Сергей Дацюк: Украина обязательно будет фрагментирована и это не конец света

Почему Украина обязательно фрагментируется? Может ли появиться в Украине республика без общих идеалов? Почему Украина не может быть идеалом сама по себе? Как может родиться великая Украина? Какие тенденции формируют будущее Украины?

«Хвиля» представляет заключительную часть доклада Сергея Дацюка «Будущее в недемократических представлениях». В данной части представлена полемика, развернувшаяся после выступления Сергея Аркадьевича.

Первую часть вы можете прочесть здесь

У меня к Сергею несколько вопросов. Что такое справедливость в вашем понимании, что такое демократия, что такое республика, потому что, кроме того, что она более фундаментальна, чем демократия, я ничего от вас не услышал.

Сергей Дацюк: Справедливость – это категорический императив, обращенный вовнутрь вас. Это ваша собственная вера в то, что мир устроен с точки зрения равновесия. Справедливость проявляет себя на индивидуальном уровне как милосердие, а на общественном уровне, как то, что общее благо существует и является условием частных благ. Вот это и является условием базовой идеи справедливости. Существуют две традиции понимания справедливости. Одна о том, что равенство справедливо, второе понимание, что неравенство справедливо. И в этом смысле дискуссии между ними длятся уже более нескольких тысяч лет.

По моему мнению, неравенство в экономическом плане является справедливым, если порождает мощную среднюю прослойку относительно равных людей, и наоборот, равенство справедливо только тогда, когда оно позволяет существовать неким группам, являющимся предельными и неравными.

Что касается второго вопроса. Я бы определил демократию так: это машина, осуществления принуждения и манипуляций компетентным меньшинством некомпетентного большинства, на фоне политической болтовни о народовластии при условии, что существуют герои, осуществляющие единичные акты справедливости, которые система пиарит. Это демократия.

Республика — это наличие общего дела у какой-то группы людей, причем это общее дело, как правило, основано на идеалах. Более детально можно об этом узнать в моей работе «Новая парадигма республики».

Мало того, существуют два типа республики — моноуровневая и федеративная. Федеративная — более сложная. Вот это все есть в моей работе, где я обосновываю создание цифровой, виртуально-электронной республики.

От вопроса об идеалах вам не уйти. Это пространство идеалов и есть республика.

Святослав Швецов: Выговорили про 5%, про 95% , т.е. 5% подразумевается, что они ведут 95% остальных. Может не стоит заморачиваться за идеалами для 95%, а четко определить идеалы для 5%?

Сергей Дацюк: На первом этапе так и надо, но если потом эти идеалы 5% не становятся идеалами для 95%, то у вас возникает либо фашизм, либо авторитаризм, либо тоталитаризм.

Святослав Швецов: Это нереально. Идеалы не могут быть приняты всеми.

Сергей Дацюк: Если идеалы не могут быть приняты всеми, то тогда изначально соглашайтесь, что у вас не будет целостного государства.

Святослав Швецов: Второй мой вопрос как раз по поводу Украины, и идеалов. Вообще, на ваш взгляд философа, который воспринимает картину в целом, могут быть общие идеалы для востока и запада?

Сергей Дацюк: Конечно. У них даже есть описание. Прежде всего — это точно не должна быть языковая проблема. Второе, это точно не должна быть религия.

Святослав Швецов: Это то, чего не должно быть, а что должно быть?

Сергей Дацюк: Я попытался поискать в области космоса, в области виртуальной прозрачности, в области образования, в том, что нас объединяет. С этого можно и начинать. Все остальное более замысловато.

