Украина: первая информационная война

Невнятность позиции гарантов территориальной целостности и безопасности Украины в рамках Будапештского меморандума, в определении юридического статуса ситуации в Украине, а также страх украинского правительства самостоятельно определить статус событий в Донецкой и Луганской областях хотя бы как «локальный военный конфликт», закладывают мину замедленного действия не только в наши дальнейшие отношения с западными союзниками, но и под всю систему международного права.

Не смотря на все клятвы украинского правительства о европейском выборе, определяя статус конфликта на востоке Украины и аннексии Крыма, был взят российский опыт Чеченских войн, которые официально не назывались «войнами» (Первая чеченская называлась «Восстановление конституционного порядка в Чеченской Республике», Вторая чеченская обозначалась как «Контртеррористическая операция на Северном Кавказе»). Это позволило россиянам на тот момент обойти международное законодательство и в условиях экономического кризиса, получая донорскую помощь международных финансовых институтов, развязать Чеченскую войну. Однако по мимо финансовой это имело еще ряд причин:
1. Политические. Первая Чеченская война началась фактически сразу с распадом СССР и по инерции, ни один чиновник в РФ на от момент просто не мог в мыслях допустить, что это война «братских» народов. С другой стороны, признание РФ конфликта в Чечне «войной» требовало признания статуса чеченских бойцов как «комбатантов», а следовательно требовало признания боевых действий как захватническую войну и ставило РФ в позицию «агрессора», стоящего на пути самоопределения чеченского народа. На тот момент РФ уже не могла противостоять политическому натиску США и могла потерять контроль за этой территорией. Фактически это и произошло после подписания Хасавьюртовских соглашений, Россия оказалась перед фактом создания Чеченской республики. Появление и трехлетнее существование Ичкерии, демонстрировало слабость Кремля и могло стать спусковым механизмом «парада суверенитетов» и фрагментации РФ уже в среднесрочной перспективе. С другой стороны, укрепление Свободной Ичкерии и усиление исламисткого влияния на Кавказе, ослабляло влияния Кремля и создавало угрозу эскалации замороженных конфликтов в Карабахе и Осетии, что непременно привело к усилению роли НАТОвской Турции и снова угрожало потерей Кавказа. Осознавая политические угрозы признания Ичкерии, вторая чеченская война в официальном определении также не могла получить статус «военного конфликта» и называлась уже «Контртеррористической операцией».

С точки зрения внутренней политики, невоенный статус участия РФ в этом конфликте, позволял сдерживать рост социального напряжения, сохраняя видимость либерально-демократического режима в стране, с которым должно было быть покончено, как только повышается уровень военной угрозы.

2. Военно-правовые.
Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН № 3314 от 14 декабря 1974 г. определяет следующие действия как акты агрессии:

вторжение вооруженных сил на территорию другого государства, её аннексия или оккупация (даже временная);

бомбардировка или применение другого оружия против территории другого государства;

блокада портов или берегов другого государства;

нападение на вооруженные силы другого государства;

применение вооруженных сил, находящихся на территории другого государства по соглашению с последним, в нарушение условий соглашения, а равно пребывание их на территории другого государства по истечении срока соглашения;

предоставление государством своей территории для осуществления агрессии третьим государством в отношении другого государства;

засылка вооруженных банд, групп, наемников и т. п. от имени государства, которые осуществляют акты вооруженной борьбы против другого государства, по серьёзности сопоставимые с предыдущими пунктами.

Международное право вооружённых конфликтов кодифицировано в Гаагских Конвенциях, Женевских Конвенциях о защите жертв войны 1949 г. и Дополнительных Протоколах к ним 1977 г., резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН и других документах.

В рамках этого правового поля определяются и участники конфликта, защищенные этими документами.

