Учні Геббельса: російська пропаганда використовує досвід нацистів

 

Ми напевно ніколи не задавали собі так багато питань, як починаючи з листопада 2013 і по сьогоднішній день, коли на наших очах руйнуються старі стереотипи і складаються нові враження, таємне стає явним, а явне виявляється хибним, ніби друг опиняється ворогом, ніби ворог – другом, народжуються нові ідеї та вмирають старі міфи.

Безліч питань породжують ще більше варіантів відповідей; ми по-новому починаємо дивитись на світ, «батьківщина сплячих янголів»¹ нарешті пробуджується, а її жителі починають ворушитись в пошуках рішень і відповідей.

Із множини всіх питань, які виникали напевно у кожного, особливо цікавить питання «як?» — Як може багатомільйонна країна перетворитись в масу, що сліпо вірить в розп’ятих хлопчиків і «фашиствующих молодчиков»?² Як люди, а особливо представники інтелігенції — викладачі і політологи, психологи і соціологи…коротше кажучи всі, кого вчили мислити, мислити систематично і аналітично, аргументувати і доводити, спростовувати і обґрунтовувати, так легко стали жертвами пропаганди. Як люди, які захищають наукові роботи по теоретичній фізиці, клінічній психології, педагогіці вищої школи та безлічі інших тем можуть звести нанівець свою здатність думати і сліпо піддаватися впливу пропагандиста? Як автори монографій і наукових статей могли забути про можливість подивитись у словнику тлумачення слів «фашизм», «нацизм» і «хунта»?

Це питання ще довгий час залишалось без чіткої обґрунтованої відповіді, а якщо чесно – я взагалі про нього забув…якби не випадковість.

Не пройшло і п’ять місяців, як відповідь вдалось знайти вже давно забувши про саме питання. До мене в руки потрапила книга Віктора Клемперера «Язык третьего рейха. Записная книжка филолога». Сам автор – німецький єврей, який у 30-ті рр. минулого століття працював у Дрездені викладачем французької літератури. Після приходу НСДАП до влади Клемперер почав вести щоденник, в якому з професійним інтересом і скурпульозністю філолога записував свої спостереження про всі зміни, яким піддавалась німецька мова, газетні повідомлення та виступи по радіо, повсякденна лексика співвітчизників і суспільство в цілому. Шлюб з «арійкою» і спільні діти дозволили Віктору Клемпереру до певного часу рятуватися від концтабору, і хоч доступ науковця до газет і книжок був обмежений, йому все ж таки вдалось прослідкувати і дослідити етапи становлення так званої LTI – Lingua Tretii Imperii³ від моменту її зародження до падіння нацизму в Німеччині.

Але Клемперер не обмежився лише дослідженням змін німецької мови – більше ніж на 80 років раніше за нас автор сам ставить собі те саме питання «як?» і ділиться історією з власного життя:

…я и Т. вместе попали в Дрезден в Высшее техническое училище: я – как профессор, он – как первокурсник. Его можно было назвать вундеркиндом. Вундеркинды часто разочаровывают, но он, казалось, уже миновал – и без потерь – опасный возраст в жизни таких дарований… Ко мне, при всем моем прискорбном невежестве в области математики и техники, его привели всесторонние интересы, тяга к образованию и запросы мышления. Он вошел в наш дом, сделался членом семьи, чуть ли не приемным сыном. В шутку, но с большой долей серьезности, он звал нас отцом и матерью. Он рано женился, но наша сердечная близость ничуть от этого не пострадала. Никому из нас четверых и в голову не могло прийти, что она может когда-нибудь исчезнуть из-за различия в политических взглядах.

А потом в Саксонию проник национал-социализм. Я уловил первые признаки изменений в его убеждениях. Я спросил, как он может относиться с симпатией к таким людям. «Но ведь они добиваются того же, что и социалисты, — сказал он, — они, в конце концов, тоже рабочая партия». – «Неужели ты не видишь, что они нацелены на войну?» — «Разве что на освободительную войну, которая пойдет на пользу всей народной общности, а значит – рабочим и маленьким людям…»

У меня возникли сомнения в широте и силе его ума. Я попытался зайти с другой стороны, чтобы заставить его задуматься. «Ты много лет прожил в моем доме, ты знаешь образ моих мыслей, ты ведь сам часто говорил, что кое-чему от нас научился и разделяешь наши нравственные представления. Как же, после всего этого, ты можешь поддерживать партию, которая из-за моего происхождения отказывает мне в звании немца, да и человека?» — «Ты принимаешь все чересчур всерьез, папа».

