Ситуация в России накануне выборов 2012 года

 

 

Доклад Совета по национальной стратегии

Выборы: идеологический ландшафт (взгляд гражданского общества)

Преамбула

Остается год до главного политического события в стране – парламентских и президентских выборов в Российской Федерации. По мере приближения этой даты в политической элите, государственном аппарате и экспертном сообществе нарастает напряжение. Кто станет главным кандидатом на пост главы государства: Владимир Путин? Дмитрий Медведев? Другой, неизвестный нам кандидат, выдвинутый при поддержке тандема? В поисках ответа на этот вопрос в информационное поле вбрасывается масса версий, различных аргументов и интерпретаций. Надо заметить, что сами представители тандема своими последними заявлениями лишь усиливают интригу, заставляя политологов гадать – принято ли между двумя высшими должностными лицами страны решение о кандидате-2012 или нет.

По мере приближения президентских выборов в стране происходит усиление идеологического противостояния и политической борьбы. Но речь идет вовсе не о борьбе окружения Владимира Путина с окружением Дмитрия Медведева, о чем мы читаем чуть ли не каждый день в газетах. Более того, идеологическая борьба ведется вовсе не за кандидата Путина или кандидата Медведева, как это представляют некоторые, а за то, какая политика будет проводиться в стране в ближайшие годы.

В современной России есть два круга идеологической борьбы – внешний и внутренний. Внешний – это противостояние оппозиционных политических партий, это критика власти справа – со стороны праворадикальной оппозиции (Борис Немцов, Гарри Каспаров, Михаил Касьянов и их единомышленники); это критика власти слева – умеренная КПРФ и радикальный Эдуард Лимонов и другие. Это активность оппозиционных парламентских партий – ЛДПР, «Справедливая Россия», уже упомянутая КПРФ. Это партийные СМИ. Это феномен влиятельных блогеров, атакующих власть – Алексей Навальный и другие. Этот внешний круг идеологической борьбы достаточно хорошо виден, просчитывается, проанализирован. Именно в рамках этого внешнего круга чаще всего идеологическая борьба персонализирована, атака ведется, в том числе, на высшее руководство страны.

Куда большее значение имеет другой – внутренний круг идеологической борьбы. Речь идет о тех важных дискуссиях, которые ведутся внутри правящей элиты, внутри самой власти, внутри элитного ядра. Именно там разворачивается реальная политическая борьба, которая ведется по всем ключевым направлениям современной российской жизни.

Этот круг идеологической борьбы не всегда очевиден, порой — мало заметен, зачастую, о нем можно судить лишь по отдельным внешним проявлениям. Однако именно идеологическая борьба в этом круге наиболее значимо для будущего России, для определения вектора развития нашей страны. В своем докладе мы сконцентрируем внимание именно на этом – внутреннем – круге идеологической жизни.

Необходимо выделить несколько принципиальных обстоятельств, которые характеризуют эту борьбу.

Поскольку идеологическая борьба идет внутри самого элитного ядра, то она ведется не напрямую, что называется в лоб, по политическим и идеологическим тезисам. Эта борьба и полемика ведется на других площадках, иной раз тех, которые, казалось бы, далеки от политики – например, в области экономики, культуры, в различных сферах социальной жизни. Проявления этой борьбы мы можем видеть в самых неожиданных форматах и на самых различных площадках.

Поскольку жесткая идеологическая борьба внутри власти не может полномасштабно проявляться в СМИ и информационном поле, то она находит новые формы своего выражения, иногда непривычные, например – в блогосфере. Одной из специфических форм проявления этой борьбы, на которой мы остановимся подробнее, стала битва экспертных докладов, ориентированная на узкий круг экспертного сообщества.

Внутренняя идеологическая борьба разворачивается на фоне очень динамичных реальных процессов в стране, которые за гаданиями о кандидате на пост президента РФ совершенно упускаются из виду. В России наступает принципиально новый этап развития. В политической жизни нарастает динамика. А сохранение роста экономики и уровня жизни требует новых решений. Население едва ли почувствует это до марта 2012 года, но после выборов ощутит наверняка.

В обществе растет ощущение приближающихся перемен, каких-то развилок в будущем. Эти развилки нужно не проглядеть и на них не ошибиться. Стабильность уже достигнута, поэтому для её сохранения на первый план выходит не стабилизация, а развитие.

Россия вступает в новый период. Тревожные признаки в экономике нарастают. Если не брать в расчет нефтянку и несколько прорывных отраслей, картина выходит тревожная. В стране – кризис управления. Многие чиновники перестали даже делать вид, что работают. И это – в Москве. В некоторых регионах же ситуация вообще критическая.

В первом квартале 2011 года инфляция составила 4 процента. Если в этом году ее еще удастся сдержать в приемлемых рамках, то в 2012-м она вполне может выйти из-под контроля. На этом фоне сгущаются социальные тучи. С 2006 года рост цен в России опережает рост пенсий. Все это оборачивается кризисом социальных ожиданий: запросы различных социальных групп на свой кусок национального благосостояния остаются прежними и даже растут, а вот удовлетворить их в условиях посткризисной экономики уже все сложнее и сложнее.

В результате рушится привычная формула: рост благосостояния основных социальных групп снимал напряженность в обществе. Этот условный консенсус общества и власти – блага населению в обмен на карт-бланш властям – сегодня многими ставится под сомнение. После марта 2012 года ситуация начнет меняться драматически. В социологии существует один закон, который действует безотказно: как только наступает кризис ожиданий, в обществе начинается разброд. А кризис социальных ожиданий налицо: слишком уж они были раскручены в последние десять лет и слишком сложно их удовлетворить сейчас, когда страна только начинает выходить из кризисной фазы развития.

Кроме того, наше население научилось считать – соотносить свои доходы и расходы. В качестве примера приведем пенсионеров, которые, выслушивая реляции руководителей об очередном повышении пенсий, вместо эмоций начинают подсчитывать тарифы на коммунальные платежи, делая неутешительный вывод: эти платежи и инфляция растут быстрее, чем пенсии. В результате, вместо ожидаемой благодарности властям в этой социальной группе растет недовольство, разочарование, ощущение, что за заявлениями о повышении пенсий скрывается обман.

В политическом смысле отмеченные процессы оборачиваются внутренней эволюцией коалиции путинского большинства – того самого большинства, которое являлось социально-политической и электоральной базой действующей власти на протяжении десятилетия. Эта коалиция «зажила», «зашевелилась», «задвигалась», как только заработал закон де Токвиля, согласно которому обвал социальных ожиданий приводит к тому, что недовольство перерастает в острый кризис. И когда? Накануне президентских выборов. И эта тенденция будет только нарастать.

Все это усиливает идеологическое противостояние, которое обусловлено тем, что кто бы ни был избран на пост главы государства, этот человек никуда не сможет уйти от решения новых, доселе неведомых проблем. И делать ему это придется в иной политической и социальной обстановке – гораздо менее комфортной, чем это было в последнее десятилетие.

В результате, в правящей элите определенный разброд наблюдается уже сейчас. Элиты учатся жить в новой реальности – у них исчезло чувство уверенности в завтрашнем дне, начались рефлексия, поиск виноватых, обострилась внутрифракционная борьба. А это значит, что в российскую жизнь вернулась политика, вернулась идеология.

Причем идеология эта еще четко не сформулирована. Битва за нее только начинается и только разгорается. Несколько групп развернули ожесточенную борьбу за то, какую систему ценностей будет отстаивать тот президент, которого Россия выберет в марте 2012 года.

Последние недели отмечены серией экспертных докладов различных уважаемых институтов и центров: Центр стратегических разработок, Фонд «Стратегия-2020», ИНСОР, Московский центр Карнеги, Институт экономических стратегий и другие. Анализируя эти аналитические труды, СМИ стали рассматривать доклады как борьбу окружений президента и премьера – команд, стоящих за Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным, каждая из которых преследует свои интересы. Проанализировав упомянутые доклады, мы поняли, почему СМИ свели эти аналитические труды к таким упрощенным установкам.

Дело в том, что все эти доклады не носят объективный аналитический характер, а представляют собой субъективные, зачастую заданные извне, мнения. Эти доклады не отвечают требованиям научных трудов, а представляют собой идеологические позиции. Они предельно субъективны и идеологизированны. Именно в этом качестве мы их и анализируем в нашем докладе.

Сегодня большинство экспертов обвиняет эти доклады в непрофессионализме. Во многом это соответствует действительности. Но причина этого кроется не в том, что авторы этих трудов не профессиональны. Нет – уважаемые эксперты, работавшие над этими трудами, известны своей компетентностью и профессионализмом. Но в этих трудах они выступают не в роли ученых и экспертов, а в роли идеологов. Они не анализируют все варианты развития, стоящие перед страной, а навязывают свой (или заданный им извне) вариант. Они предлагают не объективный анализ, а субъективные предпочтения. Отсюда и возникает ощущение непрофессионализма.

А на самом деле имеет место быть подмена формата: идеологические документы представляются общественности в качестве научных разработок. Зачастую, эти тексты даже не выверены, внутри них имеются противоречия. Приведем в качестве примера последний доклад ИНСОР: в начале доклада говорится о том, что «серьезный вред российской модернизации наносит обладание остатками ядерного потенциала. … Подобно расслабляющему сырьевому проклятию, впору говорить о ядерном проклятии». А в конце доклада отмечается, что «унаследованный от СССР ракетно-ядерный потенциал остается на обозримую перспективу надежной гарантией того, что ни одно из государств не рискнет совершить агрессию против нашей страны». Похоже, разные группы экспертов писали разные части доклада, а общая редактура текста отсутствовала. Это явный признак того, что важен был не объективный аналитический труд, а демонстрация заявленной позиции. Подобные грешки свойственны и другим докладам.

Мы критически осмыслили представленные общественности доклады, понимая под критикой не стремление обругать эти аналитические труды, а проанализировать их, выявить их сущность. Сущность же этих докладов состоит в том, что они представляют собой не научный анализ, а идеологические манифесты.

Тем ни менее, сам факт борьбы докладов демонстрирует, что Россия, в который уже раз в своей истории, пытается определиться, что она собой представляет. Является ли она неполноценной, недоделанной частью западного мира («мы — Европа»), идет ли своим собственным путем, противостоя Западу («мы – Евразия»), или же пытается развиваться как современное государство, не теряя национальную идентичность, но при этом не стесняясь заимствовать у того же Запада то, что может оказаться полезным («мы – особая Европа»). Элитное ядро расколото на три лагеря в зависимости от позиции по данному вопросу.

Сразу оговоримся, что идеологическое деление элитного ядра на два лагеря во многом условно, зачастую палитра идеологических предпочтений шире. А представлять Владимира Путина и Дмитрия Медведева как лидеров каждого из лагерей – неправильно. Анализ риторики и логики действий каждого из представителей тандема и их окружения, зачастую, не позволяет вычленить, к какому из условных лагерей конкретные персоналии могли бы принадлежать. Таким образом, каждая политическая фигура может стать тем полем, по которому проходит тот идеологический разлом, который мы анализируем в нашей работе.

В этом докладе мы проанализируем основные линии идеологического разлома внутри элиты, а также намерено остановимся подробнее на тех из них, которые наименее представлены в публичной сфере.

Основные линии идеологического противостояния

Стратегии экономического развития: партия «мирового рынка» против партии индустриализации

В экономической сфере в современной России обостряется противостояние двух идеологий. Причем как в экономической политике Правительства, так и в конкретных принимаемых решениях в экономике очевидно влияние обеих моделей.

С одной стороны происходит реинкарнация либеральной модели развития. Идеологически она представлена, условно говоря, «партией мирового рынка» в лице последователей Гайдара, которая на протяжении почти двадцати лет продолжает оказывать серьезное влияние на экономические реформы в стране. В настоящее время она представлена командой Владимира Мау – идеолога-теоретика данного лагеря. Среди ее представителей — Анатолий Чубайс, Алексей Кудрин и многие другие видные деятели.

Во главу угла сторонники либеральной модели ставят институциональные реформы. Доминирующим направлением экономической политики представители данной идеологии видят последовательную либерализацию экономики страны. По их мнению, государство должно оставить себе функции «ночной сторожа» и «экономического полицейского», устанавливающего правила игры и смотрящего за их соблюдением. А формировать и определять экономический курс будет крупный бизнес.

Россия, по мнению последователей данной модели, должна стать частью глобальной экономики, обслуживая ее интересы. Для начала – обеспечивая российскими природными ресурсами мировую промышленность, затем – более тесной промышленно-финансовой интеграцией, заключающейся в создании условий для прихода в Россию ведущих транснациональных корпораций (не только в качестве рынка сбыта, но и в качестве места производства). Это, по мнению данного лагеря, послужит гарантом надежной интеграции России в мировую систему экономических отношений.

В рамках этой логики крайне важным представляется необходимость скорейшего присоединения России к ВТО, поскольку через эту организацию страна должна вписаться в мировую экономическую систему, полноценно участвовать в международном разделении труда. Не важно, какой ценой Россия вступит в ВТО, членство в данной организации, а также те преференции, которые она дает, окупят все уступки, считают представители данного лагеря.

При нынешней слабости экономических институтов представители данного подхода считают рискованным вкладывать средства в реальный сектор экономики. Важнее – формировать «подушку безопасности» из сверхдоходов, получаемых страной от экспорта энергоносителей. Данная подушка поможет России избежать катаклизмов в случае мировых экономических кризисов, резких колебаний цен на нефть, газ и металлы. В свою очередь крупный бизнес должен самостоятельно, без помощи (но и без «руководящей роли») государства справляться с экономическими проблемами, в том числе, диктуемыми мировым рынком. В случае, если крупные компании допустили просчеты в своей бизнес стратегии, они должны отвечать за это самостоятельно перед собой, акционерами, кредиторами. Государство не обязано вступаться за них – ведь государство, как было отмечено выше, только устанавливает правила игры и наблюдает за их соблюдением.

Государство, согласно данной модели, должно проводить социальную политику не прямым регулированием, а рыночными методами. «Монетизация» льгот – один из подобных инструментов. Вместо ответственности государства за функционирование социальной инфраструктуры необходимо сделать рыночной саму социальную систему, а экономические игроки, которые в нее придут, на основе рыночных механизмов сами наведут в ней порядок. Рациональное поведение потребителей, с одной стороны, и интерес бизнеса, с другой, нормализуют сферу социальных услуг по принципу «спрос – предложение». Важное значение уделяется последовательному усилению доли среднего и малого бизнеса на рынке, в том числе и на рынке социальных услуг.

Данному лагерю противостоит другая партия — условно говоря, партия реииндустриализации, партия новой промышленной политики. В отличие от «партии мирового рынка», данная партия во главу угла ставит промышленное развитие страны, ориентацию, прежде всего, на внутренний рынок, развитие производств на территории России.

В рамках данной партии упор делается на внутренний рынок, на ориентацию промышленности на удовлетворение спроса и нужд населения и отечественного производства. Пресловутая сырьевая зависимость России данным лагерем рассматривается не столько как ущербность нашей страны, сколько как ее конкурентное преимущество, из которого, однако, необходимо извлекать пользу не просто в виде получения сверхприбыли, а в виде рационального инвестирования получаемых средств. Под рациональным инвестированием понимается не вложение в неработающую «подушку безопасности», за что ратует иной лагерь, а создание современной промышленности и приобретение новейших технологий – т.е. вложение в работающие активы. Например, получая средства от ТЭК данный лагерь предлагает инвестировать их в развитие отечественного машиностроения, которое завязано на ту же нефтянку, газ и металлургию.

Ключевой текущей задачей данный лагерь видит необходимость резкого технологического прорыва в отечественной промышленности, обновление ее устаревшего парка, внедрения современных технологий, закупки за рубежом новейшего оборудования. На эти цели и должны расходоваться сверхприбыли, получаемые страной от нефтегазового и металлургического секторов, как основных экспортных отраслей экономики России, полагают представители данного лагеря.

Важна не либерализация экономической политики сама по себе и для себя самой, а ее практичность, рационализация, прагматизм экономических отношений в целях стимулирования экономического развития, модернизации инфраструктуры, экономического роста. Какие методы более эффективны для достижения этих целей, такие и должны применяться – где то сугубо рыночные рычаги, где то – механизмы государственного принуждения, где то — государственные инвестиции или интервенции (как в сельском хозяйстве), где то – налоговые послабления, а где то и карательные штрафы.

