Русский человек сегодня много куда летает, но я вот лично не слышал, чтобы россияне летали пить кофе на выходные в такой понятный Донецк. Или, скажем, в Енакиево – романтический край, где формировалась глыба личности Виктора Федоровича Януковича. Даже в Крым они не летают на уикэнд – сюда принято долго и усердно ехать на поезде, чтобы две недели валяться на пляже. А вот во «вражеский» Львов летят – не жалея ни денег, ни времени. И это, согласитесь, любопытно.
Есть, конечно, вещи очевидные. Слишком много в СНГ индустриальных кварталов, приспособленных для «симфонии освобожденного труда», и слишком мало городов, где не звучит диссонансом мотив повседневных сиест. Наверное, в этом же кроется секрет популярности полностью разрушенного в войну, но сохранившего прусский дух Калининграда. В обоих городах «девушки с веслом» всегда будут смотреться чужеродно.
Как ни относись ко Львову, в нем есть магия старой Европы. Здесь прошлого больше, чем настоящего, но архитектурный почерк оставляет место и для будущего. Он выгодно отличается от Прибалтики: та стала уж совсем чужой и малодоступной из-за необходимости получать Шенген. А Львов напоминает стилягу в стране рабочих кварталов.
Но есть мотивы и поглубже. В Галиции русский человек даже бытовую потасовку с местными может приравнять к фронтовым шрамам – и гордиться содранными кулаками и распухшей губой. Я помню как в школе были популярны рассказы, о том, кто-то во Львове спрашивал у местных время на русском языке. Вздох восхищения следовал за благополучным финалом и сочувственное кивание – если в конце истории смельчак вынужден был с кулаками отстаивать свою языковую принципиальность. Но в обоих случаях весь этот подростковый эпос лишь пестовал ореол «запретности» города. Посещение которого – это неминуемое приключение, повод пощекотать нервы и проверить самого себя на стойкость и выдержку. И устное сочинение на тему «как я провел выходные во Львове» почему-то интереснее, чем музейно-ресторанный отчет о визите в другие города.
Сегодня благодаря телевизору Львов в массовом российском сознании воспринимается чуть ли не как украинская Чечня. Без убийств, похищений и Кадырова – но с явной примесью чего-то враждебного, непонятного и опасного. Коррида, разыгравшаяся на его улицах 9-го мая, лишь распалила к нему интерес. Сюда едут с желанием понять и без надежды быть понятыми. С готовностью распасться на молекулы в сложных рефлексиях – чтобы посмотреть на цельность натуры «восточных тирольцев кайзера».
Именно ощущение инаковости влечет русских в столицу «края закопанных шмайсеров». В тот самый город, который сменил благодаря усердию маргиналов статус культурной столицы Украины на звание эпицентра радикального национализма. И осмелюсь предположить, что это желание познать иное само по себе очень благотворно.
В чем-то Львов – сродни Таиланду. Кто-то летит на другой конец земного шара за морем, фруктами и вечным летом. А кто-то – за притягательно-отталкивающей чужеродностью «страны улыбок и экспериментов». В обоих случаях желание убедиться в том, что «и такое бывает» перевешивает традиционализм внутренних устоев. В обеих ситуациях удовольствие от поездки напрямую зависит от готовности принимать инаковость. В противном случае туристу гарантирован лишь странный микс брезгливого любопытства.
Поэтому я понимаю тех, кто в пятницу вечером садится в самолет в ожидании львовского кофе по венским рецептам. Миф всегда привлекателен, а Львов – это, пожалуй, самый мифологизированный город Украины. Его очевидная инородность помогает приезжему россиянину понять себя самого. Ведь контуры собственной идентичности видны лишь на контрастном фоне. Там, где ты сам волен определять для себя границы допустимого. И отвечать за это.
Источник: Росбалт