Например — трансгуманистические идеалы. Лет через 20 они не будут удивлять никого и будут общими и для востока, и для запада, но начни я про это рассказывать, тут и вопрос по поводу космос сложно пошел, а трансгуманизм…

Сегодня мы переживаем вторжение технологий в саму сущность человека, как такового, а трансгуманизм, это то где мы покидаем пределы телесности, пределы обычного сознания. Это там, где мы выходим за эти пределы, где мы получаем изменение тела, изменение сознания, изменение психологии. Введение представления о психическом суверенитете, радикальное размежевание индивида и личности, то, куда общество не вторгается, моя психика суверенна. Возможность вторжения психотехнологий не только в момент, когда у вас проблема, этим пихоанализ занимается и психотерапия, а тогда, когда у вас нет проблемы, когда у вас просто стоит какая-то задача: хочу телепатом стать , хочу получить хорошую память, хочу получить способности к музыке, и тебе чисто психологическим образом создают способности. Это все не возможно, пока не зафиксирован психический суверенитет, ваше право индивида, не личности, не того, кто должен обществу, заниматься изменением своей психики. Это очень опасная вещь. Более опасная, чем клонирование. В клонировании вы всего лишь меняете, дублируете генную систему, вы не вносите ошибок, если дублирование произведено качественно. А здесь вы уже работаете с психикой. Это намного более опасная вещь. Но, человечество всегда рисковало, оно всегда шло на неизбежные риски. И вот такие трансгуманистические вещи, это те идеалы, которые могут создавать целые республики.

Реплика из зала: Примеры общих идеалов. Все, или большая часть людей хотят быть здоровыми, любить и быть любимыми жить долго в пространстве, где соблюдаются правила и так далее.

Сергей Дацюк: Это не идеалы, это интересы, потребности, знаете, идеал штука трансцендентная, непостижимая. Вот почему я люблю Родину? Потому ли, что здесь мой дом и мой огород? Но я люблю, за что — не знаю сам. Когда есть некая трансцендентная вещь, в которую вы верите, Гумилев называл ее иллюзорной, и готовы за нее отдать жизнь, значит — это идеал. А если есть нечто, за что вы готовы отдать жизнь, но оно не трансцендентно, например, Вы украли миллион, и в процессе бегства от милиции вас убили, это вы за идеал пожертвовали? Нет. Просто бабла хотели стырить. Это не смерть за идеал.

Вопрос: Если допустить, чисто теоретически, что у населения Украины атрофировалась та часть мозга, которая отвечает за идеалы, и у тех 50%, которые о чем то говорят, есть какой-то шанс, не важно, в какой степени, не делаем ли мы ошибку, говоря, что идеалы должны быть общими, если люди не хотят идеалов, если людям нужны конкретные вещи?

Сергей Дацюк: Какие-то явно должны быть общими, иначе у вас не получится республики. Республика – это такая штука, когда хоть какой-то идеал существует общий. Тогда она есть. Когда вы в один прекрасный момент понимаете, что ничего общего у вас с донецкими нет, это означает, что государства уже нет, а его политическая фрагментация – это вопрос времени.

Вопрос: Для кого-то сильная и богатая Украина – тоже идеал.

Сергей Дацюк: Но он не общий. Богатство – это штука непропорционально распределяющаяся. И если я буду думать, что я богат так же как Ренат Ахметов, то я вру. У него одно представление о богатстве, а у меня совсем другое.

Юрий Проценко: Когда вы стали перечислять я сразу так вот подумал, что вы перечислите все идеалы, и получится, что у вас нет того идеала, за который нужно умереть, у вас нет этого позитивного решения. Не нужно изобретать новые идеалы, вот те идеалы, которые были сто лет назад, они актуальны и сейчас.

Сергей Дацюк: Почему же они не работают?

Юрий Проценко: Все работает. Как говорил Гитлер «Немецкий рабочий не будет умирать за восьмичасовой рабочий день, а за великую Германию он умирать будет». Так вот, ваша идея полета на Марс, даже меньше, мелкотравчатее, чем восьмичасовой рабочий день. А вот умереть за великую страну, за великую Украину, вот это идеал.