Членство в ВТО для данного лагеря – не самоцель. Его представители отвергают непродуманные уступки в ходе переговоров о вступлении в организацию, призывают учитывать в первую очередь интересы отечественных производителей, а не зарубежных, которые диктуют России свои условия. Не отрицая тех преимуществ, которые дает ВТО для России в случае вступления в организацию на разумных и взаимовыгодных началах, представители данного лагеря отмечают и те опасности, которые несет вступление в ВТО для экономики России. Особую озабоченность вызывает сельское хозяйство, которое в нашей стране – обладательнице самой большой территории в мире и значительного количества земли сельхозназначения – стремительно деградирует, уже проигрывая на внутреннем рынке странам, которые еще в недавнем прошлом не могли прокормить себя сами (Египет, Китай). Поэтому позиция данного лагеря весьма конкретна: вступать в ВТО разумно и выгодно только защитив отечественного производителя, причем как на внутреннем, так и на внешнем рынках.

Государство данная партия рассматривает как главного экономического игрока и главного инвестора. Таким образом, государству в рамках данного подхода отводится не только внешняя роль стороннего наблюдателя, но и активная роль непосредственного участника рыночных отношений.

Одна из главных задач государства – не только стимулирование экономического развития, но и сохранение национальной безопасности в экономике – экономического суверенитета. Поэтому, с точки зрения позиции данного лагеря, вполне логично, что, когда мировой финансовый кризис ударил по крупным российским корпорациям, закредитованным и перезаложенным в западных банках, государство предоставило огромные средства (заметим, бюджетные средства) для частного бизнеса, дабы он смог перекредитоваться и сохранить российское лицо.

Государство в текущих условиях не должно отказываться от непосредственного регулирования социальной сферы, уходя из нее с помощью монетизации льгот, считает данная партия. Уход государства чреват социальным взрывом, поскольку в условиях деградации социальной инфраструктуры бизнес, на данном историческом этапе, не способен навести порядок в социальной сфере на базе сугубо рыночных отношений, что не исключает подобные отношения на следующем историческом этапе развития нашей страны.

Социальная сфера: свобода индивида и социальное здоровье нации

Второй уровень идеологического противостояния – социально-бытовой. Здесь также можно наблюдать два подхода. Один исходит из приоритета человека в определении его собственной жизни – тому как ему жить. Он базируется на концепции индивидуализма, приоритета свободы личности. Второй исходит из приоритета нравственного и физического здоровья общества, ставя борьбу за здоровье нации выше пожеланий отдельного индивида.

Первый подход, базируясь на концепции свободы личности, подразумевает полную свободу человека относительно собственных действий в социуме, которые затрагивают его персональный выбор: если он хочет травить себя алкоголем, табаком, наркотиками – то это его личное право. «Каждый вправе сам выбирать – убивать себя теми или иными способами, или сохранять свое здоровье, приумножать его» — лозунг данного подхода.

В основе этого подхода лежит вера в разум человека, надежда на позитивную роль каждой личности и человечества в целом как в своей собственной жизни, так и во взаимодействии с обществом. Признавая полную свободу выбора человека, этот подход исходит из того, что любая личность, как и любой живой организм, живет по законам инстинкта выживания. Человек тянется к лучшему, стремится оградить себя от вредных и опасных явлений, стремится жить дольше, быть здоровым, тянется к счастью.

В основе данного подхода лежат принципы, сформированные последними столетиями европейской мысли. Индивидуализация всех сфер жизни, рационализм, эгоцентризм – исходя из этих категорий, предполагается, что свобода выбора и улучшение социальной среды обитания стимулируют человека к лучшему. Если же индивид выбирает пороки – то это его личное право, и никто не в праве ему в этом помешать. Но что необходимо в этом отношении сделать – так это оградить других представителей общества от пороков данного индивида, равно как и от распространения пороков в целом.

Таким образом, выбор череды наслаждений – личная прерогатива индивидуума. Как он распорядится этим выбором – его собственное право. Степень собственного гедонизма и пути личного удовлетворения человек выбирает сам.

Напротив, второй подход исходит из христианского тезиса об изначальной греховности природы человека. Осознание человеком своей греховности и поврежденности логически ведет к желанию эту природу исправить или, по крайней мере, оградить от дальнейшего падения. Человек слеп и потакает своим страстям, считают представители данного подхода. Большинство людей слабы и далеко не каждый способен силой воли, внутренними убеждениями, религиозными нормами или даже эгоцентричной заботой о себе противостоять порокам.

Человека нельзя оставлять наедине с самим собой, ибо человек есть существо порочное – таков изначальный идейный базис, на котором зиждется этот подход. Личное поведение человека должно регламентироваться морально-этическими нормами, а поведение человека в обществе – особенно.

Данный подход воспринимает человека не как самостоятельную и отдельную биологическую единицу, которая вправе сама решать как ей жить, а, прежде всего, как часть социума – единицу социума. И в рамках данной логики человеку отказано в праве принимать собственное решение о своей персональной деградации, поскольку эта деградация будет касаться не только его как личности, но и его как единицы общества, а, значит, будет в той или иной мере и тем или иным способом затрагивать интересы всего социума.

Как следствие, в основе позиции данного подхода лежит тезис о праве общества регламентировать поведение человека, ограждать его самого от собственных же пороков, тем самым защищая и общество от деградации.

На практике это означает, что борьба за здоровье нации подразумевает право государства на жесткие действия в отношении социальных болезней, в результате которых происходит деградация отдельных личностей и общества в целом. Целью является сохранение генофонда, препятствие вымиранию России, ее депопуляции. Для достижения этой цели применим широкий арсенал средств, в том числе и тех, которые могут быть непопулярными, ущемлять пожелания отдельных людей. Таким образом, общественные цели и задачи ставятся выше интересов отдельной личности.

Ярким примером подобного подхода является нашумевшее уголовное дело в отношении главы антинаркотического центра на Урале, который насильственными действиями лечил наркоманов. В результате он был осужден за «похищение человека», поскольку удерживал в своем центре наркомана со стажем против его воли.

Примеров противоположного подхода является организация бесплатного распространения шприцов среди наркоманов, требования выдачи наркоманам со стажем наркотиков в официальных центрах в «медицинских целях», поскольку они все равно не могут обходиться без них.

Отметим, что противостояние между двумя лагерями проходит не по вопросу о здоровье нации – сложно найти политические группы, которые бы выступали за распространение социальных болезней и против оздоровления (в прямом смысле этого слова) общества. Разлом проходит при ответе на вопрос: «Кто субъект развития – личность или государство?». То есть личность сама определяет свое отношение к собственной жизни и жизни окружающих или на это есть право и у государства, которое может использовать имеющиеся у него запретительно-стимулирующие функции, аппарат подавления и проч. для сохранения генофонда нации, ставя, тем самым, коллективистские цели (общество и его будущее) выше индивидуалистских.

Однако, важно подчеркнуть, что подобный диспут носит отнюдь не абстрактный философический характер о природе человека, а происходит в конкретной и довольно жесткой реальности, что делает его особенно острым. Современные реалии таковы, что в настоящее время над Россией нависла реальная угроза разрушения. Последний раз угроза такого масштаба возникал только в 1941-м. Но не внешний враг может уничтожить нашу страну, а мы сами: беспрецедентная алкоголизация населения, вал наркомании, коррупция и воровство, аборты, социальное сиротство, агрессивная пропаганда гомосексуализма, легитимация проституции как образа жизни. Большинством населения и элитными группами все это воспринимается как прямое следствие духовной деградации, потери национально-духовных ориентиров в обществе, кризиса современного интеллектуального поиска.

Данные явления происходят на фоне беспрецедентной индивидуализации бытия граждан нашей страны. Нынешняя Россия представляет собой редкую среди современных государств страну по уровню социальной консолидацией граждан. Взаимовыручка, поддержка, стремление к объединению, совместное решение проблем случаются крайне редко, стихийно и на очень короткий период времени, и связаны, в основном, с такими явлениями как футбольные матчи. Налицо высокая степень разобщенности индивидов и групп, непрочность социальных связей, противоречивость и конфликтность взаимоотношений. Высокая степень дифференциации экономических и политических интересов. Значительная часть наших граждан проживает, условно говоря, в социальном гетто – зоне депривации, о чем свидетельствует исследование Фонда «Общественное мнение», базирующегося на результатах опросов 2007 и 2010 годов. Отношения между людьми определяются социальным капиталом, мерой доверия друг другу. А в настоящее время в значительной части общества отсутствует и солидарность, и ответственность, и надежда как-то выйти из тяжелой жизненной ситуации.

По этому, в социуме и элитах нарастает запрос, с одной стороны, на консолидацию общества, а с другой – на формирование нового гражданина страны – ответственного гражданина. Этот запрос уже значится в новой формирующейся национальной повестке. Вопрос заключается в том, кто и каким образом ответит на данный запрос.

Характерно, что от российской элиты из сферы культуры мы слышим мощный посыл о том, что спасти страну можно только всем вместе, когда каждый гражданин совершит свой собственный духовный подвиг, в качестве аналога которого может служить искупляющий годы греха и безбожия подвиг русского народа в Великой Отечественной войне. В качестве подтверждения приводится тот факт, что в те годы атеистического политического режима резко усилилась роль Церкви – общество консолидировалось, и Церковь была одним из институтов данной консолидации. Более того, случилось то, что прежде казалось невозможным – произошла, условно говоря, конвенциональная консолидация атеистической власти, сталинского режима, и Церкви. Спустя 60 лет мы понимаем, что победу в войне одержал прежде всего Дух, а уже затем штыки и пушки.

Сегодня же духовным подвигом должно стать обретение каждым гражданином ответственности, заявляют видные деятели нашей культуры. Преодоление тяжких социальных болезней возможно только через консолидацию всего общества и обретение ответственности каждого гражданина. Ответственность предполагает сознательность. Только сознательный человек может чувствовать ответственность за себя, за свои действия, за своих близких, за свою страну. Сознательность присуща только разумному человеку, человеку с моралью, совестью, и — верой. Дефицит этих императивов в современной реальности оборачивается тотальной безответственностью, которая ускоряет деградацию страны, общества и каждого ее члена.

Ответственность каждого члена общества означает стабильность для всех, для всего общества. В этом возможно формирование новой коалиции большинства. Назовем ее условно «коалиция за стабильность и развитие». В этой формулировке стабильность не противоречит развитию, в отличие от существующей идеологической дихотомии, когда партия стабильности и партия развития находятся в политическом противоречии (особенно ярко это проявляется в экономических диспутах).

Особую роль здесь играют духовные начала человеческой жизни, всегда – даже в советское время – занимавшие важное место в иерархии ценностей нашего общества. Именно в них сосредоточены те нравственные императивы, без которых человек не может стать сознательным и ответственным гражданином страны. Идя этим путем, можно «нащупать» здравый баланс между интеграцией России в окружающий мир и сохранением самоидентификационной платформы. Этот путь можно обозначить как «позицию духовной ответственности», когда движение вперед осуществляется через труд и духовный поиск, которые противопоставляются нигилизму и разрушению устоев.

Самоидентификация современной России

Один из базовых вопросов современности — проблема самоидентификации Российской Федерации, ее граждан. В современном мире есть мало государств, которые столь остро испытывали бы проблему осознания своей идентичности. Что есть Российская Федерация? Новое государственное образование, созданное в 1991 году? Еще одна «свежая» демократия на Евразийском пространстве? Наследница и правопреемница СССР? Потомок Великой России (Российской Империи), чья преемственность была нарушена 74 годами советского режима? В настоящее время Россия – страна с поливариантной структурой самоидентификации, что затрудняет попытки консолидации граждан, равно как и процесс выработки общенациональной идеологии.

Было бы ошибкой полагать, что вопрос самоидентификации имеет сугубо ретроспективный характер, касается самоощущения отдельных граждан. Напротив, этот вопрос пронизывает все сферы российской жизни, в том числе напрямую определяет идеологию экономических реформ.

Нет единства в ответе на этот вопрос и в элите.

Для одних российская государственность – это РФ. То есть Россия – государство с 20-летней историей, новое образование, пусть и несущее в себе наследие эпохи СССР, перед которым, как перед любым новым организмом, открыты все горизонты, все возможности, а прошлое – наследие другого государства, другой государственной системы, от которой современная Россия, как молодое государство, свободно.

Как любая молодая демократия, Россия переживает издержки бурного роста, но в целом направление ее развития очевидно – современное демократическое европейское государство.

Для других Россия – это наследница Великой России, которая началась с государственности Древней Руси. То есть порядок такой: протогосударственность древних славян – Киевская Русь – Московская Русь – Россия – Российская империя – СССР – РФ. Вот базис современной России. Этому государству — тысяча лет. Вектор его развития предопределен многовековой историей. Современная демократия – лишь очередной этап развития, причем пока что самый малый по временному сроку.

Все периоды развития нашей страны для этого лагеря имеют важное значение с точки зрения осмысления природы России, ее сути и, как следствие, направления развития. Мы – не молодая европейская демократия, а Европа – не наш вектор развития. Россия – самодостаточная (если и не сейчас, то потенциально и с точки зрения ее прошлого) держава, самобытное государство. Ее нельзя отнести в полном смысле слова к Европе или Азии. Россия — особая субстанция. Соответственно, европейским аршином мерить ее неправильно и бессмысленно.

Вопрос самоидентификации современной России неизбежно ставит сопутствующие вопросы – роль и место русского народа, роль и место Русской Православной Церкви.

Одни делают ставку на формирование нового сообщества – граждан России, россиян, объединенных ценностями новой российской демократии. Исходя из необходимости формирования новой гражданско-национальной общности, сторонники этого подхода считают, что любые национальные (в смысле этничности) вопросы должны уйти на второй план. Этничность вообще не имеет значение. Значение имеет гражданская позиция, гражданская вовлеченность в процесс управления государством.

Другие основой российского общества видят русский, который живет в тесном взаимодействии с другими традиционными народами России. Ценностные установки русского народа, выработанные за более чем тысячелетнюю его историю, признаются более важными, чем ценности молодой российской демократии. Поскольку русский народ – это государствообразующий этнос, сердцевина и основа России – то самочувствие русского народа, состояние его национальной культуры и духа, степень солидарности предопределяют крепость России как государственного образования в целом, считают они.

Этот лагерь не готов, условно говоря, «растворить» русский народ в россиянах, признавая также право на самобытность и иных народов России. Концепция «россиян» рассматривается как опасная попытка ассимиляции русского народа, потери им своих отличительных национально-культурных черт, что приведет к катастрофическим последствиям для всей страны.

Один лагерь выступает за сугубо светский характер российской государственности, дистанцирование государства от религии, конфессий, религиозных институтов. Религия – частное дело индивида, к государству это не имеет отношения.

Другой лагерь выступает за усиление роли РПЦ в жизни общества и государства, некоторые сторонники этой точки зрения даже видит русское православие в качестве государственной религии при уважении к остальным традиционным для территории России конфессиям, соблюдении их прав. Усиление роли РПЦ обусловлено тем, что именно православная церковь — главная сила консолидации русского общества, основы нашей страны.

Переосмысление новейшей истории

Поиски ответа на вопрос о самоидентификации современной России неизбежно обращены не только в будущее, но и в прошлое. Как следствие, идеологическая борьба касается и осмысления истории России. Сегодня наиболее острые дискуссии идут по вопросу переосмысления Великой Отечественной Войны и роли Иосифа Сталина в ней.

С точки зрения оценки роли Сталина в советской истории, прежде всего – его роли в Великой Отечественной Войне, есть несколько аспектов. Что была победа в той войне: условно говоря, подвиг русского народа вместе с государством или подвиг русского народа против государства? Кто такой Сталин – диктатор и тиран, устроивший геноцид собственной армии и народа, или великий триумфатор, создавший великое государство СССР, контролировавшее половину земного шара и определявшее ход мировой истории?

Соответственно в ответе на этот вопрос есть три основные позиции:

1. Сталин – преступник. Войну выиграл народ. Причем народ ее выиграл, условно говоря, вопреки Сталину;

2. Народ выиграл войну во главе со Сталиным. Роль Сталина в Победе – это роль вождя воюющего государства, человека, консолидировавшего общество в борьбе против могущественного врага;

3. Войну выиграл народ, и совершенно неважно, был бы Сталин в этот исторический период во главе СССР или нет. На исход войны эта личность решающего влияния не оказала.

Актуальность этой темы усиливается предложением масштабной десталинизации России, которую предлагает либеральный лагерь. Речь идет о комплексе конкретных политических, которые могут коснуться широкого круга лиц. Проект десталинизации расколол элиту.

