Дорогу молодым: демографические предпосылки социальных конфликтов

Разговоры о конфликте поколений и о радикализме молодежи ведутся практически со времен античных греков: в трагедиях о Эдипе, в комедиях Аристофана мы можем легко проследить, как молодые оспаривают авторитет старших и восстают против их морали. Конфликт отцов и детей практически всегда присутствует в той или иной мере в каждой семье, в каждой эпохе.

Но совпадение молодежного нетерпения с целями старших поколений в общее социальное движение, которое ведет к восстанию или революции случается гораздо реже и только при совпадении неких экономических, политических и социальных условий. (В Европе такие условия уже практически созрели. Смотрите статью «Экономический коллапс Еврозоны: безработица растет, промышленное производство падает». – прим. ред.)

Было бы большим упрощением и заблуждением просто указать пальцем на «демографический взрыв» и сказать, что за ним обязательно идут бунты и революции. В реальности большинство стран, в которых наблюдался рост молодого населения, оставались стабильными на протяжении десятилетий с вполне терпимым уровнем межпоколенческого конфликта. В странах, в которых с 2011 года проходят восстания «Арабской весны» – Египет, Тунис, Йемен, Ливия и Сирия – действительно очень много молодежи. Но в других странах региона и вне его – от Западной и Центральной Африки до Пакистана – молодых людей точно не меньше, если даже не больше, но никаких потрясений там не происходит.

Действительно, в многих странах наличие широких масс молодежи является благом для экономики, ведь новые поколения работников сопутствуют хозяйственному росту. Поэтому наиболее деликатное предположение, которое мы можем сделать в таком случае, будет следующее: молодежный «пузырь» всего лишь повышает политическую нестабильность и риск волнений при прочих равных условиях, и, скорее всего, он только стимулирует возникновение восстаний и революций, тогда как прямо благоприятствуют им совсем другие факторы.

Последняя волна молодежного возмущения прокатилась миром в далеких 1960-х: от движения «новых левых» в США до майских протестов 1968 года во Франции, от китайских хунвейбинов до восстания в столице Мексики – все полыхало в огне молодежного гнева. А еще в ’40-х и ’50-х все было относительно спокойно. Если брать шире, то с 1780-х до 1860-х молодежь штормила всю революционную Европу, тогда как вторая половина ХІХ века прошла под знаком консервативных «стариков» — Меттерниха, Бисмарка и Тьера. Поэтому, следует более пристально присмотреться к тому, какую роль играет молодежь в общественных процессах и задаться вопросом: почему существуют эпохи, во время которых правила диктует бунтарская молодежь, тогда как в другие времена авторитетом пользуются консервативные представители поколений постарше?

Демография молодежных движений

Видным исследователем конфликтов поколения был известный немецкий социолог Карл Маннгейм, который утверждал, что молодое поколение может превратиться в обособленную социальную группу, оппозиционную старшим поколениям, если оно будет объединено неким общим опытом, отличным от родительского. Таким опытом может стать крупная военная победа или поражение, которые способны создать совершенно новое представление о национальной судьбе, тесно связанное с опытом поколения, представители которого в это время входят в возраст совершеннолетия. Также это может быть существенное изменение в экономике или на рынке труда, которое существенно повлияет на жизненные стандарты и на шансы на успех молодого поколения. Также не следует забывать и о становлении новых наций на международной арене, когда молодые люди начинают чувствовать свою личную ответственность за судьбы своего народа и считают необходимым активно бороться за его будущее. Именно поэтому многие молодежные движения XIX и ХХ веков были неотделимы от националистических движений.

Ключом к пониманию всех этих факторов являются изменения в обществе: если не существует ключевых событий или изменений в социальной реальности, которые могли бы привести к разрыву жизненного опыта между поколениями, то и вероятность ценностного размежевания или конфликта между разными поколениями крайне низка.

Интересно, что даже само по себе резкое изменение возрастной пропорции общества может создать некий водораздел, который сформирует мировоззрение новой возрастной группы. Например, быстрое повышение рождаемости или резкое снижение детской смертности, что приводит к количественному росту числа представителей этого поколения, сравнительно с их предшественниками, может привести к тому, что в его среде возникнет ощущение собственной важности и силы. Это отлично иллюстрирует поколение «бэби-бумеров» в США, представители которого родились после окончания Второй мировой войны. «Бумеры» во время своего взросления вполне использовали весь тот резко возросший объем социальных инвестиций, выделенных на их содержание и воспитание. Под них строились новые школы, более того – возникали целые новые поселения, где могли разместиться семьи, в которых они росли. Значительная часть послевоенного экономического роста объясняется именно их выходом на историческую сцену. (Более подробно о послевоенном подъеме американской экономики и о социальных изменениях, которые ему предшествовали, написал основатель разведывательно-аналитического центра «Stratfor» Джордж Фридман в статье «Как кризис среднего класса угрожает могуществу Америки», ранее опубликованной на сайте «Хвиля» — прим. ред.) Новые стандарты потребления возникали в связи с их вкусами. Переход от стагнации к росту совпал с их взрослением и именно поэтому первые послевоенные поколения стали исповедовать идею, что именно им принадлежит воплотить в жизнь миссию общественной трансформации. И это справедливо не только для послевоенных Соединенных Штатов, но и для стран Западной Европы, Латинской Америки, Африки, а также для Китая и Южной Кореи, что привело к возникновению всемирной волны идеалистических молодежных бунтов 1960-х.

