Как новая внешняя политика США отразится на Украине: фантазии и реальность

В новой беседе с аналитиком Украинского института будущего Илией Куса мы разобрали новые санкции против России со стороны США, а также первые внешнеполитические шаги Джозефа Байдена. Кроме того, мы затронули несчастную внешнюю политику Украины в этом контексте.

Друзья! Всем привет, серферы, бездельники, девианты. Продолжаем наши эфиры. Илья Куса у нас в гостях. Такая улыбка на твоих устах и на моих свидетельствует о том, что сегодня были введены новые санкции со стороны Штатов и Европы. Но может быть, эта улыбка преждевременная.

Нет ну я же в тренде. А как мне...? Если я по-другому буду реагировать, то это же неправильно. Вот и радуюсь, все хорошо. Ждали же сколько, месяц говорили. Байден же пришел. Сейчас он прилетит и как ударит санкциями по России. Вот ударил.

На самом деле ударил или не ударил?

Я зашел посмотрел на эти санкции. Там получается, они их опубликовали в разных списках. Одни санкции запихнули в список Special designating national, это персональные блокирующие ограничения против личностей на базе акта Магнитского. Это семь российских чиновников, которые связаны с делом Навального, как среднего звена, так и высокого ранга, как, например, глава Следственного комитета Бастрыкин. Скажем так, я подозреваю, что эти люди вряд ли в 2021 году имеют активы и серьезное имущество на территории США, поэтому и вряд ли они в ближайшее время собирались на уикенд в Штаты смотреть Большой Каньон. Поэтому это бесполезно.

Вторую часть санкций они запихнули в пакет Минторга (не Казначейства, а Министерства торговли) 14 российских компаний. Список не опубликовали этих компаний, что это за компании. Но как пишут, что это некритично, потому что в общем-то эти компании это не крупный бизнес, не крупные банки, не стратегические предприятия. То, чего боялись в России, что могут ввести против каких-то серьезных структур.

Типа Газпрома, Норильникеля.

Да. Или компания «Nord stream-2». Кстати, об это же ж речь шла, что против самой компании. И третья часть это уже были санкции Казначейства против трех исследовательских институтов, которые занимаются химическими исследованиями. Это по поводу дела Навального, применение химического вещества. Ну тоже не особо критично для российской экономики.

Еще в дополнение к этим санкциям идет запрет правительственным банкам Штатов сотрудничать с Россией. Но они и так не сотрудничают по факту, а после 2014 года это сотрудничество сведено к минимуму. Запрет поставлять оружие России и ограничение по поставкам оружия и финансирования поставок оружия. Но это тоже с 2014 год действует, ничего нового. Ну, и в принципе, все. В целом Байден сделал все что он мог в пределах того, что мог. То есть, он не мог больше.

Такой deep concerning.

Просто он больше не мог. Чего боялись в России, реально что могло бы больно ударить – это санкции против суверенного долга; санкции против крупных банков и предприятий, или олигархов; усиление изоляции России в плане передачи чувствительных технологий. Это то, что по России действительно бьет. Особенно доступ к западным технологиям в нефтегазе. Это то, чего действительно в России опасались. С этим было связано заявление Лаврова, типа, что мы можем разорвать отношения с ЕС. Это был типа сигнал, мол, не надо этого делать. Хотите вводить санкции за Навального – пожалуйста, но давайте без вот этих болезненных экономических ударов секторальных. Ну и ничего не произошло.

Очень симптоматично, что вот они ввели санкции, а потом вышел госсекретарь США Блинкен и заявил, что эскалация санкционного давления не означает что мы не будем вести с Россией стратегический диалог. Иными словами, на эскалацию серьезную они пойти в этот раз не решились, ну или решили не делать этого скорее, но диалог продолжать.

Как я и говорил месяц назад, что так и будет. Байден сразу сказал, что он будет на Россию давить, публичная риторика будет очень такой воинствующей. Ему же надо показать, что он не хуже Трампа. Вот показали. А диалог будет продолжаться, потому что им Россия нужна для определенного ряда вопросов.

Сейчас мы этого коснемся, какие вопросы. У нас же здесь ждали, что «Северный поток-2» зарубят, но не зарубили.

Пока еще нет. Еще переговоры идут. У нас вообще много чего в Украине ждали, что Байден что-то страшное с Россией сделает.

На самом деле, получается какой прекрасный повод для того, чтобы зарубить «Северный поток-2». Есть кейс Навального, давайте как предлог используем и все. Но этот случай показывает, что не решается все в мировой политике, на топ уровне, вот так вот просто так с кондачка не решается. Люди сидят и с калькуляторами считают.

