Государство, собственность и слепота общества

Наше общество, разделивших на правых и левых, полагает себя радикально поляризовавшимся, явно не замечая, что на самом деле оно едино. Имея одну цель – величие своей страны – и одинаково заблуждаясь относительно средств ее достижения.

Нет психологического процесса, более важного и в то же время более трудного для понимания, чем понимание…
(Дж. Миллер)

Без досок и гвоздей дом не построишь, и если не хочешь, чтобы дом был построен, спрячь доски и гвозди. Если не хочешь, чтобы человек расстраивался из за политики, не давай ему возможности видеть обе стороны вопроса. Пусть видит только одну, а ещё лучше — ни одной. Пусть забудет, что есть на свете такая вещь, как война. Если правительство плохо, ни черта не понимает, душит народ налогами, — это всё таки лучше, чем если народ волнуется. Спокойствие, Монтэг, превыше всего! Устраивайте разные конкурсы, например: кто лучше помнит слова популярных песенок, кто может назвать все главные города штатов или кто знает, сколько собрали зёрна в штате Айова в прошлом году. Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии!  (Рей Бредбери)

Думайте свободно! Думайте иначе! Думайте по-новому! Думайте о будущем! (А. Роджерс)

Нынешнее противостояние в нашем обществе правых и левых это не спор демократии с социализмом, а распри между собственнической государственностью и государственным собственничеством.

Собственность и государство исторически неразрывно связаны между собой своего рода зеркальной асимметрией.

Собственность – это право силы возведенное в силу права, государство – обратное отображение этого процесса.

Собственность предполагает неизбежное государство, государство означает осуществленную собственность.

Ни великую Россию, ни могучую Украину не создать ни всеобщим стяжательством, ни бюрократической филантропией – это очевидно безо всяких теорий, но ирония истории заключается в том, что наше общество не видит этого именно потому, что в своей социальной практике норовит обойтись без всяких теорий.

Увы, из происходящих событий складывается впечатление, что русский бог «авось» совсем обленился на своей печке и окончательно отошел от общественной деятельности, тогда как в гуле грядущего все более явно чудится грозный топот коней апокалипсиса, несущего на своих мрачных знаменах неумолимый вердикт истории.

Он действительно суров для нашего общества, глася, что жить и дальше «еллинских борзостей не текох» время вышло.

Как показывает история: последней инстанцией, к которой обращается мир в спорах своего сознания с бытием, является диалектический материализм, и первый вывод, который он позволяет сделать, говорит о том, что в обозримом прошлом человечества невежество еще никому не помогло. Более того: оно неизбежно приводит к результатам, противоположным ожидаемым.

Кто берется за решение проблем без понимания основ их существования, тот обречен во всех своих частных победах на общее поражение. Что же касается непосредственно самого процесса познания, то он обуславливается не озарениями разума доселе скрывавшимися от него истинами, а – избавлением от веками довлеющих над ним предрассудков.

Россия всю свою историю влачила жалкое существование, всегда в ней была актуальна тематика басен Крылова, правили бал и фигурировали на первых ролях прототипы персонажей Грибоедова, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, вечным проклятием тяготели вопросы: «кто виноват?» и «что делать?». Нынешнее состояние страны далеко не случайный эпизод в ее истории, а скорее очередное звено в цепи подобных явлений и, следовательно, корень зла надо искать не в поступках исторических индивидов, а в тенденции эволюции общества.

Анализируя историю России трудно не выделить в ней три констаты:

-вопиющее противоречие между изобилием ресурсов страны и убогостью жизни народа

-неизменный провал попыток изменения такого положения

-незыблемость государственной пирамиды как основы жизнедеятельности общества.

Несложно также понять, что именно последнее обстоятельство является краеугольным камнем исторической фантасмагории «гнусной рассейской действительности».

Государство российское уходит своими корнями в мутно-зловещую мистерию «монголо-татарского ига».

Увы, в реальности всегда «имеет место быть» только то, для чего исторически вызрели материальные предпосылки.