Позднее – мы довольно долго не виделись – он позвонил и пригласил на ужин. Это было вскоре после того, как Гитлер стал канцлером. «Как у тебя дела на заводе?» — спросил я. «Прекрасно! Вчера был такой день! В «Окрилле» сидело несколько нахальных коммунистов. Пришлось организовать карательную экспедицию». «Что, что?» — «Да ничего особенного, крови не было, просто поработали резиновыми дубинками, немножко касторки для прочистки мозгов. Вот и вся карательная экспедиция».

«Карательная экспедиция» — первое слово, которое я воспринял как специфически нацистское. Оно самое первое в словнике моего LTI и самое последнее, что я слышал из уст Т. Я повесил трубку даже забыв отказаться от приглашения.⁴

І все ж таки як? Як вундеркінд, людина розумна і мисляча, що виросла під впливом не лише науковця, але і носія певних цінностей, могла піддатись пропаганді і піти проти своїх же моральних переконань? Віктор Клемперер дає відповідь –

Сильнейшее воздействие оказывали не статьи, отдельные речи, плакаты, листовки, знамена, такого эффекта не могли иметь средства, рассчитанные на мышление или осмысленное восприятие. Нацизм въедался в плоть и кровь масс через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений, вдалбливаемые в толпу миллионами повторений и поглощаемые ею механически и бессознательно⁵

Як стверджує відома мудрість: Нове — це добре забуте старе. І в плані пропаганди російська інформаційна машина не винайшла велосипед, а скоріш за все просто скористалась напрацюваннями нацистів другої чверті ХХ ст. І дійсно, будь-хто, хто подивиться новини проурядових російських ЗМІ не зможе не помітити, що мова насичена кліше, тими самими, які вже використовувались, використовуються і очевидно будуть використовуватися політичними і громадськими діячами, у статях, книгах і під час телефонних розмов із знайомими або родичами з Росії. Ось лише декілька прикладів —

• «…После революции большевики по разным соображениям, пусть Бог им будет судья, включили в состав Украинской союзной республики значительные территории исторического Юга России. Это было сделано без учета национального состава жителей. И сегодня это современный Юго-восток Украины…»

Виступ В. Путіна в Георгіївському залі Кремля 18 березня 2014

Усього google видає близько 12 тисяч новин із словосполученням «Юго-восток Украины». Скільки разів на день ця фраза повторюється по ТБ – навіть тяжко уявити.

• «…если сегодняшние власти в Киеве это сделали, то это уже хунта…»

В. Путін, 24 квітня 2014 в ефірі РОССИЯ 24

Google видав майже 3 300 новин зі словосполученням «киевская хунта».

• «…это просто карательная операция…»

В. Путін, 24 квітня 2014 в ефірі РОССИЯ 24

Google — майже 4 тисячі новин зі словосполученням «карательная операция».

Те саме можна зробити і з «ополченцами», «фашистами», «рукой запада» і т.д. Але результат і так вже ясний – населенню шляхом безкінечних повторень у всіх ЗМІ нав’язуються певні слова і словосполучення, які автоматично лягають в основу їх світогляду і ставлення до світових процесів, навіть, якщо жоден із носіїв цих кліше не може пояснити, що таке «фашизм» і що таке «хунта».

