Если предположить, что у Украины есть нечто такое, что условно можно именовать геополитической ориентацией, то в настоящее время мы совершаем ориентационный выбор. Иначе говоря, 22 года независимости мы колебались и сомневались, а нынче уже заколебались и перестали сомневаться. А учитывая жесткость нынешней власти, нас к этому выбору обязательно принудят из совершенно нестратегических побуждений.

Любой ориентационный выбор государства можно рассматривать на четырех уровнях:

1) Политэкономический уровень (политические и экономические выгоды). Это уровень публичных коммуникаций. Именно на этом уровне чаще всего и рассматривают любые внешние ориентации государств — он хорошо понятен публичным политикам и большинству их электората.

2) Нормативно-институциональный уровень. Это уровень экспертов (экспертных оценок), где осуществляется рассмотрение культурных норм и институтов. На этом уровне ценности понимаются исключительно как нормы права.

3) Метафизический уровень, где выясняется подлинное ценностное содержание существования государства, его способ бытия как таковой. Это уровень политических философов, стремящихся построить концепцию тех или иных политических ориентаций и политических идентичностей.

4) Онтологический (аналитико-синтетический) уровень, где обнаруживаются или устанавливаются в случае их необнаружения основания мышления как такового. Это уровень фундаментальной философии, где осуществляются изменения ценностей в виде тех или иных идей, концептов и содержащихся в них мыслительных установок.

Украину в последнее время, учитывая специфические отношения нынешней власти и крупного бизнеса, можно рассматривать как огромную корпорацию. Неэффективную, нерентабельную, бесперспективную, но все же корпорацию. Однако если мы говорим о перспективе, то корпоративного представления недостаточно. В перспективе страна неизбежно обретает совершенно иные горизонты — в том числе культурные, научные и духовно-трансцендентные.

Попытки рассматривать отношения между странами как между корпорациями, то есть исключительно в политико-экономическом языке непосредственной выгоды, обречены на неудачу. Государство не есть корпорация хотя бы в том смысле, что обязано иметь долгосрочную перспективу граждан различных мотиваций, в том числе не направленных на потребление и конкуренцию.

Если посмотреть на нынешние дискуссии о европейском выборе Украине, то абсолютное большинство из них находятся именно на первом политэкономическом уровне. Первая большая европейская иллюзия Украины — политэкономическая, то есть представлять с Европой дело так, как будто никаких других сторон жизни вообще не существует.

Весьма редко вопрос ставится на нормативно-институциональном уровне, и это происходит лишь в узких экспертных кругах. Кстати вопрос о лидере украинской оппозиции, которая находится в тюрьме, это вопрос именно нормативно-институционального уровня. Конечно же, нормативно-институциональный подход намного шире и принципиальнее. Однако для Украины именно эта проблема позволяет увидеть довольно простую ситуацию — неспособность пожертвовать тактическими и узкокорпоративными интересами во имя стратегических интересов целой страны.

Причем на нормативно-институциональном уровне ценности могут быть рассмотрены лишь как нормы правовых институтов, и только в таком виде они могут анализироваться. На нормативно-институциональном уровне анализа невозможен выбор ценностей, возможно лишь следование внутренним нормам или следование принуждению к международным нормам.

Выбор ценностей осуществляется на метафизическом уровне, где также осуществляется метафизическая интерпретация оснований такого выбора. При этом если метафизический выбор становится невозможным (ценности по той или иной причине являются неприемлемыми или проблемными), необходимо переходить на онтологический уровень, где осуществляется производство новых ценностей, то есть изменяется метафизика ценностей.

Онтологический уровень является уже не вполне аналитическим, поскольку там происходит, прежде всего, синтез новых ценностей. Природа современных новых ценностей такова, что они уже не являются национальными. То есть онтологический выбор допустим лишь в отношении уже целого человечества, где между Европой, США, Китаем, Индией, Россией и Украиной уже не может быть никакого основополагающего различия.