Подобное увеличение рождаемости и снижение детской смертности ведет к резкому увеличению количества молодых людей, через что и возникают пресловутый «демографический взрыв» и возрастная диспропорция в обществе. Многие исследователи, говоря о «возрастном пузыре», имеют в виду изменения в возрастном соотношении между теми, кому 15-29 лет и теми, кому за 30 и также указывают на существование связей между наличием возрастной диспропорции в обществе и возможностью революции. Одна из этих связей возникает из-за разницы в мировоззрении между старшими и младшими поколениями.

Другая, но не менее значимая связь, возникает из желания продемонстрировать реальный потенциал молодого поколения его представителями. Во время исследования общественных движений было подмечено, что ключевым фактором успешного молодежного протестного выступления является наличие спаянного ядра данного движения, состоящего из общепризнанных лидеров и их последователей. Такое ядро, сформированное наиболее радикальными представителями движения, готовыми взять на себя ответственность за риски, может стать эпицентром восстания и центром рекрутирования новых последователей тех или иных идей. Но если условия таковы, что большинство населения не заинтересовано в низложении действующего правящего режима, наличие такого радикального ядра не будет иметь никакого значения. В то же время, если общественно-политические условия сложились так, что большинство населения, по крайней мере, подумывает о восстании, динамика революционного движения может в очень сильной степени зависеть от возрастной структуры общества.

Даже во времена массового недовольства степень участия людей в демонстрациях или оппозиционных движениях зависит в некоторой мере от того, насколько широка общественная поддержка этих выступлений. Более осторожное большинство недовольных присоединится к восстанию только тогда, когда оно станет массовым и успешным движением, в то время как смелое меньшинство диссидентов может участвовать в движении даже тогда, когда оно все еще относительно малочисленно. Таким образом, смелый авангард сам идет в наступление, а боязливое большинство следит за развитием ситуации; в результате все зависит от того, насколько смелые удачливы и многочисленны, чтобы взять верх над робкими. Учитывая большую склонность именно молодого человека участвовать в протестных движениях, изменения в возрастной структуре общества в сторону превалирования молодежи могут сильно повлиять на уровень волатильности всего населения.

Короче говоря, демографический взрыв не является ни необходимом, ни достаточной предпосылкой для восстания или революции. Если у молодежи имеется особый, радикальный опыт, даже небольшая группа молодых людей может принять решение о восстании. Но если правительство достаточно неумело или разобщено, а у населения в целом накопилось достаточно обиды, чтобы ему захотелось выплеснуть её против режима, то бунт или революция могут произойти, несмотря на отсутствие «молодежного пузыря». Именно так и было в большинстве стран Восточной Европы, а также в России в 1989-1991 гг.

И наоборот, даже очень большое количество молодежи не может гарантировать возникновения радикального мировоззрения, а также может и не вдохновить общество на революционные преобразования, если сплоченное правительство обеспечивает эффективное руководство и рост благосостояния. Например, в Сингапуре, Малайзии, Ботсване и Бразилии исключительно быстрый рост численности населения в 1970-е годы привел к резкому омоложению общества, но в каждом случае уверенность правительства и общий экономический рост сдерживали молодежный радикализм в узде. В Египте под руководством Анвара Садата и Хосни Мубарака в 1980-е также наблюдался быстрый рост численности населения, а  соответственно – молодых людей, многие из которых приняли революционное мировоззрение фундаменталистского ислама и для смещения режима стали практиковать терроризм. Однако, благодаря государственному субсидированию, экономическому росту, массивной помощи со стороны Соединенных Штатов и гибкости руководства, широкого революционного движения не возникло, в отличие от Ирана, Афганистана и Алжира.

Так происходит потому, что при отсутствии других, способствующих восстанию факторов, сама по себе возрастная структура общества имеет мало, если вообще никакого, влияния. И только при наличии других благоприятствующих факторов молодежь стает взрывоопасной социальной группой. При демографическом взрыве легче мобилизовать население на политический протест. Так что только при условии, что возникают другие факторы, ослабляющие влияние правительства, для молодежи открывается возможность поднять восстание. Недавние демографические исследования показали, что общества с доминированием молодежи, как правило, более склонны к гражданскому неповиновению, но этот эффект ощутимо возрастает в странах, управляемых стареющими автократами или с правящими режимами, являющимися переходными или промежуточными между демократией и диктатурой.

Социальные предпосылки восстания молодежи

Условия, необходимые для начала восстания или революции, достаточно хорошо известны: во-первых, правительство должно быть закрытым для широкого участия и от общественного контроля. Во-вторых, правительство должно быть ослаблено каким-то кризисом. Этот кризис может быть материальным, например, военным или финансовым, вызванным устойчивой инфляцией или резким ростом цен на продовольствие. Также кризис может быть идеологическими, когда правительство пытается навязать мировоззрение, одинаково неприемлемое как широкими массами, так и элитами, или когда правительство компрометирует себя порочащими связями с внешними врагами государства. Или это может быть кризис передачи власти, который заставит элиты позабыть о своей лояльности и вынудит их бороться за власть для скорейшей смены руководства. Эти условия могут совпадать и объединяться, создавая всеобщее чувство неопределенности и вызывая тревогу о будущем.

В периоды социальной нестабильности многое зависит от того, какие группы готовы поддерживать правящий режим и воспринимают его лидерство как легитимное. Правительство, которое воспринимается как справедливое и эффективное, сохраняет поддержку в среде ключевых элит и у поддерживающих эти элиты групп; поэтому оно достаточно устойчиво в условиях молодежной проблемы. С другой стороны, режим, который широко воспринимается населением как неэффективный или несправедливый, стремительно теряет важнейших своих сторонников и может поразительно быстро пасть под напором несогласных, как это было на Филиппинах в 1986 году, в Советском Союзе в 1989 году, в Тунисе и Египте в 2010-2011 годах.

В некоторых отдельных случаях государственного кризиса, такого как военное поражение или финансовое бедствие, реакция элит состоит в том, чтобы попытаться укрепить существующее государство через реформы. Подобная реакция более всего вероятна тогда, когда элита относительно объединена и не находится под угрозой. Однако, если элиты разделены на конкурирующие группировки или чувствуют угрозу своему положению, то подобные кризисы, скорее всего, приведут к поляризации элит на фракции союзников и противников режима.

Таким образом, третье условие широкого распространения восстания или революции состоит в том, что существует раздор или напряженность в среде элиты. Вообще, эти три условия возникают при изменениях в социальной мобильности, которые ведут к увеличению неуверенности в среде элит и возникновению соревнования за более выгодные позиции, или при изменении государственной политики, когда государство начинает атаковать  определенные элиты, что опять-таки ведет к обострению ситуации. Элиты также могут разделиться относительно их места в коррупционных схемах или по уровню доступа к привилегиям, что создает группы-парии и привилегированные группы, пользующиеся огромными и непропорциональными благами.

Наконец, распространение высшего образования также может угрожать традиционным элитам, создавая большие количества новых кандидатов на высокие должности. Как правило, революционным молодежным движениям предшествует обширное расширение доступа к среднему и высшему образованию, которое в разы превышает рост возможностей для дальнейшего восходящего карьерного продвижения. В таких случаях рост количества образованных молодых людей пропорционально сильно превышает увеличение общего «молодежного пузыря». Английской революции 1640 года и Французской революции 1789 года предшествовало экстраординарное увеличение количества выпускников университетов, тогда как пропорционального роста позиций в государстве и церковной бюрократии, которые отвечали бы их запросам не происходило. В конце XVI – начале XVII веков «пропускная способность» Оксфорда и Кембриджа выросла на 400%, более чем в два раза выше, чем прирост населения; во Франции с 1730-ых до 1780-ых годов зачисления в ведущие университеты только на юридические науки повысились на 77%, тогда как как население увеличилось только на 16%. Результатом был быстрый рост безработных и неустроенных профессионалов –  докторов, адвокатов, журналистов и странствующих проповедников, многие из которых стали отчаянными противниками монархии и консервативных элит.

Похожий резкий рост выпускников университетов с намного более медленным увеличением соответствующих им социальных позиций произошел на европейском субконтиненте в начале XIX столетия и cыграло важную роль в радикализации студентов и молодых профессионалов в революциях 1830 и 1848 годов. Революциям конца ХХ века и арабским восстаниям начала ХХI века также предшествовало расширение доступа к высшему образованию. Вчерашние университетские выпускники, часто получившие образование заграницей и затем вернувшиеся домой, обнаруживали крайне неблагоприятные условия для реализации своих  устремлений, что привело к разворачиванию революционных движений во многих азиатских и африканских колониально зависимых государствах и диктатурах.