Возникает вопрос – почему этот проект возник именно сейчас? С чем это связано? Разве в современной России нет других проблем? Без сомнения, знание всего исторического наследия страны позволяет более адекватно определить пути политического и экономического развития России на данном этапе. Но так ли актуален вопрос о Сталине именно в настоящее время?

Кроме того, в новейшей истории России десталинизация в той или иной форме уже проводилась несколько раз. Никита Хрущева активно развивал эту тему после ХХ съезда коммунистической партии. Тогда тональность задавали литераторы – журналисты, писатели, поэты, в общем – «властители душ». Второй всплеск этой темы возник в период перестройки и шел до середины 1990-х годов. Наиболее активно выступили историки. Сейчас провести десталинизацию предлагают главным образом политики и политологи.

Есть точка зрения, что проект десталинизации – это не осмысление тяжелого периода жизни нашей страны, а подрыв его прошлого. Некоторые политологи (Михаил Делягин, Глеб Павловский) считают, что «воинствующий антисталинизм» — это попытка некоторых либералов снять с себя ответственность, избежать наказания за свою политику последних двух десятилетий. Политика десталинизации, по их мнению, чревата стиранием исторической памяти, а также стремлением «завиноватить» россиян, то есть подорвать их жизнеспособность, объяснив, что в нашей истории не было героев, а были только палачи и жертвы. Это попытка развернуть ориентиры общественных интересов из будущего в прошлое и зафиксировать их там, в прошлом. А это — один из признаков общества, которое не способно к развитию, соответственно, не способно быть источником конкуренции.

В рамках десталинизации предлагается даже запрет на ряд профессий (прежде всего – в системе государственного управления) в зависимости от оценки человеком роли Сталина в истории. То есть предлагаются действия по аналогии с политикой денацификации в послевоенной Германии. Можно представить себе, насколько мощный потенциал конфликтности в наше и без того конфликтное общество могут привнести подобные действия.

Возникает вопрос, а что собственно представляет собой проект десталинизации? Освобождение от тоталитарного прошлого или от собственной истории?

Отметим, что десталинизация в том или ином виде идет в России последние полвека и стала частью российской культуры. Сейчас она протекает не столь эмоционально, как прежде, благодаря чему появляется возможность спокойно и более глубоко разобраться в этом историческом явлении. Одним из инструментов к пониманию вопроса стал отечественный кинематограф. За последние годы вышел целый ряд кинофильмов, так или иначе затрагивающих эту часть нашей истории – фильм «Край», «Утомленные солнцем», «В августе 1941 года», сериалы «Апостол», «Ликвидация» и многие другие. В них отражены тяжелейшие условия жизни того периода и жестокость политического режима, но также и несгибаемый дух советских граждан, стремление к победе, единение народа и страны. Суровость времени и реальной жизни – вот отличительные черты осмысления сложного периода жизни нашей страны в сталинский период. Вождь фигурирует как объективный исторический контекст. Это сильно отличается от «разоблачительно-чернушного» периода отечественного кинематографа перестройки и начала 1990-х, который зачастую лишь провоцировал у части общества совсем иные настроения, своего рода «ностальгию по сильной руке».

Современная десталинизация – это объективное осмысление истории, такой, как она была. Это осмысление и белых, и черных ее страниц, от которых никуда не деться. Необходимо уйти от крайностей, когда для одних Сталин — «вселенское зло», а для других – «великий вождь и учитель».

В этой связи политика десталинизации так, как ее видят радикалы – по сути, с насильственным отказом от объективного осмысления трагического периода истории страны и с запретом на профессию тем, кто придерживается иной точки зрения – представляется неправильной и разрушительной. Этот процесс должен идти объективно, без давления извне и с дискуссиями, пусть и тяжелыми. Нельзя криминализировать сферу исторического знания.

В результате в обществе на очередную попытку десталинизации сформировано три позиции:

1. Провести десталинизацию нужно, очистив современные российские политические реалии от наследия мрачных времен.

2. Десталинизация – это очередная политическая кампания определенной политической группы, истинный смысл которой лежит в политической борьбе различных идеологических лагерей.

3. Условно говоря – «да отстаньте от нас со своим Сталиным! Он – история, а мы живем в современных реалиях. У нас много других текущих и важных проблем».

Восприятие модернизации: идеологическая «вилка» подходов

Тематика модернизации вброшена в повестку дня и активно обсуждается. Но это вовсе не означает единства подходов к ней.

Первая развилка подходов выражается в том, что есть группы элиты, которые действительно выступают за модернизацию, по-разному ее понимая, а есть те, которые лишь на словах вынуждены декларировать поддержку политике модернизации, однако на самом деле их устраивает все так, как оно сейчас есть. И более того, модернизация для них – это угроза собственному существованию. Это, условно говоря, – «партия сырьевиков».

«Партия сырьевиков» – это сторонники концепции нефтяной державы. Любые модернизационные проекты для них – угроза благосостоянию. Ресурсы модернизации, как и остальных проектов в современной России, сосредоточены в ТЭКе. А значит, реализация модернизационных проектов приведет к перераспределению доходов от нефтегазового комплекса страны. «Партия сырьевиков» не заинтересована что-либо менять, поскольку любая модернизация будет проходить за счет сверхприбылей от продажи нефти и газа и перераспределения доходов от этой сферы на другие цели. Это настоящий конкуретный вызов, который отодвинет сырьевиков на задворки политики.

Среди тех групп, которые действительно выступают за модернизацию, выделяется два подхода.

Одни воспринимают модернизацию как вестернизацию и даже американизацию России. Для них модернизация – способ вхождения России в современный глобальный мир. В каком-то смысле это — идеалистическое восприятие модернизации как входного билета в клуб развитых государств, как признание передовыми странами России в качестве члена подобного клуба.

Для других модернизация – промышленное и технологическое перевооружение страны, качественное развитие России с ликвидацией тех ошибок, которые были накоплены в 20-м веке. Для них модернизация – прагматичная политика по формированию передовых отраслей российской экономики.

Условно эти два подхода можно представить как две партии:

· «Партия Александра Второго» – модернизация как институциональные реформы и европеизация России

· «Партия Александра Третьего» – модернизация как индустриализация России, формирование мощной отечественной промышленности на российской почве, возможно, даже на антизападной основе – «антизападная модернизация».

Социо-культурным следствием модернизации для одних должно стать становление России в качестве страны – аналога западноевропейской державы, пусть и со своими особенностями. Для других — обретение Россией своей сущности как лидера Восточной Европы и Евразии, реализация России как Консервативной Европы, которой противопоставлена западно-либеральная модель Европы.

Еще одна развилка — методы реализации модернизации.

Одни выступают за авторитарную модернизацию, апеллируя к историческому опыту – самые успешные модернизационные проекты в России проводились авторитарными методами: вестернизация Петра Великого, сталинская индустриализация, военные реформы Николая Первого и так далее. Причем феномен России заключается в том, что чаще всего за авторитарную модернизацию выступают радикальные либералы. Авторитарный либерализм, продавливание авторитарными средствами западных образцов на российской почве – их любимая модель.

Другие считают, что модернизации должна сопутствовать демократизация политической и общественной жизни – возвращение выборов на всех уровнях власти, расширение гражданского представительства в системе принятия решений, рост гражданского общества как опоры модернизации.

Эти подходы заметны в самых разных сферах жизни. Можно привести пример из области политической регионалистики. Одни выступают за возвращение прямых выборов губернаторского корпуса. А другие – не только за сохранение системы назначений глав регионов, но и за отмену муниципальных выборов.

Аргументация следующая: муниципальный уровень давно приватизирован силовой бюрократией. Там тасуется одна и та же колода: местный «олигарх», вор, силовик, продажный чиновник. Какие бы выборы ни устраивали, выберут все равно одного из них. Так лучше уж назначать руководителей муниципалитетов: как минимум они станут ответственными подотчетными, как максимум их можно в любой момент снять. В отличие от избранного главы муниципалитета, чтобы сместить которого нужно ждать следующих выборов.

Система образования и модернизация страны

Важнейшим вопросом, напрямую связанным с дискуссией о путях модернизации российской экономики, является реформа системы образования. Реформа образовательной системы была начата именно потому, что ее нынешнее состояние не отвечает актуальным потребностям современного российского общества, вызовам сегодняшней экономики. Но в рамках этой реформы существуют два разных подхода.

Один подход рассматривает образование как рынок, который, как и любой другой рынок, предоставляет соответствующие услуги. При этом продуктом этого рынка является набор компетенций. Потребитель вправе воспользоваться услугами этого рынка или не воспользоваться. Соответственно выбор образования и вообще выбор учиться или нет – это личностный выбор человека. Аналогичная система существует в США, где начальные и средние школы – это место времяпрепровождения, а не обучения, детей и подростков. Собственно обучение идет на следующем этапе образовательной системы, на который попадают далеко не все, и на пути к которому существует масса отсечений. Например, в виде высокой стоимости высшего образования.

Другой подход рассматривает систему образования как ресурс общественного развития. Этот ресурс дает знание и просвещение. Его продукт — социализация, повышение общего образовательного и культурного уровня страны, а в конечном счете – социальный прогресс за счет улучшение качества человеческого потенциала максимально широких слоев граждан страны. В рамках такого подхода образование – это не личное дело индивида, а задача всего общества и государства. Соответственно, государство вправе выбирать формат образования и предлагать его обществу.

ЕГЭ – это лишь частная проблема дискуссии двух подходов. В конечном счете, противостояние идет между типизацией образования, внедрением единых для всех, но упрощенных стандартов, ориентированных на последующий рынок труда, с одной стороны. И системой, ориентированной на поиск лучших из лучших среди учеников при последовательном повышении общего уровня образования и культуры среди населения в целом, с другой стороны. Один подход – условно, прагматический, он ориентирован на потребности рынка. Его продуктом являются ученики-адаптанты, обладающие набором навыков и компетенций, востребованных современной экономикой. Другой подход – условно, идеалистический, он ориентирован на качественные характеристики общества, на внедрение ценностной системы, которая совершенно не обязательно поможет ученикам в последствие приспособиться к рынку (например, такая ценностная категория как «патриотизм» вовсе не дает преимуществ на рынке).

Видимой частью этой дискуссии являются споры о ЕГЭ. Одни видят в ЕГЭ метод стандартизации образования и объективную методику оценки знаний. Другие – метод оболванивания детей, которых натаскивают на то, чтобы ставить крестики в таблице-тесте, а не учиться мыслить; заставляют выбирать из готовых ответов, а не искать ответы самому.

Подводной частью дискуссии является спор: нужно ли сохранить исторический вектор российского школьного и вузовского образования, ориентированный на фундаментальность, основательность, способность прививать широкий кругозор и энциклопедические знания ученикам и студентам? Или нужно сформировать прикладную систему образования, встроенную в потребности рынка, которая пусть и не готовит граждан с широким кругозором, но за то полностью и адекватно комплектует кадрами потребности российской экономики. Нужна вестернизация системы образования и внедрение на этом рынке рыночных принципов? Или нужно сохранить остатки системы советского образование, которое было лучшим в мире, оградить его от разрушения рынком и сохранить его бесплатным для граждан? Как сохранить доступность высшего образования и не потерять в качестве? Что нужно сделать, чтобы все граждане могли иметь возможность получения высшего образования, но не допустить перепроизводства выпускников и дальнейшей девальвация диплома о высшем образовании? Что является продуктом системы образования – конкретные знания и навыки или также система воспитания граждан, внедрение определенных ценностей?

Внешняя политика России и международные отношения

В том, что касается выработки Россией внешней политики и определения ее места в системе международных отношений, идеологическое противостояние протекает наиболее обостренно. Во многом это обусловлено и посттравматическим синдромом крушения сверхдержавы, которой был СССР, и попыткой забыть внешнеполитические метания 1990-х годов, которые для многих выглядели как банальная сдача позиций на международной арене.

В результате в современной России мало какая сфера общественно-политической жизни вызывает столько конфликтов и споров, как внешняя политика. При том, что мало какая страна в мире имеет такое количество внутренних проблем.

Один лагерь выступает за то, чтобы Россия в своей внешней политике придерживалась позиции мирового цивилизованного сообщества, под которым понимается западный мир во главе США. По сути, эта позиция примыкает к атлантизму, действуя в рамках которого Россия может претендовать на соответствующие преференции, в том числе беспрепятственное вхождение в глобальный рынок, конкретные экономические выгоды (то же членство в ВТО, право на приобретение передовых технологий и прочее), обретение дополнительной военной защиты – покровительства военной машины НАТО.

Другой лагерь видит опасность того, что Россия не сможет встроиться в западный мир:

а) на равных;

б) без угрозы утраты собственной самоидентификации;

в) без сужения своего геополитического и культурологического пространства.

Напротив, в современном мире – глобальном мире после холодной войны – этот лагерь видит возможность России стать самостоятельным и во многом независимым игроком в условиях многополярности. Трудности, с которыми сталкиваются США при попытках нести бремя лидерства в качестве единственной сверхдержавы, дают России новые и уникальные возможности: вести собственную игру при слабых (по сравнению с СССР) политических ресурсах. Еще один благоприятный фактор – появление и укрепление новых полюсов в современном мире, не заинтересованных в глобальном, неоспоримом лидерстве Соединенных Штатов. Россия уже не станет мировой сверхдержавой, но может остаться глобальным игроком и региональной державой на пространстве Евразии.

Сторонники первого подхода считают: России необходимо встроиться в Западный, то есть североатлантический мир. Пусть даже на правах младшего партнера. Их оппоненты выступают за прагматичное отстаивание своих национальных интересов. Если по какому-либо вопросу предпочтительнее занимать антизападную политику или, скажем, координировать действия с Китаем, то надо поступать именно так, лишь бы это было выгодно с точки зрения национальных интересов страны.

Противостояние между двумя мировоззрениями в сфере внешней политики все более заметно. Возьмем, например, самый свежий пример – кризис вокруг Ливии.

По мнению одних, Россия должна была стать в один ряд с «цивилизованным миром», поддержать жесткую позицию Запада в отношении Муаммара Каддафи, разорвать связи с его режимом, а в Совете Безопасности ООН поддержать резолюцию о введении «бесполетных зон».

Другие убеждены: России не следует нарушать ею же провозглашенные принципы, один из которых – невмешательство во внутренние дела суверенных государств. Гражданская война – даже кровавая – это все-таки внутреннее дело страны, и мировое сообщество не должно поддерживать одну из группировок.

Диаметрально противоположен подход и к личности ливийского лидера. Одни считают вождя Джамахирии кровавым тираном, диктатором, угнетающим собственный народ и погрязшим в коррупции, организатором нескольких террористических актов, которого должен судить международный трибунал.

Для других Муамар Каддафи – жесткий, но эффективный правитель, поднявший уровень жизни в Ливии, а в ходе нынешних волнений сумевший сплотить своих сторонников и удержать власть, отразив натиск мятежников. Кроме того, ливийский руководитель – перспективный партнер, с которым Москва заключила немало выгодных экономических контрактов. А значит, России нет смысла следовать за Западом, объявившим «охоту на Каддафи». У нас – свои интересы и свое понимание того, кто преступник, а кто законный правитель своей страны.

Ожесточенные дебаты идут и по иранскому вопросу. Как должна вести себя Москва? Присоединиться к международному давлению на Исламскую республику или блокировать в ООН все резолюции, направленные против Тегерана. Солидаризироваться с Западом в надежде добиться от него уступок на других направлениях и в других регионах или проводить свою линию, продолжать реализовывать контракты с Тегераном, продавать ему оружие и помогать развивать атомную программу. Воспринимать Иран, который в перспективе может стать ядерной державой, как потенциальную угрозу или признать, что это – проблемы Америки и Израиля, а никак не наши: у Москвы с Тегераном нет серьезных конфликтов, и в последнее время не было. Иран – наш сосед, с которым нам важны долгосрочные стабильные связи.

Примерно в том же ключе ведутся дискуссии вокруг Северной Кореи. Одни требуют не отрываться от «демократического мира», осудить авторитарный режим Ким Чен Ира, его агрессивное поведение по отношению к Южной Корее. Другие, напротив, призывают брать пример с Китая, который никого не слушает, а твердо проводит в жизнь свои геополитические интересы, в том числе на Корейском полуострове. Пхеньян России не угрожает, антироссийских акций не предпринимает, враждебных нам заявлений не делает. Так почему Москва должна записывать его в недруги, перекладывая на себя чужие проблемы? И именно, проблемы Сеула, Вашингтона или Токио.

