Продолжение, начало смотрите здесь.
ОСЛЕДСТВИЯ РАЗВИТОГО ФАБРИЧНО-ЗАВОДСКОГО ДЕЛА
В то время как при мануфактуре имеется полная градация рабочих различной умелости, на фабрике такие большие несходства исчезают; там, в общем, имеются только еще средние рабочие, которые отличаются друг от друга лишь возрастом и полом и потому также уровнем физической силы, а значит, и по-разному оплачиваются вне степени мастерства.
Фабрика использует по существу только двоякого сорта рабочих: тех, что действительно заняты при машинах (сюда относятся также обслуживающие паровые машины и др.), и подручных, которые подают машинам сырье (по преимуществу дети). Рядом с обоими этими главными классами появляется еще персонал, который занимается контролем и ремонтом машин, как инженеры, механики и др.
Если при мануфактуре рабочий должен был всю свою жизнь обслуживать себя инструментом, то теперь фабрика обрекает его в течение жизни служить машине. Машинным оборудованием злоупотребляют, чтобы с детских лет превратить самого рабочего в часть частичной машины. Издержки производства рабочей силы, а значит, и ее цена сокращаются, и зависимость рабочего от капиталиста достигает высшей точки. Своим превращением в автоматы средства труда во время процесса труда противостоят самому рабочему как капитал, как мертвый труд, который порабощает и высасывает живую рабочую силу.
Ручной труд и умственный труд на фабрике полностью разобщены; имеются рабочие ручного труда и надсмотрщики за трудом. Царит казарменная дисциплина, деспотическая власть. Капиталист господствует, как абсолютный монарх, различные офицеры (директора, руководители предприятия и др.) приказывают, а рядовые, рабочие, должны молча повиноваться. На место бича погонщика рабов вступает штрафная книга надсмотрщика. Все штрафы естественно разрешаются в денежных штрафах и вычетах из заработной платы, и острый законодательный ум фабричных ликургов делает для них нарушение их же законов куда более выгодным, чем их исполнение.
Это, однако, не отдельные дурные стороны фабрики; напротив, рабочий ущемляется ею многочисленнейшими способами. Высокая температура, шум, пыль воздействуют на все органы чувств в высшей степени отрицательно, начиная с постоянной опасности для жизни, в которой витает рабочий и иллюстрацию которой бесчисленными несчастными случаями он получает из года в год. При таких обстоятельствах капиталистическое производство становится не только средством эксплуатации, но и систематическим грабежом жизненных условий рабочего во время труда, таких, как пространство, воздух, свет и личные средства защиты от опасного для жизни и вредного для здоровья устройства производства, о приспособлениях для удобства рабочего нечего и говорить. Напрасно ли Фурье называет фабрики «умеренными Bagnos»(каторжными тюрьмами)? .
И какие страдания надо было вынести рабочим, когда новая отрасль предпринимательства переходила от ремесленного или мануфактурного предприятия к фабричному? ! Либо такой переход совершается медленно и ручной труд пытается конкурировать с машинным трудом, либо он совершается быстро и внезапно выбрасывает массу рабочих на мостовую. В первом случае весь род рабочих десятилетиями борется с голодной смертью, как английские ручные ткачи-хлопчатобумажники в начале этого столетия (среди ручных ткачей Саксонии, Силезии, Богемии и др. сейчас разыгрывается подобная жуткая драма); в последних случаях голодающие часто умирают на месте тысячами. Губернатор Ост-Индии, где механическое хлопчатобумажное ткачество Англии неожиданно вытеснило тамошние ручные изделия, в 1834-1835 году писал гак: «Бедствию этому едва ли найдется аналоги ? в истории торговли. Равнины Индии белеют костями хлопкоткачей «.
Каждое улучшение машинного оборудования выбрасывает часть рабочих на мостовую или же вытесняет мужчин женщинами и женщин — детьми. Чтобы сделать уже невозможным любое сопротивление рабочих и подвести под их рабство более прочный фундамент, капитал беспрерывно размышлял о том, чтобы посредством новых машин сделать излишним их умение.
Поэтому не нужно удивляться тому, что рабочие долгое время фанатически боролись против машин, основных условий фабрики, и очень часто освящали разрушение. (Их ошибка состояла только в том, что они не видели, как выгодны машины для человечества и сами по себе, и что зло состоит только в господствующих извращенных отношениях собственности, которые делают возможным индивиду употреблять эти вещи исключительно в свою пользу.)
Благодаря чудовищному, толчкообразному расширению фабрично-заводского дела и его зависимости от мирового рынка лихорадочное производство и переполнение рынка естественно чередуются со всеобщим застоем. Поэтому в высшей степени неустойчивы занятость и жизненное положение рабочих.
Между капиталистами, за исключением времен особенно благоприятного хода дел, ведется напряженная борьба за сферы сбыта, которая разрешается оружием наибольшей дешевизны товаров. Если улучшения машин и др. не содействуют понижению расходов, то за это вновь должен расплачиваться рабочий; цена его рабочей силы понижается.
Популярные статьи сейчас
Показать еще
Большей частью введение машинного оборудования в какой-либо отрасли предпринимательства непосредственно ведет к тому, что в ней сокращается число рабочих, в то время как в других отраслях предпринимательства, которые производят сырье для первых или перерабатывают далее их продукты, число рабочих прибавляется.
Рядом с мануфактурным и фабричным трудом протекает еще так называемый домашний труд, вид труда, при котором эксплуатация рабочего производится самым диким образом. В результате распыленности домашних рабочих они намного менее способны к сопротивлению, чем занятые в мануфактурах и на фабриках. Сверх того они большей частью работают устаревшими инструментами и притесняются различными агентами между собой и капиталистами, истощаются ими.
Тем временем домашний труд шаг за шагом, как правило, превращается в мануфактурный, а этот — в фабричный труд. Его хоронит принудительно установленный законом нормальный рабочий день, так как он вообще устойчив рядом с фабричным трудом только при совершенно неограниченной эксплуатации рабочего.
Фабричные законы вызвали к жизни многочисленные изобретения, благодаря которым не только стали возможными внезапное начало и прекращение труда, как это оговаривает нормальный рабочий день, но и удешевляется весь процесс производства. Так, к примеру, произошло в гончарнях, обойных печатнях, на спичечных фабриках и др.
Чаще всего теперь устанавливается срок, в который подобные законы должны войти в силу, и фабриканты используют промежуточное время, чтобы в течение такового побудить пролетариев науки к изысканию новых изобретений, с тем чтобы одновременно с соответствующим законом, а значит, и более коротким рабочим днем вступили в действие также устройства, которые приносят возможно больше прибыли по сравнению с прежними.
В среднем мелкие капиталисты не могут в этом отношении держать ногу рядом с крупными и потому идут ко дну. Следствием этого является постоянная концентрация капитала.
Что капитал вопит против каждого нового фабричного закона и объявляет его осуществление абсолютно невозможным до тех пор, пока его к этому не принудят, содержится уже в его вампирской натуре. И все же фабричное законодательство — это совершенно естественный продукт капитализма, собственное дальнейшее существование которого оно обусловливает.
При этом надо помнить, что многие из этих законов могут быть легко обойдены и на деле в бесчисленных случаях обходятся, что все еще мало принимается профилактических мер для здоровья рабочего и воспитания детей и что все еще существует бездна зла, чтобы совершенно не печалиться о фабричном законодательстве. (Маркс имеет здесь в виду преимущественно Англию; в большинстве других государств рабочий может эксплуатироваться почти без всякого ограничения.)
Для времени ремесленных цехов известны усилия жесточайшим образом оградить способы изготовления различных товаров от изменений. Иначе — в крупной индустрии, которая не признает ни одну форму производственного процесса окончательной, более того, постоянно революционизирует отрасли производства.
Не только более старые машины беспрестанно вытесняются более новыми, но и претерпевает постоянные изменения общественное разделение труда.
Если распространение фабричного законодательства стало неизбежным как физическое и духовное средство защиты рабочего класса, то оно, с другой стороны, распространяет и ускоряет, как уже разъяснено, превращение раздробленного процесса труда в карликовом масштабе в комбинированный процесс труда на высокой ступени, концентрацию капитала и самого фабричного режима. Оно разрушает все устаревшие и переходные формы, за которыми все еще частично скрывалось господство капитала, и заменяет их своим прямым неприкрытым господством. Оно обобществляет тем самым также прямую борьбу против этого господства!
Преобразование сельского хозяйства крупной индустрией, хотя оно и не причиняет рабочим физический ущерб, который присущ фабричному труду, зато делает их тем самым более «излишними», лишая иного применения.
В сфере агрикультуры крупная индустрия действует настолько революционно, что уничтожает фольварк (хутор, небольшая усадьба. -Ред.) старого общества, «крестьянина» и заменяет его наемным рабочим. Так уравновешивается противоположность между городом и деревней, а их социальная потребность в перевороте становится общей.
Чем больше агрикультура ведется как крупная индустрия, тем решительнее эксплуатируется не только рабочий, но и земля. Поэтому капиталистический способ производства развивает только технику и комбинацию общественного производственного процесса, одновременно подрывая источник всякого богатства: землю и рабочего.
