Афганистан готовится к возвращению талибов

Как сообщил 3 января 2012 года портал «Афганистан.Ру», «представители Талибана достигли предварительного соглашения с властями Катара о создании политического представительства на территории данного государства». Как сообщил один из веб-сайтов, подконтрольных движению «яростных мулл», талибы готовы уже сейчас «создать политическое представительство за рубежом, чтобы достичь понимания с международным сообществом, и в этом отношении достигли предварительного соглашения с Катаром». Решение об открытии талибского офиса в Дохе является переломным в многомесячной интриге поиска переговоров западных представителей с талибами, и стало возможным благодаря активному посредничеству Соединенных Штатов и Германии. Таким образом, Вашингтон, являющийся главным внешним оператором актуального кабульского режима, санкционировал перезагрузку афганской политической системы, подав сигнал о готовности содействовать интеграции в нее военно-политических групп Талибана.

В случае успешной реализации проекта с катарским офисом талибов, следует ожидать уже в 2012 году достижения первых договоренностей между Вашингтоном и Шура-е-Кветтой муллы Мохаммада Омара. Итогом этих договоренностей может стать появление в афганском политическом классе новой – талибской – фракции. Поскольку абсолютное большинство политических лидеров и авторитетных полевых командиров Талибана являются пуштунами, успех переговорного проекта с использованием «катарского коридора» неизбежно приведет к слому сложившегося баланса сил и интересов пуштунских и непуштунских (таджикских, узбекских, шиито-хазарейских) групп в афганской политической системе. Очевидно, что итогом этого станет усиление пуштунского влияния на принятие официальным Кабулом политических решений и, соответственно, ослабление позиций «северян», в том числе, лидеров бывшего антиталибского «Северного альянса».

Перспективы «посткатарской» перезагрузки афганской политической системы ставят перед лидерами непуштунских этнополитических групп в Афганистане несколько стратегических задач.
Во-первых, максимальная консолидация сил и ресурсов непуштунских групп. Это предполагает отказ от чрезмерных политических и лидерских амбиций, поиск новых компромиссных схем, которые бы дали возможность защитить позиции таджиков, узбеков и хазарейцев в ключевых государственных институтах страны (правительство, парламент, армия, спецслужбы, полиция, контроль над региональными и местными органами управления и т.д.). Очевидно, что необходимость решения задач внутриполитической консолидации актуализирует для «северян» сюжеты с созданием мощной единой политической организации (партии или движения), а также проблему поиска лидера, способного возглавить новый «Северный альянс» в принципиально иной, по сравнению со «старым» «Северным альянсом», ситуации.

Во-вторых, определение стратегической позиции нового «Северного альянса» в отношении президента Хамида Карзая. После запуска «катарского» переговорного процесса, президент Карзай оказывается в не менее сложной ситуации, чем лидеры непуштунских групп. Представители Талибана уже дали понять, что не рассматривают действующего афганского президента в качестве участника переговоров на площадке в Дохе. Есть основания предполагать, что Хамид Карзай, в конечном счете, может стать одной из главных политических жертв, которые будут принесены на «катарский алтарь мира».

В-третьих, поиск новым «Северным альянсом» стратегического внешнеполитического партнера, который мог бы стать не только финансовым, но и военно-политическим союзником непуштунских групп. До сих пор в качестве такого партнера выступал Вашингтон. Однако в связи с включенностью американских союзников в «катарский проект», предусматривающий, в конечном счете, создание политических преференций для «умиротворенных» талибов в Афганистане, дальнейшее взаимодействие эмиссаров Вашингтона с лидерами непуштунских групп будет носить неизбежно игровой характер, подчиненной приоритетной, «талибской» цели.