Немцы в первую очередь. Они сразу с первых дней сказали: извините, дело Навального это одно, а «Северный поток» — это другое. И это в общем-то логичный аргумент. При чем тут Навальный к «Северному потоку». Это совершенно разные процессы.

Я уже где-то месяц говорю о том, что Россия не воспринимается в Штатах как угроза №1. Все, этот поезд ушел. Сегодня угроза №1 — это Китай. Они везде об этом говорят, Байден об этом говорит.

Сегодня вышло исследование очень интересное, которое опубликовал Чикагский совет по международным делам. Они сделали опрос ТОП-7 угроз для Америки, критические угрозы. Удивительно, но в семерку не пошла Россия. В целом в тройку угроз входят насильственный экстремизм в самих Штатах, политическая поляризация, коронавирус. Есть разбивка по республиканцам и демократам. У республиканцев 65% на первом месте ТОП-1 угроза это подъем Китая, 63% второе место — это международный терроризм, и 61% это наплыв беженцев иммигрантов.

Это четко отражает внешнюю повестку, на которой Республиканская партия фокусировалась.

Кстати, и в этом же списке, там же их всего семь. Там на последнем месте стоит ядерная программа Северной Кореи, и 54%, по-моему, пятое место — это ядерная программа Ирана. России нет, повторюсь. У демократов возьмем, самых, как у нас считают самых яростных… Первое место, 80% — это коронавирус. Второе место 75% у них идут климатические изменения. И потом 73% расовое неравенство. И знаешь, что самое смешное, четвертое место, сразу после него 67% — это экономическое неравенство. То есть, расовое неравенство - большая проблема, угроза для Штатов, чем экономическое.

Повторюсь, у демократов России в этой семерке вообще нет. У независимых тоже. Россия не воспринимается как угроза №1, с которой вот прямо сейчас нужно бороться. Это было актуально в 2014 году, в 2015 году, это было актуально даже в 2016 году, когда разворачивалась компания о вмешательстве в президентские выборы. Ну, это все разворачивалось как раз под предлогом того, что с Россией можно бороться. Когда была, во-первых, острая фаза войны в Сирии, на Ближнем Востоке начиналась эта проблема. Ну и Украина еще была актуальная в повестке мировой.

2014-2015 годы — это был наш звездный момент для всех наших апологетов борьбы с Россией. Вот тогда надо было использовать и санкционный механизм, как политический, который использовали как сдерживающий фактор. Другое то, что мы им не воспользовались как следует. Это наша проблема, а не кого-то другого. И тогда надо было это использовать, реально бороться с Россией на международном уровне, лоббировать, формировать общественно мнение. Я считаю, что мы его до конца не сформировали. Во многих странах не сформировали.

Теперь смотри, из-за того, что Китай является внешнеполитической проблемой №1 для Штатов, то одна из ключевых задач американцев сегодня это не допустить ситуации, когда Китай выстроит гибкую систему альянсов с наибольшими тяжеловесами, куда входит в том числе и Россия.

Поэтому им необходимо сделать все таким образом, чтобы Китай оказался без союзников максимально. Россия, соответственно, была если не союзником, то хотя бы таким «джокером» блуждающим, который по крайней мере не мешается в эту схватку с Китаем, и как можно меньше создавала проблем в каких-то ключевых точках на мировой политической карте мира: Ближний Восток, Юго-Восточная Азия, Индия…

В этом контексте им нет смысла бороться с Россией в том понимании, как в Украине часть общества представляет, что сейчас США будут свергать Путина. А зачем его свергать? Им наоборот Путин, кстати, очень удобен: его понимают, он уже предсказуем для них, он давно у власти, многие с ним имеют личный канал коммуникаций.

С Россией такая же на самом деле проблема у Штатов, как со многими другими странами: Ираном, Венесуэлой Северной Кореей. Нет альтернативы. Если свергать Путина. Во-первых, зачем? Во-вторых, на кого? И это крайняя мера.

Самое главное – какие последствия.

Это крайние меры. Я не исключаю такого, если они, например, вдруг решат, что Россия пошла на сближение с Китаем, и для них это смертельная угроза – да. США могут на такое пойти, расшатать ситуацию. В общем-то предлог можно найти. Дело Навального было таким предлогом, но они не пошли, серьезно они эту тему не раскручивали. Вот сейчас это санкции показали. Но это крайняя мера.

И в Украине, мне кажется, это не совсем понимают, что это не само собою разумеющееся. Им Путин нужен. И Россия сама не собирается, они не хотят сближения с Китаем. Они понимают, что в таком альянсе они будут играть роль младшего партнера. В Москве это как-то не соответствует их с одной стороны пафосной внешней политике, а с другой стороны этому имиджу, который они сами себе сформировали, великой державы. Ну и как-то плюс понятно, что Китай с его огромными ресурсами способен диктовать им условия.

Они в этом уже убедились на примере «Силы Сибири» той же.

Это были те переговоры, когда они все закрыли, засекретили. В итоге мы не знаем, ни цену, ни сколько это стоило. Ну, потому что китайцы показали, что у них влияние как минимум в экономической и финансовой плоскостях, извините, сильнее. Они могут им указывать, что делать. И конечно, в такую схему российское руководство не хочет ввязываться. И они, конечно же, предпочли бы договориться с Западом, особенно с Европой. Что они и пытаются делать в общем-то, продавая вот эти все конфликты, кризисные площадки. Они же вмешиваются во все эти конфликты не потому, что там они подлые, злостные, вот такие типичные злодеи, как из фильмов. Нет, потому что там четко идет определенная стратегия, направленная на то, чтобы если бы усилимся здесь, потом это можно будет «продать» на переговорах. Свои позиции в Сирии они сегодня пытаются продать Европе как фактор стабильности: давайте договоримся здесь, а там сделать уступку на других каких-то площадках… Это, кстати, нормальная фланговая дипломатия, в которую играют многие игроки.

Да, то же самый Эрдоган абсолютно точно также играет. Иран точно также, да. А по Йемену сейчас такая ситуация.

Да, сейчас по Йемену тоже пытаются. Поэтому в принципе и вот эта история с санкциями сегодня да, она вот подтвердила то, что Штаты сегодня резкие движения делать на российском направлении не хотят и не будут.

Смотри, давай коснемся первых шагов Байдена. Это нам важно для понимания того, как выстраивать отношения со Штатами. Многие у нас молятся на отношения со Штатами, на то, что Байден там кардинально изменит политику относительно Украины, что у его есть интересы к Украине. Потому что вот эта вся шумиха, которая была связана с Украиной во время избирательной кампании в США.

Вот мы видим уже какой-то набор первых шагов. Даже эти санкции показывают, что Байден пытается опять вернуться к неким коллективным действиям с той же самой Европой, которые позволяют, с одной стороны, показать, что они там каким-то единым фронтом начинают опять играть против того же Китая. Хотя внутри ЕС различные точки зрения есть, прежде всего той же Германии, которая относительно Китая имеет очень особую позицию, учитывая туда объемы экспорта, импорта и вообще экономические интересы.

Поэтому задача Байдена заключается сейчас в том, чтобы пытаться вернуться к прагматичной, но понятной политике, чего не было при Трампе, когда он NAFTA отменял, посылал Меркель, унижал ее, издевался как мог на саммитах НАТО над всеми подряд, начиная от Столтенберга и заканчивая какими-то второстепенными, третьестепенными персонами. Вот какие первые шаги ты видишь? Что можно сказать, характеризуя первые шаги Байдена?

Я могу сказать, что это очень похоже на первые шаги Трампа – он выполняет предвыборные обещания. Первый месяц Байдена прошел под знаком выполнения в основном тактических решений быстрых, quick wins, то есть те, которые он обещал. Обещал зарыть нефтепровод Keystone XL, который из Канады в Небраску идет, быстро, это же исполнительные указы, за 5 мнут делается – сделал. Обещал, вот сейчас подает, это конечно займет время, законопроект, почти 2 триллиона долларов из-за пандемии еще залить деньгами, людям помочь. Критикуют, кстати, многие это решение, потому что это опять количественное смягчение. Там целая дискуссия по этому поводу. Но он же обещал – вот он делает.

Обещал вводить санкции против России, быть более жестким – пожалуйста, вот вам ваши санкции. Обещал поднять тему прав человека – вот вам публикация доклада ЦРУ об убийстве Джемаля Хашогджи, вот вам пересмотр отношений с Саудовской Аравией. Конечно, пересмотра особо фундаментального не произошло – но он же сделал. Это такие, тактические шаги, которые фундаментально внешнюю политику Штатов и их стратегический курс не меняют, но он выполняет свои обещания. Ну в общем-то, здесь претензий к нему нет.

Но я вижу него две проблемы сейчас, которые возникают. Это уже специфика именно Байдена, в отличии от Трампа. Хотя, кстати, у Трампа тоже такие проблемы были, но немножко просто под другим ракурсом. Проблема №1 – кризис присутствия. Это то, что сейчас мы видим по Ирану или по Ираку. Вот три дня назад вот эта ситуация: три дня назад обстреляли посольство США в Багдаде, потом обстреляли военную базу США в Эрбиле. Погиб один гражданский подрядчик, американец. В ответ Штаты ударили по проиранским силам в Сирии. Это была первая военная акция Байдена на посту президента. И вот когда ударили, эти ответили – вот Байден показал силу.

Помнишь, когда Трамп пришел и по Сирии 30 «Томагавков» этих…

Это же было очень да, красиво. Здесь тоже что-то там они ударили, даже сказали, что 17 человек вроде как погибли, мы не знаем этого. В общем, показал силу. Байден показал, что он способен применять силу не хуже Трампа. Что происходит через три дня. Вот буквально сегодня утром – опять обстреливают военную базу США в Ираке.

Проблема этом ситуации в том, что мы не знаем кто стреляет. Никогда не называют точно, но говорят, что это проиранские группировки. Тут можно дискутировать по этому поводу. Тут уже не имеет значения. Вот обстреляли. По идее, по логике опять, значит, США должны ответить. Правильно? Ну они же ж показали красную линию. И вот что он сейчас будет делать – он каждый раз так будет отвечать? Вот этот кризис присутствия.

А он по Ирану не может ответить.

По Ирану, по Ираку даже. Они же почему по Сирии ударили – потому что это очень безопасно и удобно. И из Сирии никто тебе не ответит. Там некому отвечать. Все уже давно забили на то, что по Сирии в принципе каждую неделю совершают авиаудары. Это нарушение, не нарушение суверенитета – это уже никого особо не интересует. Сирия стала удобным полигоном, если надо – вот, пожалуйста, можно там ударить. Потому что если по логике, что штаб-квартиры проиранских группировок, которые обстреляли в Ираке военные базы, они же в Ираке находятся в общем-то.

Сейчас возникает вопрос – почему кризис присутствия. Штаты присутствуют и участвуют в этих процессах, или нет? Это порождает вот эту дилемму «что делать» в военном присутствии Штатов на Ближнем Востоке – мы уходим, или мы не уходим? Мы играем более активную роль, о которой говорил Байден, как он сказал: «Америка вернулась». Или нет? Или это возвращение к политике Трампа «надо уходить»?

Вторая проблема у него – это дилемма «интересы против ценностей». Вот это то, что сейчас, мне кажется, это очень серьезно. Потому что получается, то, что они сейчас пытаются сделать, в частности в ситуации с Саудовской Аравией. Байден заявил, что отныне отношения с Саудовской Аравией будут привязаны к ценностям внешней политики США. Что это значит на практике, мало кто понимает. Тут или ценности, или интересы. Потому что твои интересы могут быть одни, а ценности другие.

Это традиционная дилемма в американской внешней политике вильсонианская. Вудро Вильсон, когда он провозгласил свои принципы, и вот с того момента политика демократов она очень часто привязывалась к такому концепту. А у республиканцев была концепция, которая своими истоками шла к Теодору Рузвельту. Прагматичная realpolitik: прежде всего интересы.

Циничная как вот есть. Вот Трамп как раз был олицетворением вот этой прагматичной, вот только в абсолютом. Он ее довел до абсолюта. Потому что его вот это «We need oil» в Сирии. Мы в Сирии, потому что нам нужна нефть. Ну это просто предел всего. Но вот у Байдена сейчас возникает проблема – интерес или ценности. Потому что нельзя миксовать, особенно в таких ситуациях. Если ценности, тогда сама логика нынешнего взаимодействия США с Саудовской Аравией, она противоречит ценностям. Потому что Саудовская Аравия — это абсолютная монархия, где нарушаются права человека. Договариваться с Ираном тоже страшно, как это так, а это же тоже страшная теократия. Получается вообще странно. И с Россией нельзя вести диалог. Но интересы другие.

И вот у него сейчас по Йемену очень интересная ситуация. Пожалуйста, они заявили, что неправильно Трамп признал в последние буквально недели своего президенства йеменское шиитское движение Ансар Аллах, хуситов, которые воюют против центрального правительства, террористической организацией. Это решение многие критиковали, мол, нельзя так, они же представляют 30% населения, это как признать всех шиитов Йемена террористами. Ну это справедливое замечание. Но вот многие его критиковали, что это не поможет мирному процессу. И Байден это критиковал, говорил: я приду, я отменю это решение. Пришел – отменил, они теперь не террористы.

Что это показало хуситам – это показало слабость. Потому что в реалиях Йемена и в реалиях вообще Ближнего Востока такая уступка — это слабость. Они решили, ну раз Байден пришел, раз у них охлаждение с Саудовской Аравией, мы этим воспользуемся. И они развернули наступление в центральных регионах Йемена, чтобы быстренько захватить побольше территории перед началом мирных переговоров.

И беспилотники запускают.

И начали обстреливать Саудовскую Аравию. Они этим уже занимаются много лет, потому что они же контролируют даже часть Саудовской Аравии (южных регионов буквально ее территории). И сначала было предупреждение Госдепа: не надо обстреливать Саудовскую Аравию. Тогда второе предупреждение Госдепа: не надо обстреливать Саудовскую Аравию. Вот вчера наконец-то они решили ввести санкции против двух командиров хуситов, причем ввели их за срыв гуманитарных поставок, даже не за ракетные обстрелы Саудовской Аравии. И сейчас что делать? Вот опять эта дилемма.

Байден же ж поддержал эту политику завершения бесконечных войн. Он вышел из войны в Йемене, они публично заявили, что прекращаю участие в войне в Йемене на стороне Саудовской Аравии. Но при этом они заявили, что привержены поддержке Саудовской Аравии в защите ее территории. А как защищать Саудовскую Аравию, которая напрямую участвует в войне в Йемене, но при этом выйти из войны в Йемене. Это непонятно никому. И сегодня, по сути, перед ними дилемма – как мы участвуем в войне в Йемене, или нет?

Вот сейчас обстреливают ракетами Саудовскую Аравию, несмотря на предупреждения, что делать – отвечать, не отвечать. Санкциями уже никто ничего не поможет, они никого не впечатляют, тем более в Йемене. Йеменских хуситы, я очень сомневаюсь, что они имеют в принципе какие-то активы в Штатах. Это совсем другое, даже не Россия. Вот это у него две проблемы. Вот эти две дилеммы, которые я думаю, будут определять его ближневосточную политику как минимум.

С Мьянмой та же ситуация сейчас. Вот смотри, 18 человек за неделю убили на протестах в Мьянме. Первая кровь пролилась, она же совершенно переводит конфликт в другую фазу. Штаты ж как раз, когда начался кризис в Мьянме, это первый внешнеполитический кризис для Байдена. Он что сделал – он взял штурвал в руки и сказал: введем санкции, возвращаемся к той политике, которая была при Обаме. Ввели санкции против бирманских военных. Сейчас убили людей. По идее надо что-то же еще делать.

И вот опять вопрос, дилемма – ценности или интересы. Потому что, если идти по ценностям, они должны сейчас давить мьянманскую военную верхушку чем-то. Опять же «чем», тоже вопрос, потому что ж санкции не сработали десятки лет назад, они жили под ними и им было все равно. Это если следовать ценностям. Если следовать интересам, не надо реагировать на это все, надо поддерживать военных. Почему? Потому что санкции опять изолируют их, и только толкнут их ближе к Китаю.

Более того, гражданское правительство, оно же как раз втягивалось все ближе и ближе к Китаю. Для большинства, для 99% наших граждан Мьянма, Йемен, многие даже на карте не найдут эти страны. Но это просто стратегически такие узловые страны, которые имеют очень большую роль именно из-за того, что находятся в каких-то логистических центрах, либо близки к логистическим центрам. Тогда Йемен «нависает» над Красным морем, и огромные грузопотоки, которые идут через Суэцкий канал в Европу, проходят мимо Йемена.

Красное море. Не просто ж так Эмираты там даже целый остров оккупировали лишь бы базу построить.

Мьянма точно также «нависает» над большими грузовыми потоками, которые идут в Азию, через Индию.

Для Китая это альтернатива вообще их основному маршруту. Сейчас же все поставки идут через Малайский пролив.

Да. А там Сингапур, который «нависает» над этой коммуникацией. В любой момент можно перерезать. Поэтому Китай начал двигать альтернативную ветку через Мьянму, там они начали строить инфраструктуру, соответствующую для того чтобы если что, то по короткому пути…

И мьянманские военные они не прокитайские. Кстати, это очень важный момент. они никогда не были прокитайскими. Более того, они же как раз в отличии даже от вот этой демократической оппозиции, они же олицетворяют, и они так считают… Там есть три главных принципа внешней политики Мьянмы, они записаны в конституции. И в конституции же записано, что армия является их хранителями.

И эти три принципа, они, если коротко, это о нейтралитете. Мьянманские военные они считают, что Мьянма должна быть нейтральной, они негативно относятся к идее сближения с Китаем. Если следовать интересам, Штатам не надо вводить против них санкции. Но это противоречит же политике Байдена, вот этой ценностной части, на которую очень надеются либеральное крыло демократов и либералы, которые за него голосовали, что мы же защищаем права человек везде. И мы снова возвращаемся к вот этой вот теме этой фишки демократов верховенства права, права человека.

И вот у него это противоречие, мне кажется, пока что-то с ним не сделают, не определят четко, на какую позицию стать, он будет их преследовать почти в каждом подобном кризисе.

Да. Ну и такая же дилемма в отношениях с Турцией. С одной стороны, не хочется упускать Турцию из-под крылышка, потому что это слишком важный игрок, слишком важная страна, слишком важный член НАТО. С другой стороны, Турция уже просто явно ведет свою очень большую игру сразу на нескольких континентах, сразу с серьезными игроками, такими как Россия…

Так ты посмотри, что произошло. Они опубликовали доклад ЦРУ по Хашогджи в Саудовской Аравии. На следующий же день лоббистские группы и либералы призвали Байдена тоже самое, тоже такие санкции пересмотреть в отношениях с Турцией. Потому что и оно же логично звучит. Если у тебя в топ приоритетах права человека, Турция тоже страна, где нарушаются, где журналистов садят, оппозиционеров посадили, сколько мэров убрали. Избранных мэров от прокурдской партии они на юго-востоке избрались, их же ж за несколько лет убрали, посадили в тюрьму и поставили своих.

Вот если следовать ценностям, против Турции тоже надо развернуть какую-то кампанию. Против Египта надо ж. Это ж, кстати, тоже очень обсуждается вопрос. Байден на выборах говорил, что он пересмотрит отношения с Сиси, потому что он считает его автократом. Справедливо считает, потому что он там действительно военную диктатуру выстроил. И он критиковал Трампа за то, что тот дружил с президентом Египта. Трамп же называл его «мой любимый диктатор». И сейчас ничего не происходит. И у либералов ступор – как это так.

Я вообще сейчас смотрю, что у них столкновение ожиданий с реальностью, особенно у либеральной части демократов. Вот позавчера смотрел эфир, Джейн Псаки, пресс-секретарь Белого дома, была в эфире CNN. И так ведущая так на нее наезжала очень жестко по поводу того, а как же так, почему же вы не ввели санкции против наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда Бин Сальмана, ну как так. И она пыталась это объяснить как-то разными аргументами. Сначала там был аргумент, что мы не вводим санкции против глав государств, потом был аргумент что так выглядит дипломатия. Потом аргумент, что просто эти санкции – это сигнал, чтобы такое не повторилось снова.

И вот я на это смотрел реально как на столкновение миров. Получается, у части электората Байдена уже сегодня начинается вот этот диссонанс, что ну как, ну мы же считали… У них была своя картинка, как должно выглядеть, а они сталкиваются с реальностью.

Украина. Вот что может ловить Украина в этой ситуации? Потому что явно обозначается какой-то поворот сейчас. Вот, допустим, относительно того же Донбасса он уже обозначился.

Этот поворот, как я это вижу, вот с января, как Байден стал президентом, мы развернулись в чисто в проамериканский вектор. Даже в не проевропейский. Я так понял, что Украина для себя избрала, что мы двигаемся в фарватере Штатов. Скажем так, я вообще не против любой политики, если этот вектор считают самым эффективным, хорошо. Мне непонятно только одно – как стратегические задачи мы преследуем. Я для себя их определить не могу. В публичном пространстве о них не говорят.

То, что я понял: сейчас происходит некая совокупность телодвижений во внешней политике, в основе которых лежит представление о том, что США, если их вовлечь в урегулирование конфликта на Донбассе, они чем-то помогут. Вот это приблизительно, я думаю, что я вот так описал, как у нас сейчас происходит принятие решений. И это странно.

Да, сейчас у нас какой-то поворот, то есть заговорили о том, что Штаты надо в Нормандский формат. Второе – Штаты надо в Крымскую платформу, и они там будут чуть ли не ключевым игроком вместе со многими другими странами. Это по Крыму. Заговорили о том, что вот, может быть увеличить помощь со стороны Штатов. Мы поддерживаем там многие позиции, где Штаты, занимаем с ними синхронно.

Санкции по Медведчуку.

Я не думаю, что это связано, что это какое-то синхронное действие. Я вообще не думаю, что администрация Байдена в этом участвовала. Я думаю, что они это делали с расчетом на то, что это заметят в Вашингтоне, и типа ж, ну…

Я замечу, что отключение спутника — это явно с помощью Штатов, потому что быстро отключили. Появился новый канал – его быстро грохнули. Это не может происходить без поддержки Штатов.

Штаты поддержали. И понятное дело.

Но не на высшем уровне. Чтобы это понимали. Это не то, что там с Госдепом согласовали. Насколько я знаю, нет, такого не было.

Байден до сих пор не звонил сюда. Это о многом говорит.

Я думаю, он сделал выводы из коммуникации Трампа с Зеленским.

Он токсичный для них до сих пор. Я не знаю, почему у нас исходят их того, что что-то поменялось, просто потом что президент новый. Наоборот, я всегда говорил, что с Байденом коммуникация сложнее будет. Как раз, кстати, из-за вот этого ценностного подхода. Потому что я считаю, что Украина гораздо более умело может играть роль решалова, чем делать вид, что мы прогрессивная либеральная демократия, которой мы не являемся.

Сто процентов.

Нам сложнее с Байденом в этом плане, сложнее ему доказывать, что мы не верблюды, что мы как бы вот такие правильные.

Но, с другой стороны, для Байдена Украина понятнее, чем для Трампа. Потому что для Трампа Украина это была вечная заноза, вечный источник каких-то…

Ему она была неинтересна даже.

Да, она вообще отсутствовала на его радарах. На его радарах она появлялась только как какая-то проблема: то Пол Манафот влетел, то этот разговор с Зеленским, то весь этот головняк, связанный с Злочевским, Буризмой и возможностью разыграть…

Украина у него появилась, когда выборы и ему надо было, у него появился личный интерес. У Байдена – да. Я согласен, что Байден больше знает, потому что он тут был, встречался, у него есть контакты, он разговаривал со многими людьми. Но насколько Украина на радарах США сегодня, я не считаю так, потому что у них куча внутренних проблем, которые нужно решать. И они их будут решать. И мы видим, что одна эта ситуация в Техасе из-за этих заморозков, она занимает гораздо больше сейчас времени, внимания, ресурсов, энергии администрации.

Потому что это реально серьезно.

Если анализировать потоки заявлений, они там только эти и занимаются. Про угрозы я тебе уже сказал, какие угрозы они где видят. Украины и России там вообще нет. Я вижу проблему нашего проамериканского вектора в том, что мне кажется, это все односторонние телодвижения в пустоту. И под этим нет никакой стратегии.

Вот эта тема с Нормандским форматом, она для меня до сих пор непонятна. Я задаю просто несколько простых, логичных вопросов. Хорошо, мы хотим привлечь Штаты в Нормандский формат, и мы считаем, что, если они будут сидеть за этим столом переговоров, что-то изменится. Вопрос №1 – почему Германия и Франция должны согласиться?

Почему Россия должна согласиться.

И почему Россия. А если Россия не согласится, значит, мы не сможем привлечь.

Потом мы что делаем – мы выходим из Нормандского формата...?

Что дальше – если мы выходим из Нормандского формата, как это нам поможет? Как это поможет мирному процессу? Значит, мы не мирный процесс, значит, мы какой-то другой вариант рассматриваем. Тогда какой вариант мы рассматриваем решения конфликта? Если мы без России будем, Франция, Германия, Штаты, мы – так это не Нормандский формат. А почему тогда не собраться просто так, без Нормандского? Можете просто собраться вчетвером, Украина может организовать саммит в Буковеле… То есть, вот так вот. Почему нет?

И какой под этим план подразумевается? Мы все еще привержены Минским соглашениям, или нет? Франция и Германия считают, что да. Вот Шарль Мишель был у нас, они все четко говорят – Минские соглашения. У нас сейчас, я смотрю, поменялась риторика, что Минские соглашения — это не международный договор, это мол нам невыгодно… Ну да, нам невыгодно, но мы привержены Минским соглашениям, или нет? В контексте участия США мы привержены Минским соглашениям, или нет?

Куча вопросов, на которые просто не дается ответ. Но есть одна мантра: «Треба залучити США до Нормандського формату». Что под эти подразумевается, мне сложно сказать. То же самое по Крымской платформе. Я до сих пор не понимаю, что это будет за формат.

Да. Ну и самое главное, что в общем-то мы не можем выйти до сих пор за рамки вот этого нашего местоположения во внешней политике США, который определяется контекстом российско-американских отношений. У нас нет своего контекста. На этот счет у нас был разговор с Максимом Карижским.

Допустим, есть контекст отношений США и Польши? Конечно есть, потому что понятно, какой функционал выполняет Польша, какую она роль играет в том числе в российском контексте. Но это свой контекст.

Поляки создали соответствующую инфраструктуру отношений, вовлекли финансовые инструменты Штатов, вовлекли военно-политический. И Штатам очень четко понятно, какую роль может выполнять Польша. Точно также как Румыния. А Украина она роль не предлагает, функционал не предлагает.

А это, кстати, проблема Украины на всех направлениях. Вот смотри, Венгрия. Был визит министра иностранных дел Петера Сиярту. Я статью писал на «Хвилю» по этому поводу. Та же самая проблема – все наши отношения с Венгрией в последние несколько лет крутятся вокруг Закарпатской области. Все. Это два полноценных государства.