ЗАРАБОТНАЯ ПЛАТА
Изделие, которое капиталист получает от рабочего, есть определенное количество труда, за которое он платит определенное количество денег, совершенно так же, как за определенные количества любого другого изделия, за фунт железа, локоть сукна, шеффель пшеницы и др. Деньги, которые рабочий со своей стороны получает в оплату, выглядят, следовательно, так же, как в случае со всеми другими товарами, возмещением стоимости и, соответственно, цены доставленного товара, а значит, стоимостью и, соответственно, ценой труда. Потому эти деньги называют заработной платой. Если принять в расчет, насколько прочно запечатлелись в человеческом мозгу представления, которые вырастают непосредственно из хода повседневного обмена и приобрели для него значение само собой разумеющихся истин, то легко понять, почему капиталисты и рабочие, политикоэкономы и социалисты никогда так и не поднимали вопрос: действительно ли существует стоимость и, соответственно, цена труда, а потому и заработная плата, которая есть не что иное, как превращение в деньги той данной стоимости и, соответственно, цены?
Наш читатель уже знает, что заработная плата является не чем иным, как просто видимой формой, превратным способом выражения эквивалента, которым оплачивается стоимость и, соответственно, цена рабочей силы, не труд, что на деле сама рабочая сила имеет только стоимость, потому что она тоже является продуктом труда, потому что ее производство и содержание стоит труда. Но надо уяснить себе, что все прокуроры, полицейские и солдаты, вместе взятые, не предоставляют «обществу» такую большую услугу, как эта форма — заработная плата.
Рабочий, как мы видели, получает вообще только позволение работать, а значит, и жить, если он выполняет принудительный труд для капиталиста, ибо весь труд, который один человек должен предоставить другому человеку даром, при наказании голодной смертью или же только опасности оказаться заключенным как бродяга, есть по природе принудительный труд и показывает, что этот человек находится в отношении зависимости к отдельному другому человеку или к определенному классу других людей, что он, следовательно, на деле раб и несвободный. Посмотрим теперь, как это действительное состояние вещей обряжается в общепринятую форму заработной платы.
. // Экономическая газета (Москва).- 20.08.2003.- 33.- C.5
Начало в NN 28-33
«КАПИТАЛ И ТРУД»
Популярное извлечение из «Капитала» Карла Маркса, выполненное Иоганном Мостом (1876)
перевод с немецкого Р.И.Косолапова, 2001 г.
***
***
Обратимся опять к нашему прежнему примеру, согласно которому рабочий должен ежедневно трудиться 12 часов — первые 6 часов, чтобы приобрести свое жизненное содержание, т.е. возместить выплаченную ему капиталистом дневную стоимость своей рабочей силы в сумме 1 талер, вторые 6 часов — чтобы доставить тому же самому капиталисту прибавочную стоимость в 1 талер. Если теперь дневная стоимость и, соответственно, дневная цена его рабочей сипы в 1 талер выражается как стоимость и, соответственно, цена его дневного труда, то 1 талер представляет заработную плату за двенадцатичасовой труд, а именно точно соответствующую этому количеству труда заработную плату, ни пфеннига больше, ни пфеннига меньше. Согласно видимости, рабочий поэтому не отдал ни минуты своего труда даром. Так сглаживается любой след его принудительного труда, а тем самым и его зависимого отношения. И это еще не все. Если труд, вместо того чтобы быть творцом стоимости, скорее сам является стоимостной вещью, он не может также, подобно любому другому средству производства, продукту, для изготовления которого он использовался, доставить больше стоимости, чем сам обладает, а значит, в нашем случае больше, чем стоимость 1 талера. Второй талер, который прирос к продукту и как прибавочная стоимость отправляется в карман капиталиста, решительно не может появиться при этой предпосылке из двенадцатичасового, уже вознагражденного заработной платой в 1 талер по его полной стоимости труда рабочего: она должна поступить из другого источника, будь то из таинственного самооплодотворения капитала, будь то из геркулесова труда капиталистов, и была бы в этом случае лишь иным наименованием его собственной заработной платы.
При кабальном труде положение вещей наглядно осязаемо. Так или иначе кабальный много дней работает на самого себя и так или иначе много дней должен исполнять принудительную работу. При рабском труде даже та часть рабочего времени, в которую раб возмещает только стоимость своих собственных средств существования, выглядит как неоплаченная. В то время как здесь отношение собственности, в котором находится раб, скрывает его труд на самого себя, при заработной плате даровая работа наемного рабочего прикрывается денежным отношением.
Однако если однажды проникнуть в тайну стоимости и, соответственно, цены труда, а потому и в тайну заработной платы, то можно в этих превратных способах выражения представить также законы, которые определяют стоимость и, соответственно, цену рабочей силы.
Два главных вида заработной платы — повременная плата и сдельная плата. Поскольку рабочая сила постоянно продается лишь на определенный отрезок времени, заработная плата также принимает прежде всего форму дневной платы, недельной платы и др. При сдельной плате, напротив, представляется, что труд должен оплачиваться не по его количеству, а по отношению к доставленному им продукту.
Чтобы правильно оценить при повременной оплате так называемую цену труда, надо принять в качестве единицы измерения час, а значит, разделить дневную заработную плату на число часов рабочего дня. Не делая этого, получают ложный результат. Если, к примеру, один рабочий ежедневно трудится 10, а другой — 12 часов, но оба получают по 1 талеру, то хотя их дневная заработная плата одинакова, не одинакова цена их труда, ибо один получает за час 1/10, другой — 1/12 талера.
Там, где господствует так называемая почасовая плата, легко может возникнуть опасная для рабочего ситуация. А именно капиталист может скоро потребовать, чтобы ежедневно работали то необычно много, то совсем мало часов, так что один раз имеет место перенапряжение, в другой раз не получают даже такой заработной платы, какая абсолютно необходима лишь для голого жизненного прозябания.
Если устанавливается рабочий день определенной продолжительности и, кроме того, еще вводится так называемое сверхурочное время, что является весьма любимой привычкой, то совокупная дневная заработная плата, включая оплату сверхурочного времени, покрывает не больше, а очень часто меньше дневной стоимости рабочей силы.
Чем длиннее рабочий день (считается часть его сверхурочным временем или нет), тем ниже заработная плата. Как раз чем больше производит один рабочий, тем меньше нужно рабочих для выпуска определенного количества товаров и предложение рабочей силы должно повышаться, а ее цена — падать. В отраслях предпринимательства, где рабочий день в виде исключения долог и поэтому капиталист получает необычную прибыль как путем расширения прибавочного труда, так и путем сокращения нормальной заработной платы, — в таких отраслях предпринимательства посредством конкуренции постепенно сбиваются до их нормального уровня также цены товаров, почему возврат к более короткому рабочему дню и более высокой заработной плате с двойным упорством оспаривается со стороны капиталистов.
Сдельная плата — это только превращенная форма повременной платы, хотя существует видимость, будто при этом виде заработной платы цена труда определяется количеством доставленного продукта. При установлении сдельной платы всегда спрашивают себя о следующем: насколько продолжителен обычный рабочий день? Сколько товара изготавливает рабочий среднего прилежания и умелости за это время? Как высока при этих обстоятельствах дневная заработная плата? Если, к примеру, оказывается, что в среднем за 12-часовой рабочий день производится 30 штук товара одним рабочим, который получает дневную плату в 1 талер, то сдельная плата составляет за 1 штуку этого товара 1 зильбергрош, за 30 штук — 1 талер. Таким образом, для рабочего из этой смены форм заработной платы не вырастает никакой пользы, зато капиталист умеет извлекать отсюда многие выгоды.
В то время как при повременной плате возможно, чтобы рабочий иногда производил меньше товара, чем должен добиваться в среднем, следовательно, в то время как рабочий может много раз — говоря языком капитала -«обмануть» капиталиста, при сдельной плате он должен при всех обстоятельствах за определенную сумму платы изготовить также определенное количество товаров. В отношении качества товара дело обстоит точно так же; он должен быть определенной добротности. Придирчивость к товару и вычеты из заработной платы находятся со сдельной платой в тесном родстве и применяются капиталистом в виде систематического надувательства. Капиталист может также больше экономить средства на надзор.
При прежнем, уже упоминавшемся домашнем труде вообще господствует сдельная плата, так как она замещает надзор, который здесь невозможен.
В мануфактурах и на фабриках капиталист на основе сдельной платы заключает контракты с так называемыми главными рабочими (вожак артели и др.), которые с помощью некоторого числа других рабочих производят определенное количество товаров за определенную сумму заработной платы и, естественно, насколько возможно надувают своих подсобных рабочих. Рабочий, таким образом, эксплуатируется рабочим, для капиталиста же эксплуатация облегчается.
Рабочий-сдельщик, чтобы повысить свой доход, напрягает свои силы до отказа и стремится к удлинению рабочего времени, что на схожих основаниях, как и при повременной плате, имеет в конце концов следствием понижение заработной платы. При господстве сдельной платы рабочие зарабатывают себе болезни и раннюю смерть и оттого оказываются в результате еще несчастнее, чем если бы они умеренно трудились при повременной плате. Главную вину за это несет неведение рабочих относительно законов капиталистического способа производства.
Сдельная плата, хотя она появляется уже в 14-м столетии, получила, однако, более широкое применение только со введением крупной индустрии, которая использовала ее ко времени своего первого натиска главным образом как рычаг для удлинения рабочего времени и понижения заработной платы.
