Украина в постмодерне – 3. Цивилизация и украинская культура

Одним из ключевых достижений революции Достоинства принято считать цивилизационный выбор украинского народа – Западную цивилизацию, подальше от «азиатской» России. В нашей мифологии Азия отождествляется с отсталостью, авторитарностью и склонностью к коррупции, хотя в Азии находятся Япония, Южная Корея, Сингапур. Более того, по аналогии с 12-томной «Историей Западной цивилизации» У. Эко в одном опросе даже фигурировала «История Украинской цивилизации». Казалось бы, «цивилизация» – понятие очевидное и не требует комментариев. Однако здесь и скрывается главный подводный риф, на котором терпит крушение государство Украина.

Термин «цивилизация» происходит от слова civilis, и впервые было употреблено маркизом де Мирабо. Латинское слово civis означает гражданин, т.е. житель города, отсюда civilis – «гражданский». Под словом civitas в Римской империи понимался город, в первую очередь Рим, а также гражданское общество, государство и содружество. В Риме появилось гражданское (римское) право. Современная западная буржуазная цивилизация – это продукт развития именно городского (т.е. гражданского) общества. На город указывает и слово буржуазия (bоurg – город-крепость). Аналогично в княжеском Киеве слова град, город происходили от «городъ» – ограда, укрепление, крепость. Гражданин – это житель города. Он обладал политическими правами и мог участвовать в общественной жизни, в отличие от челяди, холопов и крестьян (смердов).

Рождение города

Рождение города, полиса (отсюда политика – умение управлять государством), представляло собой не только появление качественно нового – экономического и политического образования, но отражало ментальный прорыв человечества. Ведь город – это не просто место (сравни укр.: місто, пол.: miasto) большого скопления жилищ. Именно защищенный крепостью город с открытой в центре его площадью для собраний (форумов, вече) граждан стал, по выражению Х. Ортега-и-Гассета тем мятежным пространством земли, которое выступило против растительного существования села и привело к образованию гражданского общества – «на смену растительному расползанию по земле пришло гражданское сплочение в городе»¹.

Развитие города привело к формированию четырех пространств – общественно-политического, включающего центральную площадь с ратушей (мэрией), экономического, сосредоточенного вокруг биржи и банка, культурного, олицетворяемого оперным театром, и духовного, доминантой которого выступал кафедральный собор. Эти пространства вступали в сложное семиотическое взаимодействие и способствовали цивилизационному развитию.

Здесь необходимо обратить внимание читателя на трехчленную структуру европейского средневекового общества. Высшее сословие составляли князья и рыцари – те, кто сражаются. Именно рыцарство разрабатывало аристократическую культуру изысканности и куртуазности. За ними шли священники – те, кто молятся. Людовик IX (1214-1270) ввел третье сословие – буржуазию (лат, Burgeis, ок. 1100), представители которой вошли в королевский совет. На дне социума находился крестьянин, он же «виллан» (фр. Vilain – гадкий, паршивый). На Руси свободных крестьян называли смердами (отсюда – смердеть). Крепостные крестьяне назывались «холопами» (отсюда – хлоп и хлопец) и «челядью». В общественной иерархии даже простые горожане (людье градское) занимали более высокое положение, чем зажиточные смерды. Так в Польше народом считалась только шляхта. В борьбу за шляхетское право стать «народом» поднялись казаки – те, кто сражаются.

За пределами городского защищенного цивилизованного пространства находился мир варварский, деревенский, в лесах и на дорогах промышляли разбойники, на кладбище торжествовало зло. Там порождался хаос, бунты и анархия. Западная городская цивилизация развивалась за счет безжалостной эксплуатации этого деревенского мира. В ответ вспыхивали крестьянские восстания:

1358 – Жакерия во Франции.

1381 – в Англии под руководством Уота Тайлера.

1382-1387 – крупнейшее восстание в Северной Италии.

1415-1434 – Гуситские войны в Центральной Европе.

1524-1526 – крестьянская война в Германии.

Они жестоко подавлялись рыцарями, бюргерами и городским ополчением, а бунтовщиков тысячами публично сжигали и казнили. Так идеям крестьянских восстаний уравнительного коммунизма в Европе был нанесен сокрушительный удар.

На Востоке города формировались преимущественно как столичные и административные центры. В Европе появился новый класс торгово-промышленных городов-государств. Такие города, по выражению Ф. Броделя, взрывали политическое пространство, организовывались в самостоятельные миры и становились «юридическими укреплениями» вырванных у монархов привилегий, а «городской воздух делал человека свободным». Ф. Бродель писал:

«“Экономическая жизнь… особенно начиная с XIII в. … обгоняет [старинный] аграрный облик [хозяйства] городов”. И на обширных пространствах совершается решающий переход от домашней экономики к экономике рыночной. Иначе говоря, города отрываются от своего деревенского окружения и с этого времени устремляют свои взоры за черту собственного горизонта. То был “громадный разрыв”, первый, который создал европейское общество и подтолкнул его к последующим его успехам»².