Сергей Дацюк: Но для этого она должна быть уже великой, а как за нее умирать, если она не великая? Вы поймите, великая Украина появляется из другого идеала, сама по себе Украина идеалом быть не может. Может для вас это и звучит.

Юрий Проценко: А почему за великую Германию может, а за великую Украину не может?

Сергей Дацюк: Потому что в великой Германии, до того как она возникла, у них были достижения в философии мирового уровня, в литературе, науке, у них было на что опереться. А на что я могу опереться у нас? У нас что, в философии достижения, в литературе достижения или в науке?

Юрий Проценко: У японцев не было ни великой литературы, ни великой философии, по состоянию на 1935 год, к примеру.

Сергей Дацюк: У Японии, при этом, был великий дух, который коренился в их культуре, с массой традиций, которые были глубоко регламентированы. Структура идеального у японцев взращивается с детства, и это осталось у них до сих пор. Назовите мне хоть один случай Юкио Мисима в истории Украины? Да, кто-то когда-то облил себя бензином и поджог. Зачем? Во имя чего? Кто об этом знает? Но Юкио Мисима это человек, который писал и верил в свои идеи, человек, который попытался осуществить государственный переворот, но потерпел неудачу. Вы поймите, для того что бы я поверил, что человек умер за эти идеалы, он должен был их презентовать, представить, его должны были знать, как носителя этого идеала, за ним должна быть драматургия жизни, его деятельность. Это все само порождает идеал. У меня возникает вера в этот идеал, когда я вижу, что это не какой-то безумный акт, вижу, что стоит за этим действием. Идеалы у каждого разные. Я хочу создать новую, глобальную философию, это мой идеал, я за это умираю. И еще. Идеал, за который можно умереть, это не идеал за который надо умереть. Создать идеал и пустить себе пулю в лоб — это не доблесть. Я говорю о том, что идеал должен быть такого уровня, что бы за него вы готовы были умереть.

Вопрос: Недавно в интернете промелькнула история, когда на территорию Эстонии, где был установлен памятник солдатам СС, проникла группа русского спецназа, причем сами, без приказа вышестоящего командования, и демонтировали этот памятник. Это произошло на территории сопредельного государства, сопряжено было с угрозой жизни и смерти, это были военные люди чести, у которых деды погибли в войну, это можно отнести к идеалам?

Сергей Дацюк: Я думаю, да.

Вопрос: Как идеал хорошо подходит вопрос о выживании человечества и, в частности, Украины, угроза самому его существованию. Борьба с этой угрозой может стать общим делом для этих 5% и для 95%.

Юрий Романенко: Призыв всем выйти на борьбу с ледниковым периодом в полях Эфиопии, не актуален, потому, что люди там борются за выживание. Они в самом низу, они там с этой проблемой, и вы их под ваш призыв не мобилизируете, просто потому, что вы ставите задачу такого уровня, которая вообще для них не актуальна, они сами завтра умрут от засухи и голода.

Вопрос: В таком случае немножко не актуальными являются требования к идеалу. Из этой ситуации исходит только одно, что можно взять любую из существующих идей, потратить на нее ресурс, и сделать ее идеалом, за который пойдут люди умирать.

Юрий Романенко: Можно. Есть у нас идея, которую поддерживает Тягнибок. Огромные деньги вбрасываются, это все раскачивается через СМИ. Коммунисты – провели блестящую технологическую компанию. Ну и что? 10-13% , из которых 80-60% тех, кто раньше за них голосовал, а потом убежал, потом опять прибежал, от безысходности. Это захватывает только в частичной мере какие-то сегменты нашего общества.

Вопрос: Нужно понимать цель. У коммунистов была цель, они ее достигли, и если продолжать с теми же идеалами работать сейчас, то через пару лет мы будем — Come back in USSR

Юрий Романенко: Не будет back in просто потому, что для этого нужно преодолеть сопротивление 60 либо 70% общества, которое туда не хочет. Мы уже имеем по факту общество, у которого советские идеалы вызывают идиосинкразию.