ПРОЦЕСС СОХРАНЕНИЯ И НАКОПЛЕНИЯ КАПИТАЛА
Как общество не может перестать потреблять, так оно не может перестать производить. Рассматриваемый в неразрывной взаимосвязи и постоянном течении его обновления любой общественный процесс производства есть одновременно и процесс воспроизводства, сохранения. Имеет первый капиталистическую форму — имеет ее и последний.
Процесс производства начинается с купли рабочей силы на определенное время, и это начало постоянно возобновляется, пока подлежит оплате срок продажи труда и вместе с тем не истек определенный производственный период, неделя, месяц и др. Рабочий оплачивается лишь после того, как потрудилась его рабочая сила. Это часть самим рабочим произведенного продукта, которая постоянно возвращается к нему в форме заработной платы.
Предположим теперь, что капиталист первоначально, к примеру, был владельцем 1 000 талеров, источник которых мы не хотим исследовать, но которые он теперь применяет по-капиталистически, а именно так, что они приносят ему ежегодно прибавочную стоимость в 200 талеров, которую он проедает, так за 5 лет он проедает сумму, которая равновелика первоначально авансированному капиталу. Хотя капиталист теперь тоже полагает, будто он съел прибыль, просто сохранив свой первоначальный капитал, и хотя часть этого капитала, к примеру, здания, машинное оборудование и др., еще продолжает наглядно существовать в ее прежней форме, все это не имеет к делу никакого отношения. Капиталист проел ранее созданную капитальную стоимость в 1000 талеров. Если он завладел ею не через неоплаченный труд, то, значит, либо весь его капитал израсходован, либо это сумма его долга третьему лицу. Следовательно, в этом случае капитал восстанавливается за 5 лет. Ранее созданная капитальная стоимость, деленная на ежегодно проедаемую прибавочную стоимость, устанавливает срок, или периоды воспроизводства, в течение которых капиталистом проедена, а потому исчезла первоначально созданная капитальная стоимость. Произошел капитал из собственного труда или же где всегда, он раньше или позже превращается в воплощение неоплаченного чужого труда.
Первоначальные предпосылки превращения денег в капитал находятся не только в производстве товаров и товарообращении. На товарном рынке должны противостоять друг другу как покупатель и продавец владелец стоимости или денег и владелец созидающей стоимость субстанции, владелец средств производства и средств существования и владелец рабочей силы. Это данное основание процесса капиталистического производства сохраняется и дальше им самим. Сам рабочий поэтому постоянно производит вещественное богатство как капитал, чуждую ему, порабощающую и эксплуатирующую его силу, и капиталист так же постоянно производит рабочую силу как только личный, оторванный от средств его собственного опредмечивания и осуществления, в голой телесности рабочего пребывающий источник богатства, короче — рабочего как наемного рабочего.
Само индивидуальное потребление рабочего принадлежит к производству и воспроизводству капитала только до тех пор, пока оно поддерживает в надлежащем состоянии рабочую силу, как, к примеру, машины поддерживаются в надлежащем состоянии смазкой, чисткой и др. Что рабочий должен лично проесть, чтобы мочь работать, он проедает к выгоде капиталиста, так же как вьючные животные едят к выгоде своего хозяина.
Итак, с общественной точки зрения рабочий класс и вне непосредственного процесса производства является такой же принадлежностью капитала, что и мертвые рабочие инструменты. Римский раб привязывался к своему хозяину цепями, наемный рабочий — невидимыми нитями.
Раньше капитал там, где ему представлялось нужным, осуществлял свое право собственности на «свободного рабочего» посредством принудительного закона. Так, к примеру, в Англии до 1815 года была запрещена под угрозой штрафа эмиграция машинных рабочих. Ко времени Американской буржуазной революции, когда английская хлопчатобумажная индустрия находилась в полном упадке, рабочие потребовали национального вспомоществования для облегчения эмиграции. Тогда хлопковые лорды повели себя как бешеные и рассуждали в том духе, что следует оказывать хотя бы незначительную «поддержку» рабочим определенных занятий (камнебойцы и др.), чтобы они не погибли, но не облегчать же эмиграцию. Они довольно недвусмысленно высказывались, что рабочие являются их дойными коровами, которые им позднее опять понадобятся, а без таковых немыслимо никакое комбинаторство с прибавочной стоимостью. И капиталистический парламент отнюдь не осознал свое призвание и поступил так, как желали хлопковые рыцари.
Итак, капиталистический процесс производства воспроизводит своим собственным ходом разделение между рабочей силой и условиями труда. Тем самым он воспроизводит и увековечивает условия эксплуатации рабочего. Он постоянно принуждает рабочего к продаже своей рабочей силы, чтобы жить, и постоянно делает капиталиста способным к ее купле, чтобы обогащаться. Это больше не случайность, какой капиталист и какой рабочий противопоставляются в качестве покупателя и продавца на товарном рынке. Это тигель самого процесса, который постоянно возвращает одного как продавца своей рабочей силы на товарный рынок и постоянно превращает его собственный продукт в средство купли для другого. На деле рабочий принадлежит капиталу, прежде чем он продал себя капиталисту. Его зависимость одновременно и опосредуется и прикрывается периодическим возобновлением его самопродажи, сменой его индивидуального работодателя и колебаниями рыночной цены труда. Капиталистический процесс производства, рассматриваемый во взаимосвязи, или как процесс воспроизводства, производит не только товары, не только прибавочную стоимость, он производит и сохраняет само отношение капитала, на одной стороне — капиталиста, на другой — наемного рабочего.
До сих пор речь шла о том, как из капитала возникает прибавочная стоимость, посмотрим теперь, как из прибавочной стоимости возникает капитал!
Предположим, что капитал составляет 10 000 талеров, что он приносит прибавочную стоимость в 2 000 талеров и она постоянно при остающихся одинаковыми отношениях снова используется для производства, так из этих 2 000 талеров ежегодно опять появляется 400 талеров прибавочной стоимости. Можно теперь установить, откуда берутся первые 10 000 талеров, можно предположить, что их владелец (он, вероятно, современный Геркулес) создал их своим трудом, но совершенно точно известно, как возникли 2 000 талеров прибавочной стоимости, что они превращенный в деньги чужой неоплаченный труд. И теперь только 400 талеров! Чтобы их произвести, капиталист авансировал (рисковал? ) то, что он уже заведомо присвоил из чужого труда. Поэтому чем больше капиталист присваивает неоплаченного труда, тем больше он способен и в дальнейшем присваивать себе неоплаченный труд. Иными словами: чем бесстыднее капиталист эксплуатирует рабочего, тем легче ему быть в состоянии все больше эксплуатировать рабочего. «Труд, — говорит Уэкфильд, — создает капитал, прежде чем капитал применяет труд».
Сперва мы предположили, что капиталист использует всю сумму прибавочной стоимости на потребительские цели, затем мы установили, что он превратил всю прибавочную стоимость в новый капитал. В действительности не бывает исключительно либо одно, либо другое, а прибавочная стоимость используется в обоих случаях.
Сумма производимой в стране прибавочной стоимости, которая могла бы превратиться в капитал, поэтому всегда больше, чем та, которая фактически будет превращена в капитал. Чем развитее капиталистический способ производства, чем больше возникает прибавочной стоимости, тем больше также роскошь и расточительность капиталистов.
Но капиталист имеет историческую ценность и историческое право на существование лишь до тех пор, пока он из производимой прибавочной стоимости проедает сам как можно меньше и как можно больше — капитализирует. Если он это делает, он и далее вынуждает человечество к производству ради производства и к созданию таких условий производства, которые единственно могут образовать основу более высокой общественной формы. Впрочем, уже конкуренция вынуждает капиталистов к постоянному расширению своего капитала. С увеличением его капитала возрастает также господство капиталиста, так что жажда власти связывается с тягой к обогащению.
В историческом начале капиталистического способа производства — а каждый капиталистический выскочка проделывает эту историческую стадию индивидуально — господствуют тяга к обогащению и алчность как абсолютные страсти.
Но прогресс капиталистического производства создает не только мир наслаждений. Он открывает с помощью спекуляции, и кредита тысячу источников внезапного обогащения. На определенной ступени развития общепринятый уровень расточительности, которая одновременно является показателем и потому средством кредита, становится даже производственной необходимостью для капиталиста.
Алчность и страсть к наслаждениям становятся, таким образом, двойной душой в груди капиталиста. Сама алчность тем временем побуждает капиталиста к знаменитому «отказу» от наслаждений не так сильно, как к наивозможнейшему усилению эксплуатации рабочих, понижению заработной платы и др.
КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ ЗАКОННАРО-ДОНАСЕЛЕНИЯ
Поскольку, как мы видели, часть прибавочной стоимости постоянно прибавляется к капиталу и, соответственно, используется в процессе производства, а значит, капитал — и с ним также объем производства — непрерывно растет, постольку должна увеличиваться и та часть капитала, которая служит для купли рабочей силы: фонд заработной платы.