Более того, в городах, в отличие от сел, успех человека больше зависел от личных способностей и предприимчивости и мало зависел от природных факторов. Именно в буржуазной среде Италии в век Возрождения стал рождаться образ нового человека – Homo Faber (Человек Творящий), к которому крестьянство не относилось по определению.

Окончательно период разрушения традиционного (аграрного) общества в Западной Европе пришелся на рубеж XVIII-XIX вв. Тогда, в эпоху промышленной революции, произошла коренная ломка социальной структуры западного общества. Лидером перемен выступила Англия с ее безжалостным разрушением традиционных крестьянских хозяйств. Буржуазная экономика вызвала быстрый рост слоя буржуазии – предпринимателей, служащих, врачей, учителей, продавцов, клерков, которые стали основой новых городов. Они составляли от 35 до 43% населения Лондона в 1870 г. и от 40 до 45% населения Парижа³. Эта ускоренная урбанизация представляла собой мощную силу, направленную против традиционного общества, сосредоточенного в селах и провинции.

На волне буржуазной революции вырос Романтизм, утверждавший духовно-творческую жизнь личности, бунтарство, возвращение к сельским корням и фольклору и идеализировавший крестьянский труд. Эта идеализация была вызвана прогрессом – резким ростом производительности труда, развитием торговли, дорог, что обеспечило на Западе рост добавочной стоимости и сокращение зависимости человека от природных факторов и тяжелого сельского труда.

В городах вырабатывалась новая система общения между незнакомыми людьми, поскольку лично знать друг друга, как в селе или местечке, оказалось уже невозможным. Кроме того, крупные города стали особыми пространствами – субъектами административной, финансовой и правовой системы международного диапазона.

В условиях развития современных средств коммуникации, прежде всего Интернета, и глобализации мирового пространства крупные города начали выполнять еще одну важнейшую функцию – узлов сетевых глобальных связей.

Города в Руси-Украине

Реформы Ярослава Мудрого вызвали быстрый рост городов – к середине XII века их на Руси насчитывалось более 200. В городах жило около 15% населения страны, и на западе Русь называли Gardariki – Страна городов. В начале ХІІІ в. грамотность охватывала 10% жителей города⁴. В XI в. в Киеве насчитывалось 50 тыс. жителей, что превышало население Лондона или Гамбурга (по 20 тыс. чел.), но уступало 100-тысячному Парижу. Население Белгорода, Владимира (Волынский), Галича, Переяславля, Чернигова превышало 20 тыс. чел.

Монголо-татары нанесли огромный ущерб городам Руси-Украины, хотя, они же и поощряли строительство новых городов, как, например, Львова, который возник на северном ответвлении восстановленного монголами Великого Шелкового пути. Однако основной удар по урбанизации Руси-Украины нанесли войны с татарами и турками.

К сожалению, украинцы находятся в плену очередного мифа, созданного рустикальными историками, будто Магдебургское право привило нам европейские городские ценности. Действительно, в XVII в. в Руси-Украине около 400 городов пользовались правами самоуправления, но полным магдебургским правом обладали только Львов, Киев, Луцк, Каменец. Их называли магистратскими. У остальных городов были исключения из магдебургского права, а большинство городов пользовались только некоторыми статьями из него. Их называли ратушными.

В Европе в XVII в. городами считались пункты с числом жителей выше 10 тыс. человек. К таким на Руси-Украине принадлежали только Львов (22 тыс.), Киев (14 тыс.), Луцк, Каменец (Подольский), Меджибож. Большинство же украинских «городов» являлись частными, насчитывали 500-1000 чел., принадлежали князьям (кн. К.-В. Острожский в 1590 г. владел 100 городами) и к самоуправлению не имели отношения. В Центральной Европе полноценными городами были Прага (60 тыс. в 1600 г.), Гданьск (70 тыс.) и Краков (30 тыс.). В Венеции проживало 200 тыс., а в Париже – 500 тыс. чел.

Более того, магдебургское право в Руси-Украине распространялось только на мещан. Они делились на патрициев, из которых формировался магистрат, и плебс (посполитые). Так, в Киеве во второй половине XVII в. из 14 тыс. только около 4 тыс. чел. пользовались магдебургским правом. Остальные находились под юрисдикциями православной (ченцы монастырей и их крестьяне) и католической митрополии (на Бискупщине), московского воеводы – стрельцы и рейтеры (отсюда улицы Стрелецкая и Рейтерская), Киево-Могилянской академии (преподаватели и студенты), Гетманата (казаки). Также здесь жили крепостные крестьяне под юрисдикцией своих владельцев. В 36 городах Левобережья (включая Киев) 27% городских дворов были земледельческими⁵. Во второй пол. XVI в. в Киеве из 3500 чел. мещан под магдебургским правом насчитывалось 1211 чел.⁶, из них около 100 татар, 7 немцев, 70 поляков и целая армянская община.

В городах Руського воеводства (Województwo ruskie) магдебургское право распространялось сначала только на немцев, затем на поляков. Часто в городах было две отдельных юрисдикции – поляков и русинов, при этом у первых прав было больше. А в Каменце было 3 юрисдикции – еще и армян. Во Львове в черте города разрешалось владеть домами (и магдебургским правом) только 30 православным русинам – на улице Руськой. Доступа во Львове к управлению городом русины не имели.