Университеты являются также важными при формировании радикальных молодежных сетей, потому что они физически объединяют молодых людей, чаще всего мужчин, во многих случаях в непосредственной близости от главных политических или культурных центров. Во всей  современной истории Китая именно студенты были проводниками радикальных и революционных движений: от Движения 4-ого мая в 1919 году до восстания на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Главным образом это произошло потому, что университеты сконцентрировали обширные массы молодежи,  требующей перемен в главных городах страны, особенно в Пекине. Университеты также являются главным центром распространения современной радикальной исламской идеологии в мусульманских странах и «фабриками лидеров» партизанских движений в Латинской Америке.

Однако, студенты и молодежные восстания сами по себе не ведут к широкому распространению насилия или свержению режимов. Для этого необходима коалиция между студентами и другими социальными группами – рабочими, крестьянами и мятежными солдатами или моряками, что является крайне важным. Таким образом, четвертым условием успеха тех молодежных движений, которые хотят вызвать всенародные восстания, является развитие предпосылок для наиболее широкой мобилизации населения. Этими предпосылками могут быть экономические затруднения, через которые различные группы населения вынуждены искать средства к существованию  плюс сетевые организации, способные обеспечить коллективное взаимодействие. Такими сетевыми организациями могут быть неофициальные группы на производствах или по месту проживания, автономные деревенские организации, религиозные ассоциации, революционные партии, этнические или националистические освободительные группировки.

Быстрый рост городов, в рабочих кварталах которых обычно концентрируется население, часто в непосредственной близости от государственных учреждений и промышленных объектов, является важным фактором мобилизации населения для протестов. Именно в городах часто концентрируются наиболее склонные к мятежным действиям люди: одинокие молодые мужчины. Когда быстрая урбанизация сопровождается быстрым экономическим ростом, то это не обязательно является дестабилизирующим фактором, но проблемы возникают, когда концентрация городского населения растет на фоне замедления экономики.

Понятно, что перечень необходимых для возникновения революционной ситуации факторов не маленький: непрозрачное государство, кризис, столкновения в элитах, расширение доступа к образованию, рост недовольства населения и наличие сетевых механизмов мобилизации. Поэтому связь между ростом численности молодежи и разворачиванием революционных движений едва ли проста. Корреляция между помолодением обществ и политическими кризисами в послевоенном мире базируется на том, что за эти годы наиболее быстрый прирост населения наблюдался в тех странах, где был низкий доход на душу населения и диктаторские режимы.

Поскольку сами по себе большие массы молодежи не являются достаточным условием для вспышки политического противостояния, может показаться, что они не являются главными при оценках политических рисков. Однако, это было бы ошибкой. Когда политические и экономические условия внезапно меняются, присутствие большого количества молодежи  может послужить детонатором социальных изменений. Например, в Индонезии наличие больших масс молодежи в 1970-х и 1980-х годах не было поводом для беспокойства, но когда они совпали с внезапным крахом экономики в конце 1990-х и признаками того, что политическая система останется закрытой, а власть останется в прежних руках, то в результате произошел общенациональный бунт, который отстранил режим Сухарто от власти. И наоборот, сокращение количества молодых людей в Китае, которое начнется после 2015 года в результате «политики одного ребенка», проводимой в 1980-х, не ограждать Китай полностью от угрозы восстания, как только там начнется падение экономики. Но все же это может снизить градус накала политических страстей.

То, что мы могли наблюдать во время арабских восстаний 2011 года, только подтверждает выводы, которые можно вынести из этой статьи: когда рост массы молодежи совпадает с быстрым ростом высшего образования, быстрой урбанизацией и закрытым авторитарным режимом, могут возникнуть условия, сопутствующие всенародному восстанию.

В то же время существуют все причины для молодого оптимизма  в передовых развивающихся странах мира, таких как Турция, Мексика, Бразилия, Индия и Индонезия. В этих государствах правительства становятся все более и более открытыми, рынки – все более и более прозрачными. Для образованной и честолюбивой молодежи открываются новые экономические горизонты. Наконец, экономический рост усиливается, в то время как прирост населения замедляется. Коррупция все еще остается самой большой угрозой для стабильности в этих странах, но все другие факторы риска восстания сходят на нет. Однако, ситуация совсем противоположна в большой части стран Африки южнее Сахары и в многих странах Ближнего Востока и Южной Азии. В этих регионах продолжает расти численность молодежи, распространены авторитарные и очень коррумпированные режимы, быстро растет охват молодых людей высшим образованием и присутствуют существенные столкновениям элит, базирующихся на этнических или религиозных платформах.

Совершенствование государственного управления, искоренение коррупции и улучшение политических и экономических возможностей для молодежи является жизненно важным для этих регионов. Иначе – и это только вопрос времени – огромный территориальный полумесяц,  объединяющий Африку в районе Сахары через Ближний Восток и до самой Южной Азии ожидает серия предводимых молодежью восстаний и революций.

 

ИСТОЧНИК: World Politics Review, перевод «ХВИЛЯ»