«Комбатанты» — Личный состав ополчений и добровольческих отрядов, включая личный состав организованных движений сопротивления, принадлежащих стороне, находящейся в конфликте, и действующих на их собственной территории или вне её, даже если эта территория оккупирована, являются комбатантами и пользуются правами, определёнными международными договорами, если отвечают нижеследующим условиям:

имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных,

имеют определённый и явственно видимый издали отличительный знак,

открыто носят оружие,

соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны.

К комбатантам относятся:

личный состав регулярных вооружённых сил и включенные в них полувоенные или вооружённые организации, личный состав ополчений и добровольческих отрядов, включённые в состав вооруженных сил;

партизаны, личный состав ополчений и добровольческих отрядов, включая организованные движения сопротивления, если они отвечают 4 требованиям, приведенным выше;

население неоккупированной территории, которое при приближении неприятеля стихийно берется за оружие для борьбы со вторгающимися войсками;

вооружённые участники национально-освободительных движений, борющихся против колониализма, расизма и иностранного господства в осуществлении своего права на самоопределение (только для стран-участниц Дополнительного протокола I 1977 г.).

Таким образом если бы Россияне признали чеченский конфликт «локальной войной», каковой она была по сути, согласно определениям в современной российской военной литературе, основным формальным отличием «локальной войны» от вооружённого конфликта является участие в боевых действиях регулярных войск с обеих сторон, а также обязательную государственность участников войны. Следовательно, россияне косвенно признавали государственность Ичкерии, что открыло бы возможность для критики Кремля в агрессивной политике, а Ичкерия могла потребовать введения международных санкций, что на тот момент после кризиса 1998г., было бы смертельно для Российской экономики.

3. Гуманитарные. Итоги двух мировых войн и ужасы применения оружия массового поражения, сформировали «Международное гуманитарное право» (право войны, право вооруженных конфликтов) — совокупность международно-правовых норм и принципов, регулирующих защиту жертв войны, а также ограничивающих методы и средства ведения войны. Которое обозначило курс на «гуманизацию» вооруженных конфликтов.

Россияне не называли чеченский конфликт войной не только в своих политических целях, но и в целях сокрытия своих военных преступлений, ибо «террористы» не имели четких признаков, отличающих их от «мирного населения», а главное не являясь «комбатантами» не могли рассчитывать на защиту Женевских конвенций. Следовательно россияне получали право безнаказанно убивать людей на свое усмотрение, так как комбатантов в этом конфликте не было. В докладах гуманитарных организаций и Правозащитного общества «Мемориал» приводятся цитаты российских военных, подтверждающих стремление россиян максимально вывести конфликт и действия военных за рамки гуманитарного права.

По версии Главного военного прокурора Юрия Демина все чеченские мужчины apriori считаются участниками боевых действий: «мужчины от 25 до 40 лет, физически сильные, с недавно сбритыми бородами и/или с косвенными признаками ношения оружия». Кроме того, он же сказал, что «нелегко отличить гражданское лицо от террориста», и добавил, что «более трети беженцев в Ингушетии являются террористами».

Из наиболее ярких индивидуальных обвинений можно привести следующие примеры:

Генерал Шаманов, командующий группировкой федеральных сил «Запад».

Имя генерала Шаманова часто упоминается свидетелями. Будучи командующим западной группировкой, он руководил бомбардировками населенных пунктов под Грозным в начале февраля 2000 г. 29 октября генерал Шаманов запретил открыть контрольно-пропускной пункт «Кавказ-1» для беженцев, воспрепятствовав им покинуть Чечню, где шли бои; часть колонны беженцев на обратном пути в Грозный попала под бомбардировку.

Генерал Квашнин, начальник Генерального штаба.

В качестве начальника Генерального штаба генерал Квашнин несет ответственность за стратегию федеральных войск. Их стратегия основывается на применении массированных артиллерийских обстрелов и авиабомбардировок, имея в виду сократить до минимума непосредственное соприкосновение с чеченскими вооруженными силами. При этом массированным бомбардировкам подвергаются населенные пункты с тем, чтобы чеченские вооруженные отряды покинули эти населенные пункты до того, как туда войдут российские войска.