Если принять в расчет, что капиталистическим способом производства воспроизводится само капиталистическое отношение, на одной стороне которого — капиталист и на другой стороне — наемный рабочий, то понятно, что с воспроизводством капитала в расширенном масштабе должны также возникать на одной стороне больше или крупнее капиталисты и на другой стороне — больше наемные рабочие. Хотя много раз складывались такие обстоятельства, как открытие новых рынков, появление новых производственных отраслей и др., которые усиливали рост капитала в столь высокой степени, что за ним не поспевает прирост труда и тогда повышается заработная плата, и это причиняет капиталистам ужасную скорбь, только такие исключения никак не изменяют правило. (И при этих исключениях капиталист не ждет, пока рабочие путем размножения так сильно увеличат свое число, что снизится цена рабочей силы. Он спокойно предоставляет теоретикам внушать себе подобное терпение; как ловкий практик, он охотнее назначает премию тому, кто изобретет машину, с помощью которой рабочий мог бы быть высвобожден.)
. // Экономическая газета (Москва).- 27.08.2003.- 34-35.- C.5, 6
«КАПИТАЛ И ТРУД»
Популярное извлечение из «Капитала» Карла Маркса, выполненное
Иоганном Мостом (1876)
перевод с немецкого Р.И.Косолапова, 2001 г.
Начало в NN 28-35
Ранее было показано, что методы, которые повышают продуктивность труда, предполагают производство в постоянно расширяющемся масштабе, и само собой разумеется, что последнее, предполагая общество, где средства производства являются частной собственностью, расширяемо только в той степени, в какой средства производства и средства существования накапливаются в руках индивидуальных капиталистов.
Переход от ремесла и вообще мелкого производства к капиталистическому способу производства мог совершиться только потому, что перед началом собственно капиталистической эпохи производства уже имело место определенное накопление (аккумуляция) капитала в руках индивидуальных товаропроизводителей. Можно назвать его первоначальным образованием капитала: как оно проходило, будет показано позднее.
Итак, накопление капитала делает возможным капиталистический способ производства, а он в свою очередь делает возможным накопление капитала. Но теперь отдельные капиталисты постоянно воюют между собой, и их оружием является удешевление товаров. Чем крупнее капитал, тем выгоднее он может быть использован для производства, а вместе с тем более мелкие капиталисты вновь и вновь становятся жертвой более крупных в конкурентной борьбе. Мелкие капиталисты истощаются более крупными, капитал все больше концентрируется, производство имеет место во все большем масштабе, сам процесс производства претерпевает беспрестанные перевороты, все мыслимые отрасли производства постепенно начинают действовать по-капиталистически, и благодаря всему этому постоянно повышается производительность.
В противовес этому одновременно с возрастанием капитала постоянно большая часть его вкладывается неколебимо в средства труда и меньшая часть, переменчиво, в рабочую силу. Необходимым следствием этого прогрессирующего изменения крупнейшего отношения обеих его составных частей является то, что в той самой степени, в какой возрастает производительная сила общественного труда и в какой рабочий класс увеличивает богатство капитала, она одновременно создает средства делать избыточным, высвобождать, превращать в так называемое перенаселение постоянно возрастающее число своих собственных членов.
Таков присущий капиталистическому способу производства закон народонаселения, подобно тому как на деле каждый особый исторический способ производства имеет свой особый исторически значимый закон народонаселения. От природы окончательный закон размножения существует только для растений и животных.
Но если накопление капитала делает рабочих излишними, излишние со своей стороны опять становятся рычагом накопления капитала. Так как крупная индустрия беспрерывно преобразуется, она должна часто внезапно расширять свое данное оперативное поле и постоянно завоевывать новые оперативные поля, т.е. более или менее не занятые, готовые к ее услугам массы рабочих. Капитал, следовательно, нуждается не только в активных рабочих, но и в индустриальной резервной армии, которую он в любой момент мог бы вбросить в производство и мог опять вытолкнуть по мере надобности. Естественно, что эта резервная армия не состоит постоянно из одних и тех же рабочих; каждый рабочий, который временно не занят, принадлежит к ней в период своей безработицы.
Итак, форма движения современной индустрии в целом вырастает из постоянного превращения части рабочего населения в незанятые или же занятые наполовину «руки». Этот специфический капиталистический закон народонаселения и, соответственно, перенаселения, есть жизненное условие капиталистического производства.
Как видно, развитие капиталистического способа производства и производительности труда — одновременно причина и следствие возрастания капитала — делает капиталистов способными с теми же издержками переменного капитала пустить в оборот больше труда благодаря большей эксплуатации отдельной рабочей силы. Видно далее, что капиталист с той же самой стоимостью капитала покупает больше рабочей силы, вытесняя в постоянно увеличивающейся пропорции умелых неумелыми, зрелых — незрелыми, мужчин — женщинами, взрослых — молодыми. Отсюда получается, что высвобождение рабочих проходит быстрее, чем и без того обусловлено техническим переворотом производственного процесса, который ускорен прогрессом воспроизводства капитала, и соответствующим ему увеличением постоянной (вложенной в средства труда) и уменьшением переменной (вложенной в рабочую силу) частей капитала.
Часть рабочих трудится сверх средней продолжительности времени с более чем средней отдачей сил, тем самым увеличивая численность излишних, а эти вынуждают первых (посредством конкуренции) к сверхурочной работе! Это отношение становится могущественным средством обогащения отдельных капиталистов и одновременно ускоряет создание индустриальной резервной армии в масштабе, соответствующем прогрессу увеличения общественного капитала.
В общем и целом всеобщие законы движения заработной платы регулируются исключительно наступлением и отходом индустриальной резервной армии, которые соответствуют периодической (в определенное время постоянно обновляемой) смене среднего уровня производства, перепроизводства, застоя, кризиса, среднего уровня производства и др., смене, которая протекает все быстрее с прогрессом крупной индустрии и сама вновь пресекается нерегулярными слабыми колебаниями.
Итак, повышение и понижение заработной платы определяется не движением всей численности рабочего населения, а изменяющимся отношением, в котором рабочий класс распадается на активную армию и резервную армию, приростом и убылью объема, в котором бывают заняты излишние.
При этом современная индустрия также очень плохо бы велась, если бы спрос на труд и его предложение регулировались не повседневными потребностями реализации капитала, а, наоборот, движение капитала зависело бы от абсолютной массы народонаселения.
Однако профессора-экономисты представляют себе процесс следующим образом. Согласно им, возрастание капитала имеет следствием повышение заработной платы, которое со своей стороны способствует такому сильному увеличению рабочего населения, что возрастание капитала не может продолжительное время идти с ним в ногу, поэтому многие рабочие в конце концов должны остаться незанятыми и заработная плата опять снижается. Наоборот, низкая заработная плата постепенно вызвала бы такую убыль рабочего населения, что спрос на труд обогнал бы его прирост или же падающая заработная плата и одновременное усиление эксплуатации рабочей силы ускорили бы возрастание капитала, в то время как увеличение численности рабочих удерживалось бы низкой заработной платой под шахом. Оба случая в конечном счете опять вызывают подъем заработной платы до тех пор, пока последствия этого подъема вновь не приводят к падению.
(Эта теория, повидимости, так ясна, что, к примеру, Лассаль сильно было соблазнился ею и взял на себя инициативу существеннейшее из нее вложить в сердце рабочих как исключительно «экономический закон заработной платы».)
Маркс, напротив, смотрит глубже и является на деле первым, кто исследовал и изложил специфически капиталистический закон народонаселения. Еще никогда по причине нужды рабочих — а она поистине скверно проявляет себя в отдельных округах и часто длится десятилетиями — не наступало такое уменьшение рабочего населения, чтобы из-за этого должна была подскочить заработная плата. Человек может терпеть просто невероятное, прежде чем он вообще сойдет в могилу. Сходите же в ткацкие округа и справьтесь, не вопреки ли плачевнейшему бедственному положению здесь находятся почти сплошь многочисленные семьи!В случае необходимости осуществляется помощь бедным, которая поддерживает беднейших из бедных между жизнью и смертью. Точно так же нужда рабочих не вызывает никакого повышения заработной платы. Там, где не хватает рабочих, выявляется как раз настоятельная потребность в улучшении средств труда, изобретаются новые машины и др., короче — процесс производства преобразуется так, что оказывается достаточно имеющихся рабочих, а часть их, соответственно, становится излишней. Такими скучными вещами, как ожидание, пока рабочие посредством высокой заработной платы позволят соблазнить себя на быстрое размножение и поэтому со временем создадут такое многочисленное рабочее население, что заработная плата должна опять снизиться, такими скучными вещами капитал никогда в жизни не занимается. Если он нуждается в большем числе рабочих, он нуждается в них тотчас, а не только в период 10 — 20 лет.
Число занятых рабочих растет не в том же самом отношении, что и капитал, а скорее в постоянно убывающем отношении с прогрессом крупной индустрии. Если накопление капитала, с одной стороны, увеличивает спрос на труд, то оно одновременно, с другой стороны, толчком, который дает расширение и дальнейшее развитие капиталистического способа производства, увеличивает прирост «высвобожденных» рабочих и давление их на занятых. Движение закона предложения и спроса на этом базисе (основе) завершает деспотию капитала.
Поэтому как только рабочие организуются, чтобы бороться против этого закона, а значит, уничтожить или ослабить его следствия, капитал приходит в бешенство, вопит о нарушении «вечного и священного закона» спроса и предложения и создает принудительные законы. (Подумайте, к примеру, о проекте закона против «разрыва контрактов»!)
Различные формы капиталистического увеличения народонаселения.Массовая бедность
Создание излишних рабочих происходит в различных формах.
Во многих отраслях крупной индустрии рабочие-мужчины в массе своей используются только до определенного возраста, после которого только еще малая их часть продолжает применяться в подобных отраслях производства, а большая часть постоянно выбрасывается. Часть этих «излишних» эмигрирует, а значит, следует за вывозимым капиталом. Следствием этого является то, что женское население увеличивается быстрее, чем мужское.
Кажущееся противоречие, что могут одновременно существовать нехватка и излишек рабочих, также объясняется свойствами капиталистического способа производства. Отчасти капитал нуждается в сравнительно большей массе молодых рабочих-мужчин, чем взрослых, отчасти разделение труда приковывает рабочих к определенным отраслям производства. Так, в 1866 году в Лондоне было выброшено на мостовую от 80 000 до 90 000 рабочих и одновременно в фабричных округах жаловались на нехватку «рук».
При быстром потреблении рабочей силы капиталом рабочий среднего возраста чаще всего уже переживает себя и попадает в ряды излишних или должен снизойти до исполнения, вместо прежних, более сложных, простых (хуже оплачиваемых) работ. В интересах капитала — чтобы быстро менялись поколения рабочих, так, чтобы, несмотря на раннее изнашивание, всегда имелась в достаточном количестве свежая рабочая сила. Это достигается благодаря ранним бракам, являющимся необходимым следствием отношений, в которых живут рабочие крупной индустрии, и тому обстоятельству, что дети рабочих уже очень скоро начинают эксплуатироваться, помогают «зарабатывать», что побуждает к их производству или, по меньшей мере, не отпугивает от него.
Пока капиталистическое производство овладевает сельским хозяйством, спрос на сельское рабочее население сокращается в том самом отношении, в каком в этой области совершается возрастание капитала.Чем больше земледелие ведется машинным способом, тем, естественно, меньше требуется рабочих, и здесь дело идет не так, как при фабричной индустрии, где высвобожденные, по меньшей мере частично, опять находят пристанище на вновь возникающих фабриках, в то время как ведущееся фабричным способом земледелие превращает все большую часть земли в выгоны для скота. Часть сельскохозяйственных рабочих находится поэтому продолжительное время на перепутье от земледелия к индустрии и так образует постоянно текущий источник увеличения численности городских рабочих.
Это, естественно, предполагает постоянный, хотя и скрытый избыток рабочих на земле, который в своем полном объеме становится видимым только тогда, когда индустрия порой поглощает необычно много рабочей силы. (Перенаселение сельскохозяйственных рабочих и их постоянный приток в индустрию пока особенно наглядно наблюдались только в Англии, но с распространением капиталистического способа производства это должно вновь и вновь обнаруживаться повсюду в сходных вариациях.)
Застойное перенаселение образует собственно часть действующей рабочей армии, но, тем не менее, занято лишь в высшей степени нерегулярно.
. // Экономическая газета (Москва).- 10.09.2003.- 036.- C.6
«КАПИТАЛ И ТРУД»
Популярное извлечение из «Капитала» Карла Маркса, выполненное Иоганном Мостом (1876) перевод с немецкого Р. И. Косолапова, 2001 г.
Начало в NN 28-36
Его жизненное положение опускается ниже среднего положения трудящихся классов, и именно это обстоятельство делает его широкой основой собственной эксплуататорской отрасли капитала. Продолжительнейшее рабочее время и нижайшая заработная плата здесь у себя дома. Мы познакомились с главными чертами этого сорта рабочих при упоминании так называемого домашнего труда.
Как раз именно этот элемент рабочего класса увеличивается быстрее всех. Это странно, но все же это факт, наибольшие семьи имеют те самые категории рабочих, чья зарплата является нижайшей. Это напоминает массовое размножение слабых и особенно затравленных видов животных.
Цокольный этаж перенаселения образует тотальное обнищание, пауперизм. Если оставить в стороне бродяг, преступников, проституток и др., то здесь находятся в сущности три различных группы. Во-первых, трудоспособные, т. е. такие, которые могут найти работу только на время, а временами живут подаянием, являются нищими. Во-вторых, сироты и дети бедняков, настоящие кандидаты в индустриальную резервную армию, которые во времена хорошего хода дел массами втягиваются в производство. В-третьих, опустившиеся, люмпенизированные, нетрудоспособные и др. Это отчасти такие, которые гибнут из-за вызванных разделением труда односторонностей, отчасти такие, которые пережили нормальный возраст рабочего, отчасти жертвы индустрии, чья численность растет с опасной механизацией, горным делом, химическими фабриками и др., к примеру, калеки, заболевшие, вдовы и др.
Создание, а значит, увековечивание этой нищеты заключается в создании перенаселения и вместе с ним образует условие существования капиталистического производства и развития богатства. Капитал, тем не менее, всегда умеет переложить содержание производимых его эксплуатацией обнищавших на плечи трудящегося народа.
При рассмотрении производства прибавочной стоимости оказывается, что все методы повышения общественной производительности труда в капиталистической форме развиваются за счет индивидуального рабочего, что все средства обогащения производства обращаются в средства порабощения и эксплуатации производителя, рабочего, что они калечат его, делая частичным человеком, унижают его до придатка машины, уничтожают вместе с мукой труда его содержание, отчуждают у рабочего духовные силы процесса труда в том объеме, в каком он воплощает в себе науку как производительную силу, постоянно делают более неупорядоченными условия, в которых он трудится, подчиняют его во время исполнения труда самой мелочной ненавистной деспотии, превращают время его жизни в рабочее время и бросают его жену и дитя в пасть капитала. Но все методы создания прибавочной стоимости есть одновременно методы накопления капитала, а любое накопление капитала, наоборот, становится средством развития тех же методов.
Отсюда следует, что в том объеме, в каком возрастает капитал, ухудшается положение рабочего и, как всегда (следовательно, и тогда, когда по видимости наступает улучшение), его оплата. В конечном счете, закон, который постоянно держит в равновесии индустриальную резервную армию и объем и энергию расширения капитала, приковывает рабочего к капиталу прочнее, чем (по греческому сказанию) Прометея к скале — клин Гефеста. Это обусловливает соответствующее увеличению капитала увеличение нищеты. Увеличение капитала на одном полюсе есть, следовательно, одновременно увеличение нищеты, мук труда, рабства, невежества, озверения и моральной деградации — на противоположном полюсе, т.е. на стороне того класса, который создает свой собственный продукт как капитал.
(Узкоограниченные рамки брошюры, которая рассчитана на массовое распространение, к сожалению, не позволяют воспроизвести многие статистические и иные данные марксова труда; однако для любого рабочего не составило бы труда собственными глазами убедиться, как повышается богатство эксплуататоров и как одновременно рабочие все глубже опускаются в кабалу, нужду и нищету.)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО КАПИТАЛА
Мы уже видели, как деньги превращаются в капитал и через прибавочную стоимость обратно делаются капиталом. Между тем образование капитала предполагает прибавочную стоимость, прибавочная стоимость — капиталистический способ производства, а он — наличие все больших масс капитала в руках товаропроизводителей. Весь процесс, следовательно, представляется как подчиненный образованию капитала, которое является результатом не капиталистического способа производства, а его исходного пункта: первоначального накопления капитала.
Буржуазные экономисты делают это привычно легко. Они просто объясняют, что издавна имелось некоторое число прилежных людей, которые трудом шаг за шагом приобрели богатство, в то время как прочие люди были лентяями, скоро впали в горькую нужду и поэтому не владели ничем, кроме своей рабочей силы, которую они в конце концов, чтобы иметь возможность жить, должны были продавать, почему и попали в отношение зависимости. И это отношение должно теперь наследоваться до наших дней. Все, что касается экономического развития, представляется происходившим поистине идиллически, в то время как в истории, как известно, решающими являются завоевание, покорение, разбойничье убийство, короче — насилие.
Предпосылки капиталистического способа производства читателям известны. Они знают, что на одной стороне должны стоять владельцы средств производства и на другой стороне — владельцы рабочей силы, которые могут свободно ими распоряжаться. Известно далее, что владельцы рабочей силы должны быть свободны не только в том смысле, что они лично никому не принадлежат, но и свободны от всякого другого имущества, так как они иначе не были бы вынуждены добровольно продавать свою рабочую силу. Наконец, известно, как поддерживается это отношение. Его создание не может быть ничем иным, как отделением рабочего от средств производства. Оттого эта операция образует первоначальное» образование капитала. Оно включает целый ряд исторических процессов, и притом двоякий ряд, с одной стороны, разложения отношений, которые делали самого рабочего собственностью третьих лиц, с другой стороны, разложения собственности непосредственного производителя на его средства производства.
Этот процесс отделения охватывает всю историю развития современного буржуазного общества, которое объясняется самим делом, если исторические писатели хотят представить не только эмансипацию рабочего от феодального принуждения, но и превращение феодального способа эксплуатации в современный. Исходным пунктом этого развития было закабаление рабочего. Его продолжение состоит в смене форм этого закабаления.
Хотя капиталистический способ производства уже в 14-м и 15-м столетиях походя обосновался в странах на Средиземном море, его эра все же датируется 16-м столетием. Там, где он расцветает, давно совершилась ликвидация крепостного права и средневековый город уже вступил в стадию своего упадка.
Исторически эпохосозидающими в истории процесса отделения являются те моменты, в которые большие массы людей внезапно и насильственно отделяются от своих средств существования и производства и в качестве вольных, как птица, пролетариев выбрасываются на рынок труда. Насильственное уничтожение всякого землевладения рабочих образует основу всего процесса. Таковое проводилось в разных странах и в различных формах. Мы берем в качестве примера Англию, так как там этот процесс протекал нагляднее всего.
В Англии около конца 14-го столетия исчезло крепостное право. Большая часть населения занималась земледелием, главным образом имелись самостоятельно хозяйствующие крестьяне и только незначительная часть наемных рабочих, которые, однако, одновременно держали несколько моргенов (земельная мера 0,25-0,36 га. — Ред.) для самостоятельной обработки и имели долю в общинных землях. К феодалам крестьяне находились только еще в подданническом отношении.
К концу 15-го и началу 16-го столетия там, где монархия добилась абсолютной власти, она провела упразднение феодальных дружин, вследствие чего много людей было выброшено на рынок труда. Но то был только маленький пролог переворота. Несравненно больший пролетариат феодалы создали, быстро сгоняя для этого крестьян со всех земель и аннексируя общинные земли, а значит, крадя землю по произволу.
Тогдашний расцвет фламандской шерстяной мануфактуры вызвал повышение цены на шерсть, почему феодалы превратили огромные пространства пашни в пастбище. Бесчисленные крестьянские дворы распались или были сломаны, но цвела страсть к овцам!
Так рабочий класс был без перехода вышвырнут из золотого века в железный. Хотя законодательство и предостерегало от последствий этого переворота, однако средства противодействия, которые оно применяло, были столь же безуспешными, как и нецелесообразными.
Ко времени реформации были расхищены также церковные имения, а их подданные разогнаны и, соответственно, выброшены в пролетариат. При господстве Вильгельма III Оранского к власти пришли также капиталмахеры, которыми сразу было начато то, что воровство государственного имущества, до сих пор практиковавшееся лишь умеренно, стало совершаться в колоссальном масштабе. Наконец дело зашло так далеко, что и общинные земли были посредством законов переданы разбойничьим лендлордам, т.е. лорды, которые фабриковали эти законы, подарили сами себе народную собственность!
На место независимых крестьян пришли наряду с немногими крупными арендаторами многочисленные мелкие, зависимые, низкопоклонствующие. Систематически практиковавшаяся кража земель создала грандиозные имения для лендлордов, вместе с тем она одновременно «высвободила» сельский люд как пролетариат для индустрии, высвободила тем быстрее, чем решительнее шло в ногу с земельными разбойниками преобразование сельского хозяйства из мелкого в крупное. Когда толпами изгоняли сельское население, это называли «очищением»! В 18-м столетии запретили работающим еще и эмиграцию в другие страны, чтобы насильственно загнать их в индустрию.
Таким образом, грабеж церковных имений (которые, конечно, первоначально тоже приобретались обманом и надувательством), мошенническое присвоение государственного имущества, воровство общинной и превращение феодальной собственности в современную государственную собственность вместе со связанным с этим изгнанием сельского люда были распространенными «высокоблагородными методами первоначального образования капитала. Ими было завоевано поле для капиталистического сельского хозяйства, присвоена капиталом земля и создан для городской индустрии нужный приток вольного как птица пролетариата.
Этот согнанный с клочка земли в результате роспуска феодальных дружин и земельного грабежа, этот вольный как птица пролетариат не мог быть использован поднимающейся мануфактурой так же быстро, как он возник. С другой стороны, внезапно выбитые из своего привычного жизненного положения не могли так же внезапно приспособиться к дисциплине нового состояния. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг и др. Поэтому в конце 15-го и в течение всего 16-го столетия в Западной Европе в целом существовало кровавое законодательство против бродяжничества. Согнанные с земли из-за «уклонения от работы» и др. клеймились, избивались кнутом, подвергались пыткам, делались рабами, даже казнились. А земельные разбойники были респектабельными людьми! Недостаточно того, чтобы на одном полюсе выступали условия труда как капитал и на другом полюсе — люди, которым нечего продавать, кроме своей рабочей силы. Недостаточно также принудить их продаваться «добровольно». В дальнейшем ходе капиталистического производства развивается рабочий класс, который от рождения живет в отношениях своей зависимости, организация капитала ломает всякое сопротивление, и постоянное создание излишних поддерживает заработную плату на возможно низком уровне. Так сохраняется господство капиталистов над рабочими благодаря «естественному закону капиталистического производства. Иначе было при возникновении такового. Поднимающаяся буржуазия нуждается в государственной власти и применяет ее, чтобы «регулировать» заработную плату, т.е. устанавливать ее на возможно низком уровне, чтобы удлинять рабочий день, а самих рабочих — держать в подзависимости. Это играет главную роль также при так называемом первоначальном образовании капитала.
В 14-м и 15-м столетиях наемные рабочие были еще не очень многочисленными и в социальном отношении стояли довольно близко к мастерам. Но законодательство о заработной плате было неизменно враждебно рабочим и чеканилось ради их эксплуатации.
О насильственном удлинении рабочего дня речь шла уже раньше, поэтому здесь надо только упомянуть, что и заработная плата в первое время капиталистического производства «регулировалась» законом. А именно устанавливались высшие ставки оплаты, и тяжкое наказание угрожало каждому, кто давал бы или брал больше, мог бы по произволу меньше давать или брать.Рабочие объединения рассматривались в Англии с 14-го столетия и до 1825 года как тяжкое преступление.
После того как мы рассмотрели насильственное создание вольного как птица пролетария, кровавую дисциплину, которая превращает его в наемного рабочего, грязные уголовные и государственные акции, которые вместе со степенью эксплуатации труда полицейскими мерами усиливают увеличение капитала, спрашивается: откуда первоначально взялись капиталисты! Ибо земельный разбой непосредственно создал только крупных землевладельцев.
Арендаторы, которые пришли на место крестьян, были большей частью чистыми бедняками, которых лендлорды ссужали семенами, скотом и земледельческими орудиями и за это выговаривали себе определенную часть земельного дохода. Как только арендатор посредством эксплуатации наемных рабочих и использования награбленных землевладельцами общинных пастбищ достиг того, чтобы иметь возможность самому применять оборотный капитал, этот первоначальный способ оплаты уступил место установленной договором земельной ренте. Тому, чтобы этот новый вид арендаторов шаг за шагом обогащался, способствовали различные благоприятные обстоятельства. Таковы, к примеру, еще для 16-го столетия обычные контракты об аренде на 99 лет, одновременное падение стоимости благородных металлов, связанное с этим повышение цен на земельную продукцию и понижение заработной платы и т.д. и т.п. Наконец, крупная индустрия предоставляет прочную основу сельскому хозяйству посредством машин и осуществляет его полное отделение от индустрии. Часть арендаторов превращается в «арендаторов капитала», другая — в пролетариев.
Возникновение индустриальных капиталистов происходило менее постепенно. Несомненно, многие мелкие цеховые мастера, самостоятельные ремесленники или наемные рабочие превратились в мелких капиталистов. Мелкие капиталисты энергично эксплуатировали наемных рабочих, увеличивали так свой капитал и стали, в конце концов, капиталистами в подлинном смысле слова. В детский период капиталистического производства дело шло часто, как и в детский период средневековых городов, когда вопрос: кто из разбежавшихся крепостных должен быть мастером, а кто — слугой? — решался большей частью более ранней или более поздней датой их бегства. Между тем улитий ход этого метода никоим образом не соответствовал торговым потребностям нового мирового рынка, который создали открытия конца 15-го столетия. Но средневековье дало две различные формы капитала, которые существовали почти в каждом исторически известном нам обществе: ростовщический и купеческий капитал.
Образованный ростовщичеством и торговлей и, соответственно, всякого рода обманом денежный капитал при своем превращении в индустриальный капитал встретил препятствие со стороны феодального права на селе и цехового права в городах. Эти ограничения пали с роспуском феодальных дружин, захватом земель и частичным изгнанием сельского люда, упадком цеховых городов. В торговых портах и на пашне, где члены цехов были бессильны, теперь сооружались мануфактуры.
Открытие золотых и серебряных стран в Америке, истребление и порабощение и др. тамошних коренных жителей, завоевание и разграбление Ост-Индии, превращение Африки в заповедник для торговой охоты на чернокожих обозначают зарю эры капиталистического производства. Эти чистоплотные процессы внесли существеннейший вклад в первоначальное капиталмахерство. По пятам следует торговая война европейских наций с земным шаром как ареной. Методы первоначального капиталмахерства распределяются более или менее в исторической последовательности, а именно на Испанию, Португалию, Голландию. Францию и Англию. В Англии в конце 17-го столетия они систематически соединились в колониальную систему, систему государственных долгов, современную налоговую систему и систему протекционизма. Отчасти они покоятся на жесточайшем насилии, как, к примеру, колониальная система; но все нуждаются в государственной власти, централизованном и организованном насилии общества, чтобы тепличным методом ускорить превращение и сократить переход феодального способа производства в капиталистический. Насилие есть акушер старого общества, которое вынашивает новое.
Колониальная система содействовала созреванию торговли и мореплавания и обеспечила появившимся мануфактурам рынки сбыта, равно как высокие товарные цены. Прямо награбленное, извлеченное из рабства и убийства вне Европы сокровище текло назад, в метрополию, и превращалось здесь в капитал.
Одновременно с государственными долгами появилось международное кредитное дело, которое часто прикрывало источник первоначального возникновения капитала в данной стране.
Подлости венецианской грабительской системы, к примеру, образуют скрытую основу богатства капитала в Голландии, которому слабеющая Венеция одолжила крупные денежные суммы. Точно так же обстояло дело между Голландией и Англией в 18-м столетии и теперь — между Англией и Соединенными Штатами Северной Америки.
Многие капиталы, которые сегодня без метрик появились в Соединенных Штатах, есть только вчера капитализированная в Англии детская кровь.
Система протекционизма (система защиты и благоприятствования) была искусным средством фабрикантов производить, превращать в свою собственность независимых рабочих, капитализировать национальные средства производства и средства существования и насильственно сокращать переход от старомодного способа производства к современному. На европейском континенте первоначальный капитал промышленников частично тек даже прямо из государственной казны.
***
. // Экономическая газета (Москва).- 17.09.2003.- 037.- C.5,6
«КАПИТАЛ И ТРУД»
Популярное извлечение из «Капитана» Карла Маркса, выполненное Иоганном Мостом (1876)
Перевод с немецкого Р.И.Косолапова, 2001 г.
Начало в NN 28-37
25
«Зачем, — восклицает Мирабо, — так далеко искать причины мануфактурного расцвета Саксонии перед Семилетней войной? Достаточно обратить внимание на 180 миллионов государственного долга!»
Колониальная система, государственные долги, груз налогов, протекционизм, торговые войны и др. — эти побеги собственно мануфактурного периода гигантски разбухли вовремя детского периода крупной индустрии. Рождение последней было отпраздновано большим иродаическим похищением детей. Дети бедняков и изгнанников толпами распродавались фабрикантам и наполовину замучены продолжительной работой днем и ночью, наполовину — вымерли от голода. С развитием капиталистического способа производства шаг за шагом утрачивалось всякое чувство стыда у общественного мнения. Прославляли все, что вызывало увеличение капитала, даже гнусную торговлю неграми.
Одновременно с введением детского рабства в Европе усилилось рабство негров в Соединенных Штатах, так как подъем английских хлопчатобумажных фабрик сделал необходимым увеличение хлопчатобумажного производства.
Осуществление отделения рабочих от средств труда, на одной стороне которого общественные средства производства и средства существования превращаются в капитал, а на другой стороне народные массы превращаются в неимущих наемных рабов («свободных рабочих»), — произведение искусства современной истории.
Если деньги, по Ожье, «рождаются на свет с кровавым пятном на одной щеке», то капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят.
Итак, откуда берется первоначальное капиталмахерство? Поскольку оно не является непосредственным превращением рабов и крепостных в наемных рабочих, а значит, неприкрытой сменой форм, оно означает только разложение покоящейся на собственном труде частной собственности.
Заключительные соображения
Частная собственность работника на свои средства производства есть основа мелкого предприятия, необходимое условие развития общественного производства и свободной индивидуальности самого работника. Однако со временем мелкое предприятие в результате им же вызванного развития производства встает у него на пути; оно должно уступить место крупной индустрии. Последняя не может использовать распыленные средства производства, а, напротив, нуждается в их концентрации и потому приводит к таковой. Карликовая собственность многих переходит в руки немногих, и притом с беспощаднейшим применением всевозможных средств насилия.
Когда этот преобразовательный процесс достигает определенной ступени, начинается новая форма ограбления частных собственников, которое теперь осуществляется посредством законов собственно капиталистического производства. Соответственно один капиталист побивает многих. На место многих мелких капиталистов вступает все уменьшающееся число крупных капиталистов.
Одновременно растет как масса нищеты, гнета, закабаления, хирения и эксплуатации, так и возмущение постоянно пополняемого и самим механизмом капиталистического процесса производства обученного, объединенного и организованного рабочего класса.
Преимущество капитала становится оковами способа производства, который расцвел вместе с ним и под ним. Концентрация средств производства и обобществление труда достигает пункта, где они становятся несовместимыми со своей капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Присвоители чужой собственности лишаются присвоенного.
Так опять восстанавливается индивидуальная собственность, но на основе достижений современного способа производства. Возникает объединение свободных работников, которые сообща владеют землей и созданными самим трудом средствами производства.
Превращение распыленной собственности в капиталистическую тянулось очень долго, так как здесь дело шло о захвате собственности народных масс немногими власть имущими; превращение капиталистической собственности в общественную будет происходить быстрее, так как при этом дело идет лишь о вытеснении народными массами немногих власть имущих (железных королей, хлопковых баронов и иных промышленных юнкеров, а также земельных тиранов).
***
Благодаря сообщаемым в предлагаемом издании в виде извлечений марксовым высказываниям читатель достаточно осведомлен, чтобы осознать, что собственно капиталистический способ производства является только переходной формой, которая органически должна привести к более высокому, товарищескому способу производства, к социализму.
Тем не менее может возникнуть вопрос: каким образом в конце концов реализуется упомянутый высокий результат? Хотя дальнейшее развитие капиталистического производства ускоренным шагом как бы устремляется к этому, однако спелый плод не упадет человечеству в рот сам собой; более того, таковой надо вовремя сорвать.
Окажется ли желательным постепенное устранение обществом капиталистической собственности, или же изъятие капитала, одним ударом либо надо как-то иначе запечатлеть переворот и осуществить открытие новой культурной эпохи, проявится и зависит от обстоятельств, которые невозможно предвидеть.
Что, однако, твердо установлено, так это то, что в любом случае народ должен овладеть политической властью во всей ее полноте, прежде чем он сможет совершить свое социальное возрождение.
К тому же это полновластие не может состоять просто лишь в том, что каждый обладает свободным правом голоса и избирательным правом, ибо «свобода» «покоящегося на всеобщем избирательном праве государства» есть только приманка, на которую бонапартистские и пруссаческие агенты ловят легковерных простаков. Напротив, самоуправление народа должно вступить на место его управляемости.
И народ завоюет такую политическую власть тем раньше, чем скорее он осознает внутреннюю сущность нынешнего общества и чем тверже будет держать в поле зрения зовущую цель.
26
Каждый индивид, который проникся убеждением, что нынешнее общество должно пасть и уступить место более высокому, благородному и что трудящиеся классы призваны с помощью всесильного рычага политической власти дать отставку (у автора буквально: «снять с петель». — Ред.) теперешнему общественному зданию, не смеет и не может иметь иного жизненного призвания, чем внушать свои принципы и другим, непрерывно стуча в призывный барабан, собирая вокруг красного знамени, символа всеобщего братания человечества, новых и новых солдат социальной революции и взращивая в их сердцах страстное воодушевление желанным идеалом.
Надо агитировать на фабриках и в мастерских, в мансардах и подвальных обиталищах пролетариата, в гостиницах и на гуляньях, короче — всюду, где есть рабочие, знание из городов должно распространиться по всей стране. Пролетарий в робе должен открыть глаза своему брату в солдатском мундире. Мужья должны в этом духе просвещать своих жен, родители — своих детей. Должны быть развеяны все рассчитанные на закабаление народа, искусно созданные врагами человечества предубеждения, к примеру, национальная кичливость, и на их место должна прийти братская любовь. Рабочие должны протянуть друг другу руки над межевыми камнями и княжескими коронами и все крепче сплачиваться до тех пор, пока международная рабочая ассоциация не станет свершившимся фактом.
Если однажды осуществится дело всеобщего братания, кто после этого еще захочет сопротивляться народам? Кто захочет препятствовать им не обращать внимания в силу исторического права на все так называемые «приобретенные права»? Никто. Классовое господство может существовать только до тех пор, пока одна часть народа позволяет другой части преступно использовать себя для порабощения, т.е. пока господствует массовая глупость. До тех пор, пока та не исчезнет, все впередстремящие должны, напрягая все свои силы, распространять просвещение и никогда не ослаблять борьбы, чей пароль гласит: Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
* * *
Предисловие переводчика Р.Косолапова
Предисловие Иоганна Моста
Товар и деньга
Капитал и труд
Основа капиталистического способа производства
Рабочий день
Разделение труда
Крупная индустрия
Последствия развитого фабрично-заводского дела
Заработная плата
Процесс сохранения и накопления капитала
Капиталистический закон народонаселения
Различные формы капиталистического увеличения народонаселения. Массовая бедность
Происхождение современного капитала
Заключительные соображения
Послесловие переводчика
* * *
ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Приступая в марте 1986 года к переводу работы И. Моста «Капитал и труд», я рассматривал ее как исторический памятник, ценный главным образом тем, что к нему приложил свою руку Маркс. Той весной, по манию набиравшего очки Горбачева, состоялось моя немотивированная партийная отставка, и я, признаюсь, черпал утешение в возврате к вечным истинам. В душе, правда, уже жила тревога за судьбу марксизма и социалистического начинания Ленина, поскольку мне были хорошо, «по головам «, знакомы кадры «марксистов » в новом ЦК, но я отгонял ее прочь, во-первых, подозревая в ней проявление собственной гордыни, во-вторых, веря в то, что образованная часть 18-миллионной КПСС, наш инженерно-научный корпус, рабочий актив, военно-промышленный комплекс и армия — силы, согласитесь, немалые — все же не допустят сколько-нибудь серьезных попыток демонтажа.
