Общество и его организация

В предыдущих статьях мы говорили о двух столпах современного человеческого устройства: государстве с его монополией на насилие и принуждение и личности, с её неотъемлемыми правами и свободами. Обе эти основы искусственные, чисто человеческие изобретения. Государство требует над собой жесткого контроля и ограничений его полномочий, чтобы из инструмента управления и организации оно не превратилось во всё и всех поглощающий тоталитарный режим, своего рода живой организм, именуемый в простонародье Левиафаном. Права и свободы личности тоже не натуральны. Посему их приходится закреплять в конституциях и регулировать законами, хотя бы потому, что не в каждой конкретной ситуации понятно, где кончаются права и начинаются обязанности.

Но к счастью, у нас есть и третий столп, совершенно естественный и вполне способный обходится как без государства с его налогами и законами, так и без и личности с её вечными выкрутасами. Это общество.

Общество — натуральное состояние человеческого бытия, результат нашей эволюции как биологического вида, необходимый для выживания рода. Грубо говоря — людям необходимо жить с другими людьми. Жить, а тем более выживать, в условиях враждебной окружающей среды, для одиночки было смерти подобно. Не случайно же изгнание из семьи, племени, города или религиозной общины считалось самым страшным наказанием. Не зря же в наше время одиночное заключение может считаться слишком жестокой формой наказание.

Нет, понятно, что имеется и всегда были чудики, которые вполне добровольно решали покинуть общество, чтобы жить отшельником у чёрта на куличках. Но заметим, чтобы покинуть общество, в нём сначала необходимо оказаться. То есть даже в таких случаях без общества никак.

Под обществом в контексте данного текста мы понимаем любую группу людей, объединённую по какому угодно принципу. Самая первая такая группа — семья. Она всегда была и остаётся принципиальной и базовой единицей человеческих взаимоотношений. Как бы глубоко не распадалось общество, семья всегда будет здесь при любых обстоятельствах.

Но после того, как маленькие семейные общины охотников-собирателей развили вкус к алкоголю из переброженных диких зерен и перешли к производящему хозяйству, семья уже не могла справляться с задачами, вставшими перед резко увеличившимся населением, живущим кучно и работающим или торгующим вместе. Для этого потребовался инструмент государства, в свою очередь позволивший сформироваться гораздо более сложному обществу, в котором появилась специализация.

Причем специализация не только в, скажем так, профессиональной деятельности, но и конфессиональной с культурной. Это хорошо отражено в средневековой терминологии, где слово «крестьянин» одновременно означало и православного христианина, и занимающегося сельским хозяйством, а «еврей» - человека иудейского вероисповедания, занимающегося торговлей, ремеслом или управлением поместья.

А поскольку общество, особенно после индустриализации и капитализма вкупе с демократией и технологией, за несколько тысячелетий весьма усложнилось, то стало довольно трудно понять кто есть кто и чем, собственно, занимается. Что такое специалист по маркетингу? Или политолог? Кто такие леваки? Почему кто-то считает себя консерватором?

Помимо прочего появился новый вид специализация — национальное или/и этническое самоопределение. Явление исторически недавнее, последствие Французской революции, когда сообразили, что дешевле и проще вместо профессиональных наёмных армий завести одну массовую призывную. Но как заставить человека из села, который кроме рынка в ближнем городе раз в год, ничего в жизни не видел и не знает, добровольно умирать на поле боя? Убедить его, что он не какой-то там Жан-Пьер из захолустного Прованса, а представитель великой нации.

Слова, приписываемые Бисмарку, на самом деле из в газетной статьи 1866 года, о австро-прусской войне: «Когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем». То есть германская школьная система идеологической индоктринации и проталкивание универсального языка общения, позволила создать армию с сильной мотивацией и взаимопониманием её солдат, в то время, как Австро-Венгрия оставалась разношерстной, хотя и милой, империей, где все народы на дух не переносили другие народы. Применяя принцип «каков стол — таков стул», мы получаем «какое общество — такая и армия».