Совершенно очевидно, что на дремучих пространствах древней Руси, т.е. фактически без дорог, географических пособий, средств навигации и связи, существование какой-либо системы управления было просто невозможно.

Нетрудно заметить, что даже в наше время деятельность власти на территории России все еще являет собой нечто неразумное, несмотря на маститую родословную бюрократии, богатый опыт насилия и верноподданический дух населения, а также – отблеск европейской цивилизации.

Ничто не мешает обратить внимание и на то обстоятельство, что название «монголо-татарии», т.е. якобы некогда существовавшего военного союза этих двух разных по языку и вере, и до сих пор, в общем-то, небольших народов – «Золотая Орда» – почему-то звучит по-русски.

У них что: русский язык был принят в качестве официального?

Подобных нелепостей, казусов и ляпсусов в этой «истории» более чем достаточно, но какой смысл фантазировать на тему необычайной прыти диких кочевников, да еще в делах, требующих исторического наследия оседлого образа жизни, когда гораздо проще понять, что все это не что иное, как козни русской знати ради права сбора дани, впоследствии образовавшие идеологический фундамент царского самодержавия, т.е. в  конечном итоге – российское государство.

Концепция «монголо-татарского ига» не имея никакого отношения к действительной истории, напрямую связана с историей действительности, и поэтому заслуживает самого тщательного и всестороннего рассмотрения.

Суть интриги в общем-то понятна: обеспечение себе знатью экономической основы праздного существования.

С учетом недавнего прошлого нашего нынешнего общества, т.е. вспоминая титаническую «борьбу за мир» и прочие предлоги подобных поборов советского государства, напрашивается предположение, что слово «иго» сначала имело смысл угрозы внешней агрессии, на отражение которой требуются средства, а с течением времени, уже в устах сформировавшейся из знати «на законной основе» власти, когда она своей грабительской политикой окончательно завела страну в тупик истории, а себя, соответственно, загнала в угол страха, оно обрело значение гнета враждебной силы, спасением от которого общество обязано государству.

Всё достаточно просто и вполне естественно, а главное весьма похоже на правду: опасностей со стороны окружающего мира хватало, феодальная междоусобица приводила страну в разор и запустение, а русская знать, действительно возила дары степным владыкам.

Только не откупаться от их разбойных набегов, а наоборот: организовывать с их помощью борьбу против своего классового врага – народа. А заодно и устранять своих политических соперников из числа других претендентов на власть.

Стратегия самодержавия, переходя от силы к хитрости, направлена на решение целого комплекса задач: сломить народ психологически сознанием тяжкой вины допущенного позора надругательства над родиной – матерью (отметим, что на бытовом уровне именно этот мотив является базисом русского сквернословия, отчего оно и получило название матерщина); внушить ему ощущение собственной беспомощности перед коварной злобой окружающего мира; выставить себя в роли единственной защиты и опоры; свалить свои преступления, совершенные в борьбе за власть и приведшие к упадку страны, на происки мифических злодеев; направить негативную энергию общества по касательной через моральное разложение, внутреннюю диктатуру и внешнюю агрессию, т.е. через всевозможные распри — против него самого.

Судя по тому, что подобные трюки неоднократно, в различных вариациях и с неизменным успехом власть проделывала в лице и монаршей династии, и партийной клики, и недавней плутократической элиты и нынешней бюрократической хунты, ловкое использование неразвитости общественного сознания и подлая спекуляция на народном чувстве патриотического долга, прочно легли в основу крепких традиций российской государственности.

Несложно заметить и кровное родство государственной стратегии с уголовной тактикой, также норовящей подавлять волю к сопротивлению потенциальной жертвы унижением и запугиванием, организовывать вымогательство на своем «покровительстве» и т.д. – и это вполне естественно: бюрократия и преступность – это два полюса классового общества.

С этим «глюком» в общественном сознании, являющимся идеологическим вирусом рабской психологии, государством, через систему образования, была взращена вся прежняя Россия и сегодня наше общество, весьма склонное к разглагольствованиям о необходимости воспитания подрастающих поколений свободными гражданами и патриотами родины, прививает его собственным детям – будущему страны.