Закарпатская область — это важно. Но важна как один из вопросов. Почему 150 тысяч человек должны быть эпицентром отношений двух государств полноценных, которые вообще-то могут развивать отношения между собой в разных сферах? Сколько экономических возможностей, потенциала есть.

Логистический коридор в Италию, в которой проживает много украинцев. Логистический коридор в Центральную Европу.

Совместный бизнес, очень много всего. У нас вот Закарпатская область. За пределы этой области не выходит. Визит в Эмираты. Вся повестка Эмиратов, я тоже писал по этому поводу статью, там тоже это видно – аграрка, мы поставляем зерно, мы этим гордимся. Круто. И вот сейчас идут какие-то разговоры про инвестиции. Все.

Ну это разговоры опять-таки.

Реально это аграрка, и еще оружейный. Там говорили, что «Укробронпром» подписал какое-то соглашение на 1 миллиард. Мы не знаем о чем, какие сроки, что будем делать.

На самом деле, его подписали 31 декабря, то есть больше чем за месяц до визита.

Все равно мы не знаем о чем. Но что-то типа там есть. Хорошо. Можно тоже галочку поставить. Все, больше у нас повестки с Эмиратами нет, нам не о чем разговаривать. Тоже самое с Соединенными Штатами. Все наши отношения со Штатами не выходят за пределы кластера безопасности, и мы говорим постоянно о безопасности. Все.

Мы не говорим ни об инвестициях, ни о торговле, ни о совместных инфраструктурных проектах, ни о нефти, ни о газе, ни о строительстве заводов, региональных концептов. О титане мы не говорим, мы не говорим о продовольствии. Мы конкуренты с ними, кстати, на рынке зерна. И с Канадой. Но мы не говорим об этом. У нас нет дискуссий по поводу Штатов в контексте Трехморья. Ну вот нет.

Это проблема Украины такая, она системная – неспособность создать повестку свою с любой страной. И это то, что нас загоняет в маргинес. Вот эта вот неспособность просто в голове, или я не знаю…

Элиты. Коллективной нашей элиты.

У нас нет элит. Неспособность правящего класса и неспособность тех кадров, которые есть. Эти кадры либо умеют это делать, но им не дают, либо разучились это делать, потому что у нас идет полная деградация…

Потому что реально мы с тобой ставим больше проблем на повестку дня, чем весь наш МИД и соответствующие институты.

По крайней мере, этого же не слышно в публичном пространстве. Мне часто такое говорят, что ты просто не знаешь, на самом деле…

Там такие процессы. У-у…

Ну, ладно. Но в публичном пространстве их нет. Почему их нет, это странно.

И так 30 лет.

Ну 30 лет их нет. Наверное, 30 лет просто план вот какой-то готовится, и в какой-то момент на какую-то годовщину на приготовят сюрприз. Наверное, на 30 лет независимости.

Да. Скажут, ребята, 30 лет, планы есть. Вы зря волновались. Особенно Илья Куса, вот этот вот человек в очках, который постоянно бурчит что-то недовольно.

Сейчас мы выкатим такое, что он будет извиняться.

А ты, Романенко, вообще будешь опозорен. И вот этим своим гавканьем постоянным, ехидным…

А все это время мы работали. Мы в ущерб всему, чуть не развалились, но сделали.

И мы такие наденем кастрюли, не знаю, пеплом будем посыпать головы: хлопці, ми каємося…

Поставишь на фон украинский флаг и начнешь свое новое видео с гимна Украины и скажешь – зробив..

Дякуєм за стратегію.

Поэтому может быть и так. Не знаю. Но вот…

Внутренний голос нам говорит, что на самом деле все будет так, как мы говорим, а не вот эти вот тайные голоса из различных украинских институтов, бессмысленных и беспощадных.

На это мы заканчиваем. Какой-то такой юмористический конец получился. Но на нашу политику, внутреннюю и внешнюю, без хохота смотреть нельзя. Поэтому давайте лучше смеяться, чем рыдать. Пока еще есть возможность.

Мы начали с улыбки, заканчиваем с улыбкой. Нормально. Только так это воспринимать и надо.

Как говорится, от улыбки станет всем светлей,

И Блинкену, и Байдену, и принцу бен Салману.

Ну ладно, все. А то сейчас в истерику свалимся. Пока.

-------------------------------------------------------------------------------------------------

Рекомендуем к просмотру беседу Юрия Романенко с Геннадием Друзенко о том, как дело вагнеровцев отразится на отношениях с США.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, канал Юрия Романенко на Youtube, канал Юрия Романенко в Telegram, страницу в Facebook, страницу Юрия Романенко в Instagram