Вопрос: Сергей, Вы говорили о том, что эта власть долго не продержится. Вы просчитывали, хотя бы примерно, сколько это будет недолго, что будет потом, составляли ли для себя какой-то внутренний алгоритм действий, пусть теоретических, но которые могут вылиться на практику, для того, что бы рано или поздно прийти или к одному идеалу, или к другому, т.е. в общем случае прийти к республике. Что нужно делать, извечный вопрос?

Сергей Дацюк: Это не такой простой вопрос, как может показаться. У меня ответ есть, но готовы ли вы его услышать? Я думаю, что власть уйдет, оппозиция не сможет противостоять этому режиму, но интеллектуального потенциала в стране недостаточно. Украина обязательно будет фрагментирована, и я не думаю, что это будет конец света. Будет фрагментирован остальной мир, республиканская форма правления возобладает на значительной территории земного пространства и мы будем наблюдать принципиальные изменения политической структуры, появится не менее трех новых типов государства, о чем я пишу в работе «Конструктивная футурология», и одна из них мне ближе всего — киберанархическая форма. Действует распределенное гражданство, цифровые технологии. Такая нормальная, продвинутая форма футурологического государства. Мне неважно, как это будет политически организовано, я уже к распределенному гражданству готов, и для меня это не является проблемой.

Что такое распределенное гражданство? Это когда я не плачу налоги монополисту-государству. Я за судебную власть плачу суду, за коммунальные услуги — коммунальным корпорациям, которые это делают, за услуги образования плачу образовательным корпорациям, за медицинские – медицинским, за полицейские — конкретной полицейской корпорации, которая предоставляет мне услуги на этой территории. Если она мне не нравится, то на следующий год я покупаю услуги другой корпорации, которая работает качественнее. Это называется распределенное гражданство, поскольку я перестаю платить монопольный единый налог. Я скорее всего переберусь в такое место, где будет именно такого типа организация.

Вопрос: Как иллюстрация к социальным инновациям. На нашем сайте «Е-демократия» представлена идея персонального мандата для избранных лиц. Сейчас эта идея не работает. Этого механизма нет нигде, но Украине он нужен прежде всего. Идея очень проста. Это механизм электронного голосования по типу Эстонии, но с правом каждого избирателя забрать свой голос, который он отдал за партию, или просто кандидата, за которых он голосовал, после их избрания на всех уровнях. В чем соль. Это механизм жесткой обратной связи, которой у нас нет в управлении государством. Если мы соглашаемся с вашими выводами, что в каком-то будущем произойдет фрагментация Украины, как и остальных государств, то в таком случае мы снова возвращаемся к вопросу – что делать? Способствовать этой фрагментации, либо наоборот, способствовать консолидации, сохранению целостности Украины. Если это неминуемое будущее, то где позитив? Если это произойдет лет через 5, то мы все пакуем чемоданы и убегаем кто-куда, туда, где удобнее жить. А если через 20-30 лет, то можно еще подумать, что делать на протяжении этих лет. Поэтому у меня такой вопрос, как вы считаете, когда эта фрагментация настанет?

Юрий Романенко: Да не факт, что она настанет. Это один из вариантов, и в голове у Дацюка их еще штук десять.

Сергей Дацюк: Почему я употребляю термин фрагментация, а не распад государства? Потому, что это никоим образом не именно распад государства. Фрагментация в Украине уже произошла, и не сегодня и не вчера, и не в 2004 году. Она произошла в конце 19, начале 20 века, в тот момент, когда Россия усиленно формировала индустриальный восток. И, при этом, запад Украины был следствием влияний Польши и Австро-Венгерской империи. Это и предопределило фрагментацию. Она есть следствие цивилизационных осколков.