В «ближнем зарубежье» споров тоже немало. Даже вокруг Грузии, хотя, как казалось после августовской войны 2008 года, уж здесь-то достигнут общенациональный консенсус. Сегодня появляются комментарии и публикации, превозносящие «передовой опыт» грузинских реформ. Посыл такой: враждебное отношение Михаила Саакашвили к России не должно заставлять нас смотреть на ситуацию в Грузии упрощенно: всё, что он делает, – плохо. В экономической сфере, в том, что касается привлечения иностранных инвестиций, в области реформы полиции грузинский президент добился заметных успехов. Многие его начинания неплохо бы перенять и нам.

Представители другого лагеря по-прежнему смотрят на режим Саакашвили как на агрессора и врага, у которого нечему учиться. Даже сама постановка подобного вопроса им кажется кощунственной. Пока этот человек у власти в Грузии, никакой полноценный диалог с Тбилиси невозможен. Нет ни малейших признаков того, что грузинский президент признал свои ошибки и готов отказаться от антироссийского курса. Наоборот, он его ужесточает. Чего стоит хотя бы взрыв памятника героям Великой отечественной войны в Кутаиси! Саакашвили растоптал нашу историю, надругался над нашей общей победой.

Ожесточенные идеологические споры кипят и в отношении Запада. Кто он для нас – потенциальный партнер и союзник или главный геополитический противник? Кто для нас НАТО – военно-политический альянс, членом которого Россия со временем может стать, или враждебный блок, упорно продвигающийся к нашим границам, к конфронтации с которым надо всегда быть готовым?

Для одних Россия – часть западного мира и западной цивилизации. Эти люди убеждены, что основные противники нашей страны – исламский экстремизм и с каждым годом усиливающийся Китай.

Это сейчас на наших восточных границах спокойно, но что будет через двадцать лет? Где гарантии, что со временем китайские власти не вспомнят о своих территориальных претензиях к России? Вначале решат тайваньскую проблему, а потом займутся северным соседом. Ведь регионы нашего Дальнего Востока и Сибири заселены слабо, а в пограничных провинциях Китая – явный избыток живой силы: сотни миллионов китайцев готовы осваивать «жизненное пространство» на наших землях. Тем более, что «китайское проникновение» на российскую территорию уже идет. Даже в Москве – десятки тысяч китайских гастарбайтеров. А в приграничных районах Дальнего Востока – во много раз больше. Не осуществляет ли Пекин с их помощью ползучую экспансию?

Для других Китай – партнер и союзник в борьбе с «однополярным миром». Эти люди не верят в «китайскую угрозу». Они убеждены, что в Пекине меньше всего думают о территориальной экспансии на севере: китайцы генетически не предрасположены к жизни в Сибири. В противном случае они бы ее уже давно заселили. А слухи об «экспансионистских планах Поднебесной» целенаправленно распускают американцы – чтобы вбить клин между Москвой и Пекином.

Представители этого лагеря не верят ни в какую перезагрузку – для них это очередной хитрый маневр Вашингтона. А Барак Обама ничем принципиально не отличается от своего предшественника Джорджа Буша. Ни тот, ни другой не воспринимают нашу страну как союзника. Сильная Россия никому в Вашингтоне не нужна. А значит, будет продолжаться ее окружение с помощью военных баз и лояльных Западу режимов. А НАТО будет размещать свои радары все ближе к нашим границам. Надо это четко понимать, не позволяя усыпить свою бдительность разговорами про перезагрузку.

Нет единства в российской политической элите и относительно двух ближайших наших соседей – Украины и Белоруссии.

На украинском направлении раньше можно было выделить три тенденции, сейчас фактически осталось две. Третья, сошедшая на нет, была особенно сильна после «оранжевой революции». Она объединяла сторонников Виктора Ющенко, Юлии Тимошенко и других «героев майдана».

Но по мере того, как украинские «демократы» дискредитировали себя бесконечными склоками, провалами в экономике, притеснением русскоязычных, заигрыванием с бандеровцами, хвалить их вслух стало признаком дурного тона. Даже Борис Немцов не очень любит вспоминать о том, что был советником Виктора Ющенко. Не добавляет такой факт в биографии политических очков. Ющенко сегодня – одиозный персонаж в глазах большинства украинцев и почти всех россиян.

Что касается политики его преемника – Виктора Януковича – то ее в Москве оценивают по-разному. Более или менее четко в российской элите оформились две группы.

Представители одной считают, что Януковича надо поддерживать, что его курс – максимально лояльный по отношению к нам. Надо быть реалистами: более серьезных уступок не может себе позволить ни один президент суверенного украинского государства. Он же обязан не только думать о своем традиционном электорате (Донецк, Крым и так далее), но и учитывать специфическое мнение жителей западных областей. Янукович и так сделал много, чтобы расчистить завалы в российско-украинских отношениях, образовавшиеся при его предшественнике. Москва и Киев больше не спорят о голодоморе, соратников Бандеры перестали провозглашать героями Украины, прекратились разговоры о вступлении Киева в НАТО, заключен договор о продлении пребывания в Крыму Черноморского флота, к минимуму сведены контакты украинских властей с Михаилом Саакашвили, который при Ющенко был главным союзником на постсоветском пространстве.

Но есть и другое мнение. Его сторонники убеждены, что Янукович не выполнил свои предвыборные обещания в том, что касается статуса русского языка. Он по-прежнему не признан вторым государственным. А значит, остаются предпосылки для дискриминации русскоязычных жителей Украины – пусть не при этом, но, например, при следующем президенте. В российских властных кругах существует точка зрения, что на Януковича надо оказывать политическое и экономическое давление, требуя повышения статуса русского языка.

Еще одна причина недовольства украинским президентом – не слишком активные усилия по присоединению к Таможенному союзу. Когда Янукович боролся за свое избрание, создавалось впечатление, что этот человек готов присоединить Украину к российско-белорусско-казахстанскому ядру СНГ. Но на поверку оказалось, что Киев при новом президенте взял на вооружение излюбленную тактику Леонида Кучмы: много обещать Москве, но мало делать.

По отношению к Белоруссии в российской политической также выделяются несколько групп. Одна из них придерживается мнения, что объединение двух стран должно произойти путем поглощения Россией западного соседа. При этом Белоруссия становится новым федеральным округом, утрачивает государственный суверенитет, принимает правила игры Москвы в экономике.

Взамен Россия берет на себя решения белорусских экономических проблем, которых с каждым годом становится все больше. Особенно в последнее время. Создается впечатление, что запас прочности, который позволял Александру Лукашенко поддерживать экономику на плаву, иссяк. Москва перестала давать щедрые кредиты, продавать газ по той же цене, что и для российских регионов. И теперь, чтобы избежать социального взрыва, белорусский лидер готов на любые уступки – в том числе в вопросах интеграции.

Другая группа считает, что надо сохранить существующую схему – формально имеется Союзное государство России и Белоруссии, фактически же две страны существуют самостоятельно. И сами же платят за себя. Лейтмотив этой группы: нам не надо взваливать на свои плечи решение белорусских экономических проблем, кредиты Лукашенко надо выделять только на рыночных условиях либо в обмен на определенные уступки. Например, передачу России контроля над белорусской газо-транспортной системой, продажу ей крупнейших НПЗ. То есть отношение к Минску не должно отличаться от отношения к любому другому государству – их надо строить на основе экономической выгоды и целесообразности. Эта точка зрения близка многим так называемым «сырьевикам».

Третья группа объединяет поклонников белорусской модели. Они во многом выражают точку зрения самого Александра Лукашенко. Эти люди убеждены, что Минск гораздо более успешно, чем Москва, решает социальные проблемы населения. В белорусском обществе нет такого вопиющего расслоения на бедных и богатых, как в России. Кроме того, Белоруссия безвозмездно обеспечивает безопасность наших западных границ, фактически является форпостом России на натовских рубежах. И уже на этом основании имеет право требовать экономических преференций. В частности, льготных цен на энергоносители, свободного доступа своей продукции на российский рынок.

Представители этого лагеря (среди которых много сторонников КПРФ и ЛДПР) воспринимают Лукашенко не столько как иностранного, сколько как российского политического деятеля. Для них возможное объединение с Белоруссией – первый шаг к возрождению Советского Союза.

Современная российская культура как сфера идеологического противостояния

Традиционно российская культура живет по остаточному принципу – что с точки зрения финансирования, что с точки зрения внимания экспертного сообщества. Мы решили исправить это положение, в своем докладе мы подробнее разберем, чем и как живет современная российская культура. В каком-то смысле, конкретные ситуации в современной российской культуре станут теми кейсами, которыми мы проиллюстрируем основную тематику нашего доклада.

Бытует мнение, что сфера культуры в современной России живет сама по себе, она не связана с идеологической борьбой, выбором моделей развития страны и остальными стратегическими направлениями. Мы попробуем доказать, что это абсолютно не так. Более того, именно в сфере культуры, на наш взгляд, идеологическое противостояние раскрывается наиболее значимо и ярко. Просто оно реализуется другими методами, зачастую не впрямую (как политические тезисы докладов), а художественными образами. Однако именно подобные методы делают идеологическое противостояние более ярким и поливариантым.

В рамках этого доклада рассмотрим две области культуры – современная музыка и кинематограф, а также феномен «гламура». Почему именно музыка и кино, и почему «гламур»? «Гламур» как феномен нашей современной жизни есть не просто субкультура, а проявление идеологического разлома, а также технология социального разделения.

Что касается современной музыки и кинематографа, то они — самые массовые разновидности современной культуры, охватывают многие сферы нашей жизни. И в обоих мы также видим биполярность: два подхода. Один рассматривает кино и музыку как инструмент развлечения. Другой — как инструмент осмысления бытия, а его стиль – индивидуальный, национальный. Один идет в рамках глобальной тенденции, второй – наш российский, ценностно-ориентированный. Один ориентирован на внешние рынки. Другой – на наших сограждан.

Битва за поп-музыку. «t.A.T.u.» против Игоря Растеряева

При рассмотрении идеологического противостояния, что все более отчетливо заметно в российском обществе на исходе «нулевых» — начале «десятых» годов XXI века, нельзя обойти вниманием ситуацию в популярной музыке. В качестве примера, иллюстрирующего это противостояние, рассмотрим самый успешный музыкальный проект 2000-ых – поп-группу «Тату» («t.A.T.u.»), на сегодняшний день самый популярный российский музыкальный коллектив в мире, и Игоря Растеряева, музыканта-самородка, благодаря песне «Комбайнеры», распространявшейся через Интернет, набравшем огромную популярность в конце 2010 – начале 2011 года.

Разумеется, мы не можем говорить о каком-либо сознательном противостоянии этих исполнителей, его нет. Скорее, мы рассмотрим феномены их популярности в контексте все более явного идеологического размежевания политических элит и соответствующих этому размежеванию образов будущего нашей страны и ее места в. В данном случае эти исполнители являются своеобразными маркерами и маяками, указывающие собственным опытом и творчеством на возможные пути развития нашей страны, место русской культуры на мировой арене.

Поп-группу «t.A.T.u» составляет дуэт Юлии Волковой 1985 г.р. и Лены Катиной 1984 г.р. Обе девушки учились в престижных московских школах, пели в хоре, занимались художественной гимнастикой и бальными танцами, словом, получили более чем достаточное по современным меркам базовое образование для начала карьеры в российском шоу-бизнесе. , несмотря на то, что по своим внешним данным девочки, может быть, и проигрывали своим конкурентам среди «девичьих» поп-групп (типа российского аналога Spice Girls – коллектива «Блестящие», где начинала свою карьеру Жанна Фриске) у них было нечто, чего не имели другие. Это превосходный талант перевоплощения и сыгранность девушек на сцене, энергия («драйв») и, как ни странно, искренность. Именно поэтому называть «t.A.T.u.» «музыкальным проектом» нельзя, ибо для классического «проекта» в шоу-бизнесе они слишком уникальны, скандальны и по-своему соблазнительны. При этом нельзя сказать, что «татушки» вовсе не являются «проектом», они – проект, но не столько по зарабатыванию денег их продюсером, сколько проект, тест по изучению общественного мнения, его сопротивляемости агрессивным намекам на попирания запретов (сексуальных отклонений) и табу (педофилия, детский секс) традиционных и модернистских обществ. В этом отношении со своей задачей они прекрасно справились. Причем Юле и Лене (и, прежде всего, их продюсеру Ивану Шаповалову) удалось «протестировать» сопротивляемость этим запретам не только России, но и практически всего западного мира.

Ивану Шаповалову и вправду удалось сделать почти невозможное – не только шокировать коллективный Запад в сфере, где граждане России (или ранее – СССР) не имели еще значительных успехов – в шоу-бизнесе, но и сделать это предприятие коммерчески успешным и вызывающим интерес к России (на сегодняшний день, к сожалению, — части мировой периферии). Не будем рассматривать моральный и репутационный аспекты этого проекта, но отрицать факт успеха уже невозможно – вряд ли в России есть еще какой-нибудь музыкальный коллектив, который может похвастаться более, чем четырьмя миллионами проданных дисков в течение считанных месяцев.

Хотя, конечно, мировой успех «t.A.T.u.» объясняется не музыкой, пусть даже самой современной и востребованной, а их сценическим имиджем. Для многих категорий как западных, так и российских обывателей «татушки» оказались… символом протеста и связанного с ним подсознательного сексуального соблазна, что не мог не учитывать их продюсер. Оставим рассмотрение сексуального подтекста творчества группы, но протестные настроения налицо. Девушкам из России «t.A.T.u.» дали надежду на выход из их тягучей повседневности к мировой славе, словно по щучьему велению. Журналистское околомузыкальное сообщество получило хороший повод поморализаторствовать и позубоскалить, а профессионалы медиа-рынка – возможность неплохо заработать, используя проверенные технологии повышения и поддержки популярности.

В обойме технологий раскрутки применялись и мнимая борьба с ханжеством российского и западного взрослого обывателя, и скандальные намеки на нетрадиционную сексуальную ориентацию исполнительниц, и эпатажные фотосессии. Но против чего был направлен этот эпатаж? Почему он был так популярен? И почему именно российская группа смогла достичь популярности, играя с негласными запретами западных обществ?

На самом деле, эпатаж «t.A.T.u.» был… холостым выстрелом, который смог лишь артикулировать внимание публики на западных и российских сексуальных табу и запретах, но, разумеется, не смог бы преодолеть их или в какую-либо сторону изменить. То есть, «татушки» находились на грани пределов допустимой морали, но не смогли или не собирались переходить ее. Этот факт, кстати, объясняет более высокую популярность коллектива именно за Западе, где, несмотря на пропагандируемую повсеместно «свободу», существует огромный комплекс общественных негласных запретов и ограничителей, выход за рамки которых грозит, в лучшем случае, изломанной карьерой.

Реальная сексуальная ориентация Юлии и Лены и их взаимоотношения друг с другом мало интересовали российскую публику, несмотря на все намеки на что-то «запрещенное» со стороны их имиджмейкеров и журналистов. С другой стороны, на Западе, где имущественное расслоение различных социальных слоев общества значительно ниже, чем в России, на первый план вышел именно скрытый порок и соблазн. Именно поэтому для тестирования отношения западных обществ к табуированным (пока еще!) темам как нельзя лучше подошли русские девушки – как внешние по отношению к этому обществу актеры. Западный мир получил прекрасный шанс показать, что если кто и покушается на общепринятые сексуальные табу западного мира – то это исключительно русские, но никак не граждане «свободного мира». Сыграли ли «t.A.T.u.» роль в дискредитации русской культуры на Западе? Едва ли, но укрепить репутацию русских на Западе как своего рода «отморозков» у них получилось.

Феномен массовой популярности российского актера и музыканта Игоря Растеряева имеет совершенно другую природу, настолько «глубинно – исконно – посконную», что на внешнем медиа-рынке он в принципе не может быть востребован. Но, поскольку отрицать стремительный взлет популярности Игоря за последние полгода бессмысленно, необходимо понять, как и за счет чего «Россия выбирает своих героев».

Растеряев, суммарный просмотр роликов которого (без какой-либо централизованной раскрутки этого исполнителя в СМИ, которые уже «задним числом» объявили аудитории о восходящей звезде российского музыкального Олимпа) превысил 5 миллионов, начался после вирусного распространения его песни «Комбайнеры», снятой на мобильный телефон. Образ исполнителя оказался настолько аутентичным и искренним, что его посчитали простым сельским трудягой, напевающим на гармони о жизни ребят из глубинки в перерывах между тяжелой работой и постоянными запоями. Как нередко случалось в русской истории, выразителем чувств и чаяний простого трудяги оказался выходец из интеллигентной семьи, актер театра «Буфф» в Санкт-Петербурге, который уже в XXI веке на высочайшем уровне смог стать воплощением миссии русской интеллигенции XIX века, выраженной в максиме «мы не врачи, мы – боль».

