Затишье перед бурей: Почему изменчивость предваряет стабильность и наоборот

В начале 2011 г., когда по Ближнему Востоку распространялась волна протестов, режим Башара Асада в Сирии был невосприимчив к этим событиям. Получив бразды правления от своего отца, Хафиза, который тридцать лет был у власти, Асад уверенно руководил страной на протяжении прошлых 10 лет. Многие эксперты полагали, что прочный сирийский политический режим, характеризуемый жестким контролем над обществом и экономикой, уверенно преодолеет период «Арабской весны». В сравнении с соседней страной, Ливаном, Сирия выглядела гораздо более стабильной. Гражданская война продолжалась в Ливане в течении 70-х и 80-х годов, а убийство бывшего премьер-министра Рафика Харири в 2005 г. погрузило страну в еще более глубокий хаос.

Однако результаты привели многих в недоумение: сегодняшняя Сирия находится в хаосе, в котором Асад сражается за сохранение режима, а Ливан противостоит потоку беженцев из Сирии и другим последствиям гражданской войны «по соседству». Как ни странно, показатели уровня смертности в Ливане в 2013 году ниже, чем эти же показатели в Вашингтоне. В этот же год конфликт в Сирии унес 100 000 жизней.
Почему сирийский режим, казавшийся таким стабильным оказался так хрупок, в то время как Ливан, страдавший от массовых волнений, выглядит устойчивым? Ответ в том, что до конфликта Сирия демонстрировала лишь «псевдо-стабильность», за прочным внешним видом скрывалась глубокая структурная уязвимость.

Парадоксально, но беспорядок в Ливане сигнализировал об устойчивости. Пятнадцать лет гражданской войны привели к децентрализации власти и обусловили более сбалансированную структуру распределения власти в стране. Учитывая небольшой размер Ливана как административной единицы, эти факторы обеспечили её прочность. То же самое касается и приверженности «открытому рынку» в экономике. В Сирии правящая партия Баас стремилась контролировать экономику, отвергая естественный хаос. Эта ригидность сделала Сирию (и другие Баасисткие государства, например, Ирак) более уязвимой, чем Ливан.

Но главной причиной уязвимости Сирии стало отсутствие опыта преодоления беспорядков и хаоса. Страны, которые в прошлом переживали «приступы» хаоса имели иммунитет к его последствиям. Поэтому, лучшим индикатором устойчивости государства выступает не продолжительный стабильный политический режим, а опыт преодоления умеренного хаоса в относительно недавнем прошлом. Так, Нассим Николас Талеб в 2007 г. в своей книге «Черный лебедь» пишет: «Диктаторские режимы, не имеющие оттенка неусточивости, как, скажем Сирия или Саудовская Аравия, имеют гораздо более высокие риски впасть в хаос, чем, скажем, Италия, которая после Второй мировой войны долгое время была погружена в продолжительный политический беспорядок».

Кажется, что централизация означает более устойчивое правление. Но это лишь иллюзия.

Отличие судеб Сирии и Ливана говорит о том, что индикатором нестабильности служат базовые структурные свойства политических систем. Опыт прошлого может быть чрезвычайно важен при предупреждении рака, преступлений или землетрясений. Но он не очень подходит для анализа сложных политических и экономических событий, особенно для предвидения «маловероятных событий» (tail risks), таких как государственный или финансовый кризисы, которые, казалось бы, маловероятны, но имеют место быть. Осознание таких рисков происходит слишком поздно, поэтому требуется более изощренный подход.

Так, вместо того, чтобы пытаться предвидеть малопредсказуемые события (“Black Swan” events), гораздо более продуктивно фокусироваться на том, как система преодолевает беспорядок. Другими словами, насколько она хрупка. Нельзя предугадать, что именно случится в будущем, но можно предсказать, как кризисные события могут повлиять на страну. Одни политические режимы могут выдержать огромное давление, в то время как другие могут разрушиться от малейшей трудности. Хорошие новости в том, что можно определить это с помощью теории хрупкости (theory of fragility).

Хрупкие системы не терпят изменчивость, нестабильность, давление, хаос и случайные события. Они нацелены на мир и предсказуемость, которые не могут продолжаться долгое время. Поэтому время – враг хрупких систем. Кроме того, хрупкие объекты реагируют на давление нелинейным образом. Говоря политическими и экономическими терминами, падение цены на баррель нефти на 30 долларов для Саудовской Аравии не сводится к удвоению негативных последствий 15 долларового падения.

Для государств хрупкость выражается пятью аспектами: централизованная система принятия решений, недиверсифицированная экономика, значительный внешний долг, недостаток политической гибкости и отсутствие опыта преодоления хаоса. Опираясь на эти критерии, анализ мира выглядит иначе. Нестабильные режимы выглядят более крепкими, а кажущиеся безмятежные государства – таймером с часовым механизмом.

Центр не может удержать

Кажется, что централизация означает более устойчивое правление. Но это лишь иллюзия. За исключением военного сектора, централизация ведет к структурному ослаблению. Хотя централизация сокращает количество девиаций, она значительно усиливает эффект от тех случившихся отклонений. Беспорядок концентрируется в более редких, но более радикальных эпизодах, которые несоразмерны суммарному эффекту от всех небольших, но частых девиаций. Другими словами, централизация снижает локальные риски, такие как местничество и региональная коррупция, но увеличивает цену системных рисков, гибельных для всей национальной системы.

Централизация системы подавляет междоусобные разногласия. Но эта неспособность справляться с разнообразием, политическим или этнорелигиозным, повышает общие риски системы.

