяников с водкой на Север, вытеснение архаичных сообществ бушменов развитыми аграрными сообществами негров банту, и т.д.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ЗОЛОТОГО ВЕКА

Системный кризис подстерегает общество «первого золотого века» (мы потом увидим, что не последнего) как минимум по четырем направлениям:

• экономический и экологический кризисы;
• технологический кризис;
• ценностный кризис;
• управленческий кризис.

Разберем все четыре кризиса подробнее, так как они будут повторяться (разумеется, в новом обличье) в конце каждой фазы, перед каждым фазовым переходом.

Кризис экономический и экологический. Неспособность экономической системы обеспечивать воспроизводство человеческих сообществ мы называем экономическим кризисом. Неспособность человеческих сообществ поддерживать в равновесии свои отношения с остальной биосферой мы называем экологическим кризисом. На первой, природной фазе эти два кризиса сливаются в один. Совершенствование технологий привело к «проеданию» биосистемы (по выражению К.Еськова), в первую очередь — к исчезновению крупных травоядных млекопитающих, составлявших основу пищевого рациона. По отсутствию крупных травоядных млекопитающих на некоторых континентах — в Америке, в Австралии (при том, что экологические ниши для них были) мы вполне можем предположить, что все они были выбиты охотниками на пределе эксплуатации архаичной системы хозяйствования. Исчезновение дичи, составлявшей основу жизни, поставило общество перед реальной угрозой вымирания — что, собственно говоря, и произошло, потому что мы видим впоследствии очаги возникновения сельского хозяйства далеко от наиболее благоприятных охотничьих регионов (лесостепей, саванн). В результате этой экологической катастрофы не только резко уменьшилась численность населения, но и затруднился эффективный переход к следующему укладу — в этих регионах не оказалось пригодных к одомашниванию крупных млекопитающих. А это означает не только отсутствие мяса и молока, но и отсутствие транспорта, низкую интенсивность земледелия (некому тащить плуг — остается только ручная мотыга), застой в военном деле (невозможность возникновения кавалерии и колесниц), отсутствие источника энергии для развития других технологий (строительства, металлургии и т.д.). Вполне можно представить себе, как наступающий голод вызывал еще более интенсивную эксплуатацию биосистемы, т.е. этот процесс оказался самоускоряющимся.

Кризис технологический. В некоторых регионах постепенно зарождается сельское хозяйство. Первые робкие и неосознанные попытки одомашнивания растений и животных приводят к резкому увеличению количества продовольствия — фактически, возникает производство продовольствия. Какое-то время архаичный охотничье-собирательский уклад и новый аграрный сосуществуют: в неурожайные годы происходит откат на более низкий технологический уровень. Вдобавок имеются промежуточные стадии (систематический сбор урожая дикорастущих растений и их культивация в местах их природного роста предшествуют их сознательному высаживанию вблизи постоянного места проживания, а приручение отдельных особей — их сознательному разведению). Но достаточно быстро аграрный уклад начинает давать существенно более высокую производительность труда. А ведь дикарь, в каком-то смысле, мыслит именно в терминах производительности труда, выбирая между альтернативами: или покопаться в земле у себя на огороде в попытке вырастить плод, или же сходить в лес и поискать дикорастущий. Он стремится вовсе не к «прогрессу», а жаждет получить максимальную отдачу на свои усилия, и если сельское хозяйство даст меньше — вернется к охоте и собирательству. Производительность охоты и собирательства достигает своего предела, и эти технологии начинают постепенно вытесняться (а значит, и забываться).

Кризис ценностный. На «фиолетовом» уровне личность еще слабо осознает себя — собственное «я» подчинено коллективу, который и накормит, и защитит, и даст смысл. Можно сказать, «я» растворено в «мы». Индивидуализм любого рода не приветствуется — ведь индивидуалист-одиночка, изгнанный из племени, скатывается на более низкий уровень «выживалы», да еще и с членами семьи — иждивенцами на руках. Поэтому тяги к индивидуализму не заметно. Но с развитием технологий охоты обнаруживается, что люди не равны: кто-то лучший охотник, а кто-то лучший маг (неважно, реальный ли он маг при допущении такой возможности, или он искренне обманывается относительно своих способностей, или же просто нагло дурит головы соплеменникам). «Эго» ищет проявления в требовании почестей, в попытках доминирования над другими, в противопоставлении себя общине. «Красная» система ценностей сменяет «фиолетовую»: «в отличие от вас, я достоин большего, и я получу это большее здесь и сейчас». Община начинает распадаться, или же в ней выделяется «красный» вождь (читатели, знакомые со «спиральной динамикой», понимают, что наличие двух «красных» лидеров неизбежно ведет к распаду на два племени.).

 

Примечание. Мы не будем останавливаться на вопросе о том, имеют ли некоторые магические практики реальный результат в жизни первобытного охотника. Если допустить, что имеют, тогда, во-первых, темп истребления биосистемы еще больше увеличивается; во-вторых, понятно отвращение, испытываемое к практической охотничьей магии (послужившей ускорителем фазовой катастрофы) на последующих ступенях развития — примерно как отвращение к ядерным технологиям у переживших ядерную катастрофу — и результирующее полное забвение этих практик, вплоть до отрицания самого факта их существования.

Когда вмещающая биосфера перестает кормить человеческое сообщество, традиционная система ценностей подвергается еще более серьезному давлению. Раньше отдельные неудачи на охоте и в поиске съедобных растений еще можно было объяснить нарушением ритуалов, противодействием вредных духов или более сильных иноплеменных магов, недостаточным проявлением уважения к духам предков или животных/растений, и т.д. Вспомним, что на «фиолетовом» (магическом) уровне закон «действие–результат» носит почти абсолютный характер: маг совершил действие, и природа обязана ответить желаемым результатом. Когда же в результате экологического кризиса голод становится обычным явлением, возникает серьезное сомнение в работоспособности магии. Мы увидим, как комплекс представлений человека меняется при переходе от «фиолетового» к «красному» уровню. Заметим, что частным случаем ценностного кризиса является разрушение традиционных систем познания и образования (передачи знаний и ценностей следующему поколению).