Для завоевания бешеной популярности Игорю не потребовалось ни традиционной в мире популярной музыки дорогостоящей «раскрутки», ни просчитанного маркетологами от шоу-бизнеса имиджа, ни эпатажа с сексуальным или протестным подтекстом. Он просто спел, по-простому и доступно о жизни тех, кого «не снимают в сериалах, ведь они не в формате каналов». Это, кстати, и был эпатаж, но эпатаж не внешний, а эпатаж реальностью. За три минуты его «дебютной» песни он смог не только вывести слушателей в мир, о котором интернет-публике мало что известно, но и указал на большую реальность этого мира повседневности русского села по сравнению с двуличным, циничным и бессмысленным миром столичного «гламура». Песни под гармонь заставляли слушателей не только вспомнить о своих корнях, но и разом разоблачили обман и неискренность технологий раскрутки, когда технология, т.е. набор определенных, но обезличенных методов раскрутки не имеют в себе главного – некоего ценностного, метафизического ядра, вступающего в мощнейший резонанс с психикой, личным опытом и ценностями слушателя.

Образ Игоря Растеряева, многократно усиленный до карикатурного или анекдотичного сходства с героями его песен (старые китайские свитера, простой язык, нехитрые рифмы и пр.), наложенный на хоть и грустную (местами страшную), но оптимистичную тематику его песен, лучше любых социологических исследований выявил новый запрос в российском обществе на традиционные ценности, связанные в русской литературе и сказках с русским народом – прямоту, честность, открытость, трудолюбие. Примечательно, что, будучи верующим человеком, Игорь не акцентирует на это внимание публики, как бы демонстрируя публике, что вера – дело до интимности личное. Вместо разнообразных визуальных эффектов, призванных удивлять и даже шокировать, Игорю удалось шокировать одним своим словом, которое, судя по популярности его роликов, нашло отклик в миллионах сердец и которое невозможно подделать или спрогнозировать. Грубо говоря, таким человеком надо быть, так как казаться таковым решительно невозможно.

Песни Растеряева «Русская дорога» и «Георгиевская ленточка», не будучи социальным заказом от государства, смогли вдохнуть в сознание аудитории новое и глубокое измерение жертвы народа в Великую Отечественную войну, почерпнутой в реальности и дедовских рассказах, что зачастую не получается стандартными и неискренними методами казенной пропаганды.

Является ли творчество Растеряева протестным? Без сомнения, но его протест лежит в гораздо более глубинной плоскости, нежели протест «t.A.T.u.». Оно как бы взывает к исторической правде и иллюзорности воздушных замков «гламура. И в этом отношении популярность Игоря Растеряева иллюстрирует, что ядро русской культуры, ее ценности и трехвековая практика не только не повреждены, но и имеют значительные шансы на возрождение и распространение.

А для западного мира Россия и русская культура всегда смогут придумать что-то еще.

Феномен «гламура» как технология разделения общества

Рассматривая идеологическое противостояние в российском обществе в сфере массовой кульутры, нельзя не отметить роль в нем так называемого «гламура». Эта роль, как правило, недооценивается наблюдателями, хотя именно «гламур» (то есть, отношение к нему) и является визуальным маркером, своего рода системой распознавания «свой-чужой» на различных уровнях социальной пирамиды. Поэтому мы вполне можем говорить о «гламуре» не только как о видимой части идеологии правящего класса, но и как о социальной технологии, которая, в том числе, формирует самоощущение различных социальных страт и, в какой-то мере, задает видимые индикаторы «успешности».

Для того, чтобы лучше рассмотреть «гламур» как технологию, обеспечивающую социальную стратификацию общества, предлагаем изучить его феномен. Обыденные представления о «гламуре» характеризуют его как что-то несерьезное, яркое и вычурное (подчас до идиотизма), бездуховное, но при этом очень дорогое. Типичным примером «гламурных» вещей может быть розовый лимузин, мобильный телефон, инкрустированный бриллиантами, или попона для маленькой домашней собачки, сделанная из дорогих сортов меха. Однако это представление, отчасти верное, характеризует «гламур» не полностью и переносит представление о нем как о возможности обладания некими вещами, чья потребительская ценность невелика по сравнению с их формальной стоимостью.

Феномен «гламура», конечно, намного более разнообразен и всеобъемлющ. Мы утверждаем, что «гламур» как социальный феномен является подлинной идеологией общества постмодерна, в котором главный индикатор успеха — финансовая состоятельность. Поскольку доступ к значительным финансовым ресурсам (не важно, какого они происхождения) становится ключевым, то огромную роль приобретает именно показное потребление – возможность потреблять некие «уникальные» товары и услуги по ценам значительно выше среднерыночных, с обязательной ориентацией на публичную презентацию этих приобретений.

Именно поэтому в репортажах светской хроники, помимо тех или иных персонажей, постоянно и навязчиво мелькают названия дорогих торговых марок, потребление товаров и услуг которых и относит персонажей светской хроники к некоему «высшему» классу. То есть, к высоким уровням социальной пирамиды людей приводят не личные заслуги или происхождение (что было очевидно в прошлом), но исключительно потребление. А поскольку мы говорим о социальной системе, то для легитимизации нахождения какого-либо индивида на высших ступенях социальной иерархии это потребление просто обязано быть показным. Говоря о показном потреблении, мы должны иметь в виду, что «показательность» этого потребления далеко не всегда направлена на общество в целом, оно может позиционировать какого-либо человека внутри группы «себе подобных».

Разумеется, позиционирование человека как «успешного» в рамках сложившейся системы социальных отношений ведет к появлению неких «оазисов» показательного потребления, наиболее известным из которых (на обывательском уровне, конечно), является район Рублево-Успенского шоссе в ближнем Подмосковье, где «гламур» стал социальным маркером «успешности» и «превосходства». Следовательно, «гламур» можно назвать социальной технологией, формирующей правящий класс общества, в котором мерой личной эффективности стал доступ к финансовым ресурсам. Тот же район Рублево-Успенского шоссе, разумеется, может не иметь лучших потребительских свойств для его жителей (в виде лучшей экологии, развитой транспортной инфраструктуры и т.д.), но именно концентрация «успешных людей» на этой территории и формирует значительную долю стоимости как земли и недвижимости, так и уровня потребления в целом. Соответственно, территория в данном случае является индикатором «успешности», что обуславливает астрономические цены на недвижимость в том районе – вход в «элиту», которая формируется доступом к финансовым ресурсам, не может не быть дешевым.

Поскольку «гламур» — подлинная идеология значительной части элит (в социологической трактовке этого термина), то он формулируется достаточно несложным набором суждений и видимых образцов для поведения. Постоянное до навязчивости упоминание стоимости «гламурного» образа жизни формирует своеобразный «карго-культ 2.0». Если примитивные в своем социальном и технологическом развитии полинезийцы при помощи деревянно-соломенных самолетов пытались вызвать с неба бесплатные продукты и несложную технику (карго-культ 1.0), то значительная часть современного правящего класса и элит, потребляя наиболее дорогие товары и услуги, надеются на легитимизацию в общественном сознании своего положения только на основании факта самого потребления (карго-культ 2.0). Разумеется, такое положение и образ жизни правящего класса не находит (и не сможет найти) понимания среди «широких народных масс», что значительно повышает, в том числе, запрос в обществе на борьбу с коррупцией (вплоть до самых радикальных мер), размывает легитимность государства как социального института и подтачивает его устойчивость.

Некоторые идеологи «гламура» объясняют делегитимизацию элит некой «рабской психологией» и «завистью» российских граждан к «успешным людям», однако мы понимаем, что подобные идеологические «изыскания» — органичное следствие карго-культа 2.0, который в достаточно примитивной форме пытается защитить себя от справедливых нападок тех, кто своим трудом обеспечивает жизнь 1% российских граждан. Поскольку такая логика работает только на разобщение общества, вызывая отторжение у значительной части россиян, наблюдается положительная обратная связь – чем больше элиты потребляют, тем больше они самоотчуждаются от государства в целом и т.д. То есть, «гламур» — не просто образ жизни количественно небольшой части населения страны, но опасный для социальной стабильности контекст существования государства. И когда самоотчуждение элит от граждан доходит до опасной черты, лучше всего сформулированной, по преданию, Марией Антуанеттой («если нет хлеба, пускай едят пирожные»), в обществе всегда находятся свои Робеспьеры и Дантоны, которые делают само существование коллективной «Марии Антуанетты» невозможной.

Готова ли правящая элита обдумать уроки истории или будет самозабвенно предаваться всем прелестям «гламурной» жизни – покажет ближайшее пятилетие.

Сергей Дягилев XXI века: Михалков или Бекмамбетов?

Еще одна интересная «линия разлома» в идеологическом противостоянии, актуальном для современной России, — позиционирование российских культурных элит на Западе. Человеком, который еще сто лет назад стал наиболее успешным «промоутером» в области русской культурной экспансии в Европу, был Сергей Дягилев, чьи «Русские сезоны» непременно становились событием в культурной жизни Старого континента в начале ХХ века.

Сейчас в области кинематографа у нас есть два подхода к экспорту российской культуры, которые для краткости можно назвать «методом Бекмамбетова» и «методом Михалкова». Поскольку оба кинорежиссера являются в разной степени известными фигурами в Европе, такое сравнение, с одной стороны, равнозначно, с другой – помогает лучше проиллюстрировать подходы к позиционированию русского кинематографа на международном кинорынке.

Тимур Бекмамбетов, начав свою трудовую деятельность как режиссер рекламных роликов (серия «Всемирная история» пережила заказчика на много лет, став классической постсоветской рекламой), смог органично вписаться в те технологии съемки, производства и продвижения кино, которые за десятилетия были отработаны Голливудом. Как хороший специалист по рекламе, он чувствует западную аудиторию и предлагает ей то, к чему она за долгие годы привыкла: экшн, захватывающие погони, различного рода спецэффекты и активную рекламную кампанию с применением новейших технологий работы с общественным мнением.

Любопытно, что один из популярных видеороликов в интернете, получивший огромное количество просмотров, стал ролик о разгроме собственного офиса «слетевшим с катушек» сотрудником, который, как вскоре выяснилось, был вирусным промо-роликом фильма «Особо опасен», выходившим в прокат в России. Для западного кинозрителя Тимур Бекмамбетов представляет свою «русскость» как экзотику, как дополнительный гарнир к кинолентам, в которых по большому счету ничего русского и нет. Те же спецэффекты (может быть, по-своему и оригинальные), те же «топовые» актеры. Русскость фильмов Бекмамбетова, состоит, прежде всего, в некоторых забавных героях второго плана. Во всем остальном фильмы Бекмамбетова представляют собой пример «глобализованного» кино с легким (именно легким) национальным колоритом. Как французы сняли «Пятый элемент», привлекая голливудских актеров и используя голливудские наработки в спецэффектах (до такой степени «смешения», что собственно «французской» в фильме осталась только фамилия режиссера), так и творчество Бекмамбетова следует в основном мировом мейнстриме. Это не плохо и не хорошо – это факт, который иллюстрирует тенденцию «стандартизации» кинематографа по лекалам лидера – Голливуда, за которой не остается ничего национального.

«Метод Михалкова» принципиально иной. Он не копирует безусловные достижения Голливуда в области кинематографа, но знакомит аудиторию с российским кино. В котором нет сильного акцента на спецэффекты и в основном отсутствуют узнаваемые для европейцев фигуры. Зато там четко прослеживается и борьба характеров, и, зачастую, суровая и неприглядная реальность, порой доводимая Михалковым до серьезной гиперболизации. Его актеры, по крайней мере, на ведущих ролях – граждане России. Они знакомят западного обывателя с состоянием дел и умов не только в российском кинематографе, но и в жизни в целом.

В этом отношении его киноленты при всей их неоднозначности можно считать в большей степени произведением искусства, если воспринимать искусство именно как попытку очаровать, удивить и даже шокировать зрителя не только повседневностью, но и неоднозначными характерами героев и игрой актеров. Европейский зритель, просматривая работы Михалкова, может ознакомится с российским киноискусством, во многом самобытном, иногда шокирующим, а в основном – непонятным. То есть, Михалков, насколько ему позволяют обстоятельства, возможности и талант, стал проводником на запад российского кинорынка– пусть часто непонятного западному обывателю, но самобытного и в чем-то уникального.

Отличие «метода Бекмамбетова» от «метода Михалкова» в том, что первый, следуя принятым эффективным методам работы в кинематографе, представил национальную киношколу в отработанных американцами технологиях. Он действует в рамках (но ни разу не переходя их!) западного кинематографического мейнстрима, оставаясь «русским режиссером» лишь по наличию формального гражданства. Михалкову на этом пути гораздо сложнее – помимо преодоления стереотипа некой отсталости и «провинциальности» отечественного кинематографа, выполняя государственный заказ на патриотическое (в его, Михалкова, понимании) кино, ему еще приходится убеждать западного зрителя и критиков в отстаивании права России на самобытную национальную киношколу.

И «Оскар» за «Утомленных солнцем» в середине 1990-х стал признанием Американской Киноакадемией того факта, что русское кино со всей его самобытностью и возможной неоднозначностью («crazy Russians») все же представляет собой самостоятельный феномен в мировом кино. В этом отношении рассмотрение идеологического противостояния в российском обществе замысловато преломляется в борьбу различных подходов к производству кино в мировом масштабе – глобализационного и национального. Какой из них одержит верх? Наверное, они останутся в динамическом равновесии, как Светлые и Темные Иные из первого отечественного блокбастера.

Интерпретация прошлого, настоящего и будущего. Образы повседневности

Важной составляющей любого фильма как произведения искусства является авторская интерпретация прошлого, настоящего и будущего, а также образов повседневности как контекста раскрытия и динамики характеров героев. В этом отношении подходы Бекмамбетова и Михалкова принципиально различны.

Удивительно, но как такового прошлого и будущего в фильмах Бекмамбетова нет – действие его каритн происходит как бы в «вечном сейчас». Даже в тех случаях, когда необходимо передать какое-то развитие сюжета, предысторию развития конфликта, автор не дает вставки временного характера, а формирует определенный контекст поведения героев. При этом временная линия не то, чтобы разрывается, она отсутствует, камера как будто переключается с одной сцены на другую, демонстрируя разгадку развития сюжета в каждом конкретном случае.

Этот подход имеет ряд достоинств, главное из которых — упрощение восприятия зрителем кино, отсутствие необходимости дополнительного интеллектуального усилия для сопоставления тех или иных временных линий. В этом отношении кино уподобляется шоу, в котором все события происходят одновременно, а внимание зрителя фокусируется переключением точек съемки с одной сцены на другую. Нет, конечно, как таковое временное развитие сюжета присутствует и в фильмах Бекмамбетова, но каких-то отсылок на прочие, не имеющие непосредственного отношения к сюжету «в сию минуту» сцены, практически не встречается. Также и сюжет в работах Бекмамбетова развивается линейно и стремительно, позволяя зрителю сосредоточиться на главном – высоком (по российским меркам уж точно) качества спецэффектах.

При этом спецэффекты, как и любые сложные съемки, требующие значительного технического мастерства (погони, гонки, и прочее), составляющие значительную часть каждого нового фильма Бекмамбетова, проработаны в мельчайших деталях. Вдумчивый подход автора к спецэффектам и сложным съемкам позволяет, с одной стороны, не фокусировать внимание зрителя на борьбе характеров героев, и, с другой, значительно повышает уровень зрелищности фильма. Такой стиль съемки, наверное, не может не льстить многим кинокритикам, заявляющих о «новом российском кино мирового уровня», но при этом он купирует развитие и непредсказуемость сюжета, когда следующая сцена в общих чертах предсказывается уже во время просмотра предыдущей.

