Социал-капитализм – будущее мировой экономики

Путь капитализма

Глобальный кризис, свидетелями которого мы все сегодня являемся, ставит много вопросов о том, в каком направлении идет сегодня человечество и мировая экономика. Без получения ответов на эти вопросы невозможно спланировать адекватные антикризисные действия, которые выведут мировое сообщество на путь эффективного развития, а так же помогут нам избегать повторения подобных кризисов в будущем.

Первый и главный вопрос – какова природа капиталистического кризиса, его глубинная суть? Что такое кризис довольно понятно. А что такое капитал? Есть несколько терминов у этого понятия, но самое простое, отражающее суть – это определение капитала как излишков чего-либо, имеющих некоторую производственную или потребительскую ценность, которыми распоряжаются люди. Капитал, понимаемый в таком смысле, был всегда. Первый капитал, который был еще у первобытного человека – это излишки времени, которые он сумел выкроить из своих охотничьих будней, чтобы потратить их на изобретение копья, удочки и других приспособлений, облегчающих добычу пищи. В аграрную эпоху основным капиталам была земля – ею владели аристократы. Они не возделывали ее сами, и имели в избыточном количестве, много большем чем необходимом для прокорма их семей. Изымая часть продукции в качестве рентной платы, создаваемой жителями, населявшими земли, которыми владела аристократия, хозяева поддерживали военную инфраструктуру и кормили свои дружины. Этот принцип природной ренты, в той или иной форме, действовал в любом аграрном обществе вне зависимости от конкретных форм организации иерархии аристократии.

Особенностью аграрного общества является его экономическая замкнутость — автаркичность. Такое аграрное общество может, теоретически, существовать бесконечно долгое время, так как оно не потребляет невозобновляемых ресурсов и саморегулируется по численности ресурсами возобновляемыми. В случае если продовольствия перестает хватать, слабые члены такого общества в какой-то из неурожайных годов умирают от голода, но в более благополучные времена численность популяции снова восстанавливается. Однако такая автаркия, как правило, нереализуема на практике, в чистом виде, из-за наличия деятельных соседей-аристократов. В обществе, в котором земля является основой могущества, конкурентная борьба, выливающаяся в феодальные междоусобицы, задает тренд на консолидацию земли в одних руках. Феодальное общество, следуя этому тренду, стремится принять форму абсолютной монархии. Это стремление, характерное для аграрного капитализма, точно такое же по сути, как и появившееся много позже в индустриальном капитализме стремление к получению той или иной монополии, а в капитализме финансовом – стремление к получению полного контроля на кредитные продукты и над финансовой системой в целом. Но не станем пока забегать вперед, и сосредоточимся на эволюции общественного устройства и капитала.

По ходу процесса централизации, властители, пользуясь своими правами верховных суверенов, военной силой, родственными связями, получали доступ ко все большим земельным ресурсам, что давало им возможность поддерживать все более и более сложную инфраструктуру. По мере централизации и улучшения инфраструктуры развивалась внутренняя торговля. Различные регионы, больших управляемых централизованной властью территорий, включились в разделение труда, связанное с конкретными естественными особенностями почв, климата и географии. Усложнение структуры внутренней торговли и углубление разделения труда увеличивало на внутреннем рынке роль золота в качестве единого эквивалента стоимости, потому что примитивный бартер уже не мог обслуживать все потребности экономики.

Могло ли такое усложнившееся, но все еще преимущественно аграрное общество, существовать обособленно, подобно более ранним и примитивным социально-территориальным образованиям? Уже не могло. Как только золото стало играть значимую роль в товарообороте, стал необходим его постоянный приток для поддержания экономического роста. Сам экономический рост (после появления крупных внутренних рынков, объединенных под сенью единой власти и связанных общей инфраструктурой и благодаря развитой торговле) во многом уже обеспечивался рыночной конкуренцией. Значимость золота, как капитала, стала сопоставимой со значимостью земли, которая пока еще производила львиную долю всей потребляемой на внутреннем рынке продукции массового спроса, а затем и превзошла землю по значимости. Поддержание экономического роста было жизненно необходимо для зарождающейся новой торговой элиты, ибо этот рост был ее естественным и единственным источником власти. Именно эта новая элита побуждала набиравшие силу централизованные государства искать новые пути обогащения. Именно она снаряжала исследовательские экспедиции в поисках новых рынков сбыта для местной продукции, именно она стала кредитовать золотом аристократию, ибо аристократия, по мере усложнения социальной организации общества, стала нуждаться в золоте для поддержания инфраструктуры и оплаты армии и бюрократии. Так на базе аграрного капитализма по мере усложнения его социальной и экономической системы зародился капитализм торговый, а вместе с ним появился и первый торговый, он же ­­- банковский капитал, изначально принадлежавший торговым домам.

