Например, 5 июня 2011 г в интервью радиостанции «Эхо Москвы» глава МИД РФ Сергей Лавров заявляет, что Россия и Украина достигли принципиального понимания по вопросам, относящимся к проблеме Керченского пролива. По словам главы внешнеполитического ведомства РФ, по Керченскому проливу приняты соответствующие решения и достигнуты договоренности, о которых будет объявлено в ближайшее время. «У нас сейчас с украинским руководством достигнуто принципиальное понимание, — сообщил Лавров. — Мы знаем, как урегулировать проблему Керченского пролива. Я не буду вдаваться в детали — будет, надеюсь, в ближайшем будущем объявлено о достижении договоренности, которая охватывает во всеобъемлющем контексте все три компонента этой проблемы: Керченский пролив, Азовское море, Черное море». «Качественный прорыв достигнут, по Керченскому проливу проблем нет», – заявил Лавров.
А за день до этого, 4 июня, в ходе заседания подкомитета по международному сотрудничеству украино-российской межгосударственной комиссии в Одессе глава МИД Константин Грищенко заявляет, что Украина и Россия не смогли поделить Азовское море и Керченский пролив. И тут же, констатировав этот печальный факт, он радостно сообщает, что рассчитывает на начало демаркации украино-российской границы во втором полугодии. «Мы исходим из того, что уже во второй половине года мы сможем приступить к полевым работам (по демаркации границы)», — в частности, сообщил министр.
Как понимать заявление Лаврова и два взаимоисключающих заявления Грищенко – абсолютно непонятно. Впрочем, такие противоречия уже стали отличительной чертой украино-российских переговоров по вопросам границы: нынешняя украинская власть почему-то очень боится признать наличие противоречий с Москвой, усиленно создавая иллюзию полной гармонии. Но из контекста полных оптимизма и задора заявлений и комментариев украинского МИДа уже всем давно ясно, что ситуация далеко не так радужна, как то пытаются представить дипломаты.
Подноготная проблемы определения границы между Украиной и Россией в Азовском море и Керченском проливе известна. Напомним: в СССР административные границы между союзными республиками по акватории внутренних морских вод не устанавливались – лишь разграничение зон ответственности, которые в Москве называют формальными. Таким образом, не существует легитимных документов союзного или республиканского уровня, которые фиксировали бы линию границы в водах Азовского моря и Керченского пролива. Что касается последнего, то Украина настаивала, что линия раздела должна проходить по старой советской административной линии разграничения – между Крымской областью УССР и Краснодарским краем РСФСР. В конечном итоге, Украина в одностороннем порядке посчитала возможным признать административное разграничение в Керченском проливе, в связи с чем в 1999 году Киевом была сформирована так называемая линия охраны государственной границы. РФ этот шаг не признала.
По украинской позиции, граница должна пройти возле самого российского берега, так что большая часть пролива оказалась бы украинской. Соответственно, и проходившие через пролив суда должны были бы платить Киеву за нахождение в территориальных водах Украины. В случае согласия России с таким предложением, Украине вместе с островом Тузла достались бы и судоходные каналы, а Россия лишилась бы собственного выхода из Азова в Черное море. Ведь, как известно, остров Тузла находится ближе к российскому берегу Керченского пролива, и мелководное пространство между ним и берегом для судоходства непригодно.
В 2005 году Украина вновь выразила надежду на установление границы с Россией в Азовско-Черноморской акватории по административным границам бывшего СССР по аналогии с российско-эстонской границей. Но позиция Москвы не изменилась – она не соглашается с подобными принципами деления.
То есть, на сегодня Россия не признает установленную украинской стороной линию охраны госграницы в Керченском проливе. Позиция России исходит из положения Договора о сотрудничестве в использовании Азовского моря и Керченского пролива от 2003 года (этот договор был результатом скандала вокруг самовольной попытки россиян построить дамбу к острову Тузла и, таким образом, сделать его частью российской территории). В нем данная акватория признается исторически определившимися внутренними водами России и Украины. Таким образом, Россия выступает против каких-либо границ, за совместное использование Керченского пролива обеими странами.
Вместе с тем, даже при нынешней по многим направлениям де-факто пророссийской украинской власти, неопределенность государственной границы между Украиной и РФ в акватории Азовского и Черного морей, а также Керченского пролива, является своеобразной бомбой замедленного действия в отношениях двух государств. Ибо любой конфликт в этих районах невозможно решить, исходя из норм международного права. Украина уже сталкивалась с этим, например, в 2009 году, когда российские пограничники захватывали украинских рыбаков, промышлявших близ украинских берегов в Азовском море. Улаживать подобные споры можно только путем двусторонних переговоров в каждом конкретном случае, с надеждой на взаимные уступки.
С целью решить проблему делимитации границы между Украиной и РФ на сегодня проведено между сторонами уже 33 раунда переговоров, и все – без конкретного результата. При этом Киев предлагал самые различные варианты разрешения ситуации, и далеко не всегда разумные. Например, в том же 2009 году, после рассмотрения Международным судом ООН в Гааге вопроса делимитации границы между Украиной и Румынией в Черном море, в украинском МИДе предлагали обратиться в тот же суд по поводу морской границы с РФ. Идея изначально сомнительная, уже хотя бы потому, что, как ярко засвидетельствовало решение суда в Гааге по тому же спору с Румынией, судьи при решении подобных споров руководствуются в первую очередь политическими соображениями, что далеко не всегда играет на руку Украине. Впрочем, это не единственная проблема, ведь даже при желании Киева обратиться в суд не так все просто (об этом ниже).