Нация — это взгляд на общество как единую семью, но на добровольных началах. Родителей не выбирают, а нацию вполне. Вот люди решают, что они такая вот нация, с такими общими атрибутами и песнями, и всё, значит, так оно и есть.

Необходимо подчеркнуть, что речь здесь идёт не о правовом определении нации, как совокупности всех граждан, как в графе «национальность» в международном паспорте, которая всего лишь означает гражданство, а о самоидентификации.

И мы наблюдаем, как в последние годы, а уже тем более после нападения России, это самоидентификация как украинца охватывает всё больше людей. Это с одной стороны чудесно, а с другой — может быть опасным.

Кстати, привычное представление о возникновении сильных наций основано на примерах таких монстров ,как Германия и Франция. Сильное центральное правительство «железом и кровью» выстраивает могучую нацию. Отсюда вечное фапанье националистов на «сильну державу». Но не факт. В украинском контексте нация возникает не в результате сознательных действий центрального правительства, а, скорее, вопреки ему, как инстинкт выживания. Неудивительно, что в стране такое невероятное количество добровольцев, исполняющих функции, обычно отведенные правительству. А что поделать, правда?

Проблема тут в том, что нация и общество — разные вещи. Общество шире, глубже и протяженнее нации, которая, как ни крути, просто условное обозначение консенсуса среди определённой группы людей.

Как в своё время заметил Жванецкий, что был такой советский народ, героический, всё время побеждавший, перевыполнивший, в едином порыве, а ему в противоположность было население, которому всегда чего-то не хватало, что-то вечно у него протекало и болело-нудило.

Подмена общества нацией и несёт такую опасность, когда во имя героического народа (умозрительной абстракции) забивают на нужды и интересы населения (реального, с минимальной зарплатой и геморроем). Она позволяет сознательно упрощать взгляд на вещи и жизнь и разделяет общество на правильных, которые соответствую их представлениям о нации, и неправильных, которым вечно всё не так. Что, в свою очередь, закладывает конфликт в само основание общества. И если система не в состоянии поддерживать баланс, то общество вполне может уйти в сторону авторитарного/тоталитарного государства, или просто свалиться в полный коллапс.

Ещё один момент. Война, противостояние с внешним врагом действительно консолидирует общество. Но исключительно в контексте конфронтации. Что в случае, когда она становится достаточно продолжительной, ведёт к появлению конфронтационных установок в общественном сознании за счёт созидательных инициатив. Я когда-то писал о Палестине и Южной Африке, где поколения по тем или иным причинам оказались выключенными из созидательного процесса, и, как следствие, придя к власти не имело навыков организации общественной и экономической жизни.

Этот экскурс в нацию может показаться излишним и козе понятным, но поскольку я пишу для украинской аудитории, то стопроцентно уверен, что довольно большая часть читателей что-то такой про нацию, которая превыше всего, обязательно выкрикнет. Так что я пытаюсь покрыть все возможные расклады.

Перефразируя высказывание Муссолини о государстве — всё есть общество, никого и ничего не существует вне общества. Причём хотите вы этого или нет.

Расплодившиеся за последние десятилетия либертарианско-индивидуалистические типы любят утверждать, что всё, чего они добились в жизни, - а все либертарианские типы чего-то добились, действительно, - они добились исключительно сами, самостоятельно, своими руками, ногами или головой, без всякой сторонней помощи. Это подразумевает, что всё что их окружало, вся инфраструктура - школы, дороги, больницы, магазины и интернет, совокупно с людьми, которые их оплатили, спроектировали, создали и поддерживают, либо были всегда в неизменном виде, либо появились из ниоткуда одномоментно, аки сама Вселенная в Большом Взрыве.