Очевидно, что секрет долголетия этого мифа кроется в густой тени явного контраста между Россией и Европой. Однако у этого явления есть более прозаическая причина: изначальная разница в жизненном пространстве.

Короткие европейские расстояния позволяли осуществлять рост производительных сил за счет порабощения иноземцев, в российских же условиях этот процесс мог идти преимущественно на основе эксплуатации соотечественников, вследствии чего между Европой и Россией возникла зеркальная асимметрия, подобная той, что существует между собственностью и государством, и процесс классового расслоения населения развел их из общинного строя по разным эпохам (вскрывая взаимосвязь пространства и времени): Европу сначала в рабовладение, Россию – сразу в феодализм (точнее было бы сказать: в азиатчину, но специфика российских условий, придавая ей локальный характер, все же приближает этот строй скорее к западному феодализму, чем к восточному деспотизму).

Рабовладение имеет своим фундаментом индивидуальную основу, феодализм – общественные начала, т.е. в первом случае речь идет о стремлении к личному богатству как базису общественной власти, во втором целью является общественная власть как источник личного богатства.

Европа шла дорогой внешней агрессии и открытой эксплуатации, Россия – путем скрытого паразитизма и внутренней диктатуры.

История Европы – смена господствующих классов, история России – вырождение класса господ.

Европа – государство собственности, Россия – собственность государства.

Подчинить сознание силе гораздо легче, чем одолеть силу сознанием, поэтому ход истории давно привел Европу к ясности общественных отношений, основанных на праве собственности, а Россия все еще находится в смуте гражданского состояния, обусловленного произволом государства.

Европа отвергает рабовладение политической борьбой, сохраняя его экономическую сущность, Россия удерживает себя в политической форме феодализма, саморазрушаясь экономически.

Европа, опираясь на собственность, переделывает государство, Россия, упираясь в государство, переделивает собственность.

(Если учитывать, что экономика (собственность) это базис, а политика (государство) – надстройка, то совершенно очевиден исторический обскурантизм общественного уклада России, как и то, что в современных условиях эта коллизия может быть разрешена лишь упразднением того и другого тождеством интересов общества).

В Европе сила собственности покоится на мифе права, в России право государства обусловлено силой мифа, т.е. оба основания при всей своей противоположности едины в ложности, поэтому исторически Европа в российских политических событиях пытается разглядеть свое будущее, а Россия по европейскому экономическому развитию стремится понять свое прошлое.

Решение этой задачи наше общество могло бы себе значительно облегчить, если бы, вместо «весомых аргументов» государственной идеологии, внимательнее относилось к простым фактам окружающей действительности.

Например: нетрудно заметить, что Европа, в отличие от России, бессознательно, но явно увязывает «иго» не с историей народа, а с интригами власти: она охотно воздает должное высокому потенциалу россиян в сферах деятельности, требующих смелости ума, свободы духа и личного мужества, как и не скрывает того, что считает потуги российского чиновничества направленные на приближение к нормам европейской общественной жизни подвигом достойным Нобелевской премии.

После распада общинного строя исторические пути Европы и России вновь пересекаются в момент перехода Европы из рабовладения в феодализм и на этом этапе она догоняет Россию во времени, обогащенная культурой античности: греческой философией, римским правом и арабо-еврейской религией.

В сущности «монголо-татарское иго» это российский аналог библейско-евангельской мифологии с поправкой на реализм – конструктивные элементы фактически те же: некая слабость, коварное зло, тяжкая вина, суровое добро, искупительное страдание, только вместо бога в главной роли выступает государство.

Оттого Европа молится на «святого отца», а Россия уповает на «царя-батюшку».

Доктрина небесного блаженства в награду за земные страдания и концепция сильного государства как символа свободы возникли в моменты распада соответственно рабовладения и феодализма.

В Европе религиозная мораль распространялась снизу вверх, «объясняя» жизненное состояние черни, в России государственная идеология навязывалась сверху вниз, «оправдывая» социальное положение знати.