При этом из-за линейности сюжета и отсутствия каких-либо временных отсылок внутри фильма в значительной степени теряется борьба характеров, понимание контекста и причин действий героев. Этот подход, разумеется, ни в коей мере нельзя назвать «примитивизацией» кино как визуализации какой-либо истории, тем более, что в техническом плане сложность подобного фильма значительно возрастает. Но, если не обращать внимания на спецэффекты и следить исключительно за борьбой персонажей, сюжетная насыщенность фильма резко снижается. О таком фильме можно сказать, что он понравился (или не понравился), но почему (исключая спецэффекты, конечно) – непонятно. Поэтому бедность сюжета фильма, проходящего в «вечном сейчас», должна с лихвой компенсироваться именно визуальными эффектами, что мы и наблюдаем в творчестве Бекмамбетова. Кстати, это не хорошо и не плохо, таков подход к съемке кино, продиктованный Голливудом.

Подход Михалкова к визуализации времени – принципиально иной. Никита Сергеевич настолько часто прибегает к различным вставкам, отсылкам, воспоминаниям своих героев, что кинозрителю, привыкшему к голливудской кинопродукции, в них несложно запутаться. Несмотря на то, что такие вставки значительно увеличивают как хронометраж, так и сложность восприятия, они помогают не только лучше понять контекст развития сюжета, но и гораздо эффектнее и эффективнее раскрывают характеры героев, их мотивацию и поведение на протяжении всего фильма. При этом из-за очевидного усложнения сюжета требуются значительно большие интеллектуальные усилия для понимания происходящего на экране, чем простое удивление от высококлассных спецэффектов.

Этот стиль съемок кино перекликается с творчеством Толстого и Достоевского, которые уделяли значительное внимание воспоминаниям и размышлениям своих героев, не имевшим прямого отношения к основной сюжетной линии произведений. Может быть, кто-то посчитает такой стиль написания «нерациональным», непомерно увеличивающим объемы книг, но, возможно, именно частые рассуждения и дополнительные рассказы смогли сформировать уникальный облик великой русской литературы, признанной и на Западе, и в России, как не только художественный, но, в большей мере, социально-философский.

При этом образы прошлого в работах Михалкова проработаны достаточно серьезно, ибо именно они раскрывают истоки и причины поведения главных героев. Если же рассматривать прошлое не как контекст и истоки развития основного сюжета фильмов, а как визуализацию прошедших эпох, то и тут Михалков подходит к этой работе максимально вдумчиво. Образы прошлого прорабатываются с максимальной детализацией, которая обуславливается общей идеологией и сюжетными линиями его фильмов. Несмотря на частую гиперболизацию тех или иных аспектов бытия героев прошлого, они фокусируют внимание зрителей на определенных аспектах характеров героев, раскрывают суть прошлых эпох в соответствии с замыслами автора, но не отвлекают чрезмерной насыщенностью.

У Бекмамбетова подход к визуализации повседневности иной: у него самые обыденные сцены «глянцевые» и привлекательные, что неудивительно для режиссера, чья творческая биография начиналась с рекламных съемок. Тут страшное – очень страшное, хорошее – слишком привлекательное до максимальной гиперболизации и однозначности образа в каждом конкретном случае. Усиление однозначности трактовки тех или иных образов, сцен и героев, конечно, помогает упростить восприятие, но реальная жизнь имеет гораздо больше полутонов и неопределенности.

Какой подход – Бекмамбетова или Михалкова – уместнее в кино? Разумеется, оба — и ставить вопрос именно так, наверное, некорректно. Любое кино так или иначе найдет своего зрителя: и то, которое сделано по правилам шоу, и то, которое претендует называться искусством, в том числе элитарным. Особенность современной российской ситуации — в том, что глубокое, хоть и не всегда осознаваемое идеологическое противостояние, намечающееся, в том числе, в культуре диктует не логику компромисса, а логику противопоставления, когда на первый план выходят не достоинства, а именно недостатки тех или иных подходов, концепций и мировоззрений, доводя градус дискуссии и размежевания до критического уровня. Является ли это угрозой стабильности и устойчивости государства и шаткому согласию в обществе? Безусловно.

Отношение к религии

Еще один важный индикатор, наглядно демонстрирующий разницу подходов Бекмамбетова и Михалкова к кино как к искусству, — отношение авторов к религии.

Бекмамбетов случайно или намеренно религиозную тематику в своих работах обходит. Она заменяется у него на некие мистические статусы, ритуалы и обряды. Разумеется, полного отказа от религиозного нет, и его герои следуют предначертанному, будь то сложные этические нормы «Светлых» и «Темных» или явление воли ткацкого станка Ордена Ткачей, недоступного непосвященным. Но за всеми этими предначертаниями нет связного морально-этнического стержня, который проглядывается за любой известной религией.

То есть, религия, по Бекмамбетову, не является чем-то понятным и даже в какой-то мере естественным для кинозрителя, она выражается в сложных и неочевидных правилах поведения киногероев, которые диктуются достаточно сложным и «лихо закрученным» сюжетом. Следовательно, и отношение к религии у него сродни чудесному – персонажи совершают какие-либо поступки, которые для зрителя уже «задним числом» объясняются сложными или уникальными морально-этическими рамками, следующими из сюжета каждого фильма. Можно сказать, что в каждой своей новой работе Бекмамбетов задает и некие этические концепции, оставляя религиозный мотив поведения героев на откуп каждому конкретному эпизоду. Этот подход предполагает «загрузку» в сознание не только достаточно необычного сюжета, но и религиозно-этической мотивации поведения героев, что требует дополнительного времени в каждой из кинокартин.

Михалков, напротив, представляет религию (в данном случае – православное христианство) как одну из смыслообразующих компонент, помогающую героям его фильмов в минуты наивысшей опасности и/или неопределенности. Доводя силу и важность веры до гиперболизации в отдельных сюжетах (например, при атаке немецким штурмовиком спасшихся с потопленной им баржи людей в «Предстоянии»), Михалков демонстрирует важность сохранения веры человеком в самых критических обстоятельствах в жизни, которая в буквальном смысле спасает.

Несмотря на язвительные упреки некоторых кинокритиков-рационалистов (из серии «нельзя сбить молитвой штурмовик»), пафос Никиты Сергеевича ясен – он показывает, что именно вера человека в чудесное и Божественное может спасти его в самую трудную минуту, способствует борьбе, а следовательно – победе или хотя бы выживанию. Вера в Бога в самую трудную минуту, по мнению Михалкова, неотделима от образов положительных персонажей из его фильмов.

Можно сказать, что Бог и религия (причем именно православное христианство) стали в его фильмах не просто некой «божественной машиной» из античных трагедий, помогающей героям в трудную минуту, но единственным и главным объяснением их побед, помыслов и поведения. Это не надежда на авось и ни в коем случае не мракобесие, но – единственный и неотделимый от характера героев стимул и способ быть собой в самых трудных и, казалось бы, безнадежных ситуациях. Таким образом, Михалков демонстрирует зрителю, что вера в Бога — главное объяснение чудесного, помогающее пройти через любые испытания.

При этом Михалкову не нужно в своих фильмах как-то дополнительно объяснять истоки этой веры – они понятны на интуитивном уровне каждому зрителю. Православная вера его героев, помогающая им в самые трудные моменты, в лучшей форме высказана в максиме из «Сибирского цирюльника» — «он русский, это многое объясняет». В этом отношении «русскость» героев автор рассматривает не как узкоэтническую компоненту, но, скорее, как мироощущение, которое позволяет с Именем Божьим добиваться невозможного или непознаваемого с точки зрения, прежде всего, западного обывателя.

Битва докладов – новая форма идеологической борьбы

За год до президентских выборов в стране развернулась борьба политических и экономических стратегий и программ. Одна из ее форм — публичные доклады. Нельзя сказать, что это абсолютно новая форма интеллектуальной дискуссии в политической жизни России, но ее новизна заключается в беспрецедентном количестве подобных докладов, появившихся за очень короткий срок. Причем в этих работах можно напрямую увидеть столкновение различных точек зрения и идеологических концептов. Именно поэтому мы считаем, что речь идет о новой форме идеологической борьбы — битве докладов.

Так, группа экспертов во главе с ректором Высшей школы экономики Ярославом Кузьминовым и ректором Российской академии народного хозяйства и госслужбы Владимиром Мау по заданию Владимира Путина готовит правительственную «Стратегию–2020». А Институт современного развития (ИНСОР), попечительский совет которого возглавляет Дмитрий Медведев, подготовил проект программы для будущего президента – «Стратегия–2012». Дискуссия ведется и на других экспертных площадках. В марте 2011 года целый ряд аналитических групп опубликовал и даже успел провести обсуждение докладов о возможных путях развития страны. Среди них, помимо ИНСОР и «Стратегии-2020», ЦСР, Центр Карнеги, РПЦ и другие.

СМИ почему-то очень выборочно реагируют на битву докладов, замечая, в массе своей, лишь два из них – ИНСОРовскую «Стратегия-2012» и «Стратегию-2020». Неудивительно, что, представляя интеллектуально-экспертную идеологическую дискуссию в виде противостояния этих двух докладов, СМИ усматривают в ней противостояния двух кандидатов на следующих выборах президента страны: Дмитрия Медведева, поскольку доклад ИНСОРа публично представлен как программа ныне действующего президента под грядущие выборы, и Владимира Путина, поскольку второй доклад рождается в околоправительственных кругах.

Между тем, оба доклада выражают либеральную идеологию, хотя есть и различия. Доклад «Стратегия-2012» — это платформа радикального либерализма. «Стратегия-2020» — платформа умеренного либерализма. Таким образом, стремление СМИ замечать только два указанных доклада суживает пространство программной дискуссии до либерального сегмента идеологического спектра. Однако даже краткий обзор существующих докладов показывает, что они затрагивают значительно более широкую сферу. В уже существующих докладах мы видим куда большую палитру взглядов на модернизацию страны, включая и консервативные подходы. Оговоримся, что помимо приведенных ниже докладов существуют и другие, которые в настоящее время готовятся, но о которых пока мало что известно.

«Стратегия 2020»

Что касается правительственной «Стратегии–2020», то ее пока еще в готовом виде нет. К написанию привлечены практически все известные эксперты, которые входят в 21 рабочую группу (в каждой – от двух до пяти десятков специалистов). Большинство из них, судя по названиям, сориентированы на экономическую тематику, но есть и группы, занимающиеся вопросами образования, здравоохранения, международных отношений, местного самоуправления.

Разработчики новой стратегии предлагают освободить российский бизнес от коррупционного давления и регулярной дани, которую собирают силовые структуры и бюрократия. Власть должна озаботиться созданием широкого класса собственников, а также принципиально изменить свое отношение к бизнесу: государство, в частности, должно начать компенсировать предпринимателям все их потери из-за неисполнения чиновниками собственных обязанностей. Кроме того, разработчики «Стратегии–2020» прямо связали модернизацию экономики с необходимостью политических реформ: с утверждением свободных выборов и политической конкуренции, а также введением реального разделения властей. Без этого, как считают ученые, модернизация в России не состоится, а стратегические задачи, которые стоят сегодня перед страной, так и не будут решены.

Примечательно, что список необходимых кардинальных реформ составлен не «внесистемными оппозиционерами» вроде Немцова, Каспарова или Лимонова, а вполне благополучными и даже близкими к властям экономистами: ректором президентской Российской академии народного хозяйства и госслужбы Владимиром Мау, руководителем Экономической экспертной группы Евсеем Гурвичем, научным руководителем Высшей школы экономики Евгением Ясиным и др.

«Без кардинальных реформ Россия обречена на затяжное отставание от нынешних стран-лидеров и развивающихся стран. На обозримую перспективу – по крайней мере до 2050 года – наша экономика будет развиваться медленнее и хуже, чем в 2010 году. Даже если производительность труда в стране будет расти ежегодно на 5% (как было в благополучный докризисный период), то без кардинальной модернизации экономика не сможет поддерживать темпы роста выше 4%» – предупреждают правительство разработчики стратегии. Ограничиться техническими мерами будет невозможно – построение новой модели роста требует изменения отношений между государством, бизнесом и обществом. Препятствия для развития фундаментальны, их называет Евсей Гурвич: нелегитимная собственность, большой размер нерыночного сектора (госкомпании и госкорпорации), много неконкурентоспособных предприятий, несоответствие стандартов управления международным принципам, закрытая экономика и масштабный теневой бизнес.

Эксперты рабочей группы «Бюджетная и денежная политика» проекта обновления «Стратегии–2020» представили в марте свою «стартовую» рабочую записку, с которой предлагается начать обсуждение возможных стратегий в макроэкономической политике в России на долгосрочный период.

В рабочей записке наиболее интересен анализ проблем в макрорегулировании экономики: авторы едины в том, что внешние шоки 2007–2008 годов лишь определили время кризиса в РФ в 2008–2009 годах, а ход его был предопределен структурными особенностями экономики и слабостью проводившейся до этого экономической политики. Ключевой проблемой авторы считают резкий, стимулированный и государством, и нефтегазовой конъюнктурой рост спроса в России (2005–2007 годы – на 26% в год), который в принципе не могла удовлетворить промышленность.

«Внутренний спрос в реальном выражении почти вдвое больше внутренних поставок – 11,3% против 6,3%», – констатируется в документе.

При этом, отмечают авторы, норма накопления основного капитала оставалась невысокой, в диапазоне 18–21% ВВП, что по состоянию на 2007 год было вдвое меньше, чем в КНР (40%), и существенно меньше, чем в Индии (34%): приток нефтедолларов расходовался в основном на потребление.

Вне зависимости от сценария развития экономики (авторы не противоречат двум правительственным, Минфина и Минэкономики, подходам к этому вопросу) рекомендуется прежде всего увеличить норму накопления капитала до 30% (в 2010 году – 23,4%). Возможным резервом экономики авторы считают экспортируемые из страны капиталы (7–13% ВВП в год, около половины накопления капитала в России) за счет «улучшения деловой среды», увеличение сбережений домохозяйств за счет стимулирования высоких депозитных ставок.

Как вариант предлагается и снижение госрасходов, рост налоговой нагрузки, усиление борьбы с «тенью» в экономике, перемещение части госрасходов на население, обсуждается необходимость воссоздания резервного фонда и его пополнения внутренними займами – спектр дискуссий задается широко.

В денежной политике «стартовые» рекомендации более жесткие: достижение уровня инфляции до 2–4% в год, переход ЦБ к инфляционному таргетированию, достижение уровня монетизации экономики до 100% ВВП, дестимулирование долларизации, расширение операций с внутренним госдолгом для перехода к управлению кредитной-денежной ситуацией через ставки

Газета «The New Times» опросила нескольких экспертов, принимающих активное участие в подготовке стратегии. Владимир Мау предлагает в качестве новой модели роста «снижение, а не рост бюджетной нагрузки к ВВП, недопущение роста и постепенное снижение налогов на труд, последовательное проведение приватизации с доминированием в ней не фискальных, а социальных и политических задач, предполагающих формирование широкого слоя неолигархических собственников». То есть речь идет о переходе от модели государственного спроса к модели предложения — опоре на производителя, преимущественно частного, для которого приоритетно при прочих равных условиях снижение налогов, то есть ограничение госрасходов.

Причем именно снижение налоговой нагрузки (в первую очередь за счет страховых взносов в социальные фонды) авторы «Стратегии–2020» считают принципиально важным: это будет ясный сигнал бизнесу об улучшении делового климата. Ну а выпадающие при этом доходы бюджета предлагается компенсировать за счет жесткого сокращения бюджетных расходов. Евгений Ясин отмечает: невозможно добиться ускоренного роста экономики и выдержать конкуренцию с другими развивающимися странами (Китаем, Индией, Бразилией) без повышения производительности труда в 3–4 раза. Ясин полагает, что первым шагом к повышению производительности труда стала бы массовая приватизация госкомпаний.

Очевидно, что при всем либерализме предлагаемых в рамках доклада преобразований ключевая роль инициатора этих реформ отводится государству, а сами реформы имеют своей целью не только финансово-экономические достижения, но и социальные аспекты. Умеренный либерализм этого подхода проявляется также и в том, что одна из заявленных целей концепции, по словам Я. Кузьмина, — модернизация социального государства. В случае с радикально-либеральными подходами речь идет о демонтаже социального государства.

Институт современного развития «Обретение будущего. Стратегия 2012»

В марте Институт современного развития представил многостраничный доклад о путях развития России под названием «Обретение будущего. Стратегия 2012», который многие обозреватели уже назвали предвыборной программой Дмитрия Медведева.

Доклад, состоящий из двух частей, стал продолжением прошлогоднего проекта ИНСОРа «Россия XXI века: образ желаемого завтра», который спровоцировал широкую дискуссию о будущем страны. Тогда один из наиболее часто задававшихся авторам вопросов был таким: с чего начать движение к «желаемому завтра»? В новом докладе эксперты предлагают вариант этого плана, своего рода «дорожные карты», которые смогут послужить отправной точкой для общественной дискуссии.