Таким образом, мы можем говорить, что россияне в ходе чеченской кампании фактически отрабатывали новую стратегию локальной войны. В основе которой лежит дегуманизация властного режима противника (объявление руководства Ичкерии в терроризме), разрушения символического пространства государства (десакрализация основных символов государства (флаг, герб, гимн) смена государственных цветов, аннулирование действия законодательства), установление прокремлевских полувоенных режимов на оккупированных территориях. Как мы видим цели войны лежат не столько в физическом уничтожении противника, сколько в сфере информационно-психологического воздействия на население, которое в своем большинстве не готово к физическому противостоянию с противником, делегировав эту функцию государству. Дегуманизация властных режимов выбивает социальную базу их поддержки и ломает моральный дух.

Нам пора уже усвоить, что Российско-Украинская локальная война — ведется комплексно в дипломатическом, политическом, экономическом, гуманитарном и военном горизонтах, однако в каждом горизонте она нацелена на одно — дискредитация нашей состоятельности управлять конфликтом и контролировать собственную территорию, что ставит под угрозу само существование украинского государства. Не будем забывать, что согласно военной доктрине РФ, постсоветское пространство определялось как зона влияния РФ, а следовательно, Россия претендует на управление этой территорией и участие в урегулировании конфликтов региональных конфликтов (Приднестровье, Чечня, Карабах, Осетия) и теперь Украина.

Специфика современной войны, основные военные опасности и общие угрозы, зафиксированные в Военной Доктрине РФ свидетельствуют, что Украина стала демонстрационной площадкой новой военной политики РФ. Приведем лишь некоторые пункты Доктрины фиксирующие вхождение РФ в эру информационных войн:

Пункт 12. Внешние военные опасности:

м) использование информационных и коммуникационных технологий в военно-политических целях для осуществления действий, противоречащих международному праву, направленных против суверенитета, политической независимости, территориальной целостности государств и представляющих угрозу международному миру, безопасности, глобальной и региональной стабильности;

н) установление в государствах, сопредельных с Российской Федерацией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам Российской Федерации;

о) подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств и их коалиций против Российской Федерации.

Пункт 13. Внутренние военные опасности

в) деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества;

Пункт 14 Общие военные угрозы
д) активизация деятельности вооруженных сил отдельных государств (групп государств) с проведением частичной или общей мобилизации, переводом органов государственного и военного управления этих государств на работу в условиях военного времени.

Пункт 15. Характерные черты и особенности современных военных конфликтов:

а) комплексное применение военной силы, политических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций;

б) массированное применение систем вооружения и военной техники, высокоточного, гиперзвукового оружия, средств радиоэлектронной борьбы, оружия на новых физических принципах, сопоставимого по эффективности с ядерным оружием, информационно-управляющих систем, а также беспилотных летательных и автономных морских аппаратов, управляемых роботизированных образцов вооружения и военной техники;

в) воздействие на противника на всю глубину его территории одновременно в глобальном информационном пространстве, в воздушно-космическом пространстве, на суше и море;

ж) создание на территориях противоборствующих сторон постоянно действующей зоны военных действий;

и) применение непрямых и асимметричных способов действий;

к) использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений.

Возвращаясь к российско-украинскому конфликту мы можем четко отметить, что сохранение статуса АТО ведет к «чеченизации конфликта». Когда украинское руководство целенаправленно ведут по всем проблемным зонам «гуманитарного законодательства», создавая негативную информационную среду конфликта, а соответственно и негативную политическую оценку украинского правительства на международном уровне, что снижает его поддержку потенциальными и реальными союзниками.