Этот игровой характер американского партнерства политики из этнических групп Северного Афганистана уже начинают ощущать вполне конкретно. Достаточно вспомнить, например, слова вице-президента США Джо Байдена, заявившего в конце 2011 года о том, что талибы не являются врагами Америки. Это заявление одного из высших американских чиновников прозвучало после того, как в течение минувшего года талибы уничтожили сразу несколько влиятельных политических и военных лидеров бывшего «Северного альянса». Фактически, Вашингтон дал понять, что не является врагом тех, кто убил экс-президента Афганистана Бурхануддина Раббани, принципиального противника талибов полицейского генерала Дауда Дауда, губернатора Кундуза Мохаммада Омара и других ярких представителей непуштунских этносов Афганистана, занимавших последовательную антиталибскую позицию. Такого рода откровения американского вице-президента, помноженные на новогоднюю «катарскую инициативу» талибов и Вашингтона, вероятно, заставят «северян» пересмотреть практику безусловной ориентации на США.

Непуштунские лидеры уже предприняли некоторые усилия по решению первой стратегической задачи. В конце 2011 года в Кабуле было объявлено о создании двух политических организаций – «Коалиция Народного Фронта Афганистана» (КНФА) и «Национальная коалиция» (НК), лидерами которых стали, соответственно, бывший вице-президент Зия Масуд и доктор Абдулла Абдулла. Новые политические альянсы объединили в основном политических деятелей, представляющих таджиков, узбеков и хазарейцев-шиитов. По оценкам некоторых экспертов, на повестке дня уже стоит вопрос об объединении КНФА и НК в единую политическую организацию, по сути, в «Северный альянс-2». Если такому объединению не помешают амбиции, обиды и психологические комплексы активистов КНФА и НК, то, вполне вероятно, уже весной 2012 года задача внутриполитической консолидации «северян» будет в основном решена.

Очевидно, что только после такой консолидации может быть выработана эффективная и последовательная стратегия нового «Северного альянса» в отношении президента Хамида Карзая. Если переговорный процесс США и Талибана на площадке катарского офиса будет развиваться динамично, то, вероятно, лидерам «северян» придется пересмотреть свою нынешнюю оппозиционную риторику в отношении дворца «Арг» и начать поиск новой стратегии сотрудничества с Хамидом Карзаем. Тем более, что афганский президент также вынужден будет пересмотреть свой курс на «пуштунизацию» системы власти в стране, которого он придерживался нескольких последних лет: в посткатарский период лозунг «пуштунизации» будет означать фактическую «талибанизацию» системы власти, что не предполагает сохранение Хамида Карзая в качестве основного политического игрока на афганской политической доске.

{advert=7}

Только после решения задачи политической консолидации и пересмотра стратегии в отношении Хамида Карзая лидеры непуштунских групп в Афганистане могут определиться с вопросом стратегического партнерства во внешнеполитическом измерении. Как представляется, потенциальный выбор внешнеполитических союзников у вождей нового «Северного альянса» будет не слишком широк.

На региональном уровне перечень таких потенциальных союзников, фактически, ограничивается Ираном, Индией и Китаем.

До недавнего времени многие «северяне» ориентировались на Тегеран. Однако в 2012 году иранский вектор сотрудничества вряд ли будет надежен. У Ирана сегодня хватает собственных проблем, которые в обозримом будущем только будут нарастать. В условиях углубляющейся международной изоляции и ужесточения режима санкций иранские власти не смогут стать полноценными и эффективными партнерами для «Северного альянса-2». Тегеран не сможет помогать успешно решать проблему защиты интересов непуштунских групп в Афганистане. Да и сами «северяне» вряд ли захотят делать ставку на Иран в условиях нарастающего жесткого американо-иранского противостояния: это означало бы фактическое скатывание нового «Северного альянса» на последовательные антиамериканские позиции. Очевидно, что такой политической вектор совершенно невыгоден для «северян», является для них стратегически ошибочным. Новый «Северный альянс» не хочет быть заложником новой околоталибской игры Вашингтона, но он также не должен быть заложником иранской игры против Америки.

Ориентация на Индию выглядит более предпочтительной. Тем более, что между многими лидерами бывшего «Северного альянса» и Дели уже давно существуют прочные политические и финансовые контакты. Можно предположить, что после открытия катарской переговорной площадки, интенсивность контактов между индийскими представителями и «северянами» заметно возрастет. Этому будет благоприятствовать и позиция Вашингтона, которого вполне устроит усиление индийского фактора на Севере Афганистана.