Другое дело, что у нас была возможность гомогенизации, причем как путем винегрета, так и путем плавильного котла. Винегрет – это так, как в Канаде, мультикультурализм, а плавильный котел – это США, политкорректность и никакого мультикультурализма. Это принципиально разные подходы, но и тот и другой работает. Мы вообще в этом плане не работали. Это же работа интеллектуалов. Это работа на уровне культурной политики, надо было решать эти проблемы, надо было сшивать страну, а мы 20 лет чем занимались? Делили собственность и власть. Культурной политики не было. И ответ на вопрос, когда это будет. Когда вы читаете одни книжки, например «Проект Россия», «Новые теологические исследования католиков», то вы видите один мир, когда вы читаете футурологов, к примеру, Дэна Симмонса, Нила Стивенсона, у вас возникает представление о другом мире, очень не похожем на то, о чем мыслят исламские радикалы. А ведь у исламистов есть тоже свое представление о мире. И все эти представления будут реализованы, так или иначе, в той или иной мере.

Поэтому самым лучшим термином будет фрагментация. Это когда произойдет разделение, в мотивационной картине мира. Но люди будут продолжать жить в архаичных государствах, а вот система налогов будет неизбежно изменена, по той простой причине, что кризис сметет эту систему налогов. Не останется ни этой финансовой системы, ни налоговой системы. И когда она будет сметена, возникнет другая, при посредстве электронных компьютерных средств. Именно они сразу же породят возможность распределенного гражданства. Фрагментация будет в виртуальном пространстве. Мы все будем продолжать жить там, где живем, но налоги будем платить иначе. И средства массовой информации с нами будут взаимодействовать иначе. Мир передвинется в другое пространство.

Что делать? В зависимости от вашей позиции. Если обыватель, то спокойно лежать на диване и ждать когда будущее наступит. А для обывателя оно не наступает никогда по той простой причине, что обыватель всегда живет настоящим. Ситуация изменилась – он посмотрел как отреагировали другие и сам отреагировал. Интеллектуал живет иначе. Он захватывает другие промежутки, он книжки разные читает, по футурологии, по геополитике, по цивилизационной антропологии, он что-то себе мыслит, в связи с этим как-то пытается строить свою перспективу. Для него 20 лет – это очень скоро. А для обывателя даже через месяц – это очень долго, потому что его жизнь устроена иначе. Через месяц, это значит никогда, потому что через месяц таких как он будет много, и им либо платежи скостят, либо по СМИ скажут, что ты носил деньги сюда и столько, а теперь будешь носить туда и столько. Хорошо, скажет обыватель, и понесет в другое место. Для него ничего не произойдет.

Вопрос: Мне хотелось бы услышать от вас про то, что вы сказали – отсутствие стратегического дискурса в стране вообще. Нет властителей дум, Соня Кошкина и Портников – это не властители дум. Реальные властители дум, которые бы задавали тон мышлению людей, тон обдумыванию людьми того, что они скажут или предложат, именно в идеологической сфере. Ваше мнение, почему на Украине нет достаточной критической массы интеллектуалов, которые могут генерировать идеи, которые бы по-настоящему захватывали людей, это чисто интеллектуальная проблема или это проблема, скажем так, вырождения? Появилась такая критическая масса людей, у которых в мозгу нет той части, которая бы отвечала за идеи, за идеалы? Это первый вопрос. Второй. Вы говорили в начале встречи, потом не продолжили эту тему, что Украине нужен новый язык. Новый язык – это нужен подвиг со стороны интеллектуалов, как вы видите это?

Сергей Дацюк: Во-первых, я считаю, что это отсутствие рынка идей, является традиционным для Украины. Власть здесь всегда была чужой, с XIII столетия постоянно власть была чужой. То она была литовской, то польской, то российской, то австро-венгерской. И те интеллектуалы, которые работали на власть, были сволочи редкие. И отсюда происходит интеллектофобия. «Братья хлеборобы», про которых писал Липинский, очень плохо относились к интеллектуалам, потому что это были ставленники чужой власти.