На самом деле, это смахивает на подход, используемый западными корпорациями — во хорошие времена приватизировать прибыль, а в плохие — социализировать убытки. По иронии судьбы, Аун Ранд, святая пророчица либертарианского индивидуализма, закончила свой путь земной, живя на проклятом социальном пособии от неэффективного государства. Ты, конечно, всего добился сам, но кто-то как-то немного тебе в этом пособил. Ты просто это не заметил или проигнорировал.

И с моей колокольни мне видиться, что основную ошибку мы совершаем, когда думаем в терминах государства и/или личности, то есть абсолютных абстракций, в ущерб реальномуу обществу. Вообще стоило бы убрать из оборота слово и понятие «государство», как неопределённое и размытое, и использовать «правительство», у которого есть лица и сроки полномочий.

То есть, мы выбираем что и кого под что и кого подгонять. Общество под государство, личность под общество, или наоборот? Исторически были перепробованы всевозможные варианты, но, как заметил Черчилль, ничего лучше демократии, при всех её огромных недостатках, пока не получается.

Потому что общества бывают разные. Современные общества, в отличие от старинных семьи или села, так сложны и переплетены, что просто обобщить опыт одного общества и прямо перенести его на другое не получится. Полезнее было бы учитывать опыт других, но исходить из своего контекста на месте. А лучше всего изучать негативный опыт других, чтобы его не повторять самим.

Общество может быть иерархическим или эгалитарным, открытым или закрытым, справедливым или меритократическим, а скорее всего является причудливым сочетанием всех этих элементов. Учитывая, что общество в целом состоит из разнообразных обществ и общин поменьше, каждое со своими устоями и червяками.

Даже демократия и общественный договор не являются гарантией универсальных свобод и прав, если общество решает, что одна его часть вправе подавлять другую.

Примером того служит решение южных американских штатов после поражения Конфедерации в гражданской войне, позволившее бывшим рабам обрести гражданство и избирательные права, ввести образовательный ценз, точнее тест на грамотность. Объяснение такого подхода странно напоминает нынешние предложения ввести тот или иной ценз и в Украине. Избиратель обязан был грамотным, чтобы читать газеты и политические программы, чтобы сознательно сформировать свою политическую позицию. Но проблема в бывших рабовладельческих штатах была в том, что рабам, часто под угрозой смерти, раньше прямо запрещалось учиться грамоте. Так что теперь, после их освобождения, это как бы ставилось им же и в вину. О, вы не умеете читать? Надо же! Это вы зря! Мы бы и рады дать вам избирательное право, но вы же не сподобились даже грамоте выучиться. Ну как вас допустить до такой важной гражданской функции, как избрание представителей власти. Идите, мы тут за вас всё порешаем.

И всё это было вполне легально и демократичненько. Ибо какие вы ни установили институции и конституции, детали их практической имплементации будет решать общество. Поэтому достаточно много людей в течении всей истории мечтали о просвещенной монархии или даже диктатуре. На предположении, что если наверху вертикали власти окажется образованный, моральный, заботливый и мудрый человек, то он волевыми решениями сможет перескочить зачастую отсталое общественной мнение и изменить общество лучшему, вопреки желаниям самого отсталого общества.

Но на практике даже при таких прогрессивных правителях, как Веспасиан или Наполеон, безобразий, войн и угнетений было полно. Чаще всего же у власти оказываются Путины или Си, а то и просто Трампы.

Современное общество — сложный и не всегда хорошо понимаемый организм. Его можно упростить, введя определённые ограничения на определённый части общества. Ему можно дать развиваться самому по себе, если иметь минимально необходимое количество тех же ограничений, куда без них. Самое главное — не врать себе, не превращаться в «Колхоз животных» Оруэлла, где все звери равны, но некоторые более равны, чем другие.

Демократия, государство и личностные права и свободы всего лишь инструменты организации общества. Сами по себе, вне общества они не имеют смысла. А общество, в том или ином виде, будет всегда. А вид его зависит от нас.