Процесс этого преобразования шел в Европе неравномерно, причем первая фаза этого процесса закончилась в ХIII веке несколькими крупными банковскими крахами, которые были спровоцированы банкротствами английского и французского королевских домов. Последовавший за этими крахами упадок европейской торговли затормозил процесс развития экономических отношений более чем на столетие. Ситуация усугубилась эпидемией чумы. Однако общий тренд развития оставался неизменным, и уже в ХV веке, веке великих географических открытий европейцев, процесс развития торгового капитализма возобновился с новой силой. Приток золота из Нового Света какое-то время обеспечивал развитие торговли, кроме того, дальние плавания создали спрос на качественно новые технологии, дав импульс научно-техническому прогрессу.

По мере развития науки и техники технологии совершенствовались, пока, наконец, не появились механизмы, ставшие эффективным заменителем мускульной силы, но они требовали энергии извне. С появлением этих механизмов человечество вступило в индустриальную эпоху, в которой значимую роль стали играть невозобновляемые ресурсы. Качественные сложные механизмы было невозможно создать кустарным способом – для их изготовления приходилось координировать усилия многих людей, а это могли делать лишь те, кто обладал ставшим к тому времени универсальным капиталом – золотом. Те, кто создавал промышленность, становились ее хозяевами. Механизмы, ставшие основным подспорьем для труда человека, становились новой формой частного капитала – промышленным капиталом. Точно так же, как ранее феодал получал ренту за пользование землей, которой он владел, промышленник, фактически, получал ренту за пользование механическими орудиями труда, которыми пользовались рабочие на его фабриках. И точно также он стремился эту ренту увеличивать. При этом все более и более масштабные промышленные проекты требовали уже таких объемов капитала, которые не вмещало в себя то количество золота, которое можно было единовременно изъять из оборота, и долговые обязательства стали основой финансирования промышленного развития. Золото со временем было заменено банкнотами и векселями, банковская система государств – централизована и унифицирована, и приняла ту форму, которая есть сегодня – форму двухуровневой банковской системы, в центре которой находится центральный банк. После появления института центрального банка были унифицированы и банкноты – они стали национальными деньгами, и правительства обязывали принимать их к расчету по фиксированному курсу по отношению к золоту. Так деньги перестали быть золотыми, и стали национальными. Этот процесс шел рука об руку с завершением формирования класса буржуазии и превращением населения государств в нации, когда национальная идентичность и гражданство (подданство) начали играть значимую роль в самоопределении людей. Однако для международной торговли все еще использовалось золото, продолжавшее играть роль международных денег.

Любой капиталист, будь то аграрий-феодал, капиталом которого является земля, купец, капиталом которого является караван, склады и золото, промышленник, капиталом которого является фабрика и национальные деньги, заменившие собой золото, банкир, капиталом которого являются выданные им займы, ссудный процент с которых обеспечивает ему доход — любой капиталист существует благодаря той или иной форме ренты. Рента увеличивает капитал, а это как раз то, что нужно капиталисту. С тех пор, как натуральный обмен уступил место обмену денежному, вся рента была монетизирована. Вся денежная масса в этом процессе делится на две части: та, что обслуживает конечный спрос (зарплаты и налоги), и та, что обслуживает инвестиционные потребности экономики. Первое и второе с точки зрения капиталиста является издержками, уменьшающими рентабельность его бизнеса, а задача капиталиста – максимизировать рентабельность. В этом и заключается фундаментальный парадокс: если капиталистическая экономика является автаркией, то самый простой способ увеличить рентабельность – это сократить издержки за счет снижения налогов и зарплат. Но именно за счет налогов и зарплат существует массовый спрос. Решением этой проблемы, в определенной степени, служит кредит. Причем кредит, как частным лицам, так и предпринимателям. Ведь инвестиции постоянно превращаются в зарплаты и наоборот.