Это так глубоко въелось в ментальность, что когда большевики расстреливали, высылали, издевались над интеллектуалами народ , по большому счету, на это смотрел сквозь пальцы. Даже в 20 веке, когда издевались над диссидентами, обычные граждане не сильно их и поддерживали. Во Франции достаточно быть интеллектуалом, что бы получить защиту общества. Там такая традиция. В Германии достаточно быть интеллектуалом, что бы общество тебя легитимизировало, власть может быть против тебя, но общество тебя поддерживает. А у нас против тебя не власть, прежде всего, против тебя общество. Это режим интеллектофобии, который является традиционным для Украины.

Из режима интелллектофобии происходит та ситуация, что простой народ интеллектуалов не просто не любит, он их ненавидит, причем вполне искренне. И поэтому властелинов дум мало, потому что это не востребовано, книжек соответствующего содержания покупается мало. Все говорят давайте, давайте издавать украинские книги. Хорошо, а как вести бизнес? Их не покупают. Детские книжки, которые Малкович издает, продать еще можно, но продать книгу философского содержания на украинском языке невозможно. Даже если готов не то что бы раздавать, а еще и доплачивать – не берут.

И не надо путать моральные авторитеты с интеллектуалами. Это иногда совмещается, а иногда не совсем. По-моему интеллектуал не тот, кто показывает приемлемую моральную позицию, хотя и это важно, а тот, кто очень часто есть хулиган, аморал, извращенец (Бродский, Есенин). Это люди очень неудобные для общества. Не всегда они высокоморальные. Но, тем не менее, они ценны своими идеями, мало того, очень редко их даже современники понимают. Но в странах, в которых есть достаточно высокая интеллектуальная традиция, даже если не понимают, то все равно легитимизируют, поддерживают. Во Франции вы приедете в три часа ночи, будете читать какое-нибудь интеллектуальное произведение, вас будут слушать.

О мове. Я говорил о том, что язык должен покрывать все сферы человеческой жизни, и я четко показывал, в каких сферах отсутствует украинский язык. И он там не может возникнуть, просто потому что нет для него сферы применения, сферы деятельности. Как может возникнуть украинский научный язык, если науки фактически нет? Кто ее будет создавать? Как может возникнуть украинский философский язык, если философия занимается тем, что еле-еле сохраняет себя, а уже про какие-то современные вещи и говорить не приходится. Что такое философский язык? Это появление новых философских слов на украинском языке, появление новых теорий, где эти слова что-то обозначают, появление новых философских концепций, создающих целые плеяды новых слов. Этого просто не может быть, потому что нет деятельности в это сфере.

Юрий Романенко: Сделаю заключительное слово после Сергея, поскольку были подняты ряд тем на которые нужно реагировать. В ходе дискуссии постоянно витал вопрос — кто формирует будущее? То, о чем говорил Карпец, это проблема целого поколения, это определенный социальный феномен, люди, не видящие будущее в силу какого-то травматического социального опыта. У нас огромные социальные группы с этим опытом, и он не дает им возможности двигаться вперед. Они застыли в нем. Будущее же строит тот, кто имеет цели, убеждения и средства. Тот, кто способен занять активную позицию, и, исходя из этой позиции, находить ресурсы, необходимые для дальнейшего движения вперед. Иметь убеждения, которые в тяжелые моменты являются мощным подспорьем, позволяющим преодолевать трудности, и, наконец, иметь цель, как ориентир, который можно достичь. С этой точки зрения, то, что с ними произошло 20-30 лет назад, для нашего поколения ровным счетом не имеет никакого значения. Почему? Потому, что когда они столкнулись с пограничной ситуацией, они не защитили свои идеалы. И в этом наше отличие. Мы пытаемся сформировать позицию и подтянуть ресурсы, которые позволят защитить наш выбор, наши идеалы. По крайней мере, это лучше, чем ничего не делать вообще. И если кто-то ничего не делает – это его сознательный выбор, это его позиция.