События пошли, однако, по худшему из возможных сценариев, и жизнь показала, как я, — правда, это было кратковременное колебание до январского (198/года) Пленума ЦК, — ошибался. В качестве стряпухи буржуазно-бюрократической контрреволюции сперва выступил хлыщ в лайковых перчатках, глушивший интеллект страны своим неистощимым словоблудием, потом его сменил амбал в брезентовых рукавицах, доведший дело до расстрела Советов из танковых пушек. Они грохнули великую державу и гениальный ленинский почин на бесконечно варьируемой лжи: спекулируя на народном доверии и полагаясь но народное безмолвие, меняя личины, стелясь перед заокеанским «шефом » и не оставляя соотечественникам «никаких шансов на будущее.
Самое, пожалуй, примечательное в политико-экономическом отношении из того, что свершилось с середины 80-х годов, состоит в мгновенном превращении гигантского социалистического (государственного и кооперативного) накопления за 70 послеоктябрьских лет в первоначальное накопление нового капитала. Понятно, что это не могло произойти эволюционным путем, хотя накапливавшиеся десятилетиями элементы буржуазного разложения в народнохозяйственных связях и нравственных отношениях, естественно, привнесли сюда свой определенный эффект. И столь же понятно, что это не могло произойти без вероломства и обмана, без повсеместного попрания действующей законности. Главное, что не сумело вовремя уловить и уразуметь большинство граждан, — это устранение презумпции честности и порядочности в отношениях с государством, это превращение последнего из корпорации их самих, при декларируемой «общенародности», в представителя мафиозных кланов.
По словам американского экономиста П.Хлебникова, «превращение России из мировой сверхдержавы в нищую страну — одно из самых любопытных событий в истории человечества. Это крушение произошло в мирное время всего за несколько лет. По темпам и масштабу этот крох не имеет в мировой истории прецедента…
Как это ни странно, — продолжает Хлебников, — но основой для экономического и демографического спада России (а она теряет до миллиона человек в год. — Р.К.) стали действия «молодых реформаторов » и «демократов » — группы, во главе которой стояли Егор Гайдар и Анатолий Чубайс.
Во-первых, в 1992 году демократы отпустили цены до проведения приватизации и тем самым вызвали гиперинфляцию.
За несколько недель сбережения подавляющего большинства граждан страны превратились в прах, уничтожив надежду построить новую Россию на фундаменте сильного внутреннего рынка».
. // Экономическая газета (Москва).- 24.09.2003.- 038.- C.5
Начало в NN 28-38
ОКОНЧАНИЕ КОММЕНТАРИЯ ПЕРЕВОЛЧИКА
Этим хитроумным способом была осуществлена колоссальная экспроприация личной трудовой собственности.
«Во-вторых, — пишет Хлебников, — демократы субсидировали коммерсантов — молодых людей со связями, которые сколотили состояния, взяв на себя роль торговых государственных монополий. В-третьих, вслед за гиперинфляцией, уничтожившей сбережения россиян, ваучерная приватизация Чубайса в 1993-1994 годах была проведена некомпетентно. (Очень даже компетентно с точки зрения лишения трудящихся наряду с личной также общественной собственности, то есть их вторичной и полной экспроприации. — Р. К.) Промышленные активы России вследствие приватизации Чубайса оказались в руках коррумпированных директоров предприятий либо в руках новых московских банков.
В-четвертых, Чубайс и его сподвижники субсидировали эти новые банки, давая им ссуды Центрального банка по отрицательным (для государства) процентным ставкам, передавая им счета государственных учреждений.
Наконец, при проведении в 1995-1997 годах залоговых аукционов оставшиеся сокровища российской промышленности Чубайс распродал по номинальным ценам группке своих.
История повторилась теперь уже на принципиально иной основе. Если первоначальное накопление капитала, описанное Марксом, означало экспроприацию трудовой частной собственности крестьянина и ремесленника, то первоначальное накопление в постсоветском пространстве означает экспроприацию трудовой личной и общественной собственности рабочих, крестьян и интеллигентов, образованной в результате длительного развития на коллективистской основе. По сути это циничное, глубоко реакционное употребление исторических результатов социалистического строительства для восстановления антисоциалистических, эксплуататорских порядков. Скачок вспять, который прерывает развитие социализма и вместе с тем, в силу неизбежной в таких случаях общей деградации, не оставляет никакой перспективы . Национальный тупик.
Популярное изложение первого тома «Капитала», предпринятое Мостом в 70-х годах позапрошлого века, теперь как нельзя кстати. Даже психологически легче приняться за чтение небольшой брошюры, чем за толстый фолиант, о «трудности» освоения которого (впрочем, во многом надуманной) ходят легенды. Эта брошюра, — и особенно потому, что она в конечном счете редактировалась самим Марксом, — вправе претендовать на видное место среди азбучных пособий для начинающих в условиях, когда многими, не исключая также претендентов на лидерство, утрачивается культура освоения марксистских оригиналов и понимание научных основ социально-освободительного движения в целом. Важнейшие положения брошюры сейчас, в отличие от времени моего первого знакомства с нею 16 лет назад, выглядят как слепок с современной российской действительности, и это очень наглядно подчеркивает ее актуальность.
Своим трагическим примером Россия решительно опрокидывает неумные старые россказни якобы «недействии» закона относительного и абсолютного обнищания пролетариата, открытого Марксом, в современную эпоху. А это настоятельно требует возврата к исходным посылкам марксовой теории капиталистической эксплуатации, к раскрытию ее элементарного механизма, прикрываемого многими слоями финансовых, юридических, пропагандистских и просто уголовных махинаций. Так что, если вам, товарищи, трудновато читать сразу «Капитал», прочтите хотя бы предлагаемый вашему вниманию «Капитал и труд».
***
Наше отношение к классическому наследию марксизма напоминает поведение войска, стремящегося к овладению крепостью. Был прав Ленин, в свое время заметивший, что «Капитал» Маркса никто не усвоил и не понял и спустя полвека после выхода в свет. С горечью приходится констатировать, что спустя еще целый век, в течение которого преподаванию и пропаганде марксова наследия было посвящено несколько десятилетий, мы застаем общество «все в той позиции «…
А может быть, уже и не нужно стараться постичь сей тяжеловесный труд? Этот вопрос, даже не высказанный публично, все равно висит над нами. Более того, кое-кто подает его уже в форме прямого утверждения, и что удивительно, если и слышишь возражения, то это не зычные убежденные голоса, а какой-то невнятный трусоватый лепет. «Капитал» Маркса сметен с библиотечных полок «Экономиксом Самуэльсона. И мало кто теперь задумывается о его ценности и качестве.
Говорят, что «Капитал» безнадежно устарел, и ссылаются на конкретную его фактуру, примеры из XVI-XIX веков. Но иным и не мог быть эмпирический материал фундаментальнейшего исследования автора, ушедшего из жизни в 1883 году. Но что вы можете сказать о его кардинальных выводах? Опровергнута, опровергнута ли марксова теория прибавочной стоимости? Доказано ли, что накопление капитала не происходит за счет безвозмездного присвоения собственником средств производства неоплаченной части рабочего дня наемного труженика? Сумеет ли нас кто-нибудь убедить, что основой Сверхбогатства Березовского или Ходорковского, Бендукидзе или Мавроди является чрезвычайная производительность их собственного труда, их гениальные открытия или изобретения, осчастливившие хотя бы часть человечества? Придираться к тому, что выводы Маркса не привязываются прямо к реалиям XX-XXI веков, а требуют дополнительных интеллектуальных усилий наших современников, — это все равно, что пытаться отрицать закон Архимеда по той «причине», что вода, выплеснувшаяся из ванны в Сиракузе, утекла и испарилась в III веке до нашей эры. Выводы Маркса в отношении сущности капиталистических общественных отношений, так же непреложные, как выводы Архимеде в области механики. Вот почему надо вновь «брать» Маркса, несмотря на трудности и неудачи «осады». И если с этой задачей не справилось предыдущее поколение, то за дело должна с новой энергией взяться молодая смена. Без нового штурма этой твердыни повторение в расширенном масштабе познавательного опыта первого поколения большевиков в России не произойдет. Да и все человечество будет переживать не социальный прогресс, не эволюцию, а инволюцию, что означает на грубом языке науки деградацию, то есть вырождение.
В номерах 28-39 «Экономической газеты» опубликован мой перевод популярного изложения первого тома «Капитала», выполненного современником Маркса, молодым социалистом Иоганном Мостом, «Капитал и труд». Ценность этой брошюры в том, что второе ее издание правил сам Маркс. Это единственный случай, когда Маркс решился участвовать в издании, посвященном пропаганде для широкого читателя, для рабочих своего главного труда. Помимо того, что работа над этим текстом доставляла мне радость как бы первооткрывательства, меня не покидала мысль о том, что те, кому пока страшновато открывать основательный фолиант нашего учителя, может быть, с большей легкостью отнесутся к чтению газетного текста. А там и втянутся…
Итак, вперед, к Марксу! Увлечетесь — не пожалеете.
Ричард Иванович КОСОЛАПОВ
Источник: Ситуация