Кризис управленческий. Рост объемов продовольствия в «золотой век» и переход ко всё более оседлому образу жизни приводят к росту рождаемости, которая ранее ограничивалась запасами пищи и количеством детей, которых мать может таскать на себе, пока они не смогут сносно передвигаться сами (в архаичном обществе существовали развитые методы ограничения рождаемости, от длительного воздержания до абортов и убийства новорожденных). Людей становится всё больше, и уже не каждый лично знаком с каждым. Уже не каждый с каждым могут легко найти общих родственников, без чего взаимное признание членами общины невозможно. Уже не всегда в случае конфликта легко найдется общий родственник, могущий авторитетно его уладить и предотвратить кровопролитие. Племенная система, даже при наличии «бигмена», не обладает механизмами арбитража.

Итак, «золотой век» завершается системным кризисом. Вопрос «кто виноват?», очевидно, неуместен — система дошла до предела своих возможностей, исчерпала себя. Зато она надолго останется в памяти людей «золотым веком».

МЕХАНИКА ФАЗОВОГО ПЕРЕХОДА

На подходе к фазовому барьеру человечество «трясет». Общества, пораженные системным кризисом по рассмотренным выше направлениям, сотрясают массовый голод, межплеменные и внутриплеменные кровопролитные столкновения (борьба не только за сокращающиеся ресурсы, но и за самоутверждение). Мы можем также предположить (хотя и не можем доказать) кризис в сфере идей: потерю веры в достоверность картины мира (раз она не помогает выживать), разрушение традиционных ценностей, разрыв поколений.

Разумеется, общества, стоявшие перед первым в истории фазовым барьером, не имели возможности сознательного управления социальными изменениями. Они просто судорожно пытались выжить в разрушающемся мире, который внезапно перестал кормить и давать защиту. Часть обществ (видимо, сравнительно незначительная) проскочила фазовый барьер, а часть осталась позади. Мы разберем жизнь и тех, и других чуть подробнее, поскольку избирательность прохождения фазового барьера — важнейшая черта любого фазового перехода.

Изменения нарастают постепенно. Фазовый переход — это классический диалектический переход количества в качество. Прорыв фазового барьера проходит по четырем направлениям.

1. Технологический прорыв. Это возникновение комплекса неолитических технологий, важнейшие из которых — сельское хозяйство — дают название всей аграрной фазе. Нужно заметить, что одомашнивание растений и животных — это не просто перенос их поближе к родной деревне, а меры по увеличению их плодовитости и развитию полезных для человека свойств (первое домашнее животное — собака — появилось задолго до кризиса архаичной фазы). Мы не будем подробно останавливаться на том, как сравнительно незначительные действия людей привели к существенному изменению растений и животных по сравнению с их недавними дикими предками — интересующиеся могут прочитать об этом в упомянутой книге Дж. Даймонда. Технологический прорыв происходит и в других областях: обработка камня, кости и т.д. Дальше технологический бум нарастает, приводя к возникновению металлургии, мореплавания и т.д., а также к интенсификации земледелия на основе использования силы одомашненных животных (и их экскрементов).

2. Социальный прорыв. Технологический прорыв приводит к социальному кризису — несоответствию производительных сил производственным отношениям, — который немедленно разрешается социальным прорывом, сменой социально-экономической формации — в данном случае, появлением рабства. Рабство в архаичной (природной) фазе бессмысленно: раб не является и не может являться полноценным охотником. Поэтому в архаичной фазе «пленных не берут», а незначительное число иноплеменников вполне может интегрироваться в общество (классический механизм такой интеграции — взять в жены захваченную женщину чужого племени). Совершенно иначе обстоит дело в аграрной фазе. Большие объемы монотонного труда вполне могут быть выполнены рабами — и чем больше их будет, тем лучше.

3. Идейный прорыв. Возникает и развивается идеология «красного» уровня — идеология индивидуализма, овладения и победы. Ей соответствуют человекоподобные боги — в отличие от духов «фиолетового» уровня, они воплощают достаточно абстрактные понятия, но мыслят и ведут себя совершенно как «красные» люди, испытывая эмоции, ссорясь, воюя и мирясь друг с другом. Таковы боги Олимпа, боги Египта, Вавилона, германского и славянского эпоса и т.д. И хотя человек «красного» уровня представляется нам малопривлекательным (во всяком случае, нас не радует перспектива встретить его в темной подворотне), мы вынуждены признать, что «красный» уровень привносит в человеческие сообщества мощную социальную динамику, так что в идейном плане это действительно следует считать прорывом. Вторжение идей «красного» уровня в инфосферу остается в коллективной памяти как «битва богов».

4. Управленческий прорыв. Организация большого количества людей требует управленческих технологий более высокого уровня, чем управление группой охотников (тем более, если часть этих людей — рабы). Так появляется первый уровень управленческой системы — вождество (тирания), система личной власти вождя, предшественник монархии и всех остальных форм управления.

Прорыв фазового барьера по четырем указанным направлениям не происходит синхронно. Вождество может возникнуть и при «фиолетовом» уровне идей — например, если племя растет достаточно быстро, что вызывает необходимость создания арбитражной системы. Распространение «красных» идей может привести к распаду племени без появления вождества как соответствующей управленческой системы, и т.д. Вполне возможно, одно-два направления вообще останутся не затронуты (например, при достаточно интенсивном сельском хозяйстве может так и не возникнуть государства; бывает и так, что рабство не находит распространения). Но прорыв по одному направлению делает возможным и облегчает прорыв по другим (можно сказать, что прорывы по разным направлениям взаимосвязаны в рамках одного автокаталитического процесса), так что в большинстве случаев мы спустя некоторое время видим все признаки перехода фазового барьера и дальнейшего развития уже в следующей фазе. Еще раз подчеркнем: нет взаимно однозначного соответствия между технологическими укладами, ценностными матрицами, социально-экономическими формациями и управленческими системами. Есть только взаимное влияние, стремящееся привести техносферу, инфосферу и социосферу в относительную гармонию между собой (см. таблицу 2 в конце статьи).