Віктор Клемперер у своїй книзі пояснює далі:

… он [гитлеровский язык] изменяет значения слов, частоту их употребления, он делает всеобщим достоянием то, что раньше было принадлежностью отдельных личностей или крошечных групп, он монополизирует для узкопартийного узуса то, что прежде было всеобщим достоянием, и все это — слова, группы слов, конструкции фраз — пропитывает своим ядом, ставит на службу своей ужасной системе, превращая речь в мощнейшее, предельно открытое и предельно скрытое средство вербовки…⁶

…каждому человеку для его высказываний навязывался единый образец…⁷

…Так же очевидно, что война за сохранение не только гитлеровского рейха в узком смысле, но и вообще пространства, где господствовало религиозное поклонение Гитлеру, превратилась в «крестовый поход», «священную войну», «священную народную войну»; а на этой религиозной войне гибли люди, храня «непоколебимую веру в своего фюрера»⁸…

…Еще более высокой степени обожествления достигает Геббельс перед самым нападением Германии на Россию. В поздравительной речи 20 апреля 1941 г. по случаю дня рождения Гитлера он говорит: «Зачем нам знать, чего хочет фюрер, ведь мы верим в него». (Для позднейших поколений необходимо подчеркнуть, что такой пассаж министра пропаганды не вызывал тогда у общественности ни тени сомнения)⁹…

Продовжуючи тему перетворення цілого народу в масу, Клемперер наводить ще одну історію із власного життя –

…Мой коллега, этнолог Шпамер, до тонкостей изучивший процесс возникновения и бытования легенд, сказал мне как-то в год прихода Гитлера к власти, когда узнал, что меня приводит в ужас состояние духа немецкого народа: «Если бы стало возможным настроить всю прессу, все книги и весь учебный процесс на один-единственный тон, и если бы тогда повсеместно внушалось, что в период с 1914 по 1918 гг. не было никакой мировой войны, то через три года весь мир поверил бы, что ее в самом деле не было». Когда мы позднее встретились со Шпамером и имели возможность спокойно и обстоятельно поговорить, я напомнил ему это его высказывание. Он уточнил: «Да, верно; вы только неточно запомнили одну вещь: я сказал тогда и тем более думаю так еще и сегодня: не через три года, а через год!»¹⁰…

Повертаючись безпосередньо до «обробки» населення Віктор Клемперер зазначає —

…везде – будь-то устная или письменная речь, речь образованных и необразованных слоев – это были одни и те же штампы, одна и та же интонация…а бесконечные повторы, видимо, следует считать главным стилистическим средством их языка¹¹…

…разве нужно твердить постоянно о тысячелетнем рейхе и поверженных врагах, если есть уверенность в этом тысячелетнем существовании и в истреблении противников?¹²…

…жаргон Третьего Рейха эмоционализирует речь, а это всегда подозрительно¹³… — проаналізувати хоча б текст новин Д. Кисельова або постпреда РФ при ООН В. Чуркіна, промови якого, як одного разу вже підмітила Саманта Пауер, написані «в стилі Чехова»

…господин Геббельс рассчитывает на опьяненную массу. И, кроме того, на страх людей образованных¹⁴…

…В результате «взятия власти» партией он из языка группы превратился в язык народа, что значит — подчинил себе все общественные и частные сферы жизни: политику, право, искусство, науку, школу, спорт, семью, детские сады и детские комнаты. (Групповой язык охватывает всегда только те сферы жизни, где существует групповая связь, а не всю жизненную целостность)¹⁵…

…речь не просто стала теперь важнее, чем прежде, она с неизбежностью изменилась и в своей сущности. Поскольку теперь она адресуется всем, а не только избранным народным представителям, она должна быть и понятной всем, а значит — более доступной народу. Доступная народу речь — речь конкретная; чем больше она взывает к чувствам, а не к разуму, тем доступнее она народу. Переходя от облегчения работы разума к его сознательному отключению или оглушению, речь преступает границу, за которой доступность превращается в демагогию или совращение народа¹⁶…

На останок і в якості висновку приведу ще одну цитату із книги —

…LTI стремится лишить отдельного человека его индивидуальности, оглушить его как личность, превратить его в безмозглую и безвольную единицу стада, которое подхлестывают и гонят в определенном направлении, сделать его частицей катящейся каменной глыбы. LTI — язык массового фанатизма. Там, где он обращается к отдельному человеку, и не только к его воле, но и к его мышлению, там, где он является учением, он учит способам превращения людей в фанатичную подверженную внушению массу¹⁷…

Нам залишається лише провести паралелі, проте вже і зараз схожість, а в певних моментах і ідентичність лексичних засобів, стилістичних прийомів, методів маніпуляції і наслідків впливу російської пропагандистської машини у порівнянні з геббельсівським Міністерством пропаганди є більш ніж очевидною.