Насчёт щахидок-смертниц в техническом плане картина ясная. Давно известно, что в рядах псевдоисламских экстремистов есть «специалисты», владеющие технологиями полного психологического слома и зомбирования. Отловили бабу, превратили в живую куклу и вперёд. Вопрос в социальной базе терроризма на российской территории. Понятно, есть Чечня. Бандиты придавлены, но существуют в некоем количестве. Важно не то, что они не все уничтожены, а то, что они пользуются неявной, ослабленной в сравнении с недавним прошлым, но поддержкой населения. При этом для такой поддержки нет, вроде, главного – политической базы. Отсутствие для Чечни перспективы существования вне России — не только официальная позиция властей этой республики, но и факт, признанный в массах. Чтобы верить в то, что на Кавказе можно установить режим какого-то халифата, надо быть просто идиотом. Трудно представить, что более или менее способный критически мыслить индивид может проникнуться такими идеями. Значит, есть люди, жизнь которых настолько безысходна, что какая-то ерунда, не выдерживающая никакой критики, подобна для них соломинке для утопающего. Речь об идейной соломинке. А ещё известны факты, когда в Чечне люди, не являвшиеся активистами сепаратизма или «кадровыми» бандитами, шли ставить фугасы на дороге за суммы $ 50 – 200. Нищета толкала на «подвиг». Сейчас там такого нет, но не думаю, что народные массы тех краёв сильно обогатились.
А Дагестан? Когда в эту республику вошли банды из Чечни, это вызвало возмущение населения, готовность к отпору. Не сомневаюсь, не всё было так красиво, как показывало ОРТ, но добровольное участие в боевых действиях против бандитов населения Дагестана, поддержка населением действий федералов – это факт. Прошло несколько лет, и в Дагестане наплодились бандформирования, прокатилась волна терактов. Понятно, отчасти это связано с бегством бандитов из Чечни на сопредельную территорию. Но лишь отчасти. Есть в Дагестане своя база для бандитизма и терроризма.
Главная же опора кавказского терроризма – бардак и коррупция. Местные чиновники, управляя распределительным механизмом, не забывают криминалитет. Правовое сознание граждан, лавируя между российским законодательством и «суровим законом гор», по возможности склоняется ко второму. Федералы действуют по трём моделям. Первая – модель поведения на территории врага. Вторая – псевдогуманная кастрированная. Третья — коррупционная – всё в пределах оплаченной суммы.
Результат – много людей, ни на что не способных и готовых на всё. Достаточно много, чтобы вербовать террористов.
Эти люди – «мясо взрывных устройств», кормовое стадо терроризма. А где «пастухи», точнее – козлы, ведущие стадо на убой? Они, конечно, себя показывают, иногда даже усиленно «пиарят». Иногда их «пиарят» российские СМИ путём многократных сообщений о смерти. К моменту, когда такого деятеля в самом деле уничтожают, он приобретает имидж персонажа надоевшего сериала. А вот истинные «хозяева бойни» не попадают в поле паблисити. Им это не надо. А что им надо?
К сожалению, я не могу вычислить или угадать имя и координаты хотя бы одного такого субъекта. Но у меня есть гипотеза их побудительных мотивов. В годы противостояния сверхдержав стороны стимулировали развитие всякого рода партизанских и подпольных движений в странах третьего мира. Часто действовал принцип «Он — сукин сын, но он наш сукин сын». В начале 90-х много «сукиных детей» осталось без материнской опеки. Стремление к самоокупаемости, связь с чисто криминальными группировками отмечались и раньше. Оставленные ЦРУ и КГБ, «борцы за свободу» обогатили собой мировую мафию. В преступную среду пришла «идейность». Но главное – это деньги. И куда их девать. Доходы преступного бизнеса – наркоторговля, нелегальная миграция, секс-индустрия – огромны. Могут всякие кокаиновые бароны и героиновые эмиры устанавливать себе унитазы, инкрустированные брильянтами. Можно на роллс-ройс поставить золотой бампер. Но даже таким людям это скучно. Вкладывать деньги в дело – в какое? В легальный бизнес – снижать процент прибыли. Кроме того, риск конфискации легального имущества при разоблачении преступной деятельности. Если вкладывать деньги в интенсификацию преступного бизнеса, это, опять-таки, пусть временно, снизит прибыльность. Интенсификация – укрупнение предприятий, финансирование научных разработок – уязвимо. Экстенсивное расширение преступного бизнеса тоже имеет пределы возможностей. Если наркомафия будет очень усердствовать в расширении сети продаж – слишком большая наглость вызовет реакцию правоохранительных органов, зашкалит терпение общественности. «Куда крестьянину податься» со своими деньгами немереными?
Финансируя терроризм, сверхбогатые преступники не просто сбрасывают деньги в никуда. Они расширяют и укрепляют конспиративную сеть, приобретают авторитет в кругах различных этнических, религиозных и др. радикальных движений. Авторитет может распространяться даже не на организацию, а на отсталые массы (колумбийские или афганские крестьяне, например). Растёт власть в тёмном мире! Деньги сбрасывают, потому что с них сложно получить прибыль, сброшенные в терроризм они приносят не прямую прибыль, но существенные выгоды.
Главный источник питания терроризма – финансовый демаркетинг преступных группировок.
Ладно, это всё теория. А на практике нужно задумываться, к кому попадают деньги, которые расходуются если не нами, то на наших глазах. Особенно нужно задуматься тем, кто балуется наркотиками, если, конечно, ещё сохранена способность думать. Собираясь покупать свою дозу, подумай, «любитель», не оплачиваешь ли ты новый теракт.
Олег Зайкин. СМИ2