Рассматривая политические аспекты проведения АТО в Украине можно говорить, что фактически Украина стала заложницей устаревшей системы европейской безопасности, базирующейся на гуманитарных принципах, невоенного подавления конфликтов. С другой стороны, зарегулированность и бюрократичность Европейской системы стали слабым местом, позволившим Кремлю фактически взорвать существующий миропорядок анексировав Крым и создав горячую точку в центре Европы. Ведь если бы изначально Европа и США повели себя более решительно и дали гарантии финансовой поддержки украинскому «Революционному правительству», поддержав решение о введении военного положения на территории Крыма, Донецкой и Луганской областей и признав РФ стороной конфликта, сегодня бы разговор с Кремлем был бы совсем иной. РФ как страна агрессор, при том же уровне экономических санкций, не имела бы преимущества в информационном пространстве, фантазируя на темы «украинской хунты», «фашистах» в Киеве и главное «двойных стандартах международного правосудия». Когда преступления россиян в Чечне осуждались, а подобные же действия украинской армии оправдываются. Естественно в складывающейся системе европейских ценностей россияне оправдывают свои действия «предвзятым отношением к себе» мировой закулисы и «агрессивными планами запада». Второе направление российской пропаганды направлено на европейского обывателя, который расслабился настолько, что уже фактически не способен осознать степень российской угрозы европейской безопасности в контексте сокращения собственного потребления. Другими словами, экономические проблемы Европы, связанные с санкциями в отношении России, обостряют внутриполитические проблемы в странах ЕС, ведут к росту социальной напряженности, что превращается в дополнительный рычаг давления на европейские правительства со стороны России.

Отсутствие четкого протокола для работы государственных органов в условиях АТО, а также неадекватная оценка степени военной угрозы разбалансировали всю властную вертикаль, которая вместо того, чтобы сконцентрироваться на решении вопросов с беженцами, мобилизации, перепрофилировании экономики, обеспечения защиты и безопасности гражданского населения, была ввергнута в избирательные кампании и управленческий хаос. После первых сообщений об участи российских военных в боевых действиях на востоке, поддержке РФ сепаратистов оружием и техникой. было понятно, что конфликт перерос масштаб АТО и будет носить затяжной характер. Растягивание конфликта во времени, требует серьезного пересмотра мобилизационных протоколов, ужесточения контрразведывательного режима, миграционных правил и массы других условий существования государства с повышенной степенью военной угрозы.

С военно-правовой точки зрения Украинское правительство и парламент, приняв закон про АТО, фактически вывели армейские подразделения за рамки «гуманитарного права», что не дало возможности военным взять под контроль административные центры восточных областей и обеспечить правовой режим на этих территориях с минимальными потерями. Обеспечить эвакуацию людей на подконтрольные территории.

Таким образом под угрозой оказались жизни тысяч граждан Украины, оказавшихся фактически в зоне боевых действий.

Применение тяжелого вооружения и авиации, а также участие российских военных в конфликте, требует переквалификации конфликта в «локальную войну» или «локальный военный конфликт». В противном случае, как показывает практика российской антитеррористической операции в Чечне все действия украинской стороны, будут подпадать под статьи военных преступлений, а все участники будут названы преступниками. И тут лишь вопрос времени, когда гуманитарные общественные организации начнут выкладывать факты наших «преступлений», учитывая скандалы с российскими шпионами под «крышей» ОБСЕ, ждать этого не долго. Появление этих фактов будет явно не в пользу развития отношений Украины с Европейским Союзом, а также вынудит наших западных союзников поставить вопрос о смене правящего режима после достижения договоренностей с РФ в рамках Нормандской группы, либо же признать политику двойных стандартов в международном гуманитарном праве. Уже сейчас видно фактическое дистанцирование европейского политического истеблишмента от Украинских лидеров, отсутствие Порошенко на саммите ЕС где рассматривался украинский вопрос, затягивание с восстановлением программы стенд-бай МВФ. Даже отсутствие официальных спикеров МИДа в национальном информационном пространстве, не говоря уже о международном, с комментариями, а как идет процесс в международных судах по вопросу статуса Крыма? В каком состоянии резолюции по признанию России страной агрессором и вообще поднимается ли этот вопрос? На наш взгляд отсутствие этой информации в публичном обращении свидетельствует о выведении Украины из переговорного процесса, что ставит вопрос о признании ее государственной состоятельности.