Популярные статьи сейчас

Трамп прокомментировал помощь Украине после проекта Джонсона

Сразу на 25 гривен: в Украине резко изменились цены на яйца и подсолнечное масло

Выплаты не придут: ПФУ ответил, что делать пенсионерам, которые не прошли идентификацию

До 800 евро штрафа: какие наказания грозят украинцам в Германии за превышение скорости

Показать еще

Если для стран Восточной Европы, которые уже вошли в состав ЕС, достаточно было политэкономического и нормативно-институционального уровня анализа, то для Украины, России и Беларуси этого не достаточно. Для постсоветских стран, во-первых, необходимо заново переосмыслить метафизический уровень проблем своей мироориентации, а, во-вторых, построить новую онтологию, то есть задать новые мирооснования.

Иллюзия выбора между Европой и Россией

Модель Объединенной Европы строилась по следующей схеме. В 1951 году Франция, ФРГ, Италия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург создали Европейское объединение угля и стали (ЕОУС). Вопросы равноправия и равного влияния были основополагающими в этой организации. В 1957 году те же страны создали Европейское экономическое сообщество (ЕЭС, по сути таможенный союз Европы) и Европейское сообщество по атомной энергии (ЕСАЭ). В 1959 году был создан Европейский Парламент (представительный консультативный, а позднее и законодательный). В 1960 году из стран, не вошедших ЕЭС, был создана Европейская Ассоциация Свободной Торговли. В 1967 году три организации ЕОУС, ЕЭС и ЕСАЭ слились в организацию Европейские сообщества (ЕС). В 1973 году в ЕС вступила Британия. В 1979 году произошли прямые выборы в Европейский Парламент. В 1992 году был заключен Маастрихстский договор, создавший три опоры ЕС (Европейского Союза): 1) Экономический и валютный союз (ЭВС), 2) Общую внешнюю политику и политику безопасности (ОВПБ), 3) Общую политику в области внутренних дел и юстиции.

То есть вначале европейские страны прямо и открыто поставили цель (это заявлялось и соответствовало действительности) — объединить европейские ресурсы, чтобы уберечь Европу от очередной войны. Потом был создан таможенный союз. Потом — Парламент. Затем — общий договор с нацеленностью на объединение Европы. Так поступали прагматичные европейцы.

Теперь давайте посмотрим на действия России, которая после распада СССР стремилась снова его воссоздать. В 1991 создан СНГ, международная организация сотрудничества между бывшими странами СССР. Ее по-разному воспринимали Россия и другие страны. Россия воспринимала СНГ как организацию, удерживающую ее бывших сателлитов в поле ее влияния. Другие страны воспринимали СНГ как способ цивилизованного развода. Такое разное позиционирование приводило и приводит ко множеству конфронтаций и конфликтов, в основе чего лежит попытка России действовать с позиции силы.

В 2011 году Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан, Армения, Киргизия, Молдавия и Таджикистан подписали договор о зоне свободной торговли в СНГ. При этом Россия ни до этого, ни после этого не прекращала вести торговые войны против бывших советских республик, ныне независимых государств. Пик торговой войны Украины с Россией пришелся на лето 2013 года. Украина даже не подумала апеллировать к договору о зоне свободной торговле СНГ, что говорит о том, что договор этот не работает.

Итак, СНГ изначально не был ориентирован на объединение энергетических ресурсов, как это сделала Европа. Россия как была монополистом, так и остается, используя свое монополистическое положение для того, чтобы устанавливать заведомо несправедливые цены для своих якобы партнеров. Причем, даже попытка поставить вопрос о контроле стран СНГ за монопольным положением России на рынке энергоносителей, ею не воспринимается.

В России в 2000-е годы было осуществлено создание так называемой путинской экономической модели. Модель внутренней интеграции сегодняшней России не является собственно путинской. Она является логическим продолжением модели Горбачева-Ельцина, то есть это преемственная модель.