В Европе низы уходили от реальности в мистику потому, что не видели никакого способа одолеть верхи, в России верхи внедряли мистерию в действительность так как не было иной возможности справиться с низами. Это обстоятельство сыграло свою роль и в крещении Руси.

«Славить» «право» означает  возвышать власть, отсюда и православие.

На русской земле подобной конфессии не нашлось, пришлось заимствовать у заграницы, но опять-таки с поправкой на реализм: без божьего дублера – царева конкурента.

Увы, фундаментальный постулат русской церкви – «всякая власть от бога» – сыграл с ней весьма злую шутку в советское время.

Все вышесказанное позволяет сделать ряд любопытных выводов:

— ключевым моментом всей российской истории является тенденция классового расслоения населения на ниве «служения обществу».

Пример нынешних «народных представителей» всех рангов и мастей говорит о том, что и в выборной системе она прекрасно сохраняется.

— на Руси народ отказывал знати в притязаниях на особое социальное положение, т.е. в праве на власть!

И это понятно: знать являла собой главным образом силовую структуру общества, но, как правило, на врага поднималось все население и поэтому народ ничего особенного в ратном деле не видел, а по мере роста военных успехов защитные функции общества и вовсе приобретали спорадический характер.

Во всем же остальном население вполне обходилось собственным здравым смыслом, практическим опытом и заветами отцов.

Эхо тех времен до сих пор гуляет по медвежьим уголкам России: так называемые духоборы все еще живут не признавая над собой никакой власти, кроме обычаев предков. Не ведая ни начальства, ни милиции, ни замков на дверях. И даже не испытывая нужды в деньгах. Т.е. вопреки невежественному кликушеству идеологов нынешней бюрократии, сами веками сохраняют свой жизненный уклад в форме первобытного коммунизма.

Именно потому, что знать была не в состоянии получить власть из рук русского народа, ей понадобились сначала знаменитое обращение к «варягам», а затем ярлык на княжение от «татар».

Разумеется, речь идет не о сознательной борьбе народа за свободу, а скорее о стихийном анархизме масс, но в любом случае: время, а вовсе не иноземный враг, было той единственной силой, которую не могли одолеть наши героические предки.

Далеко же ушли их нынешние потомки – просто не представляющие себе жизни без начальственного указующего перста, сами надевающие на себя ярмо бюрократии, считающие верхом демократической благодати возможность выбирать себе господ!

— за внешним образом «монголо-татарского ига» государство скрыло свою внутреннюю сущность невежественно-классового паразитизма.

Появление государства на русской земле означило не избавление от чужеродного владычества, а образование доморощенной «золотой орды», живущей данью общественного невежества, историческое иго которого простирается над страной по сей день и олицетворяется чиновничеством.

— развитие государства на Руси, достигнув своего апогея в единовластии, вместо ожидаемого верха сознания воли общества, в действительности явило собой произвол ощущения верха общества.

Положив этим в сознании самого общества начало увлекательному процессу поиска идеального царя путем выбраковки реальных правителей.

Получившему в русской истории, благодаря народной тяге к ясности языка, емкое название «смута» и длящемуся до сих пор.

Для того, чтобы все это осознать не требуется ни семи пядей во лбу, ни специальных знаний – все факты лежат на поверхности и наше общество не замечает их только потому, что привыкло довольствоваться государственной идеологией вместо того, чтобы думать самостоятельно. Отсюда распространенность, обыденность и даже, можно сказать, комфортность невежества в сознании нашего общества. Результат налицо.

Государство, существуя в России уже много столетий, имея абсолютно свободный доступ к совершенно уникальному созидательному потенциалу и будучи призвано решать проблемы жизни страны, фактически не сумело сделать этого ни с одной из них.

Не смогло даже практически элементарного – проложить нормальные дороги.