Приведем только несколько примеров подобных взаимосвязей. Расширенное производство продовольствия ведет к росту населения, к большей социальной сложности, которая, в свою очередь, позволяет вести сельское хозяйство интенсивнее, а значит, производить еще больше продовольствия. Процесс «саморазогревается», налицо положительная обратная связь. Есть и вторичные связи: переход от охоты-собирательства к сельскому хозяйству, которое всегда сезонно, высвобождает силы в «не-сезон» для новых видов деятельности; позволяет накапливать излишки, что ведет к социальному расслоению; ведет к оседлости, что стимулирует развитие ремесел и появление новых, еще более интенсивных аграрных технологий.

УДАЧНИКИ И НЕУДАЧНИКИ

Однако прорыв совершают далеко не все человеческие сообщества, оказавшиеся перед фазовым барьером. Значительная часть сообществ оказывается неспособной преодолеть фазовый барьер. Какие тому могут быть причины?

• Отсутствие материальных условий для технологического скачка. На первом фазовом переходе таковым является отсутствие растений и животных, пригодных для одомашнивания (как мы уже упоминали, в некоторых случаях это является следствием экологической катастрофы, возникшей вследствие предельной эксплуатации биосистемы), или же неблагоприятные климатические условия.
• Недостаточный размер человеческой популяции, ослабляющий социальную динамику.
• Идеологическое сдерживание — например, систематическое изгнание из племени всех «слишком самостоятельных» (т.е. «красных» эгоистов).

Наверняка список возможных причин «застревания» достаточно длинен, это тема отдельного исследования. Посмотрев с обратной стороны на причины неспособности преодолеть фазовый барьер, сформулируем необходимые (но не достаточные!) условия для совершения фазового перехода (заметим, что речь идет не о человечестве в целом, а о сообществе, проходящем через фазовый барьер: в то время как страны Западной Европы переживали промышленную революцию, остальной мир находился далеко от фазового барьера):

• Техносфера: наличие развитых материальных условий для использования новых технологий, а также достаточно развитой (но не переразвитой — не до степени истощения окружающей среды) технологии текущей фазы.
• Инфосфера: формирование и распространение в сообществе идей индивидуализма, отрицающих общепринятую идеологию, в достаточной пропорции. (Какая пропорция является достаточной — предмет отдельного изучения. Основой этого могла бы стать хорошо описанная история промышленной революции, хотя не очевидно, что требуемая пропорция одинакова для всех фазовых переходов.).
• Социосфера: наличие системных связей с другими человеческими сообществами (иначе говоря, отсутствие изоляции).

Вначале фазовый переход происходит в одном или нескольких независимых местах. Так, в мире насчитывается не более 10 очагов возникновения сельского хозяйства, но разброс по времени фазового перехода между ними очень значительный. Остается вопрос, так ли уж независимы некоторые из них — ведь контакты между территориями в период от возникновения первого очага до возникновения следующих очагов в некоторых случаях можно считать весьма вероятными. Так что хотя конкретные технологии (растения, животные) в разных очагах и отличаются, но влияние в некоторых случаях присутствовало. В иных очагах контакта наверняка не было (например, не известно ничего о доколумбовых контактах представителей Старого Света с американцами, кроме локальной высадки викингов, не имевшей влияния на жизнь коренных жителей континента).

Итак, вначале есть один или несколько очагов нового технологического уклада. Но затем новый уклад стремительно распространяется по всем территориям, где он может прижиться. И это неудивительно — ведь он дает существенно более высокую производительность труда, а значит, и прирост населения, возможность воевать и т.д.

Иногда фазовый переход может быть запоздалым, но всё же происшедшим. В таких случаях возможны варианты: либо быстрое догоняющее развитие, либо такому сообществу может не хватить времени, и оно погибнет под ударами соседей, успевших раньше.

Очень важно, что люди в сообществе, совершившем фазовый переход, не становятся счастливее, чем были в предыдущем укладе. Земледельцы по сравнению со свободными охотниками меньше живут, чаще и тяжелее болеют, их рацион более однообразен, они намного больше трудятся и к тому же находятся под гнетом деспотической власти. Возникает резонный вопрос: а зачем же тогда эти все страдания? Ответ простой: некорректно сравнивать «поколения перехода» с «золотым веком». Не нужно забывать, что фазовый переход происходит из системного кризиса, который грозит просто невозможностью выжить. Глупо причитать о «золотом веке», когда он уже закончился, и возврат к нему невозможен (когда европейцы открыли архаичные сообщества Нового света и тихоокеанских островов, они увидели в них именно такой ушедший «золотой век» наивной простоты и скромного достатка.).

 

Примечание. Мы говорим о «поколениях перехода» во множественном числе, поскольку фазовый переход растянут во времени на несколько поколений, и даже после его фактического завершения еще многие поколения (больше или меньше, в зависимости от темпов развития) продолжают испытывать лишения фазового скачка.

Тем не менее, со временем технологии совершенствуются, навыки развиваются, и в последующих поколениях благ становится больше. Хотя эти блага и распространяются крайне неравномерно в условиях жесточайшего социального неравенства, но что-то перепадает и на долю основной массы населения — в противном случае социальный взрыв неизбежен. Так что со временем питание становится лучше, болезней — меньше, гнет облегчается, знания накапливаются, и жизнь в целом становится более-менее приемлемой.

Какова же судьба сообществ, так и не совершивших фазовый переход? Она, как нетрудно предположить, достаточно печальна. Сообщества, не сумевшие преодолеть фазовый барьер, либо вымирают, либо оттесняются «на обочину жизни», в труднодоступные регионы с бедными ресурсами. Например, уже в историческое время коренные южноафриканские сообщества (бушмены, койсаны), застрявшие на природной (архаичной) фазе, были вытеснены аграрными сообществами банту в совершенно непригодные для жизни места. Поскольку ключевым ресурсом для жизни в аграрную эпоху является земля, естественно, она попала в руки тех, кто использует ее более эффективно. Многочисленные примеры позволяют сформулировать общее правило:любой ресурс, в конце концов, попадает в руки того, кто использует его более эффективно.

Итак, рассмотрение первого фазового перехода позволяет нам сделать вывод: прохождение фазового барьера приводит к страданиям и прогрессу, непрохождение — к вымиранию или к жизни на грани вымирания. Поэтому лучше собраться с силами и проскочить, чем застрять навсегда. Мы увидим, что этот вывод в полной мере верен и для последующих фазовых переходов.

На самом деле возможен и третий вариант, еще менее счастливый — фазовая катастрофа. Фазовая катастрофа — это не просто застревание в отжившей фазе, а надрыв и катастрофическое упрощение системы, в результате чего происходит откат к предыдущей фазе. Такая фазовая катастрофа случилась, например, когда на системный кризис аграрной фазы наложился крах господствующей Римской цивилизации . В результате историческое развитие было разорвано на несколько веков, именуемых Темными, после чего работоспособная аграрная фаза была постепенно восстановлена, и уж следующий фазовый переход (индустриальный) Европа не пропустила.

Теперь, рассмотрев детально алгоритмы первого фазового перехода, проверим их на втором фазовом переходе — от аграрной фазы к индустриальной. Этот переход под названиемпромышленной революции хорошо описан в исторической и экономической литературе, и мы не будем детально останавливаться на фактах. Читатель, дочитавший до сего места, наверняка неплохо знает историю. Мы займемся «наложением» первого фазового перехода на второй и сравним тенденции.

ВТОРОЙ ЗОЛОТОЙ ВЕК И ВТОРОЙ ФАЗОВЫЙ ПЕРЕХОД

Второй золотой век — это эпоха развитого аграрного хозяйства. Золотой век наступает не сразу, путь к нему вымощен костями многих поколений. По мере развития технологий производительность труда повышается, возникает всё больше излишков, которые помогают удерживать систему в равновесии. На смену грубой силе в качестве инструмента удержания приходит идеология. «Красные» ценности власти и борьбы уступают место «синим» ценностям Порядка, Пути, Смысла, подкрепляясь осознанием вины за проступки и страхом перед наказанием — возникают мировые религии. Эта историческая эпоха получила название «осевого времени». На смену рабовладению приходит феодализм (это случилось бы гораздо раньше, если бы не упомянутая выше фазовая катастрофа Римской империи). Система абсолютной власти постепенно трансформируется в монархию, ограниченную своими собственными правилами, традицией и влиянием «синей» идеологии (христианство, ислам, буддизм, конфуцианство).

В конце этого пути система опять находится в состоянии относительного совершенства. Крестьяне трудятся, священники молятся, воины защищают. Система выглядит как «кристалл, вышедший из рук небесного ювелира», говорит доктор Будах в «Трудно быть богом» А.Б. и Н.Б.Стругацких. Всем относительно неплохо живется — не забываем, это «неплохо» по сравнению с «поколениями перехода», вынесшими на своих плечах всю тяжесть лишений. Итак, пасторальная картинка, мечта «почвенников» и «народников», зовущих нас в недостижимое прошлое. Но, как и в прошлый раз, что-то нехорошее подкралось незаметно.

В преддверии второго фазового перехода наиболее развитые человеческие сообщества, как и в преддверии первого, поражает системный кризис. (Системный кризис поражает, прежде всего, наиболее развитые сообщества. Так было и во времена первого фазового перехода — отсталые и не весьма искусные в охоте архаичные сообщества не настолько выросли численно, не настолько нанесли ущерб среде своего обитания, что у них не было проблем, с которыми столкнулись наиболее продвинутые архаичные сообщества.)

Экономический и экологический кризисы опять идут рука об руку, выражаясь в истощении земель, вырубке лесов, чудовищных эпидемиях (вызванных возбудителями, пришедшими от домашних животных, — тоже следствие развития сельского хозяйства), частом массовом голоде. Биосфера опять оказывается под угрозой (природа отдыхает только во времена сокращения человеческой популяции — после войн, эпидемий и особенно после вымирания сообществ, не прошедших фазовый барьер). На пределе эксплуатации аграрный уклад привел мир к экологической катастрофе в основных регионах. Первый и лучший аграрный регион мира — Плодородный полумесяц — был истощен настолько, что трудно поверить, глядя на современный Ирак, что именно здесь сельское хозяйство впервые зародилось и достигло невиданного расцвета. Технологический кризис представлен постепенным появлением новых технологий, дающих более высокую производительность (на этом этапе уже можно говорить о добавленной стоимости) и тем самым вытесняющих традиционные технологии (вспомним огораживание земель в Англии, где «овцы съели людей»). Ценностный кризис проявляется в форме подрыва авторитета церкви, появлении вольнодумства и протестантства, гонениях и опустошительных религиозных войнах. Управленческий кризис проявляется в форме неспособности абсолютистской монархии управлять огромными странами, имеющими огромные проблемы, и в форме очень странных, по сути, неуправляемых войн — таких, как Тридцатилетняя война или российское Смутное время. (Во всех этих войнах сравнительно малое число людей погибло в битвах и огромное — от голода, эпидемий, погромов и грабежей. С.Переслегин называет такие войны «барьерными» — войны на барьере фазового перехода, разрушающие старый порядок и тем самым облегчающие создание на его месте нового.)

Системный кризис разрешается прорывом по тем же направлениям, которые мы рассматривали выше. Новый виток развития технологий начинается постепенно, с отдельных изобретений и открытий. Ключевым элементом технологического прорыва явилась паровая машина — изобретение, невозможное без массы предшествующих исследований в области естествознания. Спустя какое-то время мы обнаруживаем появление машинного производства в самых разных сферах. Постепенное накопление изменений в социальной структуре общества порождаетсоциальный прорыв — буржуазную революцию. Однако ни технологический, ни социальный прорывы были бы невозможны без идейного прорыва — появления и распространения новых «оранжевых» ценностей свободы, вольнодумства, стремления к овладению тайнами природы с целью поставить их на службу человеку. Распространение «оранжевых» ценностей выражается в упадке традиционной религиозности и в религиозных реформациях, в появлении современной науки и сопутствующего ей убеждения, что мир постижим и потому потенциально управляем, в развитии гуманистической философии Просвещения, в появлении человека в центре внимания искусства, а также в возникновении национализма и патриотизма . От Роджера Бэкона к Мартину Лютеру и Леонардо да Винчи, и далее к Исааку Ньютону и Баруху Спинозе мы находим множество великих имен, заслуживающих почтения и восхищения. Мы видим, что идейный, ценностный прорыв предшествует технологическому и является его необходимым условием — но и технологический прорыв приводит ко все новым свершениям в сфере духа. Инфосфера и техносфера неразрывно связаны этим взаимным влиянием. Наконец, завершается фазовый переход управленческим прорывом — созданием управленческих структур корпоративного типа: национальной республики на уровне государства, городской коммуны на уровне города (чуть ранее), корпорации на уровне производственного сообщества.

 

Примечание. Мы прожили всю жизнь в индустриальной фазе и поэтому считаем присущие ей социальные институты и идеологические сущности вечными. Однако это не так — они характерны только для этой фазы. Национализм и патриотизм — примеры понятий, неадекватных аграрной фазе (и тем более архаичной). Их предшественниками в аграрную фазу были вассалитет и единство по вере.

Первое время новый мир не принес людям счастья. Фабричный рабочий эпохи «дикого капитализма» много работал и тяжело болел, мало и однообразно ел, рано умирал (но его жизнь всё равно была лучше, чем короткая жизнь крестьянина времен системного кризиса, которого в Британии сгоняли с земли ради превращения ее в пастбище для овец, превращая тем самым в нищего бродягу, а затем немедленно вешали за бродяжничество). Однако со временем, как и прежде, повышение производительности труда, развитие науки, искусства и управленческих технологий, распространение гуманистических идей привели индустриальный мир к процветанию. Через открытия и реформы, войны и прорывы в сфере духа индустриальный мир пришел к своему «золотому веку», кусочек которого и нам удалось захватить. Но об этом ниже. Сначала поговорим о тех, кому не повезло.

Не повезло очень многим сообществам, которые не прошли фазовый барьер. Не повезло тем, кто сравнительно поздно совершил предыдущий фазовый переход и не успел набрать критической массы технологий и идей для следующего — в их число попадают все цивилизации доколумбовой Америки. Не повезло тем, кто ввел искусственные идеологические ограничения на технологии и идеи — средневековому Китаю и Индии. (Заметим, что Китай совсем незадолго до начала фазового перехода, примерно до 1400 года был существенно более развит и силен, чем его европейские колонизаторы.) Не повезло тем, кто еще и предыдущий-то фазовый барьер не преодолел — например, народам российского Севера и Австралии.

Индустриальный фазовый переход вывел европейские страны в мировые лидеры и даровал им колониальную власть над множеством иных народов, оказавшихся к переходу не готовыми или не способными. Кстати, для многих из них последующее освобождение от бремени колониализма стало лишь источником новых бедствий, ведь до сих пор с индустриальным фазовым барьером им справиться так и не удалось (свобода — необходимое, но далеко не достаточное условие преодоления фазового барьера).

Испугавшись отстать навсегда, Россия и Япония были «подняты на дыбы» своими авторитарными правителями. Осознав угрозу колонизации, Япония в эпоху Мэйдзи провела широкомасштабную ускоренную модернизацию — и совершила фазовый скачок огромной ценой за какую-нибудь треть века, став в один ряд с Европой и США. В России же после Петра Великого реформы были половинчаты и вялы, бесконечно обсуждаемы и откладываемы. В результате фазовый переход прошел в два этапа, отделенных друг от друга более чем полутора столетиями, и фактически завершился лишь в конце 1930-х годов. Не удивительно, что в начале ХХ века уже индустриальная Япония разбила еще аграрную Россию в характерно индустриальной войне (для индустриальной войны характерны: гонка вооружений, массовый призыв, аналитические стратегии, многоуровневые структуры командования, позиционная борьба, профессиональный тыл).

Итак, индустриальная революция, т.е. фазовый переход между аграрной и индустриальной фазами, подтверждает те же принципы, которые мы наблюдали на первом фазовом переходе. Напомним лишь важнейшие из них:

• перед фазовым переходом общество поражено системным кризисом, затрагивающим все сферы;
• прорыв происходит по четырем направлениям: технологический, социальный, идейный, управленческий;
• хотя прорывы по разным направлениям не синхронизованы, но прорыв по одному направлению делает возможным и облегчает прорыв по другим;
• любой ресурс, в конце концов, попадает в руки того, кто использует его более эффективно;
• прохождение фазового барьера приводит к страданиям и прогрессу, непрохождение — к вымиранию или к жизни на грани вымирания, к нищете, отсталости и колониальной зависимости.

ТРЕТИЙ «ЗОЛОТОЙ ВЕК» И НЫНЕШНИЙ СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС

Ценой невероятных лишений и двух мировых войн евроатлантическая и японская цивилизации к концу ХХ столетия вошли в третий «золотой век». Технологии совершили такой скачок, что стали полностью недоступны нациям, оставшимся по ту сторону индустриального фазового барьера (можно научиться выплавлять металл, шить на конвейере одежду и собирать из комплектующих компьютеры, но нельзя самостоятельно развить у себя современные технологии электроники, двигателестроения, фармакологии, атомной энергетики и т.д.). В результате господствующие цивилизации (цивилизации, совершившие максимально возможное на данный момент число фазовых переходов, — говоря обыденным языком, «самые развитые») стали снимать с остального мира «ренту развития», по сути своей неоколониальную, и этим обеспечили себе невиданное богатство. На смену «дикому капитализму», в результате глубокого кризиса его идей и ценностей, пришел жесткий государственный контроль над экономикой, по сути — госмонополизм. Это произошло вначале в радикальной «реликтовой» (реликтовый означает в данном контексте копирующий формы прошлого, в данном случае — местами вплоть до форм «красного» рабовладельческого уровня: концлагеря, «шарашки») советской и нацистской форме, а затем в мягкой форме «евросоциализма»/лейборизма с достаточно сильным вмешательством государства в экономику. (Безусловно, было бы корректнее называть госмонополизм госкапитализмом, но я сознательно использую это слово, чтобы подчеркнуть его отличие от традиционного капитализма.) Массовое разделение функций собственника и менеджера, участие представителей трудового коллектива в управлении, появление обширного среднего класса также характеризуют отход от классического капитализма. Национальные государства сменились сообществами с произвольной идентичностью (в литературе они получили название market community, «рыночное сообщество», или arbitrary community, сообщество с произвольной идентичностью). «Оранжевые» идеи постепенно начали уступать идеям «зеленым» — идеям гармонии, взаимозависимости и экологичного сосуществования. Всё это называется «обществом потребления» и представляет собой «золотой век» индустриальной фазы. Последняя четверть ХХ века в Европе, США, Канаде, Австралии (это всё «отростки» евроатлантической цивилизации), Японии ознаменовалась торжеством именно такого образа жизни, а мы застали его буквально несколько лет — последних докризисных лет (поэтому хватило не всем и не всего). Не успели порадоваться. Зато и не успели привыкнуть.

Нынешний системный кризис, третий по счету, по своим параметрам напоминает предыдущие системные кризисы.

Экономический и экологический кризисы. Экономический кризис сегодня не понаслышке знаком каждому. Экологический также давно стал притчей во языцех: индустриальный способ производства разрушил естественную среду обитания до такой степени, что в некоторых странах обитать можно только в городах — в искусственной урбанизированной среде. Индустриальное производство вынесено в новые страны, и там разрушение идет с катастрофической скоростью. (Точно так же во времена позднего Рима производство продовольствия было практически полностью вынесено не просто за пределы родного полуострова, на другой континент — в Африку. Работать в Риме уже никто не хотел.) Но и в старых индустриальных странах, где производства уже почти нет, разрушение среды продолжается: автомобили, техногенные катастрофы и так далее. Частным проявлением экономического/экологического кризиса является кризис ресурсный: близкое исчерпание запасов углеводородов, нехватка пресной воды и продовольствия. Другое проявление — демографический кризис в странах индустриальной фазы. Всегда вблизи фазового барьера коэффициент воспроизводства населения меньше единицы — даже если смертность не растет, рождаемость падает катастрофически вследствие всего букета экономических, социокультурных и прочих факторов.

Технологический кризис. Человечество изобрело массу новых физических технологий, но невероятно отстало по технологиям гуманитарным, которые призваны адаптировать человека и социум к физическим технологиям. Мы научились летать быстрее звука, расщеплять атом, выводить спутники на стационарные орбиты и создавать виртуальные миры — однако не умеем управлять своим временем, стрессом и вообще здоровьем, строить эффективную коммуникацию с другими людьми, до сих пор не понимаем природу сна, творческих процессов, влияния на нашу жизнь коллективного бессознательного и т.д. Кроме того, сложность технических систем начинает существенно превышать их управляемость, следствием чего являются техногенные катастрофы. Даже первую волну новых технологий следующей фазы — информационно-коммуникационные технологии — наши социальные и управленческие структуры не в состоянии адаптировать. Безусловно, мы уже имеем скоростной Интернет и мобильные телефоны, но наши организации тонут в океане информации, а государства формата уходящей эпохи судорожно пытаются «рулить» тем, чем «рулить» уже принципиально невозможно.

Ценностный кризис. «Оранжевая» вера в научно-технический прогресс и обеспечиваемое им «всё более полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей» (цитата из советской пропаганды прекрасно иллюстрирует «оранжевую» веру индустриальной эпохи) в ХХ веке подверглась серьезным испытаниям. Научно-технический прогресс привел к неисчислимым бедствиям двух мировых войн, но и после них продолжился в виде гонки вооружений. Экономические кризисы также вызвали серьезные сомнения в отношении способности человечества разрешать свои проблемы. «Зеленые» же ценности не зря имеют цвет болота — платой за достижение гармонии является полная остановка развития. Одним из проявлений ценностного кризиса является, как обычно при фазовых переходах, кризис познания и обучения: традиционная наука перестала генерировать новое знание, а система образования не только не успевает за требованиями времени — даже не пытается. Другим проявлением является влияние на уже упомянутый демографический кризис: в иных сообществах просто не остается ценностей, которые хотелось бы передать детям.

Управленческий кризис. Ни на уровне корпораций, ни на уровне городов, ни на уровне государств люди не могут справиться с кризисом управления, который носит системный характер и не может быть преодолен «повышением эффективности», «информатизацией» и т.п. Индустриальная фаза довела до совершенства технологии управления (государственного, корпоративного, военного) путем создания специальных управляющих структур, но платой за это стала всё увеличивающаяся задержка в управлении (интервал времени между получением информации управляющей системой и ее реакцией на эту информацию). Сокращение характерного времени экономических, технологических, социальных процессов привело к тому, что скорость этих процессов выше скорости функционирования управляющей системы — ей уже только кажется, что она чем-то управляет. Кроме того, стандартные управленческие процедуры (например, демократические выборы) начинают давать системные сбои.

Эффективность использования труда и капитала падает. Например, на одного производящего индустриальный продукт приходится добрая сотня тех, кто занимается управлением, дистрибуцией, торговлей, рекламой, обращением капитала, налогообложением, защитой потребителей от этого продукта и т.д. Эта «перевернутая пирамида» преподносится некоторыми авторами как достижение, как первые шаги постиндустриальной фазы. Конечно же, это не так — ведь это просто утилизация излишков трудовых ресурсов из-за невозможности использовать их интенсивно в новых технологических сферах. Точно такая же картина наблюдается относительно эффективности использования капитала — не будем разбирать подробно.