Россия есть государство-корпорация, где есть совет акционеров и рабочие корпорации. Месторождения энергоносителей слабо инвентаризированы и лишь формально считаются народной собственностью. Прибыль от продажи энергоносителей принадлежит совету акционеров (нескольким десяткам семьям). Деньги от продажи энергоносителей частично выводятся за рубеж, частично попадают в госбюджет, где разворовываются приближенными к государству корпорациями.

Крохи от продажи энергоносителей остаются рабочим государства-корпорации, то есть остальным гражданам. Налоги большого значения в такой модели не имеют. В такой модели 140 млн. граждан не нужны, потому что половина из них — нахлебники. Такая модель неизбежно найдет способ, как избавиться от нахлебников и довести количество населения до 60-80 млн. чел.

Причем Путин и Медведев могут лично быть очень честными и гуманными людьми. Однако дело уже не в них — ими управляет модель, обретшая признаки субъектности.

В Украине конечно же происходит нечто похожее. Несколько десятков семей, зарабатывают на продаже продуктов металлургической и химической промышленности. Несколько десятков (а сегодня уже даже меньше десятка) семей разворовывают деньги из госбюджета через тендеры и различные другие способы увода денег.

При этом украинская элита явно слабее российской элиты по интеллектуальным способностям, экономической и политической мощи. Украинская элита опасается, что российская элита в случае того или иного уровня интеграции Украины с Россией отберет ее бизнес, приватизирует крупные предприятия, выкупит землю и т.д. Под такими опасениями есть все основания, поскольку даже еще до объединения Россия ни на день не прекращала действовать с позиции силы и давления на Украину.

Так называемый европейский выбор для украинской элиты это попытка сохранить свою власть внутри страны. Сегодня российская элита использует украинскую элиту, как украинская элита сама использует украинский народ. Поэтому украинская элита надеется, что европейская элита будет использовать ее менее цинично, и при этом позволит ей, как и прежде, использовать свой народ. Эта тайная надежда садиста-мазохиста стать лишь садистом есть иллюзия. Иллюзию украинской элиты о более доброй европейской элите, которая будет защищать ее от нападок российской элиты и позволит дальше грабить свой народ, можно было бы считать весьма забавным заблуждением, если бы ее не воспринимали всерьез.

Симметричная ей иллюзия некоторых украинских интеллектуалов и социально активных обывателей состоит в том, что европейская элита якобы перевоспитает нашу элиту или, по крайней мере, не позволит ей быть столь безжалостной и циничной в отношении своего народа.

Это действительно иллюзия. Принуждение к новым ценностям это принуждение к новым мотивациям. А к новым мотивациям принудить нельзя. Мотивации есть следствие легитимной практики, усваиваемой в детстве или в процессе кризиса идентичности, который не все переживают вообще, тем более переживают без потерь. Иначе говоря, безболезненно для психики и без серьезных потерь для статуса нашей элите невозможно отказаться от наездов, отжимов, захватов, подстав, кидков и откатов. Чужие ценности нельзя принять, их принятие можно лишь имитировать. Горбатого лишь могила исправит. Недостатки можно исправить лишь в своих детях, если их отгородить от мерзостей своей жизни. Однако такое отгораживание может обернуться инфантильностью детей, их неспособностью быть эффективными наследниками дел и состояний отцов.

Вторая большая иллюзия — это иллюзия выбора между Европой и Россией. Ни ассоциация с Европой, ни вступление в Таможенный Союз не избавит Украину от прессинга России. Единственный выход для мышек, чтобы не быть съеденными, это стать ежиками. Однако если для мышек это генетически невозможно, то для любого человека, а тем более для страны возможность стать сильным всегда существует.