В экономике, в которой львиная доля всех денег возникает как банковский кредит, создается только основная часть ссуды. А откуда в этом случае могут возникнуть проценты, которые надо платить по ссуде? Как правило, из нового банковского кредита. Причем неважно, этот кредит будет взят все тем же заемщиком для рефинансирования предыдущего, или взят другим заемщиком, ставшим потребителем продукции и услуг первого. Если вся денежная масса создана как кредит, не откуда взяться деньгам для погашения процентов по ссуде, кроме как из нового кредита. Это обуславливает экспоненциальный рост долгов в современной капиталистической экономике. И основная проблема в том, что желание выдавать кредиты одними институтами, зависит от желания выдавать кредиты другими участниками рынка. Чем больше кредитов выдается в экономике, тем больше вероятность, что должник найдет средства, чтобы вернуть долг. И наоборот, под влиянием некоторых событий, таких как обвал цен на недвижимость или фондового рынка, эйфория кредитования уступает место страху. Экономические агенты, опасаясь за собственные активы, сокращают объемы выданных кредитов, что создает синергетический эффект, когда, действуя в своих собственных интересах, кредиторы усугубляют ситуацию в целом.

Это и есть кризис, и избежать этого явления в капиталистической экономике невозможно в принципе – механизмы подобных кризисов заложены в самой логике системы, более того, они заложены в психологии ее участников, сформированной этой логикой. Понимание неизбежности таких кризисов некоторыми мыслителями XIX века (в частности – Карлом Марксом) стимулировали поиск новых социальных моделей организации общества, который особенно активизировался после «Длинной Депрессии» — тяжелейшего экономического кризиса 1870-х годов, о котором сегодня мало кто вспоминает – на слуху сегодня больше Великая Депрессия 1930-х. Тогда, в конце ХIХ века, в Европе был бум на рынке недвижимости, аналогичный американскому буму в начале этого века. Правительства развитых европейских стран того времени (Германии и Австро-Венгрии) стимулировали строительный бум, особенно в столицах. В 1873 году пузырь недвижимости лопнул, и европейские банки начали разоряться. Начавшийся в банковской сфере кризис из Европы перекинулся на США. В сентябре 1873 года один из крупнейших железнодорожных девелоперов того времени ­- Джеймс Кук – объявил дефолт по своим обязательствам, и американский фондовый рынок рухнул. В последующие три года в США обанкротилось несколько сотен банков, малый и средний бизнес задыхались без кредитования, безработица в моменте достигала 25%.

Таким образом, тот кризис послужил делу развития нового направления в экономической теории, основанного главным образом на трудах Карла Маркса – социалистического направления. Рассмотрев путь и логику капитализма, обратимся теперь к социализму.