Зато выказало немалое искусство (настолько, что например: десятилетиями «само не понимает» каким образом деньги из общественной казны оборачиваются миллиардами долларов на личных счетах власти в иностранных банках – «чудеса» да и только!) в обеспечении собственного благополучия за счет:

— неимоверных растрат народного достояния – природных ресурсов

— использования впустую, а еще более во вред стране, огромного труда многих поколений

— истребления десятков миллионов людей, не говоря уже об искалеченных судьбах – и все это «на законной основе»!

— позора, тягот и бедствий экономической отсталости как России так и практически всех территорий, к ней относящихся

— социальных язв, нравственных болезней и демографического вымирания общества

— руин исторической культуры народа

— экологической диверсии будущего страны

По сути вся история государства российского – это хроника преступлений власти перед народом – с  момента своего образования и до сегодняшнего дня.

Ныне «игом» общества является преступность. Такое зло, правда без национальных, религиозных и прочих ярлыков (типа «чечено-исламского фундаментализма») действительно есть, но своим существованием оно обязано именно государству, которое:

— порождает его своей социально-экономической политикой

— не в состоянии справиться с ним, так как борется с результатами собственной деятельности

— нуждается в нем как жупеле общественного сознания для оправдания своего исторического существования.

Сбор дани с населения и попрошайничество денег у заграницы, с дальнейшим переложением последствий своего дилетантства, воровства и разгильдяйства на плечи страны – единственно доступные разумению российской власти методы хозяйствования, а ее социальная политика это не что иное, как священный ритуал облагодетельствования народа крохами от  него же умыкнутого им созданного богатства.

Уровень жизни населения всегда определяется счетом, который ему предъявляют к оплате верхи за свои амбиции прошлого, удовольствия настоящего и страх будущего.

Платя налоги, т.е. содержа власть, которая по причине своего социального паразитизма не может не быть некомпетентной, недееспособной и нечистоплотной, общество фактически трудится для того, чтобы покупать у нее себе же проблемы – что может быть нелепее этого?

Проблемы общественной жизни являются альфой и омегой существования государства, без них чиновничество просто не нужно и оно органически заинтересовано не в их исчезновении, а как раз в обратном. Именно поэтому все упования общества на власть, как бы она себя не преподносила, закономерно оборачиваются неизменным крушением очередных надежд.

Государство – это продукт исторической (т.е. неизбежной, но временной) слабости производительных сил общества и в борьбе за самосохранение оно совершенно естественным образом стремится к подавлению их роста (от бюрократического спуда до политического террора), т.е. государство не только плохо уже самим фактом своего существования, но и неизбежно преступно.

Со времен первой смуты на Руси в двадцать первое столетие общество тащит на себе этого смердящего от разложения, кишащего паразитами монстра анахронизма, тоскливо вопрошая небеса: «кто виноват?» и «что делать?», хотя уже в героическом порыве Парижской Коммуны смело прозвучало: «государство – на свалку истории!».

Собственность – это экономическое «государство». Государство – политическая «собственность».

Собственностью государства является сознание общества. Бюрократия правит навязывая невежественным массам свою классовую идеологию.

Идеологией нынешней власти является буржуазный либерализм, в основе которого лежит утверждение, что в 1917 году Россия якобы «свихнулась на коммунизме». (Вообще стоит отметить это явно неотъемлемое по версии государства качество российского люда: то он почему-то вдруг проявляет непонятную слабость перед воинствующими пастухами, то внезапно впадает в буйное помешательство от научной теории, то сладко спит под лязг и грохот надвигающейся гитлеровской военной махины и т.д. – неясным остается только одно: чего ради, в таком случае, власть чуть ли не лезет из кожи вон и буквально готова пойти на любые преступления, лишь бы оказаться хозяином такого народа? Уж явно не от избытка любви к нему – судя по его жизни.)

Справедливости ради, следует заметить, что общество наше, как правило, фальшивит в унисон с властью не менее искусно.

Например: во времена приснопамятной «перестройки» оно охотно делало вид, что о преступлениях советской власти узнало лишь благодаря гласности и оттого спокойно за свою совесть, хотя в действительности многое ему было известно давным-давно, только оценка была другой.

Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман?