Бурное обсуждение статьи про конфигурацию, которая образуется после распада России, подняло множество вопросов, в частности, такие:

1. Почему империи не могут существовать в сегодняшнем мире?

2. Какое нам, в конце концов, до этого дело?

Восход и закат Большого брата

Одним из самых больших открытий последних лет для меня явилось то, что разные страны и разные люди живут в совершенно разном времени. Вначале рассмотрим ситуацию внутри отдельно взятой страны. Если страна сравнительно невелика и этнически монолитна (как Финляндия, например), или же монолитна в смысле политической и экономической культуры (Швейцария), то различия не видны. Если страна побольше размером, то различия проявляются весьма впечатляюще. Вот как пишет об этом российский журналист и исследователь Булат Столяров (оригинал здесь):

«Территория России одновременно живет в разных эпохах с разными социально-экономическими укладами. И остро проявившийся политический раскол страны случился именно на оси времени. Это конфликт веков, которые обнаружили жесткую разность своих интересов в условиях ресурсных ограничений. На территории нынешней России одновременно представлено уникальное множество исторических эпох и социально-экономических укладов. Нет такой единой точки на шкале времени, в которой находится страна Россия. Это пространство — живая машина времени. Вот информационный XXI век в пределах Садового кольца. Вот индустриальный XX век в Череповце, Норильске и Тагиле. Вот раннеиндустриальный пейзаж XVIII-XIX вв. с музейными промышленными технологиями в горнодобывающих, угольных и металлургических городках Урала. Вот аграрные XV-XVIII века в деградировавших деревнях Нечерноземья и Центральной Сибири, а вот эпоха настоящего натурального обмена в аулах Северного Кавказа. Вот без прикрас первобытно-общинный строй кочевников на севере Якутии, на Таймыре, в Туве, Эвенкии и на Чукотке. Конечно, такая разница укладов формирует значительные различия в ценностях и приоритетах нашего народа. Что мы можем объяснить про императив гражданской независимости жителю Норильска, дагестанского аула или мигрирующего при помощи оленей и лаек в течение года на 1000 км вверх-вниз по Енисею поселка коренных малочисленных народов? Страна не только существует одновременно во многих эпохах. Ее многие части движутся по оси времени в разных направлениях: одни в будущее, а другие и в прошлое».

Если же в разном времени, в разных эпохах оказываются целые страны или регионы, то непонимания и напряжения здесь еще больше. На нашей небольшой планете соседствуют глобальные калифорнийцы и нью-йоркцы, вполне современные национальные государства типа Италии или Польши, стоящие на пороге модернизации Китай и Украина, почти средневековые Россия и Иран, архаичные Афганистан и Сомали, а также рабовладельческая Северная Корея.

Именно такой разрыв между временами породил огромные империи — Британскую, Испанскую, Российскую и другие. Разрыв проявлялся и в уровне технологий, и в ментальности населения, и в экономической модели (как вы понимаете, это всё взаимосвязанные вещи). Это ведь не индейцы приплыли в Европу завоевать европейцев, а европейцы приплыли в Америку завоевать индейцев. Если в 1500 году будущие европейские империи контролировали 10% мировой территории и 16% населения, то в 1913 году одиннадцать империй (Российская в том числе) контролировали примерно 60% мировой территории и населения и 79% мировой продукции. История возвышения империй за счет преимуществ модернизации прекрасно описана Дж. Даймондом в книге «Ружья, микробы и сталь» и Нилом Фергюсоном в книге «Цивилизация».

Собственно, империи сами стали причиной своего заката. Разрыв между метрополиями и колониями постепенно начал выравниваться (бремя белого человека: экономическое развитие, культура и грамотность, новые формы общественной жизни и т.д.), и колонии подошли к порогу модернизации. Что такое модернизация и как она происходит, подробно описано в предыдущей статье автора, которую рекомендуется прочитать.

Вот только не нужно говорить, что народы колоний неблагодарны по отношению к метрополии. Безусловно, каждая империя насаждает на подконтрольных территориях минимальный порядок, образование, здравоохранение и инфраструктуру. Но только при этом выкачивает из колоний намного больше — обмен всегда неравноценен. Иначе не было бы смысла захватывать колонии, ведь не альтруизма ради. Именно разница в способности к развитию между модернизированной метрополией и отсталой колонией порождает такое неравноправие (условно говоря, ханты и манси не могли начать добывать нефть без русских, поэтому русские снимали в свою пользу ренту развития). И когда разница хоть немного выравнивается, колония выходит на свободу (что не гарантирует ей успешную модернизацию, как показывает опыт Украины).

Среди прочего, на пороге модернизации возникает национализм, который подпитывается не только очевидными различиями в языке, религии и традиционной культуре (как в случае Великобритании и Индии), но и отличиями в ценностях и политической культуре (Великобритания и США), а порой просто слишком далеким расположением (Великобритания и Австралия). Новые идентичности возникают неожиданно для метрополий там, где, казалось бы, преобладают представители титульной нации.

По словам Бенедикта Андерсона, одного из известных исследователей национализма, нации являются воображаемыми сообществами. Люди приходят к выводу, что они являются одним народом, на основе идеи общей территории, языка, культуры, истории и т.п., и уже дальше живут, ощущая общность. Но язык является континуумом диалектов. Территория тоже непростое понятие: где она начинается и заканчивается? Там, за горой или за рекой, еще наши или уже нет? История требует общности, которую нередко тяжело увидеть, особенно когда регионы живут в разном времени и движутся в разных направлениях. Поэтому все эти факторы являются вспомогательными в тех случаях, когда общность определяется по ценностям. Обратите внимание: когда из немецкого мультидержавного культурного поля создавалась современная Германия, то за бортом осталась значительная часть населения, говорящего на том же языке и находящегося в том же поле, — австрийцы и швейцарцы. Зато туда попали баварцы, имеющие миллион отличий.

Именно поэтому невозможно предсказать, какие новые идентичности мгновенно возникнут и сформируются на территории коллапсирующей империи, способствуя ее быстрому развалу. Симон Боливар мечтал о великой нации от Огненной Земли до Техаса, а вышло совсем иначе.

Популярные статьи сейчас

Легион Свобода России назвал потери путинских войск на Белгородчине и Курщине

6600 гривен на человека: в Украине начали принимать заявки на новую выплату

Трамп надеется, что не будет решать вопрос помощи Украине оружием

Украинцам пересчитали пенсии: где просмотреть размер повышения

Показать еще

Я другой такой страны не знаю

Теперь от абстрактной теории перейдем к конкретной практике. Российская империя достаточно специфична: в отличие от других, она захватывала колонии не за океаном, а по суше на восток. Это даже порождает у некоторых мысль, что она и не империя вовсе. Спешу успокоить: во-первых, все империи были бы рады колониям не за морем, а по соседству, если бы таковые у них оказались. Но, увы, рядом всё было занято. В ХХ веке Третий Райх попробовал захватить колонии по суше, но это плохо кончилось, потому что захваченные страны были уже ближе к модерну, а значит, оказались в состоянии и сопротивляться сами, и привлечь на свою защиту другие современные державы. Во-вторых, Российская империя не исключение: Османская и Австро-Венгерская также были сухопутными.

Вторая особенность Российской империи заключается в том, что некоторые ее колонии были выше по культуре и экономическому развитию — Украина, Грузия, Польша, но при этом они оказывались в настолько сложном геополитическом положении, что попадали в колониальную зависимость. Иногда при этом удавалось сохранить лицо, как в случае Грузии. Иногда более развитые жители колонии принимали на себя миссию цивилизовать метрополию, как в случае с Украиной (скажем прямо, особого успеха эта миссия не имела и счастья Украине не принесла).

Третья особенность Российской империи заключается в том, что она держала свои колонии в жесткой узде на протяжении всего ХХ века, в том числе благодаря тоталитарной идеологии и практике ее насаждения средствами НКВД/КГБ. В то время как метрополии других империй завершили модернизацию и были вынуждены переосмыслить себя, метрополия Российской империи оставалась (да и сейчас в значительной степени остается) политическим и ментальным средневековьем. В таких условиях человеческий капитал стремительно сокращается, и технологическое средневековье также не заставит себя ждать.

Собственно, распад Российской империи уже начался. Первый разлом прошел по границе перворанговых структурных единиц империи и выглядел как распад Советского Союза. Второй этап распада ожидается в обозримом будущем (о сценариях для России подробно написано в одноименной статье). Авторы многочисленных моделей этого распада пытаются анализировать перспективы экономического или национального сепаратизма российских колониальных территорий. К сожалению, я не встречал пока попыток идти от обратного: попытаться переосмыслить метрополию и ее возможное будущее. Это задача русских философов, и на данный момент они к ней еще не приступили, а как бы не было поздно.

Мы уже говорили, что на территории коллапсирующей империи мгновенно возникнут и сформируются новые идентичности. И здесь нужно сделать несколько замечаний.

Демография показывает, что коренное население российских колоний составляет меньшинство. Это ничего не означает. Например, российские стратеги думали, что в Украине украинское население преобладает только на Западе, а на востоке живут русские. Они не понимали, что, во-первых, идентичности очень сложны и многоуровневы; во-вторых, язык и религия на пороге модерна ничего не определяют, поскольку, как мы уже говорили, главным являются ценности (американцы вроде бы были англичанами?); в-третьих, переписи проводились давно и по устаревшим технологиям. Знаете, сколько там таких «русских» с тюркскими фамилиями, которые уже при следующей переписи обозначат себя якутами или алтайцами?

Размер империи также имеет значение (вспомните Великобританию и Австралию). Российский исследователь С.Б.Переслегин определил предельный размер империи как произведение v·t, где v — характерная скорость перемещения информации, а t — характерная длительность процессов, подлежащих управлению. Вроде бы, мы живем в эпоху интернета и мобильной связи, но в иерархических системах, начиная с какого-то момента, скорость v не может дальше расти, потому что информация должна пройти через уровни иерархии. Ну а t всё время только уменьшается. Другая формулировка этого же закона, называемого «транспортной теоремой», гласит: государство держится вместе только до тех пор, пока развитие общеимперской инфраструктуры (помните римские и персидские дороги?) опережает развитие экономики регионов.

Поэтому далеко от Москвы русские могут внезапно стать сибиряками или дальневосточниками, в том числе и те, которые еще полгода назад не думали об этом. Местное население давно уже ненавидит Москву (хотя преклоняется перед Кремлем, но ненавидит Москву, такой вот парадокс) и считает, что «столица высасывает все соки» (это типичная уверенность жителя колонии; ведь Мюнхен не предъявляет таких претензий Берлину, Лион Парижу, а Даллас Вашингтону). Местные элиты также изучили сложную науку смешивать в нужной пропорции лизоблюдство, наглость и самоуправство. В некоторых случаях местная власть настолько независима, что присутствие в составе империи является лишь формальностью. В конце концов, кто кому подчиняется в паре Путин – Кадыров? Какие законы действуют на территории Чечни? Есть версия, что Чечня победила в войне, и Россия платит дань.

В общем, нет никаких гарантий, что Кавказ и Поволжье, Сибирь и Дальний Восток захотят остаться с Москвой, если что-то случится.

А что-то уже случилось.

Конечно, парад суверенитетов возможен лишь при чрезвычайных событиях, и сейчас как раз такие события: масштабная война, исчерпание модели сырьевого государства, беспрецедентное международное давление.

А нам какое дело?

В уже упомянутой статье «Сценарии для России» подробно показано, почему практически во всех вероятных сценариях Россия представляет собой угрозу для Украины. Причем слабая и распадающаяся Россия представляет для Украины не меньшую, а то и бóльшую угрозу, чем Россия сильная и агрессивная: она будет бесконечно исторгать потоки беженцев и колонны боевиков. Европа лишь в тот момент наконец осознает, что только Украина стоит между ними и хаосом. А значит, нам нужно построить всю стратегию развития страны на подготовке к этому драматическому моменту истории.

  • Построить мощную экономику за счет резкого повышения уровня экономической свободы, что позволит включить энергию сотен тысяч самых активных и образованных украинцев.

  • Ускоренным темпом модернизировать все сферы жизни армии и спецслужб, от стратегии до логистики, от боевой подготовки до контрпропаганды, от оборонной промышленности до военкоматов.

  • Стимулировать рост новой культуры, независимой от имперского наследия.

  • Строить международные отношения на осознании будущей угрозы и понимании своего места в мире, когда это случится.

Сейчас Украина делает важнейший шаг на этом пути — разрывает путы экономической зависимости. Невозможно переоценить значимость этого события для будущего выживания страны.

Отдельно нужно упомянуть проблему ядерного оружия. Она сложна и многогранна, и, конечно же, является одной из причин нежелания Запада видеть распад России. Многие считают, что этот распад не обойдется без ядерного удара (впрочем, немало и таких, которые полагают, что Воронежу нужно бояться больше, чем Житомиру или Балтимору). Однако то же самое, буквально теми же словами, говорили про страх распада Советского Союза. И на этом основании Дж. Буш-старший приезжал в Киев уговаривать украинцев забыть о независимости. Но сегодня мы видим некий мягкий мировой консенсус в вопросе приведения России в рамку норм цивилизованного поведения. Значит, страх не так и велик, а готовность Запада довольно высока. Чего не скажешь о нашей стране.

Грядущие изменения мирового ландшафта, связанные с окончательным распадом Российской империи, сильнее всего затронут Украину, ведь мы не просто рядом, а были на протяжении столетий краеугольным камнем этой империи. К сожалению, пока Украина не демонстрирует признаков готовности к этим вызовам. Но с большой долей вероятности именно эти вызовы и выведут вперед новые социальные силы (точно так же, как война вызвала к жизни добровольческое и волонтерское движение), и эти силы заменят нынешний украинский осколок рушащейся империи современным и эффективным государственным механизмом.

Автор благодарен Андрею Заблоцкому за ценные замечания к статье.