Вышеградская «боевая группа» и украинские интересы

 

Создание и укрепление НАТО – в общем контексте «холодной войны» и блокового противостояния – еще более осложнило перспективы внутриевропейского военно-политического сотрудничества.

Новая эра, ознаменовавшаяся распадом Советского Союза и социалистической Югославии, по-новому поставила проблему европейской безопасности. Эпоха огромных армий, массированных артподготовок и танковых прорывов стремительно уходила в прошлое (последняя полномасштабная битва фронтового размаха состоялась во время «Бури в пустыне» в конце февраля 1991 г.).

Европейским ответом на эти тенденции стал постепенный переход от массовых армий времен «холодной войны» к все более мобильным и компактным подразделениям, доктринально оформившийся в Общую политику обороны и безопасности – ключевую составляющую «второй опоры» ЕС – Общей внешней политики и политики безопасности (Маастрихтский договор 1993 г.).

В своем структурном измерении «боевая» составляющая политики безопасности ЕС воплотилась в создание т.н. «боевых групп» (battle groups), коих на сегодняшний день насчитывается более десятка.

Официальное решение о создании боевых групп быстрого реагирования было принято в рамках Общей политики ЕС в 2004 г. В основу был положен принцип: у Евросоюза должно постоянно находиться две боевые группы в полной боевой готовности. Каждая из этих групп – численностью около полутора тысяч бойцов – должна быть способна выполнять автономные боевые операции в любом регионе мира (имелись в виду прежде всего регионы вне границ ЕС). Боевые группы должны быть готовыми в краткий срок (10-15 суток) занять районы назначения и действовать без посторонней помощи на протяжении 1-4 месяцев.

Боевые группы ЕС создаются преимущественно по субрегиональному принципу. Например, в созданную в 2007 г. Северную боевую группу ЕС, ориентированную на выполнение боевых заданий на северном фланге ЕС и в условиях Заполярья, входят подразделения Швеции, Норвегии, Ирландии, Финляндии и Эстонии.

В декабре 2007 г. было объявлено о намерении создать «боевую группу» и «Вышеградской Четверкой» (Польша, Чехия, Словакия. Венгрия), в которую сразу собирались пригласить и Украину. Тогда же глава МИД Чехии К. Шварценберг заявил, что перспективная «боевая группа» могла бы участвовать в заграничных миссиях, например на территории Афганистана или Косово.

Однако процесс создания «вышеградской» боевой группы затянулся – лишь 12 мая этого года «Вышеградская четверка» по результатам встречи министров обороны объявила о создании боевой группы, которая к 2016 г. должна стать действительно автономной силой. На встрече министры договорились, что возглавлять группу будет Польша (самая мощная участница «четверки»), финансовые затраты участники будут разделять между собой, а все остальные детали будут обсуждаться на встречах в рабочем порядке.

В интервью газете Dziennik пресс-секретарь генштаба Польши В. Охга заявил, что «это не будет централизованным подразделением под руководством одного командования, но боевые группы будут создаваться в случае опасности одной из стран, либо в случае стихийных бедствий»; такие группы будут направляться в регион, оказавшийся под угрозой конфликта.

В июле 2011 г. на очередные полгода Польша примет пост председателя ЕС. Варшава уже дала понять, что одним из главных приоритетов председательства будет усиление военной мощи Европы. Понятно, что за полгода невозможно сделать очень много, однако даже общие намерения четко показывают, на чем сосредоточена Польша.

Создание Вышеградской четверкой новой боевой группы и приглашение в нее Украины преследовало сразу несколько целей.

Во-первых – заполнение некоторого «вакуума безопасности» в центральноевропейском субрегионе. Ведь последний традиционно находится в зоне пересечения влияния США и Европы (НАТО и ЕС) – с одной стороны, и России – с другой. В силу этого любое усиление позиций одной из сторон автоматически становится раздражителем и потенциальным фактором конфронтации в трансъевропейской и даже в трансатлантическом масштабе (вспомним, например, истерию вокруг намерений США разместить в регионе элементы своей ПРО). В силу этого намерения стран субрегиона создать «личную» военную структуру видятся удобным компромиссным вариантом.