В докладе декларируется набор либеральных методов, которые у части элиты перешли из категории инструментов в категорию ценности: развитие конкуренции, как на поле политики, так и на поле экономики, и создание соответствующей институциональной среды; перевод экономики из ручного в системный режим управления; целенаправленная политика укрепления частной собственности.

Главной движущей силой модернизации, по мнению экспертов ИНСОРа, должен стать частный бизнес, надежно защищенный правом и государством. Что касается государства, то оно в своем нынешнем виде является как раз тормозом необходимых перемен. «Обновление экономики и технологий нуждается в мощном импульсе, но прежде чем давить на газ, надо снять экономику с тормоза ручного управления. Модернизация страны начинается с модернизации системы власти и менеджмента», — говорится в докладе. Действующая сейчас модель развития экономики, основанная на экспорте сырья, больше не работает, а все «модернизационные идеи» повисают в воздухе. Изменить ситуацию мог бы мощный приток иностранных инвестиций, но он ограничен плохим качеством институтов и неважным инвестиционным климатом, который сильно испорчен из-за непомерно разросшейся роли государства в экономике, коррупции и избыточного администрирования.

Выход авторы документа видят в том, чтобы отказаться от погони за профицитом бюджета: наоборот, они предлагают закрепить постоянный дефицит в 1–1,5% ВВП, чтобы больше финансовых средств направлялось на техническую модернизацию производства. А чтобы гарантировать финансовую систему страны от новых кризисов, эксперты предлагают сформировать суверенный фонд нового поколения: в него будут зачисляться все нефтегазовые доходы, а также все доходы от приватизации и управления госимуществом. Его объем должен составлять не менее 60% ВВП.

В докладе ИНСОРа много внимания уделяется модернизации элементов финансовой системы страны: банков, бирж, управляющих компаний и т. п. Но не говорится самого главного: современная финансовая система России не суверенна, а жестко вписана в мировую финансовую систему. И поэтому – ущербна, несмотря на всевозможные акции, облигации, фьючерсы, опционы и другие инструменты.

Так, в докладе сказано, что «в совокупности глобальная и макроэкономическая эффективность финансового сектора России предполагает в качестве интегрального показателя эффективности объем долгосрочных инвестиций, привлекаемых из всех возможных источников, как внутренних, так и внешних. Другими словами, «длинные деньги» являются наиболее точным индикатором качества финансовой системы».

Эксперты ИНСОРа предлагают кардинально сократить полномочия и функции органов власти и управления, подчинить деятельность власти административным регламентам и провести публичную ревизию экономической деятельности всех органов управления и аффилированных негосударственных структур.

В сфере обороны и безопасности предлагается перейти до истечения следующего президентского срока в 2018 году к новым принципам формирования Вооруженных сил. «Армия, формируемая на добровольческой основе, — это прекращение войны государства с демографией и потребностями экономики в трудовых ресурсах. Сильная реформированная полиция — это исполнение государством функций справедливого принуждения и обеспечения правопорядка, причем в интересах не только государства, но и в интересах граждан. Модернизированные спецслужбы прекращают тайную войну с гражданами страны и выполняют функцию их реальной защиты от реальных угроз, в том числе террористических», — говорится в докладе.

Еще одна красноречивая цитата из доклада: «Конституция России прямо запрещает огосударствление идеологии, ее монополизацию, идеологический диктат власти. Тем самым утверждается идеологический плюрализм, свободная конкуренция идей, мировоззрений, ценностных ориентаций».

Идеология предполагает наличие общей цели развития, понятной большинству граждан. Если нет такой цели, ее понимания большинством граждан, то нет даже подобия единства общества. Если нет внутренней цели, значит, страна подчинена целям внешнего окружения или глобального управления.

Поэтому под прикрытием красивых слов об идеологическом плюрализме, о конкуренции мировоззрений и различных ориентаций обозначается необходимость стимулирования дальнейшей разобщенности российского общества.

Аналитики подтверждают, что некоторые идеи из доклада уже воплощаются в жизнь, может, и не всегда в том же формате, который предлагают авторы. Другие могут быть реализованы в ближайшие годы, но, разумеется, не в том объеме и не в том комплексе, как они поданы. В этом виде — как политическая программа — эти идеи вряд ли могут быть осуществлены.

Центр стратегических разработок (ЦСР) «Политический кризис в России и возможные механизмы его развития»

Еще одной площадкой для дискуссии стал доклад Центра стратегических разработок (ЦСР) «Политический кризис в России и возможные механизмы его развития», авторами которого являются директор по исследованиям ЦСР Сергей Белановский и глава ЦСР Михаил Дмитриев.

Ведущие аналитики ЦСР делают сразу несколько открытий, стилистически напоминающих разоблачения. Первое — «делегитимизация» власти. Поддержка президента и премьера стабильно падает. По данным опросов, проведенных самим ЦСР, за Владимира Путина готовы проголосовать на президентских выборах лишь 33% респондентов, а за Дмитрия Медведева — вообще только 22%. Второе — «заговор социологов». Ведущие социологические центры — ВЦИОМ, Фонд «Общественное мнение» (ФОМ) и «Левада-Центр» (последний, заметим, традиционно относится к власти весьма критически) — Белановский и Дмитриев вполне определенно обвиняют в замалчивании и искажении мнения граждан, прежде всего, по поводу правящего тандема. Третье — неадекватность правящей элиты (в частности, отсутствие у нее нормального «контента», то есть повестки дня), которую срочно необходимо заменить деятелями второго и последующих эшелонов. Иначе — дестабилизация по сценариям даже не конца 1990-х, а эпохи распада СССР.

Авторы исследования утверждают, что если рейтинги доверия к власти продолжат снижаться еще 10–15 месяцев, в стране произойдет политический кризис образца 1980-х годов.

«Отсутствие в стране эффективной власти может открыть путь для реализации самых деструктивных политических сценариев», – заявляют авторы доклада. По их мнению, результаты нынешних соцопросов «поразительно напоминают» исследования 1987 года, когда люди также демонстрировали усталость от «предельно скучной и не имеющей отношения к жизни» риторики советских вождей. Эксперты, ссылаясь на данные фонда «Общественное мнение», отмечают падение рейтингов доверия (к президенту с 58% до 51%, к премьеру с 71% до 57%). Снизился и рейтинг «Единой России» – на 11% (с 56% до 45%). При этом исследователи утверждают, что «набирает силу тенденция «проголосую за кого-то третьего».

По мнению аналитиков ЦСР, необходимо проведение поэтапно целого ряда реформ, которые смогут «обновить политический контент». Авторы доклада предлагают для выхода из кризиса сформировать по итогам думских выборов коалиционное правительство с привлечением представителей оппозиционных партий. Среди необходимых мер — создание новой партии, выражающей интересы среднего класса Москвы и крупных городов России. Численность потенциального электората такой партии в столице может составить 40%, а в других российских городах – 15–20%

По мнению авторов доклада, если предположить, что выборные кампании (парламентская и президентская) 2011 – 2012 годах пройдут запланированным образом, они в любом случае нанесут очень сильный удар по легитимности власти вследствие очевидного факта политического манипулирования. Этот удар по легитимности наложится на стихийно формирующийся тренд делегитимизации, который и сам по себе развивается достаточно быстро.

В то же время, по оценкам многих экономистов, в ближайшие годы назревает серьезный бюджетный кризис, преодоление которого потребует серьезного урезания социальных расходов, в том числе на медицину и образование, а также, по-видимому, ускорение инфляции. Результаты всех социологических исследований показывают, что социальные последствия этих мер воспринимаются населением крайне болезненно. В результате процесс делегитимизации власти может пойти очень быстрыми темпами.

По мнению экспертов, в среднесрочной перспективе экономический рост, скорее всего, будет неустойчив, что станет подпитывать неудовлетворенность населения экономическим положением. Сохранение этой тенденции не даст политическому кризису угаснуть и рано или поздно переведет его в открытую и острую форму.

Чтобы предотвратить развитие кризиса, эксперты предлагают провести структурные реформы высших эшелонов власти.

Среди предлагаемых мер – «отказ от попыток любой ценой добиться парламентского большинства для «Единой России» и формирование после выборов коалиционного правительства».

Очевидно, что предлагаемые в докладе реформы ориентированы на трансформацию политической системы страны. Политологи обратили внимание, прежде всего, на обоснование авторами доклада слабых позиций Дмитрия Медведева в качестве кандидата на выборах 2012 (впрочем, аргументы в пользу этого тезиса подверглись серьезной критике) и на запрос на выдвижение третьего кандидата от тандема.

Московский центра Карнеги «Россия-2020: сценарии развития»

К обсуждению дальнейших путей развития России подключились и международные фонды. В проекте Московского центра Карнеги «Россия-2020: сценарии развития» предусмотрительно выбран 10-летний горизонт прогноза — не слишком короткий, но и не настолько длинный, чтобы полностью снять с себя ответственность за реалистичность предлагаемых сценариев.

Сценарный проект Центра Карнеги стартовал в начале 2010 года. Именно тогда была составлена команда из трех десятков человек, начавшая работать над набором ключевых сюжетов, относящихся к экономическому, политическому и социальному развитию страны. В работе участвовали как отечественные, так и западные эксперты, что обеспечивало объемность видения и методологическое разнообразие.

Результаты «тематических» сценариев опубликованы в двух номерах журнала Pro et Contra, часть из них — в сокращенном варианте — появилась на страницах газеты «Ведомости». Кирилл Рогов пишет о том, что исчерпанность прежней модели экономического роста потребует «неизбежной коррекции господствующих социальных настроений, а также возможностей и стратегий элитных групп». Борис Макаренко, размышляя о будущем политических партий, полагает, что власть должна перестать игнорировать «активное меньшинство» и «новый протест». Материал Александра Гольца посвящен будущему российской армии. Сюжет Алексея Малашенко — Северный Кавказ и его место в российском государстве в ближайшее десятилетие. Дмитрий Тренин рассматривает динамику российской внешней политики от «одиночного плавания» с апофеозом в виде грузинской войны в 2008-м к «сближению с Западом» в конце этого десятилетия и строит предположения относительно дальнейших внешнеполитических сдвигов. Сэм Грин предлагает свой взгляд на развитие российского общества. Йенс Зигерт прогнозирует будущее гражданской активности. Владимир Милов анализирует сценарии будущего десятилетия в экономических, а Даниэл Трейсман — в политэкономических категориях. Николай Петров рассуждает о роли в развитии страны управленческих элит, которые, на его взгляд, более заслуживают звания номенклатуры.

По мнению экспертов, ключевой точкой бифуркации является выбор политико-экономической модели на следующее десятилетие. Этот выбор делается сейчас, но окончательно оформится после президентских выборов 2012 года. Конфигурация 2011-2012 гг. здесь выглядит скорее как производная от этого выбора, чем как стартовая точка. Выбор, похоже, был сделан в 2010-ом, когда две ключевые модели — условно «традиционалистская» (перераспределение ренты от добычи и переработки природных ресурсов) и «модернизационная» — демонстрировали свои возможности. В условиях роста мировых цен на энергоносители технологические и геополитические возможности «сырьевой» модели оказались далеко не исчерпаны. Это указало бизнесу и политической элите, что нет необходимости срочно переходить к альтернативной стратегии. Таким образом, на 10-летнюю перспективу модернизация остается лишь подспорьем для поддержания «рентной» модели.

В качестве главных драйверов, обусловливающих изменения системы, могут выступать экономика, которая должна обеспечивать постоянно растущий приток финансовых ресурсов, и управление, которое необходимо совершенствовать, поскольку эффективность системы неуклонно падает. При этом даже небольшой сбой как в экономике, так и в управлении может привести к серьезному системному кризису.

Кризис могут также вызвать многочисленные «внешние риски», из которых самыми существенными представляются те, что связаны с Северным Кавказом. Эти риски лишь отчасти можно рассматривать как внешние — во многом это просто доведенные до крайнего выражения общероссийские проблемы: слабость институтов, коррупция и др. Кроме того, причиной кризиса могут стать техногенные аварии и катастрофы, связанные с обветшавшей инфраструктурой. К последним примыкает и деградация социальной инфраструктуры, прежде всего в сферах здравоохранения и образования, где ухудшение, накапливавшееся в течение последних 20 лет, в грядущем десятилетии может привести к скачкообразному падению. Финансовые и управленческие инструменты не позвлдят ни предотвратить, ни существенно ослабить негативные последствия от описанных вызовов, зато при неудачном стечении обстоятельств могут их серьезно усугубить.

Отсюда следует важный вывод о том, что в предстоящие 10 лет сохранить статус-кво принципиально невозможно. Если же исходить из обратного и не готовиться к серьезным испытаниям, которые ждут нас завтра, то их негативные последствия окажутся еще более серьезными, полагают эксперты.

Но в будущем пассивное согласие не гарантировано. «Пакт неучастия» может быть нарушен (любой из сторон), если экономические ресурсы государства будут истощаться, а также в результате воздействия иных драйверов, о которых говорилось выше, или вследствие «усталости» от политической монополии одной группы. К следующему выборному циклу (2016-2018 гг.) срок пребывания у власти нынешней политической элиты будет приближаться к 20 годам. Именно этот политический этап, по мнению участников проекта, представляется вероятным временем перелома.

Методологическим дефектом Карнеги, который обусловлен применением западных стандартов и подходов, является то, что эксперты этого центра представляют российскую институциональную систему как систему западного типа, только дефектную. Исправление этих дефектов и приведение российской системы в полное соответствие с западными аналогами, по их мнению, исправит всю ситуацию.

Однако эксперты Карнеги не замечают, что российская система действует на основе кардинально иных механизмов, которые органичны ее специфике. Без учета этой специфики предлагаемые сценарии развития и методы решения являются как минимум недостаточными, а зачастую и ущербными.

РПЦ «Преображение и модернизация: духовное начало, цели, риски и шансы»

Вслед за политическими докладами президентских, партийных и правительственных экспертов Церковь предложила свое видение текущего момента. РПЦ обнародовала свой ответ нашумевшему докладу Института современного развития (ИНСОР) «Обретение будущего. Стратегия-2012». Клуб православных предпринимателей, близкий к руководству церкви, совместно с советом «Экономика и этика» при патриархе представил документ под многообещающим названием «Преображение и модернизация: духовное начало, цели, риски и шансы». Из доклада следует, что стратегическое видение околоцерковных прогнозистов простирается намного дальше ближайших президентских выборов и охватывает все сферы жизни.

В работе над докладом в числе прочих экспертов принимали участие физик Сергей Капица, социолог Игорь Бестужев-Лада, экономист и бывший политик Сергей Глазьев, глава Клуба православных предпринимателей и гендиректор Института экономических стратегий РАН Александр Агеев.

Авторы документа озабочены тем, что «на фоне официальной оптимистичной риторики в стране растут протестные настроения». Ссылаясь на социологов, они приводят статистику, в соответствии с которой «число россиян, недовольных и готовых участвовать в акциях протеста, приближается к половине населения страны».

Поиски виновников столь удручающего положения дел приводят членов совета «Экономика и этика» к мысли о неконструктивности и даже вреде идей либерализма, получивших развитие в 1990-е годы. Сегодня, убеждены авторы доклада, «правящие элиты в России не демонстрируют надлежащее понимание сути ситуации и готовность к действиям в условиях ожидающихся внешних деструктивных воздействий». «Способны ли власти осознать, что проводимый курс углубляет социальные разрывы в стране и ведет в конечном счете к социальному взрыву?» – задаются вопросом эксперты РПЦ.

И ставят вопрос ребром, интересуясь отсутствием серьезных кадровых решений руководства страны: готово ли оно избавиться от чиновников, которые «скомпрометировали себя своим растленным поведением, и от тех, кто не способен управлять ситуацией в современной обстановке?».

Либеральная доктрина, на взгляд авторов доклада, «заключает в себе идею раскрепощения греховного индивидуума, а значит, и высвобождения потенциала греха в человеческой личности»: «Она предполагает, что свободный человек вправе отбросить все, что его сковывает, препятствует в утверждении его «я», в том числе греховного. В этой части либеральная идея диаметрально противоположна христианству». «Торжествующий многоликий грех начал «править бал» в России в лихолетье 90-х», – добавляют они. И конкретизируют этот тезис: «При всех переменах нулевых годов именно «либерализм», маскирующий усугубление социальных проблем и препятствующий их исцелению, остается идеологической доминантой нашего времени».