В середине XVIII в. социальный состав населения Руси-Украине на Правобережье составлял: магнаты и шляхта – 7,7%, духовенство – 1,5%, купцы – 0,14%, мещане-христиане – 1,7%, мещане-евреи – 3,5%, селяне и казаки – 78,7%⁷. На Левобережной Украине отсутствовали мещане-евреи, а вместо магнатов и шляхты начала формироваться казачья старшина, которая при Екатерине II перешла в дворянское сословие. В отличие от Европы, в Гетманате горожане находились в зависимом от старшины положении и не играли заметной роли в политической жизни страны.

В 1650 г. посол Венеции к Б. Хмельницкому Альберт Вимина писал:

«Козаки не заботятся о фабричном деле ни по селам, ни в городах. На столь обширном протяжении страны не видно каменных домов, исключая Киева: все это плохие хаты и, если не считать нескольких дворянских домов, по справедливости должны быть названы хижинами… Живут тесно, и зимою в одной и той же комнате помещаются люди и скот… Лишь весьма немногие употребляют простыни; в многочисленной семье разве только на единственной кровати хозяина есть простыня; прочие спят на лавках (sulle tavole), на соломе или на какой-нибудь шерстяной тряпке.

Купцов нет нигде, кроме Киева, где можно встретить лишь несколько торговцев плохой одежей. Равным образом нет ни врачей, ни аптекарей, ни продавцов сладких пирожков и прочих сластей. Но на площадях есть мясники и рыбные торговцы, продавцы мяса, масла и тому подобных продуктов.

Обычное занятие в этой стране – земледелие, но у козаков еще мало усердия к нему»⁸.

Подобные наблюдения опровергают типичный ментальный шаблон, что цветущую Украину уничтожила Советская власть. Этот шаблон выгоден, поскольку снимает ответственность за убогое сельское прошлое Украины. О развитии городов – культурных и экономических центров – заботились императоры. Львов и Черновцы опекали австрийские императоры, ими управляла немецко-польская аристократия. В Руси-Украине стараниями Александра I пошли в рост Одесса и Харьков, где в 1804 г. был основан университет – питомник украинского национального движения. Фактически, первым буржуазным городом на территории Руси-Украины стала Одесса. Этим она обязана плеяде аристократов – испанцу де Рибасу, голланцу де Воллану, французам герцогу де Ришельё и графу Ланжерону и русскому князю Воронцову.

Уже в 1830-е годы благодаря личному контролю Николая I из средневековой спячки начал выходить Киев и догонять буржуазную Одессу. Киев, Одесса и Харьков образовали ключевую для модернизации Руси-Украины культурно-экономическую ось. Заметим, на территории Руси-Украины эти три университетских города были наиболее развиты и в экономическом, и в культурном отношении. Львовский университет уступал им по качеству образования, и был ориентирован на польско-немецкую провинциальную элиту.

Уже в 1890-х годах Киев по темпам строительства и инновациям сравнивали с Чикаго, а по качеству жизни и красоте – с Парижем. Уровень культурной жизни в Киеве был весьма высок. Однако на окраинах города царила грязь и нищета. Села в Украине также были далеки от лубочных картинок. Повальная неграмотность, отсутствие дорог и уборные с дыркой над ямой (как, впрочем, и сейчас), безземелье, примитивная агрокультура плодили нищету и пьянство. Эту беспросветную жизнь описывали Панас Мирний, Франко и другие писатели. Украинофил Чикаленко так отзывался о крестьянах:

«З селян, …з якими завжди був у добрих відносинах, нікого не можу відзначити, такі вони мені здаються одноманітні. Були між ними розумніші й дурніші, але всі вони були неграмотні, байдужі до всього, що не торкалося їхнього матеріяльного життя. Майже всі вони захоплювалися господарством, завжди клопоталися, як би найбільше насіяти, не дбаючи при тім про добрий обробіток землі, мовляв:

— Як Бог хоче, то й на камені вродить!

Були між ними й такі, що попропивали все, що дістали від своїх батьків, і поставали пролетарями. Було кілька професійних злодіїв»⁹.

Желая облегчить селянский труд, Чикаленко завел в своем хозяйстве американскую технику. Однако оказалось, что для «нашого некультурного робітника це знаряддя не підходить: як тільки господар чи економ скриються з очей, він починає дрімати… і врешті засне… Так само, як торгувати нашому чоловікові можна тільки дьогтем та білою глиною, чи вапном, щоб не міг з’їсти свого краму». А немногим хозяйственным крестьянам завидовали и называли их мстительно «куркулями».

Цивилизационный конфликт: город vs. село

Знаток народной жизни Горький в 1922 г. издал в Германии статью, в которой отмечал:

«подозрительное и недоверчивое отношение деревни к городу. Не к духовенству, не к власти, а именно к городу как сложной организации хитрых людей, которые живут трудом и хлебом деревни, делают множество бесполезных крестьянину вещей, всячески стремятся обмануть его и ловко обманывают… Не хочется говорить о грубо насмешливом, мстительном издевательстве, которым деревня встречала голодных людей города (речь шла о голоде 1922 г.)…

– С мужиком – не совладаешь, – говорит крестьянин. – Мужик теперь понял: в чьей руке хлеб, в той и власть, и сила.