Кроме того, выбор между Европой и Россией это вообще чушь собачья. Выбор намного глубже и фундаментальнее. Это цивилизационный выбор, где цивилизацию еще только предстоит создать. Европейская цивилизация вряд ли будет доминировать в мире в будущем, да и вообще вряд ли сохранится в нынешнем виде — то есть как христианская цивилизация. Вероятность сохранения в будущем целостной русскоязычной православной России вообще незначительна. То есть, иллюзия в выборе между Европой и Россией в том, что будущего нет ни у России, ни у Европы. Мир будет меняться неузнаваемо. И прежде всего, будут меняться основные ценности.

Иллюзии украинской элиты относительно ассоциации с Европейским Союзом

В своем интервью агентству «Новости-Армения» 28 сентября 2013 года министр культуры Российской Федерации Владимир Мединский заявил: «Понятие «европейские ценности» — плод возбужденного ума интеллектуалов от североатлантической пропаганды, их не существует. У каждого человека есть свои ценности. Если этих людей поставить вместе, то какая-то часть этих ценностей их объединяет». Это был явный наезд министра на украинский европейский выбор, но в Украине даже не попытались дать какой-либо интеллектуальный комментарий по этому поводу.

Это весьма голословное заявление, поскольку такое отрицание предполагает критику доктрины европейских ценностей и европейской идентичности, которую в очень трудных теоретических и политических дискуссиях на всем протяжении объединения Европы вели и продолжают вести европейские интеллектуалы. Конечно же североатлантическая пропаганда существует — как на политэкономическом уровне, так и на нормативно-институциональном уровне. Однако это не те уровни, где происходит собственно разговор о ценностях. Чтобы делать подобное заявление, необходимо выходить на метафизический уровень анализа, иначе это безответственное действие.

Европейские ценности в контексте поиска европейской идентичности были проанализированы в книге Хабермаса «Расколотый Запад» 2006 года, которая в 2008 году переведена на русский язык.

Это именно те ценности, которые отличают Европу от остальной Западной цивилизации. Хабермас выделяет 7 признаков европейской идентичности (они же европейские ценности): секуляризация; приоритет государства по отношению к рынку; солидарность, доминирующая над производственными достижениями; скепсис в отношении техники; сознание парадоксов прогресса; отказ от права более сильного; ориентация на сохранение мира в свете исторического опыта утрат.

В своей недавней статье «Европа: проекции и открытый проект» я показал, что европейские ценности есть и они могут рассматриваться нами не только как проекции, которые мы как бы примеряем на себя, но и критически, то есть в том понимании, что могут быть переверстаны нам в открытый цивилизационный проект, где у Украины есть место и перспектива. Кроме того, первые три ценности для Украины являются особенно проблемными. То есть третья иллюзия Украины состоит в том, что мы, украинцы, по своим ценностям соответствуем Европе. Это не так.

Мы по ценностной структуре не соответствуем Европе, особенно, что касается секуляризации, приоритета государства по отношению к рынку и солидарности. Изменение этих трех ценностей в Украине потребует целой эпохи — отдельного исторического времени — но только в том случае, если это начать делать сегодня. А мы ведь даже не понимаем этого, не говоря о том, что интеллектуалы это не осмысливают, а политики такой задачи не ставят.

Относительно ассоциации с Европейским Союзом очень часто в Украине можно услышать, что это первый шаг на пути интеграции в Европу. Однако это не так. В этом смысле европейская перспектива Украина после ассоциации будет не менее туманной и далекой, нежели до ассоциации.

Вот что пишет по этому поводу Хабермас. «Вопрос о границах, естественно, можно было бы урегулировать в конституции. Он остался открытым по политическим причинам. По-видимому, существует молчаливое соглашение о том, что пространство ЕС может быть расширено на Восток только за счет оставшихся Балканских стран. Все объединения, простирающиеся за этими пределами, должны регулироваться соглашениями об ассоциации. Поэтому фактически проблема обозначения границ заострена в связи с вопросом о вступлении в ЕС Турции, которая со времен Ататюрка относит себя к современной Европе. Этот вопрос можно оставить открытым со ссылкой на соответствующее решение Копенгагена и обычную процедуру вступления»1.

Такое видение разделяют и еврочиновники. 23 октября 2013 года Председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу в интервью немецкой газете Bild заявил: «В долгосрочной перспективе мы примем балканские страны, если они выполнят условия и критерии… Двери в Евросоюз должны быть по-прежнему открыты для Турции…» Таким образом, интеграция в ЕС для Украины это иллюзии. Ассоциация Украины с ЕС это конечный пункт нашего движения в Европу. Европейский проект это закрытый для нас проект. В таком европейском проекте у Украины будущего нет.

Ассоциированное членство в ЕС, переходящие в полноценное членство — это иллюзии нашей элиты. Ассоциированное членство в ЕС — это конечный пункт для Украины. То есть четвертая иллюзия Украины, что ассоциированное членство рано или поздно можно будет превратить в полноценное членство. Это невозможно не потому, что мы этого не хотим, как раз даже наоборот, мы очень этого хотим (хоть и мало что делаем). Это невозможно потому, что этого не хочет Европа. И это ее нежелание не есть каким-то мимолетным капризом или результатом подсчета политэкономческой выгоды. Это является следствием метафизического анализа, то есть того самого, которого вообще нет в Украине.

Европейские интеллектуалы, выразителем которых является Хабермас, сформировали проект, схема построения которого основана на ценностных проекциях для каждой из вновь входящих в ЕС стран. Иначе говоря, схема вхождения в ЕС такова, что европейский проект формируется так называемым «Авангардным ядром Европы» (Германия и Франция), имеющим исключительную позицию, а новые страны входят на предлагаемых им условиях и должны полностью подчиняться решениям властной вертикали ЕС.

«В рамках будущей европейской конституции не может быть никакого сепаратизма. Двигаться вперед не значит исключать. Авангардное ядро Европы не может превратиться в закрытую малую Европу; оно должно как было уже не раз стать локомотивом»2. В этом смысле сегодняшний проект Европейского Союза это закрытый проект при доминирующей роли Авангардного ядра. Такое доминирование предопределено теми интеллектуальными достижениями, которые демонстрировали Франция и Германия в прошлом. Однако Украина несоразмерна по своей интеллектуальной истории Европе. У нас никогда не было достаточно сильных интеллектуальных движений. И даже сегодня мы не пытаемся создавать интеллектуальное движение.

В этом смысле попытка ассоциации Украины и Европы сегодня это не интеллектуальное движение. Пятая иллюзия Украины, что ассоциация с Европой возможна вне отдельной специфической долговременной интеллектуальной работы. То есть мы собираемся ассоциироваться с Европой не просто во всем полагаясь на европейских интеллектуалов, но даже, при этом, не имея представления, внутри какого интеллектуального движения Европа объединялась и продолжает процесс внутренней интеграции. Нам нужно свое интеллектуальное движение в Украине. Без этого невозможна не то что интеграция страны куда-либо, но даже само выживание целостной страны.

Как это могло бы выглядеть? Нужно несколько десятков оригинальных книг с метафизическим анализом этических, политических и экономических ориентаций Украины и их публичное их обсуждение с участием политиков. Затем партийные программы должны быть приведены в соответствие с достигнутыми метафизическими ориентациями. Партии с этими программами должны пройти выборы — и парламентские и президентские. То, что происходило в Украине последние два десятка лет, не базировалось на интеллектуальной метафизической работе. Поэтому наши метафизические ценности не являются фундаментальными (они вторичны, скомпилированы) и не приняты как политические ориентиры ни элитой, ни народом в целом.

Зависимость от Европы ничуть не лучше зависимости от России, какие бы аргументы о европейских правовых гарантиях мы не слышали. Украина сегодня слаба — слаба интеллектуально, слаба политически, слаба экономически. В слабом состоянии нельзя устанавливать партнерские отношения, потому как это партнерство на вторых ролях. Бедным родственникам всегда хуже. Европа точно также не упустит случая обогатиться за счет Украины, как это сделала бы Россия.

Угрозы Европы для мира и Украины

Европа, демонстрируя сегодня высокий уровень жизни населения, не является при этом перспективно привлекательной, то есть имеет низкий жизненный потенциал ее коренного населения. Иначе говоря, кроме наших украинских иллюзий относительно Европы, есть еще иллюзии самой Европы.

В 2010 году я написал работу «Перспективи Європейського Союзу як цивілізації». В этой статье были детальной рассмотрены экономические, религиозные и демографические угрозы внутри Европы. Эти угрозы никуда не делись. Нынешняя Европа на грани экономического банкротства. Демографические процессы уже привели к резкому отказу от политики мультикультурализма. У Украины не существует интеллектуальных средств ответа на эти угрозы. Поэтому более тесное сближение с Европой приведет к тому, что все это станет также и нашими угрозами. Кем (какой страной) Украина может быть для Европы?

Та же Польша пытается бороться в Европе за функцию научной лаборатории (но не за функцию теоретической страны). А Украина не пытается. В Украине интеллектуалы не нужны, потому как интеллектуализм это пока не функция этой страны в мировой функционализации даже потенциально. Наш удел — сельское хозяйство и неинтеллектоемкая индустрия. Если нам не нравится такая функция, нам нужно бороться за другую. Чтобы бороться, нам нужны иные мотивации элиты, иная энергетика населения, ориентированного соответственно на другие цели. При таком потребительском зомбировании, как это происходит в настоящее время, не следует даже заморачиваться по этому поводу.

Причем наш выбор страновой позиции не зависит от внешнеэкономической ориентации. При вступлении в Таможенный Союз или в ассоциацию в Европейским Союзом нас одинаково ожидает жесткая функционализация. Нам кажется, что европейцы будут более толерантны в отношении нас, нежели русские. Однако это иллюзии. Страна, которая ничем не является в интеллектуальном плане, ничего и не заслуживает. Элита, ориентированная на обогащение, не заслуживает уважения даже своего народа, не говоря уже о других народах, и тем более о других элитах.

Европа была интеллектуальным лидером мира с начала XVII века и до середины ХХ. Со второй половины ХХ века она частично, но все больше и больше начала сдавать интеллектуальное лидерство США. В настоящее время Европа сохраняет интеллектуальное лидерство в очень немногих областях.

Британия ныне переживает консьюмеризацию науки. «Британский ученый» сегодня уже не звучит так гордо, как даже десять лет назад, и часто уже звучит как насмешка. Традиционно утилитарная философия Британии, развившаяся (или выродившася) в американский прагматизм, хороша для взрывного развития технологий, бизнеса и корпоративного государства, но бесперспективна в долгосрочном цивилизационном плане. Тренд благоденствия от технолого-экономических успехов всегда недолговечен.

Для Франции и Германии сегодня характерны прокрастинация развития философии (откладывание мыслительных инноваций) вкупе с когнитивной ригидностью (неготовностью менять картину мира). Для этих стран это принципиально, поскольку именно они являлись источниками концептуально-философского интеллектуального развития мира во второй половине ХХ века. Теперь этот источник умер. И что печальнее всего, никакая другая страна в мире не может (не хочет) взять на себя эту функцию.

Италия в последние десятилетия осуществляет продвижение постмодернистского нигилизма в футурологию (Римский клуб и новые левые). Римский клуб представлял собой последнюю попытку придать системному подходу фундаментальный характер. Однако в конкурентной интеллектуальной борьбе победил французский постмодернизм, ставший первой глобальной философией. Идеи Римского клуба серьезно повлияли на оценочные концепты ООН, но они не смогли породить ни одной управленческой идеи для единого человечества. ООН оказалась нереформируемой структурой, поскольку в ее основании лежат государства. Скорее всего, ООН будет разрушена вместе с самими государствами.