Развитие политических и финансовых связей «северян» с Пекином также представляется вполне вероятным. Можно предположить, что в такой – прокитайской — конфигурации неизбежной перезагрузки афганской политической системы после катарских инициатив будет заинтересован и Хамид Карзай: в последние месяцы официальный Кабул демонстрирует готовность активно развивать экономические проекты с Китаем. Однако, наверняка против усиления партнерства Афганистана с КНР выступят Соединенные Штаты и, скорее всего, лидеры «северян» должны будут прислушаться к мнению Вашингтона.

За пределами Среднего Востока потенциальными стратегическими партнерами нового «Северного альянса» могли бы стать Евросоюз (ЕС), Россия и Турция.

Евросоюз располагает привлекательными финансовыми и политическими возможностями для «северян». Не следует забывать, что многие политики из непуштунских групп либо тесно связаны со странами ЕС (прежде всего, речь идет о Германии), либо вовсе имеют второе гражданство европейских стран. Однако эти преимущества сотрудничества с Евросоюзом нивелируются зависимостью европейских стран от американской позиции. Подчиненность европейской стратегии в Афганистане американской стратегии делает страны ЕС ненадежными союзниками нового «Северного альянса», прежде всего, в деле противодействия «талибанизации» афганской политической системы.

Россия, безусловно, могла бы стать почти идеальным партнером для «северян»: она не имеет реальных интересов в пуштунских группах, не заинтересована в укреплении позиций талибов, не зависит, как Евросоюз, от стратегии  США в регионе, и при этом не занимает антиамериканской позиции. Наконец, Москва имеет тесные связи с целым рядом лидеров бывшего «Северного альянса», а также располагает значительными финансовыми и политическими ресурсами. Эти исходные позиции делают Россию потенциально привлекательным партнером для «северян», и было бы вполне логично, если бы вскоре после открытия представительства Талибана в Дохе, официальное представительство организации, представляющей политические интересы непуштунских групп Северного Афганистана, открылось бы в Москве.

Однако, в том, что Кремль сможет реализовать эти потенции на практике, существуют большие сомнения. Кремлевские политики практически полностью поглощены внутренними социально-политическими проблемами. Кроме того, до сих пор внешняя политика РФ отличалась малобюджетностью: Кремль последовательно демонстрирует стремление зарабатывать на внешней политике, а не готовность тратить значительные средства на внешнеполитические проекты, которые не приносят немедленной экономической отдачи. Финансирование «Северного альяса-2» и участие в новой афганской игре с помощью «северян» потребуют от Москвы не только значительных финансовых расходов, но и политических усилий, политической сосредоточенности и выработки специальных стратегий. На наш взгляд, Кремль в 2012 году будет на это не способен, а фактор времени для «северян» сегодня становится определяющим.

На этом фоне шансы стать стратегическим партнером нового «Северного альянса» возрастают у Анкары. Турция уже несколько лет успешно работает на Севере Афганистана, принимает активное участие в реконструкции провинций, населенных преимущественно узбеками и таджиками. Турецкие представители поддерживают надежные и эффективные контакты, как с непуштунскими афганскими политиками, с официальным Кабулом, так и с лидерами Узбекистана, Туркменистана, Таджикистана, что имеет важное значение для лидеров нового «Северного альянса». Турецкое партнерство, таким образом, не ограничивается сотрудничеством с несколькими афганскими провинциями (как это происходит со странами ЕС), а имеет региональное измерение. При этом Анкара располагает не только значительными финансовыми и политическими ресурсами, но и, в отличие от России, имеет активный интерес к разнообразным проектам в Афганистане. Все это дает основания полагать, что первое международное представительство нового «Северного альянса», вероятно, будет открыто в Анкаре или Стамбуле.

Когда именно появиться первый международный офис организации, представляющей интересы непуштунских элит Афганистана, очевидно, напрямую зависит от динамики катарского процесса примирения Вашингтона с Талибаном. В этом смысле первые месяцы 2012 года могут иметь решающее политическое значение.

Автор — эксперт Центра изучения соврменного Афганистана (ЦИСА)

Источник: Афганистан.Ру