Это говорит крестьянин, который встретил политику национализации сокращением посевов как раз настолько, чтобы оставить городское население без хлеба и не дать власти ни зерна на вывоз за границу»¹⁰.

И что более всего поражало Горького – как народ «ухитряется жить изумительно нищенски на земле, сказочно богатой», и как он не может постигнуть решающее значение интеллектуального труда.

Особенно люто крестьяне возненавидели Город после грабительских продразверсток (что не удивительно). С позиции селян горожане занимались бесполезными вещами – искусствами и науками, при этом ели их хлеб, по их мнению, полученный за счет ловкого обмана. Булгаков и Горький совершенно точно подметили их позицию – полное отсутствие жалости к голодающему городу.

Гражданская война нанесла городской экономике сильнейший удар. В 1920 г. в городах осталось 4,2 млн. чел., и лишь в 1928 г. вышли на уровень 1914 г. – 5,6 млн. (19% населения).

Несмотря на значительную миграцию в города, украинцы представляли наименее урбанизированный этнос – в 1926 г. в городах проживало только 11% украинцев¹¹. При этом уровень грамотности городского населения составлял 82%, а сельского – 38,7%¹². Индустриализация ускорила урбанизацию за счет миграции селян на многочисленные стройки Днепровско-Донецкого промышленного региона. В Луганске за 1923-1933 гг. их численность выросла с 21% до 60%, в Запорожье – с 28% до 56%, Харькове – с 37,5% до 50%, Днепропетровске с 16 до 48%¹³. Однако на Полесье и в Центре уровень урбанизации составлял всего 14-16%¹⁴.

Украинская интеллигенция и всплывшая на волне революции к вершинам власти голота (по Донцову) определяли Украину как страну селян-хлеборобов, которые стали «панівной націєй». Космополитические города не считались украинскими, поскольку были «панськими», чуждыми селянам небольшими островками в огромном море селянской стихии. Города представлялись селянину огромными чудовищами, где он себя чувствовал песчинкой. Западный путь классической интеграции в городскую культурную среду через гимназию и университет (15 лет образования), который столетиями проходила Европа, был чужд украинскому селянину. Его естественным желанием было превратить город в гомогенное («украинизированное») пространство и свести его к ограниченным сельским культурным кодам, т.е. национализировать их по этнографической форме и содержанию (см. М. Тері «Імперія національного вирівнювання»). Все в Городе было переведено на украинский язык. Агафангел Крымский писал:

«Після Шевченка українське письменство з рішучою безповоротністю провело демократичнішеє правило: отак, як говорить простий нарід на Україні – так треба точка-в-точку й писати, не поступившись будь-якими особливостями його мови та не приносячи їх у жертву для спільно-слов’янського взаїмного зрозуміння»¹⁵.

Для превращения космополитичных городов в этнографические анклавы упрощались и подчищались их культурные коды – в архитектуре, театрах, кинотеатрах, музеях, библиотеках и разрушалась их сложная культурная ткань. В модернизационном украинском проекте избрали путь ускоренного образования. Сельская голота облачилась в кожаные тужурки, окончила примитивный ликбез (2 года) и редко – рабфак (2-3 года) и начала диктовать новые правила жизни: «кто был ничем – тот стал всем». Посредством такой образовательной технологии из неграмотного селюка ускоренно лепили «горожанина», он вступал в компартию, комсомол или комнезамы¹⁶, «Плуг» или «Просвиту» и становился новоиспеченным руководителем бывшей буржуазии. «Бывшей» – потому что мир буржуазии с наслаждением сбрасывали с передового корабля «Украина» и яростно уничтожали.

В результате полуграмотный мигрант из села стал учить буржуазных инженеров (спецов) и профессоров социалистической (а по сути сельской) культуре, прививать свой суррогатный «литературный» вкус и вводить цензуру, более жесткую, чем при царизме. Утверждение диктатуры голоты и люмпена в городах блестяще описал Булгаков в «Собачьем сердце» (1925). Как выразился М. Кулиш в трагикомедии «Народний Малахій»: «Що з того, що в торбині Тарас і Грінченків словник – вся її культура». Именно тогда зародилось явление, позже названное «жлобством» и «рогулизмом». Однако Украина не исключение. Это явление типично для всего мира, и его хорошо описал французский историк Ф. Бродель для Франции XIV—XV вв. Просто Украина в этих социальных вопросах урбанизации и буржуазных отношений отставала от лидеров Западной Европы – Голландии и Англии на 500 лет.

Известный литературовед Соломия Павлычко очень точно характеризует это явление:

«В українській [літературі], де перетворення сільської культури в міську ніколи остаточно не завершилося, ставлення до міста стало лакмусом позиції митця, а дискурс міста позначений глибоким і болісним конфліктом.

В українській літературі з її закомплексованістю на народі, природній сільській людині, звернення до міста відбувалося особливо повільно й невпевнено. Мовно й соціально місто завжди було ворожим українцю. З революцією в російськомовне місто попрямували Степани Радченки та Володимири Сосюри. Почалося засвоєння міста неміською людиною, яка приносила до міста свої комплекси й страхи…

Самотність ліричного героя (і самого поета – [Сосюри]) – це самотність людини, яка не приймає й не розуміє міста. Вона неглибока, як узагалі його почуття неглибокі. Герой-поет спогадами повертається до села, тішиться, що його дружина – селянка. Опозиція між “я” і “вони” (міські люди) є центральною й непереборною. Здавалось би, що це так само модерністична опозиція. Однак ні. В даному історичному контексті саме “вони”, а не “я” є загрожені. Саме «вони», мешканці міста, викликають у поета неймовірні, дикі приступи аґресії:

я б нагана знову взяв

і стріляв би в кожні жирні очі,

в кожну шляпку і манто стріляв… (збірка «Місто»,1924)

Маємо справу зі специфічним феноменом – страхом невідомого й ненавистю до нього. Не має значення, чи це місто, від якого відчужений селюк і колишній червоноармієць (безмежно травмований і переляканий петлюрівським епізодом своєї біографії), чи це Європа, “закордон” – ще більша, ворожіша і ще менш знайома й зрозуміла сила»¹⁷.

Проблеме «хуторянській ворожісті» села к городу и желанию «наблизити місто до української психіки» был посвящен роман «Місто» В. Пидмогильного: «В ньому знову прокидався селюк з глухою ворожістю до всього, що від нього вище». Соломия Павличко идет дальше и пишет о глобальной проблеме украинского проекта:

«Жодного разу модернізмові не вдалося повністю здолати стереотипи й мову традиційної культури, відтак невдоволена іманентна потреба модернізації успадковувалася наступним поколінням… Модернізм впливав на народництво, примушував його модернізуватися. Проте на жодному етапі розвитку літератури модернізм не зайняв домінуючої позиції, не став осердям літературного процесу чи хоча б тривалою модою…

Конфлікт між модернізмом і народництвом був не лише зовнішнім (що полегшувало б сьогоднішній аналіз), а внутрішнім, екзистенціальним. Він містив проблему тяжкого “або – або” всієї української культури на рівні особистого вибору. Що первинне – народ (нація, суспільство) чи мистецтво (краса, естетика)? Так механістично сформулювали питання народницькі ідеологи й запрограмували єдино можливу відповідь»¹⁸.

Украинская культура и духовность

Мне могут возвразить, что именно в селах сохраняется уникальная украинская культура и духовность, которую разрушают враждебные мультикультурные города. И здесь мы обязаны, наконец, разобраться, что такое «Украинская культура» и открыть глаза на ее изнанку. Ведь пысанки, рушныки, вышиванки и фолклор – лицевая сторона, типичная для любой народной этнографической культуры. Обсуждение негативных сторон украинской культуры критически важно, поскольку они возводят непреодолимый барьер на пути к прогрессу и цивилизации.

Во-первых, полное отсутствие в украинской культуре рефлексии, стремления к самоанализу, переосмысления своего прошлого и стремления конструировать будущее. Без этого невозможно развитие общества. Городская культура и цивилизация невозможны без рефлексии. Западная Европа занялась рефлексией в эпоху Возрождения.

Во-вторых, богатство формы при скудости содержания. Известный литературовед Г. Млодзинский отмечал:

«Як глянеш на чотирнадцять тисяч українських приказок, що їх Номис зібрав докупи, то спочатку аж моторошно стає – яка ж то розмаїта й на тонкий зміст, і на гострий дотеп багата маса. Та коли ближче присунешся до того діла, то бачиш, що цей різноколірний мільйон ілюструє, може, який десяток, а може, два філософських, побутового характеру тез. Народня бо мудрість широка образами і взірцями й прикрасами, та вузька в самій своїй філософії.

Суто селянська духом своїм, глибоко дрібнобуржуазна в своїй моралі, уперто власницька, запекло консервативна ця народня мудрість. Окреме лютої ненависти до пана, ледве чи можна знайти в ній щось передове»¹⁹.

Даже в XXI в. украинская культура игнорирует инновации. Она умиляется и восторгается своим крайне узким набором «инноваций» – кто пошьет самый большой флаг Украины или рушнык, кто сошьет самую большую вышиванку, кто соберет больше людей на Марш вышиванок (такой военизированный оксюморон). Именно здесь украинская культура ставит «мировые» рекорды. Так, в Острожской академии установили мировой рекорд – 19 дней без перерыва читали произведения Кобзаря²⁰. Хотя в Хампи (Индия) монахи 4 года без перерыва читают Махабхарату. А в Чернигове более 700 студентов 6 марта 2014 г. одновременно декламировали «Реве та стогне Дніпр широкий…». В таких университетах вряд ли создадут айфон, нанокомпьютер, квантовую связь или электромобиль.