Путь социализма

История социализма короче, чем история капитализма. Социализм изначально появился в экономической теории в XIX веке в качестве промежуточного звена между капитализмом и коммунизмом – идеалом социально-экономического устройства по мысли теоретиков левого движения. Теоретически, если уничтожить каким-либо образом капиталистов как класс, и передать функцию инвестиций в развитие производства государству, которое будет заниматься инвестированием в производственные мощности, как и распределением промышленного продукта на плановой основе, можно значительно повысить эффективность экономики. Экономика без каких-либо сбережений с одной стороны, и без товарного дефицита продукции массового спроса с другой стороны, по мнению теоретиков левого движения, заведомо эффективнее, чем капиталистическая экономика, где значительная часть усилий и денег тратится на постоянный и спекулятивный по своей сути поиск рыночного равновесия и на содержание правящего класса; где быстрая консолидация ресурсов, которая часто требуется для каких-то крупных социально-инфраструктурных проектов, затруднена в силу того, что требует согласования большого количества частных интересов. А это часто и невозможно в силу того, что в рамках капиталистической экономики такие проекты не приносят прибыли или окупаются слишком долго. Конкурентное преимущество плановой государственной экономики, заключается в потенциально более эффективном управлении всеми ресурсами нации в целом, что должно увести такую экономику в отрыв от обычной капиталистической по темпам роста. В конце концов, настанет момент, когда благодаря очень высокой производительности труда и научно-техническим достижениям, издержки на производство товаров массового спроса станут в такой экономике столь низки, и сами товары смогут изготавливаться в таком изобилии, что от денежной системы, как механизма распределения материальных благ, можно будет в принципе отказаться. Это и есть коммунизм, когда «от каждого по способностям, каждому – по потребностям», и все, что обеспечивает жизнедеятельность человека, предоставляется ему, фактически, даром. Увы, эта идеальная логика работает лишь до определенного предела, хотя, как показывает исторический опыт СССР и Китая, до этого предела логика работает очень эффективно, что бы не говорили сегодня об опыте СССР экономисты либерального крыла.

Плановая государственная экономика, действительно, показала успешность именно в том, что является решением общенациональных экономических задач государственного масштаба, которые требуют консолидации очень значительных ресурсов и производственных сил для своего решения. В первую очередь, плановая экономика показала свою успешность в деле форсированного создания промышленной, оборонной и социальной инфраструктуры. Благодаря этой успешности и тому огромному национальному богатству, которое было создано в советское время в виде инфраструктуры, бесплатных системы образования, медицины, комплекса ЖКХ и оборонно-промышленного комплекса, Россия и существует до сих пор. Надо честно признать, что практически никакого нового национального богатства, сопоставимого с тем, что появилось в советское время, не было создано в России за последние 20 лет.

Среди либералов модно вспоминать, какими значительными человеческими и моральными жертвами было оплачен этот успех на начальном этапе своего развития, но упреки этих людей в адрес социалистической системы несостоятельны по двум причинам.

Во-первых, человеческие и моральные жертвы крупных экономических кризисов капиталистических экономик, таких как кризисы 1870-х и 1930-х годов, когда миллионы людей были поставлены на грань экономического выживания, сопоставимы по масштабам с теми жертвами, которые принес в свое время советский народ на начальной стадии строительства социалистической экономики. Особенно с учетом того, из какой разрухи поднималась пережившая гражданскую войну и колониальную интервенцию Антанты Советская Россия. За период Великой Депрессии США потеряли около семи миллионов человек, два миллиона умерли от недоедания, люди лишенные возможности заработать себе на жизнь, работали в трудовых лагерях за мизерную плату в условиях, не сильно отличавшихся от сталинского ГУЛАГа.

Ну а во-вторых, никакой универсальной этики, согласно которой можно было бы судить дела народов и правителей, вообще не существует. То, что соответствует протестантской этике американского капитализма, не соответствует ни общинной православной этике дореволюционной России, ни коммунистической этике Советской России, в которой логика общественной системы заставляла считать интересы общества в целом выше интересов индивида. А современная философия постмодернизма вообще полагает, что существует столько истин, сколько существует людей, отвергая, по сути, объективную реальность, а вместе с ней и Универсум в любой форме, и, как следствие, какую-либо не только универсальную, но и социальную этику. Нельзя судить социализм по меркам капитализма, равно как и судить капитализм по меркам социализма, так как с точки зрения общего гуманизма и та, и другая система требовала для своего развития сопоставимых жертв и являлись несовершенной моделью общества.

Вопрос, на который следует искать ответ, заключается не в том, какая система более правильна и более гуманна, а в том, как объединить достоинства этих систем в рамках одной более совершенной социальной системы, и как использовать преимущества каждого из подходов для устранения недостатков другого. Для того, чтобы это сделать, нужно понять, в чем же изъян логики социалистической экономики? Почему тот успех, который СССР развивал до середины 60-х годов прошлого века, окончился периодом застоя, деградации правящей советской элиты, системным экономическим кризисом, переросшим в кризис государственности и приведшему к распаду социалистического лагеря?

Ответ на этот вопрос невозможен без признания простой истины: теоретический фундамент социалистической экономики, которая была призвана стать более эффективной, чем экономика капиталистическая, родился из понятийного аппарата самого капитализма, а потому фундаментальной ошибкой было само противопоставление этих двух систем друг другу. Если у нас есть автомобиль, мы вольны ехать на нем куда угодно, соблюдая правила дорожного движения. Но если у нас нет плана автодорожной инфраструктуры, какую бы цель мы себе не поставили, мы будем блуждать, не зная, куда свернуть. С другой стороны, крайне неудобной может оказаться ситуация, когда все автомобильное движение, управляемое из какого-то единого центра, оказывается парализованным в силу каких-то ошибок в алгоритме управления. Еще хуже, когда этот алгоритм в принципе не допускает того, чтобы Вы доехали туда, куда нужно лично Вам – тогда владение автомобилем становится в принципе бессмысленным. Гиперцентрализация опасна из-за того, что малые ошибки управления могут вести к разрушительным последствиям большой силы, директивное управление личной свободой глупо и вредно, но и хаос личной свободы без плана – фундаментально малоэффективен.

Коль скоро понятийный аппарат социалистической экономики родился из экономики капиталистической, социалистическую экономику следует описать в терминах экономики капиталистической, чтобы с точки зрения капитализма понять преимущества социализма и увидеть собственные недостатки капитализма.

Недостатки капитализма очевидны, и они уже были изложены выше. Они заключаются в том, что либеральная капиталистическая экономика не содержит в себе институционального механизма регуляции процесса перераспределения доходов населения, которые должны поддерживать массовый спрос, в сферу частных инвестиций. Что периодически порождает кризисы, которые являются процессами спонтанной коррекции возникающего экономического дисбаланса между конечным спросом и накоплением финансовых активов/пассивов. Кризисы обостряют дефицит потребления, устраняют в шоковом режиме упомянутые дисбалансы и перезапускают капиталистическую экономику снова, и хотя шок может быть смягчен государственным регулированием, как это происходит сегодня в США, избежать его не удается, и все попытки создать стабильную либеральную капиталистическую экономику оказались несостоятельными. Последняя версия такой экономики считалась до недавнего времени бескризисной на основании того, что финансовую надстройку над реальным сектором экономики попытались превратить в экономический базис и утверждали, что она не может впасть в кризис благодаря тому, что может управляться в соответствии со строгими математическими алгоритмами (фактически, реализуя идею финансового планирования). Эта последняя версия рухнула у нас на глазах осенью прошлого года в момент банкротства Lehman Brothers, самого высокотехнологичного (в смысле использования сложных финансовых технологий и структурных финансовых инструментов) инвестиционного банка Уолл-Стрит, который по праву мог считаться сердцем «постиндустриальной» финансовой экономики.

А недостатки социализма заключаются в том, что он, руководствуясь понятийным аппаратом капитализма, развивается в соответствии с логикой капитализма, и не в какой другой логике развиваться не может. На практике это приводит к тому, что социалистическое государство, монополизируя инвестиционный процесс и потребление ресурсов всего общества, превращается в государство-суперконцерн, в котором бюрократия начинает играть роль менеджмента, и начинает руководствоваться все той же капиталистической логикой – логикой минимизации издержек. В том числе и на повышение уровня жизни населения, и логикой максимизации инвестиций. Вот почему в тот момент, когда основные социально-политические задачи такого государства, которые провозглашались как цели, необходимые для обязательного достижения, оказываются, решены, оно останавливается в развитии. Общенациональные цели важны, но их число невелико: образование, здравоохранение, транспортная и военная инфраструктура, соцобеспечение, жилье, космос… Логика унификации, которая актуальна для социализма даже в большей степени, чем для классического капитализма эффективно решает эти вопросы на массовом уровне путем создания соответствующих стандартизированных отраслей. Но после того, как эти отрасли выведены на достаточно высокий уровень развития, когда народ в целом накормлен, одет, пусть и в не слишком разнообразную одежду, здоров и защищен, дальнейшее повышение спроса и, соответственно, уровня жизни населения, может осуществляться только путем решения частных индивидуальных задач и удовлетворения потребностей групп людей и отдельных личностей. Пользуясь аналогией с автомобилем, когда транспортная инфраструктура создана в соответствии с планом, автомобиль построен и водитель обучен системой образования, нужно куда-то ехать, а вот куда конкретно – должен решать отдельно взятый человек. И вот здесь-то государство-суперконцерн, прекрасно решающее общенациональные инфраструктурные задачи, оказывается несостоятельным в том, из чего складывается вся жизнь, которая, как известно, складывается из мелочей. Оно способно покорять космос, но оказывается не в состоянии наладить производство одежды, туалетной бумаги и тому подобных предметов быта, способных удовлетворить все разнообразие человеческих вкусов и потребностей – то, в чем успешен капиталист.

Выход из тупика экономической однобокости

Социализм, или, если угодно, планово-социальный капитализм, в чистом виде есть прямая противоположность капитализму либеральному, практически – его диалектическое отражение. А значит, возможен и диалектический синтез двух систем! Все, что нужно для осуществления такого синтеза – это создать в либеральной капиталистической экономике институциональные механизмы перераспределения инвестиций в долгосрочную государственную инфраструктуру! В этом синтезе — выход из противоречий для обеих социально-экономических систем, и он может быть реализован в рамках модели социал-демократической республики, с сильным государственным сектором и развитыми механизмами общественной собственности. В классической капиталистической экономике проблема дефицита спроса пытаются решать путем стимулирования этого спроса, через субсидии или кредитование, но это – не выход, как можно убедиться сегодня на примере кризиса, разразившегося в США. Выход не в том, чтобы изымаемые государством в виде налогов доходы перераспределялись обратно непосредственно в карман потребителя. Выход в том, чтобы эти доходы инвестировались в долгосрочные и масштабные инфраструктурные проекты, которые могут быть и убыточными сами по себе, но создание которых существенно повышает качество жизни народа в будущем, а использование этой инфраструктуры частной капиталистической инициативой приводит к возвратному росту ВВП и потребительского рынка.

Это в корне противоречит фундаментальным основам «свободной экономики», сформулированным еще Адамом Смитом в его рассуждениях о невидимой руке рынка: “Преследуя свои собственные интересы, он (индивид) часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это”. И автор цитаты в некоторой степени прав. Однако не стоит делать из данной мысли вселенских обобщений. “Здоровый эгоизм” владельцев капитала, норовящих сунуть их ближнему в долг, выливается в экспоненциальный рост суммарной задолженности, что ведет к неизбежной дестабилизации системы.

Решением проблемы могла бы стать отдача набегающих процентов по кредитам обратно должникам. Это стабилизирует систему и выгодно обществу в целом, но совершенно противоречит инстинктам капиталиста. Проблема в том, что он не нуждается в тратах дополнительных триллионов долларов, чтобы удовлетворить свои желания. Он предпочитает дать набегающие излишки в долг, потому что тратить все не испытывает никакой потребности. Действуя подобным образом, преследуя свой личный интерес, согласно классическим представлениям идеологов капитализма, богачи заставляют расплачиваться за свои действия всех окружающих, и говорить об “общественном благе”, тут, к сожалению, не приходится.

Следовательно, основная задача состоит в том, чтобы нащупать баланс между кредитованием в собственных интересах и инвестициями в интересах всего общества. Т.е. по сути, между свободой распоряжения капиталом и социалистическим планом развития. Одним из путей решения данной проблемы, может являться реализация системы стимулов к инвестиционной деятельности, когда государство берет на себя разработку генеральных путей развития, а владельцы капитала являются непосредственными исполнителями данных проектов. Инструментами стимуляции должны выступать налоговые льготы или наказания. Например, кредитуя приоритетные сектора экономики, банки получают налоговые послабления. А если хочется играть на колебаниях курсов валют или цен на нефть, пожалуйста, сколько угодно. Только налог на такие спекулятивные операции, в этом случае, должен быть выше в разы.

Это решение проблемы управления вектором развития, но не циклических кризисов, связанных с расширением/сжатием объемов кредитования. Тут пригодится опыт скандинавских стран, регулирующих уровень оплаты всех работников предприятия. Необходимо ввести законодательные ограничения на доходы руководящих лиц и владельцев капитала, увязав их с зарплатами рядовых сотрудников и инвестиционной деятельностью. Т.е. чем больше получают работники компании, чем выше уровень инвестиций, тем больше можно оставить самому себе, любимому. А такие случаи, когда хозяин (как например Райнольд Вюрт) сокращает зарплату работникам, для того, чтобы купить себе яхту за $100 млн, должны остаться в прошлом. Это снизит остроту проблемы закредитованности населения, но не бизнеса в целом.

Проблему экспоненциального роста долгов поможет решить механизм совместных предприятий, создаваемых тройкой основных экономических игроков – государства, кредитных учреждений и промышленных компаний.

При определенных макроэкономических условиях, пресекая развитие нездорового кредитного бума, государство предлагает кредитным учреждениям (подталкивая к верному выбору при помощи налоговой системы), принять участие в совместных проектах, типа строительства автомагистралей, атомных станций, запуска спутников и т.д. От банков капитал, от предприятий реализация, от государства контроль. Интерес банковской группы, в данном случае, заключается в получении доходов от эксплуатации объектов. Пусть относительно небольших доходов, но зато долгосрочных. И в любом случае это более выгодный вариант, чем попасть под налоговый пресс государства.

Интерес предприятий, понятен — освоить средства, выполняя эти проекты. Интерес государства – снизить кредитную нагрузку, создать рабочие места, обеспечить общество необходимой инфраструктурой. Причем, в отличие от экономики ориентированной, в первую очередь, на удовлетворение потребительских запросов, а потому бездумно прожигающей невосполнимые ресурсы в гедонистическом угаре консьюмеризма, соцкапитализм позволит осуществлять гораздо более эффективное развитие, за счет концентрации усилий на ключевых направлениях. Мощная энергетическая, информационная, транспортная инфраструктура является базисом экономического роста, будучи своего рода ресурсом, только более высокого уровня, чем нефть или газ. Она дорого стоит и относительно долго окупается, но обладает весьма высоким мультипликативным эффектом, позволяя свободно развиваться эксплуатирующим её экономическим агентам.

И основная задача заключается в правильном выборе реализуемых проектов, так как неверный выбор точки приложения сил ведет к потере не только вложенных ресурсов, но и прилагающегося потенциала. Подобная проблема существовала в СССР, когда, увлекшаяся геополитикой элита, вооружала весь мир, забывая обеспечивать элементарные бытовые потребности собственного народа. Защитой от подобных ошибок может послужить научный подход — построение специализированных НИИ и экспертных сообществ. Но это только часть решения, так как без подлинно демократичного механизма общественного контроля, система неизбежно начнет обслуживать собственные интересы, лишь имитируя свою полезность.

Конкретная реализация механизма контроля весьма сложная тема, требующая отдельного анализа, с трудом укладывающего в рамки данной статьи. Несомненно одно: при желании, реализация контроля вполне возможна и самым надежным средством стимуляции к эффективной деятельности представляется ротация высшего руководства страны, в зависимости от успехов и провалов поставленных обществом задач.

Таким образом, социал-капитализм представляет собой выход из идеологического тупика капиталистической парадигмы «свободного рынка» — этого броуновского движения эгоистических частиц. Лишенный свойственных тоталитарно-плановому социализму недостатков, таких как косность и уравниловка, он объединяет в себе преимущества рыночной экономики, и нацеленность на результат социально-ориентированного государства. Вместо бессмысленного, и в чем-то даже отвратительного, самоудовлетворения системы бесконечного потребления, он предлагает будущее, перспективу и вектор развития. Развития, в интересах наших детей, и соответственно, в наших собственных интересах.

«Хвиля» благодарит Дмитрия Голубовского и Данил Липового (“Калита-Финанс”) за интересный и неоднозначный взгляд на будущее мировой экономики