В воздухе витает вопрос относительно того, что делать, и когда делать. Частично, на последних встречах я развернул это направление, показал, кто мы, какую повестку мы обозначили для себя в качестве приоритета. И, естественно, возникает вопрос, кто это будет делать. Делать это, нужно организованно, создавать структуры, способные достигать поставленных целей.

Каких целей, исходя из каких идеалов? Я на этот счет внимательно слушал Сергея, и вижу, что действительно нужно сформировать образ идеального общества, идеальной страны, в которую мы хотим попасть. И я постараюсь ответить на этот вопрос в течение ближайшего времени.

Но уже очевидно, что мы, как минимум, хотим оказаться в будущем, где не будет неравенства в правах, того что есть сегодня; мы хотим оказаться в будущем, где будет гарантированная безопасность, на том уровне, на котором организация может гарантировать безопасность своим членам; где наши дети не будут сталкиваться с ситуацией, когда к ним в школу приходят представители разных церквей и начинают, независимо от воли детей, воли родителей, навязывать какие-то свои взгляды. Государство, или организация, выполняющая его функции, должна жестко держать эту образовательную рамку.

Однозначно, мы хотим быть в среде, где можно общаться с людьми высокого уровня, которые позволяют поднять твой уровень, а не опустить его. И эта среда просто необходима тем, кто хочет двигаться, подниматься вперед.

Однозначно, это то, что и я хочу и буду защищать. Я не хочу, что бы мои дети оказались в ситуации, когда они начинают жить в обществе на одну, две, три ступени ниже, чем то общество, в котором мы находились. Мы должны через тридцать лет прийти к ситуации, где уровень возможностей для наших детей и внуков будет выше, чем тот среднестатистический уровень, который мы имеем сегодня в этом гротескном феодальном рабовладельческом, квазидемократическом государстве.

А для того, что бы двигаться в этом направлении, нужна организация, и мы будем создавать эту организацию. Но во всем должна быть последовательность, то, что мы не можем достичь тех людей, у которых нет интернета, еще не означает, что мы этих людей не достигнем в принципе. Это лишь вопрос ресурса, необходимого для решения данной задачи. Но этот ресурс мы можем создать только тогда, когда мы вовлекаем в нашу орбиту достаточное количество людей, способных его дать и, уже потом, возможно напечатать газеты, раздать их активистам, которых мы обнаружим в той или иной точке. Мы начинаем формировать структуру.

Сейчас мы ставим задачу активного участия в киевских выборах. Это позволит нам выкристаллизироваться в национальном масштабе, выборы в Киеве будут иметь национальную повестку. Я сам скептически отношусь к выборам, но, как нас учил Владимир Ильич, плохой он был или хороший, нужно использовать любые инструменты, которые позволяют усилить свои позиции в рамках существующей системы. Киевская повестка даст возможность играть на тех противоречиях, которые существуют в масштабе страны. Выборы по мажоритарке это четко показали. Киев тотально оппозиционен власти. Но на сегодня нет организации, способной использовать этот потенциал.

Нас не интересуют конформисты в отношении к текущему режиму. Это напоминает войну в Ливии, где 5% населения воевали против 5% другой, противоположной, антагонистичной стороны. 90% наблюдали, а, по факту, эти 90% выгребают в результате то, что получилось у тех 10%, борющихся между собой. Поэтому важна активная позиция, активные люди, ресурсы, позволяющие защитить те или иные позиции. Мы будем формализировать эту структуру. Будем создавать группы по направлениям и, затем, сеть, позволяющую накрыть страну, и решать стоящие перед нами задачи, в том числе и те, о которых говорил Сергей. Мы пустим книги, агитационную литературу, но это все должно двигаться по подготовленной инфраструктуре, чтобы усилия наших трудов не пропадали зря и давали максимальный эффект.