Сложившаяся социальная структура, предупреждают авторы доклада, «не только не справедлива, но и сулит серьезные потрясения в будущем»: «Свидетельствуя о реальном доминировании ценностей индивидуализма и потребительства, торжества культа золотого тельца, такое состояние общества провоцирует возрождение протестно-революционных доктрин и практик, вплоть до самых разрушительных».

Духовно-нравственное состояние нации, сетуют авторы доклада, характеризуют серьезные патологии: «При этом социальные группы, не заинтересованные в модернизации страны, распоряжаются всеми необходимыми инструментами консервации сложившегося режима». «Западнистские проекты», убеждены они, не находят поддержки народа, «несмотря на активный сервис в СМИ и отчасти – в экспертном сообществе».

Признавая необходимость преобразований в России, авторы документа подчеркивают, что важную роль в осмыслении этих процессов «призваны сыграть традиционные для России религии, прежде всего православие и Русская православная церковь, способные придать должный импульс духовно-нравственному очищению общества».

Манифест «Право и Правда»

Близко по духу к докладу «Преображение и модернизация: духовное начало, цели риски и шансы» стоит Манифест кинорежиссера Никиты Михалкова «Право и Правда». «Разруху в стране и головах», принесшую и приносящую России тяготы, невзгоды и испытания, творили и творят проповедники радикального прогресса и неистовые вожди либеральных буржуазно-демократических и пролетарских революций», заявляет Михалков и дает резкую отповедь либеральному курсу как в экономике, так и в политике, считая, что дальнейшая его реализация приведет к катастрофическим последствиям. Вместо либеральной модели Михалков предлагает базироваться на консервативных началах, выдвигая модель «просвещенного консерватизма» как основу стабильного и устойчивого развития страны без радикальных потрясений.

Одним из главных посылов просвещенного консерватизма, по Михалкову, является консолидация общества и власти против государственного безвластия, общественной анархии и индивидуального произвола, националистического экстремизма и международного терроризма.

Как и авторы доклада «Преображение и модернизация: духовное начало, цели риски и шансы», Михалков видит возрождение страны в высвобождении духовного потенциала народа, общественной и экономической деятельности на базе нравственно-духовных начал, обращении к своим национальным истокам и культуре. При этом главным двигателем этой политики должно стать государство, целью политики которого является симфония государства и гражданского общества; союз личности, нации и государства; гармония труда, земли и капитала; равномощность «прав и свобод народов» и «прав и свобод человека».

По мнению кинорежиссера, либеральная модернизация обречена на поражение, а возрождение страны невозможно лишь на материалистическом индивидуализме. Важную роль во всех сферах жизни – включая экономическую – должны играть духовные идеалы и национальная культура. Лишь экономические реформы, базирующиеся на национальных традициях, могут иметь успех, — эта мысль красной нитью проходит через Манифест.

В экономике Михалков противопоставляет политике рыночного либерализма политику органичного сочетания «рынка» и «плана», которая должна устанавливаться государством, ориентированным не столько на стабилизацию макроэкономических показателей, сколько на реализацию социальной политики, сглаживания социального расслоения, консолидации общества и выравнивания уровня жизни.

Таким образом, оба доклада – и РПЦ, и Манифест Михалкова – в каком-то смысле созвучны с позицией известного американского экономиста Джозефа Стиглица, который известен как жесткий критик неограниченного рынка, монетаризма и неоклассической политэкономической школы, неолиберального понимания глобализации. Экономическая политика должна преследовать социальные цели, а также учитывать собственную национальную специфику, подчеркивают они.

Доклад РПЦ и Манифест Михалкова – это не единственные представители консервативного сегмента докладов. Фонд «Стратегия-2020», близкий к партии «Единая Россия», выдвинул концепцию «консервативной модернизации». По мнению главы центрального исполнительного комитета «Единой России» Андрея Воробьева, «консервативная модернизация – это, безусловно, рынок, свобода и взгляд в будущее, но не разрывая с прошлым и принимая положительный опыт прошлого». Таким образом, запрос на консервативные основания модернизации существует и в партии власти. В основе экономической политики консервативного реформаторства, по мнению представителей партии (например, члена генсовета «ЕР» Константина Косачева), должны лежать «три кита»:

· правильное понимание роли государства, которое ограничено в конкурентной среде, но поддерживает стратегические отрасли;

· создание благоприятного климата для предпринимателей;

· правильное понимание инвестиционной политики – привлечение зарубежных технологий и инвестиции в науку и образование.

Битва докладов: основные выводы

Как видно из представленной краткой характеристики докладов, их идеологическая палитра существенно шире, чем представляют собой доклады «Стратегия 2012» и «Стратегия-2020». Приведенные доклады с точки зрения их идеологического позиционирования можно систематизировать следующим образом:

1. радикальный либерализм – доклады ИНСОР и Карнеги

2. умеренный либерализм – доклады ЦСР и Кузьмина-Мау

3. консерватизм – доклад РПЦ, Манифест Михалкова, концепция «консервативной модернизации» «Единой России».

Что же представляет собой «битва докладов»? Стремятся ли их авторы вызвать общественную дискуссию? Или это метод самоопределения групп внутри элиты? Являются ли доклады способом формировать национальную повестку в нужном направлении или – попыткой отдельных экспертных групп продемонстрировать свою близость к власти, к процессу принятия решений? Или речь идет о попытке спровоцировать активность тех политических групп, с которыми интегрированы авторы докладов?

Что есть доклады – объективная реакция на необходимость выработки национальной повестки в канун выборов Президента России или субъективная борьба экспертных групп за собственное выживание методом «торговли страхом и неопределенностью», как сформулировал один эксперт?

Конечно, в битве докладов, как и любом явлении политической жизни, присутствуют и объективная, и субъективная составляющие. Оставим за скобками субъективные факторы, остановимся на текущей ситуации в стране, которая спровоцировала битву докладов – конкуренцию моделей развития, представленных экспертными группами.

Ситуация характеризуется высокими темпами падения экономики, что поставило вопрос об эффективности существующей экономической модели. В «тучные нулевые» годы этот вопрос не стоял в повестке. Однако мировой кризис, сильно затронувший Россию, прежде считавшуюся «тихой гаванью» на фоне бушующего финансового шторма, заставляет пересмотреть идеологические обоснования экономической политике в стране.

Так, уже многие годы поднимается вопрос о привлечении иностранных инвестиций. Определенного успеха правительство в этом отношении добилось. Однако результаты далеки от потенциала нашей экономики. Концепция «сырьевой державы» имеет изнанку – сохраняющуюся сырьевую зависимость. Причем поступавшие в «тучные нулевые» значительные средства от ТЭКа не обернулись модернизацией инфраструктуры, изношенность которой уже не просто тормозит развитие экономики, а чревата техногенными катастрофами. Как соотносится либеральная экономическая политика с естественными монополиями с одной стороны и с социальными обязательствами, из-за которых растут протестные настроения, с другой?

На фоне кризиса и сокращения ресурсов указанные проблемы резко обострились. Обострилась и борьба групп за коррекцию экономической политики.

Битву докладов можно интерпретировать следующим образом: одни считают, что политика рыночного фундаментализма зашла в тупик. Речь идет о социальной цене реформ, она чрезвычайно высока и обусловлена именно политикой рыночного фундаментализма — праволиберальной философии экономической политики, смысл которой сводиться к тому, чтобы государство уходило от своих прямых социальных функций, чтобы все перекладывалось на плечи людей. Этот лагерь выступает за пересмотр подобной политики. Причем здесь видны два подхода.

Один предлагает сохранить в целом либеральный экономический курс, скорректировав его. Коррекция заключается в отказе от тезиса о резком уходе государства из экономики (как игрока, а не только регулятора), а также в сохранении концепции социального государства, опять же имея в виду существенную роль государства.

Второй рассматривает текущую ситуацию как поражение либеральных реформ. Выход предлагается путем смены парадигмы. Смена модели развития предусматривает большую роль государства, перераспределяющего ренту на модернизацию инфраструктуры, выполнение социальных обязательств, в пользу гуманитарной сферы – т.е. на сохранение и приумножение общества, повышение условий жизни и раскрытие человеческого потенциала.

Другие же, несмотря на ситуацию в стране, призывает не только сохранить либеральный экономический курс, но и резко радикализировать его. Видя шаткость имеющихся позиций и желание различных групп пересмотреть экономическую политику, эти группы ставят в повестку дня необходимость радикальных реформ на либеральных экономических основаниях, пугая, в противном случае, хаосом и экономической катастрофой. Освобождение государства от «оков» социальных расходов с одной стороны, дальнейшая приватизация экономических активов — с другой, на фоне максимального открытия российской экономики для мировых игроков будет способствовать, по их мнению, улучшению ситуации.

Таким образом, в битве докладов мы видим четкое проявление идеологической борьбы. Ее цель — формирование политического курса России, который, как надеются эксперты – авторы докладов, будет проводить новый глава страны, кто бы ни был им избран в 2012 году.

Методологически все доклады можно также поделить по следующим признакам. Одни полагают, что самое главное — сохранить всеми способами макроэкономическую стабилизацию, а также развивать институты рыночной экономики.

Другие считают, что куда важнее дальнейшее развитие страны, модернизация (при этом все ее понимают по-разному), технологическое перевооружение экономики, развитие инфраструктуры. Эти цели объективно противоречат макроэкономической стабильности, они требуют рывка, ухода от стабильности, рискованной политики вложения в передовые отрасли. Что лучше – стабильность сейчас или не гарантированный прорыв в будущее – эти группы считают по-разному.

Каждый доклад, несмотря на системный подход и стремление проанализировать все сферы, концентрируется на каком-то одном, наиболее значимом для авторов, направлении:

· создание благоприятных условий для бизнеса – ЦСР

· реализация инфраструктурной и институциональной политики – ИНСОР

· промышленная политика, создание условий реиндустриализации – Стратегия-2020

· реализация социальных целей, социальная политика – РПЦ

· духовная и культурно-просветительская политика, восстановление самочувствия нации – Никита Михалков.

Таким образом, при всей разности идеологической, все доклады составляют некое единое целое с точки зрения осмысления базовых сторон современной российской жизни.

Битва докладов как характеристика экспертного сообщества

Трансформация экономической ситуации, изменение градуса социальных настроений, разрушение коалиции путинского большинства, то есть все то, что было описано выше, стали благодатной почвой для предложений по корректировке экономической политики России и ее дальнейшего курса развития. Казалось бы здесь – широкое поле для экспертного сообщества. А само обилие докладов, появившихся и готовящихся, — тому свидетельство.

Однако попытка сформулировать новые программы, поставить новые вопросы в этих работах зачастую выглядит довольно слабо. В ряде докладов принципиально игнорируется российская специфика на идеологическом уровне, потому что, как правило, она не соответствует внутренней логике и либеральным стандартам докладчиков. Борьба элит вынуждает авторов пренебрегать совершенно очевидными вещами ради решения сиюминутных политических задач различных групп интересов, влияющих на принятие политических решений в стране. Реальные решения принимаются не в Институте современного развития, не в Центре стратегических разработок и даже не в РПЦ. Когда правящий класс достигнет договоренности по поводу повестки дня выборов 2012 года, тогда будет известно, оправдались ли те рекомендации, которые мы имели возможность изучать.

Из того, что два, пять или даже 125 аналитиков, пусть даже довольно известных, говорят о наличии в стране политического кризиса, не следует, что он действительно наличествует. Есть кризис самоидентификации, кризис самоопределения элит. Здесь мы видим опасения авторов докладов по поводу того, что те группы, с которыми они интегрированы, потеряют влияние в дальнейшем, что не в самом лучшем свете выставляет экспертизу как таковую.

В канун парламентских и президентских выборов экспертные центры формулируют свои представления о деятельности Думы на следующие пять лет и главы государства на следующие шесть лет. Было бы естественно, если бы сегодня шла жесткая полемика представителей этих центров, защита ими своих концепций и критика встречных. Но этого не наблюдается. Некоторые из них представляются набором громких высказываний и добровольных заблуждений, тактическими репликами в политической игре, не содержат внятной программы на будущее. Вероятно, это обусловлено тем, что в докладах отсутствует представление о реальной социальной структуре нашего общества. Она не проста и она меняется. Должны предъявляться некие социальные факты, которые можно оспорить или с ними согласиться. Эти факты не предъявлены.

Существующие в стране граждане-избиратели, которые так или иначе объединяются в те или иные социальные группы, имеют свои интересы. Эти интересы должны иметь возможность вести публичную дискуссию, потому что они противоречивы. И кандидаты в президенты должны будут ответить на эти противоречия. В обществе уже давно не соревнуются программы. Аналитические центры ждут – кто же будет президентом, кто покажет себя, а вот как только распознавание произойдет, тогда и сформируются запросы ему. Каждая из групп пытается предложить, навязать свое видение — и в ходе этой борьбы складываются более широкие общественные коалиции.

Подводя итог, хочется отметить: парад докладов должен продолжиться и перейти в здоровые дебаты по поводу концепций развития страны. И когда начнутся такие дебаты, выяснится, у кого концепция есть, а у кого ее нет. Лишь после этого мы будем обсуждать предъявленные программы, целостную картину того, что происходит в политической, экономической, социальной сферах. Пока у нас в каком-то смысле нездоровая ситуация – в экспертной среде нет мировоззренческих позиций, концептов в отношении самого общества. Поэтому необходимая задача — их сформулировать.

Большинство докладов сконцентрированы на экономических аспектах жизни социума, игнорируя иные популярные в обществе идеологические модели (например, социализма или национализма). Отсутствие широкого идеологического плюрализма снижает интерес к этим докладам со стороны широких слоев общественности, а преобладание в докладах одной – либеральной – платформы также отталкивает избирателей, прошедших через горнило либеральных реформ 1990-х годов. Эксперты могут быть поняты, только если отойдут от этого «монополизма» и предложат несколько принципиально разных вариантов развития страны. Когда в российское общество вернется дискуссия о принципиально разных тенденциях развития страны в будущем (в чем-то напоминающую идеологическую борьбу славянофилов и западников в XIX веке), тогда экспертное сообщество может показать социальную значимость своего существования.

Тем не менее, заочная полемика докладов и докладчиков началась. В стране постепенно разворачивается широкая идеологическая дискуссия, формируется новая национальная повестка. Причем происходит это в канун президентских выборов.

Заключение

Политическая стабильность, которой характеризовалась политическая жизнь в России последнее десятилетие, заканчивается. Идеологическая борьба набирает обороты. Она идет внутри элитного ядра. Общие тренды развития страны порождают определенные противоречия, генерирующие идеологические оппозиции. Борьба идет за курс развития страны – по какой модели должна развиваться Россия.

Идеологический дискурс формирует новую национальную информационную повестку дня. Политика будущего президента значительно в большей степени определяется запросами общества. Острая идеологическая борьба на тех площадках, которые мы описали в докладе, и есть определение обществом параметров политики следующего президентского срока. Матрица национальной повестки дня задана, и вопрос заключается в том, кто и как будет отвечать на текущие вызовы современности.

Важнейшие идеологические развилки выстраиваются по следующим направлениям:

· На каких условиях встраиваться в глобальную экономику?

· Модернизация – вперед в постиндустриальное будущее или реиндустриализация?

· Кто двигатель экономического рынка: частный бизнес или государство?

· Какой должна быть роль церкви в современной российском обществе?

· Украина и Белоруссия – новые соседи или временно «отъехавшие» братья?

· Реформа образования: назад к советскому или вбок к американскому?

· Культура: стать успешной провинцией Pax Americana или в поте лица, без надежды на признание взращивать свой садик: вдруг расцветет?

· Социальное государство: частичный демонтаж или сохранение?

· Кто субъект истории: русский народ или российский народ?

· О роли Сталина, сильного, но жесткого до тирании российского государя, что важнее — результат или цель?

· Элита вытравит из себя «гламур» или «гламур» окончательно отравит элиту?

Нерешенность идеологического выбора оборачивается обострением идеологической борьбы, которая развивается на фоне двух серьезных процессов. Во-первых, заработал закон де Токвиля: обвал социальных ожиданий приводит к тому, что недовольство перерастает в острый кризис. Во-вторых, электоральная база действующей власти – коалиция путинского большинства – подвергается серьезной внутренней эволюции. Эти факторы предопределяют обострение политической борьбы и идеологического противостояния. Следующему президенту страны придется определяться в рамках сформированной идеологической повестки.