С точки зрения гуманитарной политики. Фактическое самоустранение государства и чиновников от решения гуманитарных вопросов на начальных стадиях АТО на Донбассе привели к серьезным правовым коллизиям, которые поставили под угрозу жизнь людей, оказавшихся «заложниками» террористов, а в условиях войны «мирным населением» в зоне боевых действий. Мир не терпит пустоты и функцию гуманитарной поддержки на себя взяли волонтерские и благотворительные организации, которые по сути содержали первое время жителей этих территорий. Но со временем в силу нарастающей истерии и идеологических различий, тема беженцев и их обеспечения фактически ушла с эфира как «конфликтная» и не имеющая однозначного решения. Миротворческая активность Президента и избирательная кампания заморозили конфликт, а минские договоренности спровоцировали волну возвращения беженцев в обжитые места.

Сегодня «возвращенцы» являются не только ключевой социальной базой сепаратисткого движения и экономического потенциала региона, но и основным пропагандистским материалом для противника. Именно на их смертях, крови и горе строится вся российская пропаганда. Учитывая ограниченные возможности сепаратисткой экономики обеспечить работой этих людей, немаловажным фактором становится гуманитарная помощь, которая поступает как из России, так и от украинских благотворительных фондов, содержащихся за счет бизнес-структур ведущих свою коммерческую деятельность на оккупированных территориях. Сегодня «гуманитарка» становиться основой военной экономики в регионе. Продукты являются основной валютой для воюющих сторон: за них «выменивают» людей или устраивают «коридоры», расплачиваются за услуги и работу. Таким нехитрым образом, выстраивая «живой щит» из местного населения, тем самым увеличивая потери мирных жителей в зоне боевых действий и стимулируя милитаризацию оккупированного населения, через накопление обид и противоречий с украинским режимом. В свете выше изложенного, вполне разумно поставить вопрос необходимости выработки или создания «гуманитарной политики» и формулирования базовых принципов ее реализации. Это как минимум включает в себя:

Ограничение или запрет поставок гуманитарки в зону боевых действий.

Создание в рамках министерства социальной политики, подразделения отвечающего за планирование и реализацию «гуманитарной» политики в сфере защиты и обеспечения прав беженцев, а также координацию действий волонтерских и благотворительных организаций.

Создание временных городков для расселения беженцев и формирования на их базе центров распределения гуманитарной помощи.

Таким образом, на сегодня Украина оказалась не готова к ведению современной войны успех которой лежит не столько в военном превосходстве, сколько в эффективной информационной политике и взаимодействии между военным и политическим руководством страны. Учитывая расширение проблемного поля и ежедневное усложнение боевой и политической обстановки вокруг российско-украинского конфликта, мы можем предположить, что если Россия не будет признана стороной конфликта, для Украины это означает ввод российских «миротворцев» на Донбасс и усиление влияния РФ на наших Южных границах. Нам придется признать аннексию Крыма и обеспечивать сухопутный коридор в Крым. Рост влияния пророссийских политических сил на юго-востоке и реинкарнация принципа «многовекторности» внешней политики, остановит евроинтеграционные процессы, что обеспечит углубление ментального разрыва страны и центробежных процессов между западом и востоком. В итоге уже в краткосрочной перспективе мы можем получить очередной социальный взрыв, который и зафиксирует достижение реальных целей российской агрессии, а именно аннексию всего юго-востока и потерю выхода в акватории Азовского и Черного морей, что фактически уничтожает ценность транзитного потенциала Украины.

Весь этот хаос может прекратиться лишь с введением ситуации в адекватное смысловое поле, принятием решения ВР о переквалификации происходящего в «локальный военный конфликт», вводом военного положение в Донецкой и Луганской областях, признанием Крыма оккупированной территорией, а РФ страной агрессором с соответствующими нотами украинского МИДа. С постепенным переходом от горячего конфликта в Украине к холодной войне.