Испания уже давно находится в состоянии серьезного интеллектуального кризиса и цивилизационного поражения. Сегодня это провинциальная страна, чем-то похожая на Украину. Поэтому в ближайшей перспективе там тоже не следует ожидать каких-то интеллектуальных инноваций.

Все страны Европы, которые потенциально могли бы стать локомотивами интеллектуального движения в ситуации мирового кризиса нынче прозябают. Мало того, европейские страны испытывают серьезное давление со стороны исламских стран, Китая, Индии и даже России. Особенно опасной для Европы является исламская цивилизация.

Мусульмане в Европе это пассионарии, с которыми европейцы не могут конкурировать, особенно в рамках нынешнего понимания концепции толерантности и политкорректности. Современная мусульманская энергия не созидательная, а разрушительная. Мусульманские философские и научные достижения VII—XI вв. остались в прошлом. Все, что умеют мусульмане сегодня, это лишь паразитировать на христианских достижениях. Хотя демографически мусульмане все еще сильны, однако у мусульман нет проектного мышления. Мусульманская Европа, каковой она может стать в ближайшем будущем, это серьезный риск для человеческой цивилизации.

Глобализированный мир — совершенно другой, нежели тот, в котором мы жили до этого. Переход к глобализованному миру совпал для постсоветских стран с переходом от СССР к рыночной демократии и с переходом от индустриального общества к постиндустриальному. В этом глобализированном мире происходит функционализация — страны весьма быстро и жестко оказываются специализированы в международном разделении культурно-политико-экономических процессов: управляющие интеллектуальные страны постиндустриального образца (США, Европа (теряющая эту функцию)), полуинтеллектуальные страны индустриального образца (Китай (постепенно обретающий постиндустриальную функцию), Южная Корея), полуинтеллектуальные полуиндустриальные страны (Россия (теряющая эти статусы), Индия), неинтеллектуальные полуиндустриальные страны (Украина, Турция).

Наши интеллектуалы и политики пребывают в иллюзиях относительно Европы и будущего Украины в мире. Эти иллюзии сравнимы со слепой верой в раннем средневековье. Они имеют иррациональное содержание. То есть, говоря все это, я прекрасно понимаю, что имею дело не с рациональным выбором, а с выбором веры. Есть евроскептики, а есть еврооптимисты. Скептицизм и оптимизм это различные интенции веры. Скептики верят в худшее, оптимисты верят в лучшее. А ведь есть еще и реализм, про него всегда забывают, когда не хотят ничего делать и полагаются лишь на веру. При этом к реализму призывать слабого бессмысленно. Реализм слабого это — «все будет еще хуже, так пусть хоть сегодня будет немножко лучше». У слабого стратегия тоже слабая. Это стратегия сегодняшнего дня.

Входить в высокоразвитый ментально и инфрраструктурно мир, не будучи хотя бы сравнительно высокоразвитым, это значит обрекать себя на то, чтобы быть ресурсом, это значит быть цинично использованным в рамках задач европейской цивилизации, не находящейся ни на пике своего интеллектуального развития, ни на пике своего могущества, то есть, попросту говоря, проигрывая и то и другое США и Китаю, а также много чего проигрывая мусульманскому миру.

Европейские иллюзии Украины это мечты о земле обетованной, о богатстве и мощи, которые вдруг сваливаются как дары за все столетия унижений и лишений страны. Однако унижения и лишения не имеют никакого значения, если люди оказываются их не достойны. Воистину — все, что тебя не убивает и не делает сильнее, обрекает тебя на постепенное умирание.

Это даже не метафизический, а онтологический вызов. Вопрос стоит так — или мы делаем интеллектуальное усилие и преобразуем сами основы нашей жизни, или даже прах и память о нас развеются в ближайшем будущем.

1 Статья «Нужно ли формировать европейскую идентичность и возможна ли она?» Хабермас Ю. Расколотый Запад/Пер. с нем. — М.: Изд. «Весь Мир», 2008. — 192 с.

2 Там.же.

Изображение: Джон и мышь. Снег. Автор: megatruh