Более всего в постмодерне ценится креатив. Креатив рождается в насыщенной мультикультурной среде. Именно она делает США великой страной. А если украинская культура замкнута в каре: вышиванка – пысанка – рушнык – Кобзар, то откуда возьмется креатив? Максимум – низкопробный плагиат.

В-третьих. Украинская культура любые песни, думы считала народными, хотя многие из них имели конкретных авторов. На Западе впервые авторское право ввели в Англии в 1710 г. (Статут королевы Анны), а в США – в 1783. Авторского права украинская культура не знала, поскольку для селянского менталитета собственность могла быть только материальной, а поскольку интеллектуальную собственность пощупать нельзя, то она и собственностью быть не может. Отсюда и хроническое пренебрежение интеллектуальной собственностью и авторским правом.

В-четвертых. Коррупция, спаянная кумовством – важнейший элемент украинской культуры. Здесь комментарии излишни.

В-пятых. Отсутствие Правосознания и Правовой культуры, поскольку сельская культура базировалась на вотчинном праве и казацкой чёрной раде.

В-шестых. Неотъемлемой частью украинской культуры являются свалки мусора, загаженная среда обитания и варварское отношение к природе. Конечно, этот органичный признак украинской культуры пытаются списать на Советскую власть, которая сама была продуктом этой культуры. Почему-то в Советское время Тарту (Эстония) блистали чистотой, и там даже был штраф за брошенный окурок (в эквиваленте 30 грн.). Выше приводилось типичное впечатление буржуя А. Вимина о нашей убогой среде обитания до Советов и москалей!

Приведем для полноты картины еще несколько фактов. Наш известный соотечественник Всеволод Крестовский (1840-1895) оставил замечательные наблюдения во время путешествия в австрийские Черновцы:

«Въ то время какъ наши приграничные лѣса (да и не одни приграничные!) безовсякой системы и беспощадно вырубаются дочиста не только своими скупщиками-евреями, но и … компаніями берлинскихъ и кенигсбрергскихъ нѣмцевъ,… ничѣмъ не стѣсняясь,… — лѣса австрійскіе стоять себѣ цѣлы и невредимы, невольно поражая васъ своимъ обиліемъ и благоустройствомъ... Казалось бы, законъ объ охранѣ и правильной эксплоатаціи лѣсовъ существуетъ и у насъ такъ же, какъ въ Австріи, но тамъ онъ примѣняется во всей строгости и притомъ повсюду, а потому всѣ, хочешь-нехочешь, уважаютъ его... И чѣмъ дольше бездѣйствуетъ законъ, тѣмъ безпощаднѣе, съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе, оголяется мѣстность, такъ что не далеко уже время, когда хотинскія пущи совсѣмъ отойдутъ въ область преданія… И вмѣстѣ съ этимъ грандіознімъ истребленіемъ лѣсовъ, здѣсь съ каждымъ годомъ все болѣе раздаются оханья и жалобы на рѣзкую перемѣну климата, … на обмелѣніе рѣкъ и озеръ … т.д.»²¹.

И что изменилось за 150 лет?

В сердце Украины на Верхней Хортице немцем-менонитом Петром Бузуком в 1910 г. было создано первое в империи «Общество охранителей природы», в котором через год насчитывалось 190 членов – в основном немцев и поляков. Общество охраняло скалы, гнездовья птиц, препятствовало лову рыбы во время нереста, варварской вырубке лесов на Хортице. Деятельность общества вызвала яростное сопротивление местного населения – «наши дубы и рыба, когда хотим, тогда рубим и ловим». Деятельности «немчуры» чинились всяческие препятствия и в 1915 г. добились его закрытия.

В Украине числится 4,5 тыс. мусорных свалок и полигонов общей площадью 7,8 тыс. га (4% территории страны). Сюда не вошло огромное количество незаконных свалок по сельским и городским оврагам и ярам, загаженные леса и парки. Только 4% мусора утилизируется. 96% идет на свалки. В Западной Европе такая «украинская культура» запрещена. Однако не всегда там так было. В средние века Париж тонул в отходах (читайте «Парфюмер»). Не удивительно, что именно здесь еще в 1883 г. впервые в мире были внедрены контейнеры для раздельного сбора мусора! При курфюрсте Фридрихе III (1657-1713) в Берлине запретили содержать свиней, а старосты получили строгий наказ: «Каждому, кто выбросит сор из дворов и стойл на улицу, забросьте этот мусор в его дом!». И это помогло!

В Европе практически весь мусор газифицируется и перерабатывается в энергию и материалы. Швеция перерабатывает 99% всех отходов. А Украина тонет в отходах и сжигает только 8% мусора. Впечатляет киевская помойка на заповедном Жуковом острове (12 000 кв. м.) – наглядный заповедник украинской сельской культуры в чистом виде. Однако всех затмила грандиозная свалка во Львове (пос. Грибовичи). Вот она и есть настоящий культурный продукт в культурной столице Украины, который прославил Львов на всю Европу и привел к гибели людей. И из Львова мусор (вернее культурный продукт) повезли в Киев и Херсон.

Предвижу возмущенное – это злопыхательство. Конечно, зло берет от торжества и насаждения такой культуры. Мне скажут – это передергивание, Львов богат архитектурой, музеями, театрами. Да, несомненно, только барокко, сецессия, музеи и театры – это остатки австро-польской городской культуры, как и хорошее кофе во Львове, львовские пляцки и канапки. А вот запах мочи «під брамой» во Львове – это уже родное, национальное. Для сравнения – в Париже в 2013 г. установили экологически чистые суперсовременные бесплатные туалеты. А штраф за испражнения вне их назначили в 35€.

Советов уже нет 25 лет, а экология катастрофически ухудшается, поскольку варварское отношение к природе – это сущность украинской сельской культуры. И мы видим массовую вырубку лесов, даже под Киевом, варварскую добычу янтаря и гранита, бесконтрольную добычу газа и нефти на Полтавщине, где вышки оформлены МАФами и записаны на скромных ЧПшников, слив отходов в реки и т.д.

А теперь читателю стоит задуматься, как можно избавиться от коррупции в стране-помойке? Ведь грязная среда обитания неразрывно связана с грязным обществом и грязными нравами. И здесь не требуется знания фэн-шуй, чтобы понять простую истину – все страны с низким уровнем коррупции блистают чистотой и экологией!

Чистое общество формируется в чистой среде обитания!

В-седьмых. К дорогам Западную Европу приучила Римская империя. А отсутствие дорог – это уже признак украинской сельской культуры. Телеге с волами не нужны дороги. Чумаки по сакме (колее, пути) и так до Одессы доедут, спешить некуда. Нет дорог – нет и указателей. И сегодня мы видим ту же картину. Качество дорог ужасное, а железных дорог – еще хуже. Интерсити из Киева в Одессу – 500 км – идет 7 часов! Для украинской культуры 70 км/час – это суперскорость. Поезд из Брюсселя в Париж идет 1ч. 10 мин (270 км/час). О японских поездах молчим. Даже в «азиатской» России «Сапсан» между Питером и Москвой курсирует со скоростью под 200 км/час. Примечательно, что одни из самых плохих дорог расположены в ядре украинства – Львовской области.

В-восьмых. Глубокая религиозность и моральная нравственность считаются краеугольным камнем украинской этнической культуры. Однако расстрелы священников и разрушение Киево-Печерской лавры не вызвало в украинском крестьянстве ни протестов, ни волнения. Религиозность крестьян оказалась поверхностной, языческой, укорененной в Матушку-Землю, чрезвычайно суеверной, без идей и какого-либо творчества. Более того, мы видим острые конфликты между православными церквами. А как же Новый Завет? Да он здесь ни при чем – ведь церкви и храмы выполняют роль внутренних безналоговых офшоров. Даже офисный христианский безналоговый центр растет на Десятинном переулке прямо на княжеском дворце.

Это западная культура секуляризировала монастыри и церковные латифундии в XVIII в. во Франции и Австрии и отделила церковь от государства. У нас все президенты публично демонстрируют себя в храмах, как в теократическом государстве. А если ввести церковный налог, как в Германии и Австрии, много ли останется верных? Как в теократическом государстве по селам и городам массово строятся храмы вместо театров, спорткомплексов, музеев, которые, по сути, чужды украинской культуре. Но если до революции церковь содержала при себе больницы, приюты, дома престарелых, выполняя в условиях дикого капитализма социальную функцию, то сегодня мы видим только растущие цены на требы.

Моральная нравственность и дружное празднование Пасхи никак не вяжется с откровенным безразличием к ближним. В 2013 году были обнаружены два мальчика – 6 и 14 лет, которых родители держали в доме среди грязи и мусора без права выхода на улицу. Они заросли шерстью, мышцы их атрофировались, дети не могли говорить и стали похожи на Маугли. И это в столице украинской культуры Львове, в Лычаковском районе!²² Где были социальные службы, милиция, почему соседи не били во все колокола, хотя знали об ужасном существовании детей – вопрос к той же культуре, в которой «моя хата скраю».

В-девятых, украинская культура является неотъемлемой составляющей магнатско-олигархической системы власти. Отсюда такое частая в фольклоре мечта о «пануванні», о панах: «Як би я був паном, то усе б на подушках лежав», «Три пани, одні штани», «Все пани та пани, а греблі нема кому загатити». Отсюда и холопская психология (и «мої хлопці»), и комплекс жертвы .

Этот список любой читатель может продолжить без труда. Такая традиционная замкнутая украинская культура благополучно разрушает все попытки прогресса. Она развалила Речь Посполитую и Российскую империю. Она выдержала штурм большевиков, пытавшихся разрушить традиционное общество на идеях европейского прогресса, и реинкарнировалась в Советскую власть. Она обрушила Советский Союз, но не изменилась за 5 столетий. Она успешно противостоит городскому обществу, не позволяя ему созреть. Две буржуазные революции 2004 и 2014 гг. ее только пошатнули.

Встает вопрос, а что же делать? Кто может свергнуть ее с пьедестала, если нынешние революционеры водружают на место Ленина лидеров сельской культуры? Ждать, когда буря глобализации ее сметет, но она сметет ее вместе с государством.

Каждая культура самоценна, поскольку в ней присутствует важный человеческий опыт. Поэтому наша задача стоит не в отказе от этой культуры целиком и ее низвержении, а в творческом переосмыслении. В основе цивилизаций лежат народные этнографические культуры, но не они формируют цивилизации. Так, например, творчество Малевича и Экстер заняло достойное место в мировой цивилизации благодаря успешному осмыслению и включению в свои работы ярких красок и образов украинской культуры. Наша задача – решительно избавляться от ее негативных пластов, сохранить ее позитивные и креативные элементы и активно формировать городскую культуру.

Создание городской культурной среды

Сейчас передовые страны возвращаются к истокам полисов и активно формируют общественное пространство – пространство, призванное создавать комфорт человеку. Для этого реставрируются фасады, ценится аутентичная старина, которая радует глаз. Устраиваются променады с фонтанами, арт-объектами, скульптурами, парками, скверами, открытыми кафе, книжными магазинами, музеями и театрами. Здесь пешеходы возвращают себе власть над городом, потеснив автомобили. Поэтому такие пространства закрыты для авто. Пример – центр Вены, Рамбла и бульвар Грасиа в Барселоне. Это пространство, где пешеход имеет преимущество перед автомобилем. В Киеве в этом направлении идет создание Пейзажной алеи и Оболонской набережной.

Эти идеи интернациональны, но дух городу придает его старина, его колорит, его ландшафт, его индивидуальные городские традиции (а не сельские типовые писанки, натыканные на всех городских углах). Именно в таких общественных пространствах происходит смягчение нравов. Именно так маркиз де Мирабо определял цивилизацию – «смягчение нравов, учтивость, вежливость, соблюдение правил приличий и знания». И именно цивилизация смягчала грубую деревенщину, медленно отёсывая ее сначала в буржуа, а затем в Homo Faber, способного создавать и отвечать за себя и общество.

В этой среде чистота – важнейший элемент. Поэтому бескультурное население воспитывается огромными штрафами. Так известный буржуй с кембриджским дипломом Ли Куан Ю жесткими мерами (хотя и мягче Сталина) превратил бедную пиратскую рыбацкую деревню в богатейший город-государство Сингапур. За плевок на землю и выброшенный кусочек бумаги здесь штрафуют на 500 SGD ($370), за курение в неположенном месте – 1000 SGD, вандализм карается ударами палкой по голым ягодицам плюс штраф 2000 SGD или до 3 лет тюрьмы. Продавец сигарет несовершеннолетнему будет выпорот, а возможно и заключен в тюрьму.

Именно такую систему штрафов надо вводить в Украине. За плевок, мусор, семечки и объедки под скамейкой (сельская привычка) – от 500 грн. в первый раз, с занесением в базу данных и в каждый следующий раз двукратное увеличение штрафа. За курение – 1000 грн., вандализм – 2000 и т.д. В случае отсутствия денег – общественные отработки 5-10 дней по уборке территорий, парков и т.д.

Аналогично следует разработать подробную систему штрафов относительно распивания алкоголя и распевания песен в общественном транспорте, пляжах и др. общественных местах. При этом система штрафов должна быть болезненной и жесткой.

Еще более жесткую систему штрафов надо вводить к водителям, которые оставляют машины на трамвайных колеях, посреди дороги, на газонах (как в селах) и т.д. Тем самым они посягают на общественное пространство, иерархия которого по закону должна превосходить частную собственность (в виде авто). Ведь общественное пространство – совокупность частной собственности всех граждан. Для эффективного внедрения городской культуры, применения системы штрафов и общественных отработок необходимо ввести муниципальную милицию с правом взимания штрафов и внесения в реестр нарушителей общественного пространства.

Создание креативной среды

Лучший метод борьбы с деструктивной феодально-селянской культурой – не мешать ее конфликтующим группировкам олигархов-феодалов уничтожать друг друга. Суть этой стратегии проста – низкая добавочная стоимость вызывает дефицит ресурсов, за которые ужесточается борьба. Если США и ЕС через МВФ и кредиты прекратят подпитку нашей олигархическо-селянской культуры, то эта система чрезвычайно быстро аннигилирует.

В это время нам надо создавать новую реальность, которая смотрит в XXI в. Подробнее эти вопросы будем рассматривать в следующих частях, а сейчас укажем на точки роста и катализаторы новой экономики и новой реальности. Это АРТ-пространства и креативные пространства, это экспериментальные платформы для искусства и общества, это коворкинги, клубы по интересам и дискуссионные платформы, это HABы и бизнес-инкубаторы, это проектные платформы типа Kyiv Smart City (Умный Город) и замечательный проект «Арсенал идей». Здесь рождается новые городские социальные связи, в этих пространствах граждане включаются в построение новой реальности, основанной на вежливости, толерантности, взаимопомощи и подключении к новым смыслам и возможностям. Именно в такой среде рождаются идеи и конструируются образы будущего.

Изображение: Валерий Алещенко.