Ситуация осложняется двумя немаловажными факторами: старением господствующей евроатлантической цивилизации и отсутствием работоспособного левого («зеленого» в терминах спиральной динамики) проекта, который мог бы смягчить фазовый переход, как в свое время «синие» этические религии смягчили предыдущий. (Марксизм представляет собой «синий» левый проект, т.е. левый проект индустриальной фазы. На данный момент он себя полностью исчерпал, в том числе и по причине кризиса индустриальной фазы как таковой. Родившийся из него «евросоциализм» не является ни позитивным, ни популярным.)

Таким образом, происходящее нынче с миром — это экономико-социально-политическое «землетрясение» перед фазовым барьером. Какова же природа нынешнего фазового перехода, что ждет человечество в новой фазе?

 

Оставим за бортом рассуждения о том, действительно ли текущий кризис настолько силен, что его можно считать признаком приближения фазового барьера, или это просто «цветочки», очередной кризис капитализма, после которого мир вернется к прежнему состоянию. Этот вопрос каждый решает для себя сам, см. уже упомянутую статью «Моделирование кризиса». Замечу только, что кризис еще не закончился, и даже если сейчас всё более-менее восстановится, новые чудеса ждут нас еще при жизни этого поколения.

КОНТУРЫ БУДУЩЕГО

Уже больше четверти века экономисты и социологи говорят о «постиндустриальной революции», которая пока обрела черты «информационной революции». Действительно, в средствах производства, в самом характере производства и потребления произошли кардинальные перемены. Если мы учтем, что находимся в самом начале фазового перехода («вода только начала закипать», но мы уже это чувствуем на своей шкуре), то станет ясно: «информационная революция» — это еще не есть тот самый технологический скачок, это только его прелюдия, предпосылки (как паровая машина — «первая ласточка» промышленной революции). Какова же природа будущего скачка? Очевидно, мы не знаем, и представить себе не сможем (как не могли во времена Бориса Годунова представить себе ДнепроГЭС). Весьма вероятной представляется версия известного российского исследователя С.Переслегина о том, что будущая технологическая революция произойдет в области человеческой психики и социальных технологий (он называет будущий технологический уклад «когнитивным»). С этой точки зрения достижения информационно-коммуникационных технологий являются естественной предпосылкой (действительно, прелюдией) к «когнитивной технологической революции».

 

Примечание 1. Название «постиндустриальная фаза» не означает ничего, кроме одного: указания на то, что она наступит после индустриальной фазы. Никаких намеков на сущность новой фазы такое название не содержит — с таким же успехом можно назвать индустриальную фазу «постаграрной».
Примечание 2. Необходимо сделать одно важное замечание, позволяющее понять характер будущей фазы. Каждая фаза имеет свою математическую картину мира. Архаичная (природная) фаза — это конечный мир. Аграрная фаза — счетный мир. Индустриальная фаза — мир-континуум. Когнитивная фаза — «квантовый» мир, в котором ни пространство, ни время не обладают классическими свойствами. Можно предположить, какая математика понадобится для описания такого мира, и какие прикладные применения такой математики могут породить новые технологии.

Мы уже знаем основные законы фазовых переходов. Попробуем их применить.

Как и предыдущие фазовые переходы, постиндустриальный прорыв должен пройти по четырем направлениям. Мы можем попытаться предсказать их, опираясь на мнения многочисленных исследователей, которых нет возможности здесь перечислить. Но при этом нужно помнить, что нет пророка в своем отечестве, и предсказания «по эту сторону» фазового барьера могут оказаться смешными после настоящего фазового скачка. (В свое время аграрному миру предсказывали экологическую катастрофу из-за заваливания городов конским навозом, к чему неизбежно должен был привести экстенсивный рост гужевого транспорта. Кто бы мог подумать, что очень скоро возникнут автомобили, и проблема будет вызывать только смех, а реальная проблема окажется совсем в другой плоскости.)

Технологический прорыв. Появление новых психологических и социальных технологий (high-hume на смену high-tech): управление познанием, коммуникацией, обучением, принятием решений, здоровьем, социализацией, творчеством, групповой деятельностью, временем, бессознательными процессами и т.д. «Постиндустриализация» ключевых индустриальных технологий — энергетики и транспорта (примерно так, как в индустриальную фазу происходит индустриализация сельского хозяйства). Примерами такой «постиндустриализации» энергетики являются возобновляемые источники энергии и распределенные энергогенерирующие сети. И, конечно, развитие невиданных информационно-коммуникационных технологий, преобразующее способы и процессы производства, бизнес-модели, системы ценностей, общественные отношения и вообще всё, с чем они соприкасаются.

Социальный прорыв. Появление новых социальных групп и социальных отношений, в конце концов — смена социально-экономической формации. Уже сегодня классические пролетарии и буржуа «оранжевого» капитализма встречаются только в социально отсталых странах, таких, как наша. Однако и средний класс «зеленого» госмонополистического уровня постепенно размывается. Кто эти новые социальные группы, как они будут себя вести, к чему приведет их численный рост и последующая борьба за место под солнцем — мы пока можем только гадать. Исследователи называют среди новых форм аморфные «социальные ткани» и сплоченные «социальные стаи». Но настоящие новые социальные классы будут основаны, как всегда, на различном отношении к средствам производства. Когда-то основным средством производства была земля — разное отношение к ней рождало феодалов и крестьян, затем — капитал (частично овеществленный в виде промышленного оборудования) порождал пролетариев и капиталистов. В новом мире основным средством производства будут знания — соответственно, будет узкий круг тех, кто использует их для получения прибавочной стоимости, и остальные, кто способен только потреблять («консьюмтариат»).