Во-вторых, создание «Вышеградской четверкой» собственной боевой группы показывает, что немного изменилась оценка «четверкой» роли, места и общего статуса НАТО, ЕС, США и России. В силу этого значимы даже не столько намерения создать небольшую автономную, компактную и мобильную боевую группу, сколько тенденции геостратегического характера – все более серьезное дополнение больших Альянсов (ЕС и НАТО) малыми суб-альянсами, понемногу перебирающими на себя ответственность за субрегиональную безопасность.

В-третьих, наибольшей проблемой в процессе формирования боевых групп является вопрос их транспортировки и тылового обеспечения. Страны-члены ЕС, уже давно исповедующие стратегию «минимальной оборонной достаточности» и постоянно сокращающие военные расходы (особенно в контексте затяжного геоэкономического кризиса) не имеют в своем распоряжении достаточных средств транспортной авиации и морского десанта. Не менее значительной проблемой в контексте практической деятельности боевых групп ЕС остается недостаток современных средств связи, разведывательных спутников, военно-транспортной авиации и беспилотных летательных аппаратов. Существуют также проблемы в обеспечении боевыми средствами ведения операций – средствами радиоэлектронной борьбы, поисковых и спасательных операций, а также высокоточным оружием. Это особенно остро ощущается у стран бывшего Варшавского пакта (к которым относится прежде всего «Вышеградская четверка»), номенклатура вооружений которых остается во многом «постсоветской», лишь понемногу «разбавляемая» западной.

Имея достаточно большой технико-технологический потенциал как раз в наиболее проблемных для европейской обороны сферах, Украина давно проявляет интерес к все более глубокому военному и военно-техническому сотрудничеству с ЕС. Однако по крайней мере до последнего времени амбиции и намерения Украины чаще всего встречали не более чем нейтрально-негативный отклик у Европы. Ведь последняя давно лелеет надежды создать собственный «европейский ВПК» (хотя под наднациональное управление и координацию подпадают пока лишь 5% общих расходов на военные цели).

Во времена экономического подъема в ЕС они понемногу воплощались в конкретные перспективные проекты (многоцелевой истребитель EuroFighter Typhoon и пр.). Это позволяло еврооптимистам утверждать, что «если европейская оборона остаётся пока мечтой, то европейская оборонная промышленность – это уже ощутимая реальность» (France Soir, 13.04.2005).

Однако в период кризиса разобщенные национальные военно-промышленные сегменты (только бронетранспортёры производятся в Европе по 23 различным спецификациям!), и без того конкурирующие между собой (ст. 296 Договора о создании ЕС разрешает странам-членам поступать в сферах обороны и безопасности по-своему и в своих узконациональных интересах), оставляют все меньше шансов на возможный общеевропейский военно-технический прорыв. (Та же программа Eurofighter, осуществляемая с 1983 г., уже с начала 1990-х гг. реализуется крайне нестабильно – вследствие экономических и политических разногласий между участниками и затягивания работ – и постоянно сокращается; полной ясности ни с количеством закупаемых Eurofighter Typhoon, ни с их оборудованием и комплектацией до сих пор нет). А без него обеспечить «евроармии» хотя бы минимально необходимым набором «собственных» средств не представляется возможным.

В силу этого приглашение Украины является с одной стороны – констатацией некоторой недостаточности европейского военно-промышленного потенциала, неспособного обеспечить необходимый боевой потенциал «Вышеградцев» собственными силами. С другой стороны – приглашение является очередным шагом к окончательному признанию Украины как серьезного европейского военно-технического игрока. Для начала – в субрегиональном масштабе.

О Европе в ее военно-политическом понимании можно сказать то же, что Талейран когда-то сказал о России: она и слишком слаба, и слишком сильна одновременно.

С одной стороны, в своем нынешнем виде боевые группы ЕС – это неполное решение без задачи. Тем более если Евросилы, в принципе могущие перерасти в серьезную военную организацию, окажутся в середине геостратегического каната, перетягиваемого Россией и США на пространстве европейской безопасности.

С другой стороны – оборонное сотрудничество между странами всегда означало самую высокую степень доверия между ними. Оно способно обеспечивать нашу взаимную безопасность в Европе возможно даже не хуже, чем иные международно-политические структуры, международно-правовые договоры или им подобные международные механизмы.