Сама идея привлечения к пограничному спору между Украиной и РФ третьей стороны (так называемая интернационализация вопроса) многим в Украине понравилась. Аналитики структур СНБОУ выработали свое видение формата обращения Киева к международным инстанциям. В их предложениях указывалось, что, с учетом специфики и текущего состояния украинско-российского переговорного процесса, в случае разграничения Азовского и Черного морей, а также Керченского пролива, интернационализация может проводиться двумя способами:
1) напрямую – когда третья сторона вовлекается непосредственно в переговоры;
2) опосредствовано – когда третья сторона осуществляет влияние на переговоры без формального привлечения к ним.
Украина разоблачила финансовые мотивы Словакии в газовом конфликте
Абоненты "Киевстар" и Vodafone массово бегут к lifecell: в чем причина
МВФ спрогнозировал, когда закончится война в Украине
Украинцам придется регистрировать домашних животных: что изменится с нового года
Собственно, предлагалось два способа прямой интернационализации:
1. Обращение к универсальным международным организациям или их структурным органам, в первую очередь — Международного суда Организации Объединенных Наций. Самым слабым звеном этого варианта указывается специфика регуляции таких ситуаций в уставных документах этих организаций. В частности, и Устав ООН и Устав Международного суда ООН требуют от всех участников конфликтной ситуации признания наличия проблемы, которая и становится в таком случае „спором”.
Однако Россия в этом случае гарантированно не признает факта спора. Ей в этом нет никакого смысла: на сегодня порты юга России обеспечивают перевалку трети всех экспортно-импортных грузов РФ, причем большинство из них составляют стратегические товары: нефть, химия, уголь, лес и т.п. Нынче действующие договоренности от 2003 года о совместном использовании спорных морских районов Москву более чем удовлетворяют, потому признавать наличие спора и отдавать рассмотрение этого вопроса международным инстанциям для нее было бы глупым. А нет признания спора – нет судебного рассмотрения.
При этом Украине трудно было бы доказать, что спор имеет место. По крайней мере, пока продолжаются переговоры, и стороны перманентно заявляют о нахождении каких-то взаимоприемлемых вариантах договоренностей. Стоит также учитывать нынешнее влияние Москвы на Киев – обращение в судебные инстанции вызвало бы сильнейшее раздражение России, а потому при нынешней власти в Украине такой вариант едва ли возможен. Между тем, с продолжением явно затянувшихся переговоров все больше возрастает риск того, что Киев пойдет на уступки, традиционно для нынешней украинской власти прикрыв проигрыш рассуждениями о дружбе и перевиранием фактов.
2. Принятие Закона Украины о внутренних водах, территориальном море и прилегающей зоне Украины, который бы содержал координаты прохождения линии государственной границы Украины. То есть, учитывая, что на данный момент граница в регионе ничем не определяется, Украина могла бы определить ее законодательно, известив об этом ООН.
Теоретически такой вариант возможен, хотя Устав ООН не содержит никаких положений на этот счет – ст. 102 предусматривает регистрацию и публикацию Секретариатом ООН лишь двусторонних договоров и международных соглашений. То есть как бы отреагировали в ООН на такой ход Киева – неизвестно, тем более учитывая тот факт, что этому решению противостоял бы мощный игрок в лице России.
Хотя, с другой стороны, такой вариант мог бы стать средством подстегивания Москвы к решению и проблемы и, одновременно, демонстрацией решимости со стороны Украины защитить свои права. Впрочем, по указанной выше причине, нынешняя украинская власть также не пойдет на такой неприемлемый для нее шаг.
В целом оба предложения прямой интернационализации вопроса разграничения Азовского моря и Керченского пролива едва ли помогли бы однозначно решить проблему. Но, вне всяких сомнений, они бы перевели бы диалог из плоскости дипломатического разглагольствования (а 33 раунда переговоров иначе не назвать) в плоскость конкретных решений.
В то же время, если украинская власть не готова к решению проблемы с неизбежной конфронтацией, которую вызовут оба приведенные выше варианта, то остаются методы непрямой интернационализации решения проблемы, которые также давно выработаны аналитиками правительственных структур, но по неизвестной причине не нашли применения.
Суть их состоит, прежде всего, в изучении опыта и просьбе консультационной поддержки тех стран, которые имеют с РФ подобные проблемы – как то Норвегия, Япония, Финляндия и пр., а равно с бывшими республиками СССР, которые также сталкивались с проблемой оформления бывших административных межреспубликанских границ в межгосударственные. При этом МИД Украины должен поставить целью сбор информации относительно опыта других государств в сфере формирования морских границ с РФ, с последующей ее систематизацией. Обобщенные таким образом материалы должны быть использованы для разработки предложений относительно укрепления национальных переговорных позиций, а также для работы экспертов.
В идеале целью такой работы в итоге могло бы стать появление некоей неформальной организации государств, которые имеют проблемы с делимитацией морских границ с РФ. Взаимная консультационная помощь сыграла бы серьезную роль с выработкой единых принципов, на которых можно построить переговорный процесс. В этом случае все пограничные проблемы с РФ можно было бы решить достаточно быстро и в комплексе.
Но остается открытым вопрос, насколько готова нынешняя украинская власть к форсированию переговорного процесса с Россией по данной проблеме с привлечением кого-то извне. Нежелание привлекать к переговорам третью сторону хорошо тогда, когда власть жестко отстаивает интересы державы и своего народа – чего, увы, мы нынче не особо наблюдаем в нынешней Украине. Вместе с тем, стоит понимать, что принятые сейчас за закрытыми дверьми решения могут быть какими угодно невыгодными Украине (Харьковское соглашение с решением по ЧФ РФ очень ярко показало, что здесь у власти нет тормозов и осознания национальных интересов в принципе). А вот исправлять нынешние решения потом будет намного сложнее.