Идейный прорыв. Появление новых идеологий, основанных на «желтой» системе ценностей, в которой важны только знания и компетентность, изменения являются стилем жизни, коммуникации строятся на стратегии «выигрыш-выигрыш», а высокий уровень толерантности и адаптивности позволяет жить одновременно множеством жизней во множестве сред, не теряя идентичности собственной личности («самости»). Несомненно, появятся новые «желтые» духовные учения и, конечно же, идеологии.

Управленческий прорыв. Появление новых форм организации на уровне компаний, рынков, городов, стран. Пока из новых форм заметны только «эконоценозы» — кластерные системы со-конкуренции и сотрудничества. (Первой ласточкой таких форм, по-видимому, являются японские псевдо-холдинги «кейрецу». Автору посчастливилось участвовать в создании одной структуры типа эконоценоза на родной земле.) Управленческие системы при всех предыдущих фазовых переходах возникали достаточно поздно, как ответ на технологические, социальные и идейные прорывы. Можно только предсказать, что в новой фазе большую роль будут играть космополитические сетевые сообщества (сетевые в смысле структуры, а не только в смысле коммуникационной платформы) — такие, как википедисты или террористические организации. Не исключено, что в новой реальности они заменят государства (это представляется невозможным бредом только до тех пор, пока мы не попытаемся представить себе, как отреагировал бы средневековый человек на идею отмены монархии — освященной Небесами и людьми, веками проверенной единственно возможной системы управления). Во всяком случае, сетевые террористические организации уже успешно конкурируют с традиционным государством и побеждают его. «Армия с таким количеством золота может купить себе любое государство,» — рассуждали (анти)герои фильма «Крепкий орешек 3». Другим возможным вариантом развития событий является государство, приватизированное одной корпорацией или союзом корпораций — в Африке уже имеются близкие примеры.

Все эти предсказания не стоят и гроша. Невозможно, стоя перед фазовым барьером, разглядеть, что находится за ним. И, тем не менее, нужно прыгать. Вспомним: фазовый барьер пройдут не все. Тех, кто пройдет, ожидают страдания и прогресс, оставшихся — нищета, отсталость и «постиндустриальная» колониальная зависимость. Точно так же, как в индустриальную эпоху попадают в колониальную зависимость застрявшие в аграрной фазе страны-производители продовольствия и сырья, так и в когнитивную эпоху страны-производители промышленной продукции обнаружат себя находящимися в статусе «постиндустриальных колоний». Кстати, об опасности разрыва между «цифровыми» и «нецифровыми» нациями (digital divide) в связи с текущим фазовым переходом, первый этап которого выглядел как «информационная революция», заговорили еще лет 20 назад. Точно так же, как для тех, кто начинает проходить фазовый барьер, налицо положительная обратная связь («саморазогрев», автокатализация процесса перехода), так и для оставшихся «за бортом» имеется отрицательная обратная связь. Рассмотрим, например, такую цепочку: бедность ведет к отставанию в технологиях, что приводит к слабому развитию человеческого капитала, а это опять порождает бедность. Таких цепочек, как и в случае с положительной обратной связью, имеется целый букет, и читатель с легкостью построит еще несколько, если захочет.

Сведем в общую таблицу накопленные сведения о фазах развития техносферы, инфосферы, социосферы. Не преминем еще раз заметить, что между ними нет взаимно однозначного соответствия — развитие в одной сфере относительно другой может запаздывать на сотни лет (хотя, не исключено, нынешний фазовый переход может свершиться очень быстро — в течение жизни 2-3 поколений). И, тем не менее, три сферы взаимосвязаны в рамках одного автокаталитического процесса. Это развитие можно сравнить с тройной спиралью ДНК, где с вариативным сдвигом сплетены три спирали, соответствующие трем сферам (в отличие от двойной спирали ДНК в живой природе и двойной спирали в спиральной динамике, которой сплетены спираль условий жизни и спираль личностного развития).

Таблица 2

Техносфера Инфосфера (сфера духа) Социосфера Технологический уклад (фаза) Парадигмы мышления (согласно «спиральной динамике») Социально-политические (управленческие) системы Социально-экономические формации Метафора Архаичный (природный) бежевый род недообщество фиолетовый племя бесклассовое общество Аграрный красный вождество, тирания рабовладение государство-бандит синий монархия феодализм государство-страж Индустриальный оранжевый национальная республика капитализм государство-корпорация зеленый «рыночное сообщество» госмонополизм государство — ночной сторож Постиндустриальный (информационный, когнитивный) желтый ? ? ? бирюзовый ?? ?? ??

Мы видим, что каждому технологическому укладу соответствует два уровня шкалы идей (ценностей) — один, на котором технологический уровень начинает проявляться, и другой, который законченным образом его отражает. Точно так же социально-политическая система, законченным образом реализующая технологический уровень и уровень идей, имеет своего предшественника, на котором данный технологический уровень начинает реализовываться. Обратите внимание, что, в соответствии с теорией «спиральной динамики», парадигма развития и свободы (теплые цвета спектра) сменяет парадигму баланса и справедливости (холодные цвета спектра), и наоборот. Получается, что левый проект (этические религии, марксизм) возникает поздно как ответ на дикость начальной стадии развития, так что в этом смысле марксизм действительно могильщик капитализма.

КТО ВИНОВАТ И ЧТО ДЕЛАТЬ?

Таким образом, у человечества есть три варианта:

• преодоление фазового барьера некоторыми сообществами (нациями, группами наций);
• застревание в индустриальной фазе;
• затяжной фазовый кризис (фазовая катастрофа, «шаг назад»): «темные века», новый феодализм.

Мы не сможем решить проблемы всего человечества, поэтому ограничимся рассмотрением систем меньшего масштаба: личность, семья, город, нация. Этому посвящена вторая часть статьи, которая будет опубликована в ближайшее время.

Автор благодарен Михаилу Крикунову, декану Киевской бизнес-школы, за его весьма ценные критические замечания к статье.

Источник: Валерий Пекар