Шизофрения России: обзор общественного сознания

В предшествующих статьях о В.Путине и его режиме мы очертили состояние государственного строя России, лишь вскользь коснувшись вопросов общественного сознания, да и те были затронуты главным образом лишь в своих базовых основах.

Величайшим заблуждением, мало того, проекцией и повторением пропагандистских вымыслов было бы считать русское общество чем-то монолитным и внутренне согласным в своих частях. Именно такого восприятия общества из вне старается добиться кремлевский режим и находящийся на его службе пропагандистский аппарат. Составной частью распространяемых ими мифов является также тезис об успехах и якобы непобедимости российских СМИ в информационной войне с Западом. Оба эти мифа усиленно тиражируются как оппозиционными по отношению к Кремлю кругами внутри России, так и значительной частью западного экспертного и медиа сообщества, прикрывающего тем самым свою неспособность и нежелание создавать и реализовывать контрпропагандистские проекты и объясняющие свое бездействие принципиальной непобедимостью противника в фактически давно уже идущей информационной войне.

Отличительной чертой нынешнего российского общества выступают его дробность и фрагментарность, оно характеризуется отсутствием как внешних связей между членами общества и его отдельными группами, так и связей внутренних – логических между суждениями одного и того же человека по различным вопросам повседневной и политичесакой жизни.

Более года назад автор этих строк опубликовал статью под названием Умирать за Путина никто не будет.¹ Нынешние результаты социологических исследований полностью подтвердили тогдашние прогнозы. Российское общество достаточно быстро избавляется от «синдрома Новороссии». Весной 2014 г. агрессию в отношении Украины поддерживали 74% населения страны. Сегодня их доля упала до 22%. Сегодняшнее сознания россиян характеризует «диванный патриотизм». Писать патриотические посты о «борьбе с украинской хунтой» в социальных сетях – это одно, а разбрасывать собственные конечности и внутренности по бескрайним донецким степям – совсем другое. Общество готово потреблять информационную телевизионную картинку победоносной войны, но каждый из этих потребителей полагает, что лично его и даже его ближайших родственников это не коснется. В отличие от украинского общества, для которого борьба с российскими захватчиками стала осязаемой трагедией, русским эта война представляется чем-то вроде компьютерной игры, где сражаются какие-то совершенно абстрактные «трактористы-добровольцы» и «отставники-отпускники», судьба и страдания которых у диванного патриота в лучшем случае может вызвать лишь поверхностное и кратковременное сочувствие. При этом победы, действительные или мнимые, этих же отпускников-добровольцев вызывают у него «чувство законной национальной гордости». Платить же за имперское могущество – аннексию Крыма, разорение Донбасса своими жизнями, здоровьем и даже материальным благополуием готово не более 5% населения. 70 же процентов еще до экономического кризиса, стремительного падения уровня жизни, вызванного санкциями и контрсанкциями, обесценением национальной валюты, обвальным ростом цен, безработицей, были убеждены, что лично их это не коснется, что платить за призрачную имперскую мишуру, в которую рядится напрягающая последние силы дряхлеющая на глазах ядерная держава, придется кому-то другому, а не им.

Сколь не парадоксальным покажется этот тезис, но российское общество достаточно мало политизировано и милитаризировано: в целом оно предпочитает делегировать весь процесс принятия политических (и экономических) решений наверх по принципу «пусть начальство все решает» и при этом «мнить себя стратегом и героем, видя бой со стороны». Западному читателю достаточно сложно до глубины понять тот факт, что в России общество и власть существуют в параллельных, не пересекающихся в практической жизни плоскостях. При этом общество, как в лице организаций, так в особенности на уровне индивидуальной жизни и сознания совершенно убеждено в том, что оно лишено всяких реальных механизмов воздействия на власть и процесс принятия решений. Убеждение в том, что «начальство все решит» и является проекцией этой политической данности. При этом надежда на то, что «начальство» все решит к лучшему – это отнюдь не фактор доверия к тем или иным политическим институтам и тем более лицам, облеченным властью. Скорее это своего рода психологическое бегство от отчаяния. Если человек понимает, что он не в силах что-либо изменить к лучшему и при этом с каждым годом живет все хуже, единственное, что ему остается – уповать на то, что «наверху» всё как-то решат. В противном случае жизнь станет просто невыносимой. Это можно сравнить с верой в загробную жизнь и бессмертие души, продиктованной той же психологической неспособностью принять весь ужас и неизбежность смерти и конечности земного бытия.

Именно описанным феноменом объясняется то, что русские не видят прямой связи между ухудшением своего материального положения и курсом внешнеполитических авантюр, проводимых правительством. В сознании русского человека победы всегда означают движение к лучшему, а в том, что Россия одерживает одну победу за другой всех убеждает новостная пропаганда, при этом аргументированная альтернативная точка зрения практически не звучит. Связь между внешнеполитической агрессией и падением уровня жизни осознает примерно 30%населения. Именно таково число людей, выражающих ту или иную степень недовольства проводимой Кремлем внешней политикой – прежде всего военными действиями против Украины, поддержкой нелигитимных террористических псевдогосударственных образований ДНР/ЛНР. Столько же респондентов в принципе готовы к тому, чтобы суверенитет Украины над этими территориями был восстановлен в полном объеме.

Иная картина с Крымом. Большинство россиян убеждено в легитимности проведенного на полуострове референдума. Доказать им, что имела место аннексия с участием вооруженных сил невозможно. Информация о подлинном ходе событий, связанных с референдумом, в русскоязычном информационном пространстве практически отсутствует. Возвращать Крым россияне не хотят: 80-85% убеждены в том, что «крымнаш», и именно на этом базируется весь комплекс антизападных, имперских, патриотических, антиукраинских настроений, в которых правительственная пропаганда наиболее тесно смыкается с общественным мнением.

Значительная часть общества осознает, что за «приобретение Крыма» надо платить, но – повторюсь – в сильно атомизированном, лишенном даже первичных признаков способности к самоорганизации обществе каждый в отдельности убежден, что платить будет кто-то другой. При этом этот другой – это не сосед по лестничной клетке, это то самое «начальство», которое является реальным монопольным держателем и распорядителем всех денежных и материальных ресурсов страны. Признаюсь, что автор этих строк, считающий себя человеком западного мышления и системы ценностей, живя в России, не ощущает, что материальные средства страны, складывающиеся в том числе и из выплаченных им в течение без малого 40 лет трудовой деятельности налогов, принадлежат в том числе и ему. Отчуждение человека от государства в России стопроцентно. Что же тогда говорить о широких массах малообразованного населения, на эмпирическом уровне знающего, что ему поколениями не доплачивают за его труд, что эти деньги идут куда-то в малопонятный бюджет, от которого еще никто ничего адекватно весомого не получил.

Отмечая стремление общества к удержанию Крыма и его невысокую готовность платить за это «приобретение», рискну высказать мысль о том, что если какое-то новое правительство решит вернуть полуостров Украине, никакого серьезного общественного протеста это не вызовет. С год поворчат, что «вот, столько вложили, а теперь отдаем и вот так всегда…», а потом забудут, особенно в том случае, если возврат будет сопровождаться более или менее ощутимым улучшением материального положения и прекращением телевизионной истерии. Коль скоро отсутствует логическая связка между ухудшением положения и захватом Крыма, логично предположить, что не будет связки между его возвратом и улучшением жизни, а значит всеми криками о «продаже родины» можно с легкостью пренебречь.