Кроме того, централизация увеличивает шанс военного переворота. Например, Греция была крайне централизована, когда группа «Полковников» свергнула правительство в 1967 г. Италия, в свою очередь, примерно в это же время могла оказаться в такой ситуации, так как раздиралась социальными и идеологическими противоречиями, но сохранила режим благодаря политической децентрализации и узкой географии.

Неустойчивая экономика

Следующим аспектом является отсутствие экономической диверсификации. Экономическая сосредоточенность может быть еще более опасна, чем политическая централизация. Экономисты, начиная от Д.Рикардо, доказывают, что государство должно иметь свою специализацию на мировом рынке, обусловленную конкурентными преимуществами. Но специализация делает страну более уязвимой случайным событиям.

Так, государства, специализирующиеся на туризме, склонны быть более подвержены нестабильности (Греция ощутила это после экономического кризиса, а Египет – после революции), непредвиденным событиям (Гавайи после 11 сентября) и даже веяниям моды, когда новые курорты вытесняют старые (Танжер, Марокко).

Также опасность представляет национальная экономика, построенная «вокруг» одного продукта, например, Ботсвана, зависящая от производства алмазов, или вокруг одной отрасли, как автомобилестроение в Японии.

Другой аспект связан с природой экономических систем, они связаны с долговыми механизмами и рычагами влияния. Долг, возможно, важнейший критерий хрупкости. Долговые ценные бумаги, выпущенные государством, являются, пожалуй, наиболее порочным типом долга, потому что они не включаются в капитал; вместо этого, они становится постоянным бременем. Страны не могут просто пройти процедуру банкротства, и это, по иронии судьбы, является основной причиной веры людей в то, что их вложения защищены.

Преимущество нестабильности

Четвертое условие хрупкости – недостаток политической гибкости. По-настоящему устойчивые страны испытывают умеренные политические изменения, выражающиеся сменой правительств и переоценкой ориентиров. Изменения, обеспечивающие стабильность, не слишком радикальные, например, переход власти от Лейбористкой к Консервативной партии в Великобритании. Умеренная политическая изменчивость удаляет определенных лидеров от власти, позволяет преодолевать кумовство. Когда государство является децентрализованным, изменения являются более гладкими, муниципалитеты опираются на распространение полномочий по принятию решений и обеспечивают плюрализм политических взглядов.

Именно политическая гибкость делает демократические режимы менее хрупкими, чем автократии.

Пятый маркер – отсутствие опыта преодоления больших потрясений. Страны, пережившие худшие сценарии в недавнем прошлом и преодолевшие их, более устойчивы, чем те, что не имеют подобного опыта. Частично, это тезис предполагает мысль о том, что страны, чья государственность сохранилась после хаоса, приобретают что-то, что не может быть постигнуто другим способом. Вызовы для государств поучительны, они дарят опыт для «посттравматического» роста.

Посмотрите на Индонезию, Малайзию, Филиппины, Южную Корею и Таиланд — эти страны пережили азиатский финансовый кризис в 1997-98, но они были достаточно крепки, чтобы выжить и стимулировать впечатляющий посткризисный рост.

Прекрасный и проклятый

Перечисленные пять условий – это предупреждающие маркеры. Они не служат доказательством того, что страна по-настоящему стабильна – ни одна методология не может – но с помощью этих индикаторов возможно прийти к заключению, что определенная страна может испытать трудности в будущем.

Саудовская Аравия – показательный пример. Страна чрезвычайно зависит от нефти, не имеет политической гибкости и крайне централизована. Доходы от нефтедобычи и сильное правительство сглаживает противоречия между этнорелигиозными группами, так как, например, немногочисленные шииты проживают там, где добывается нефть. По этой же причине Бахрейн рассматривается автором как очень хрупкое государство, по большей части из-за репрессированного шиитского большинства.

Египет также должен рассматриваться как нестабильная система, принимая во внимание их «косметическое» восстановление после хаоса революции и централизованного (и бюрократического) правительства. То же самое можно сказать и о Венесуэле, с централизованной властью, и России, продолжающей зависеть от добычи углеводородов. Этот фактор усугубляет преодоление последствий советской эпохи.
Некоторые страны можно классифицировать как хрупкие, но они нацелены на преодоление этого. Греция имеет огромное количество долгов и имеет негибкую политическую систему, но она начинает проводить экономическую перестройку. Иран имеет эффективное централизованное правительство, которое не обладает гибкостью, и экономику, привязанную к добыче нефти и газа, но этот режим в определенной мере терпим (хотя не так явно) к политическому инакомыслию. И хотя Иран формально представляет теократическое государство, в отличие от Саудовской Аравии, он основан на адаптивной форме ислама, которая имеет потенциал к модернизации.
Китай — настоящая головоломка. Потрясающий экономический рост делает будущее крайне непредсказуемым. Страна быстро «выздоровела» от крупных потрясений периода Мао. Политическая система Китая централизованна, экономика зависит от экспорта в западные страны, его правительство в последнее время чрезмерно заимствует, что приводит к опасности замедления отечественного и зарубежного роста. Является ли опыт прошлых потрясений настолько значительным, чтобы компенсировать слабость от долговых обязательств и централизации? Скорее всего, ответ будет отрицательным. С каждым годом эти уроки истории отступают все дальше в прошлое и перспективы «случайных событий» все очевиднее. Но чем раньше это произойдет, тем сильнее Китай станет в долгосрочной перспективе.

Источник: «Foreign Affairs», январь\февраль 2015, выпуск 1 (94), перевод: Медведев Дмитрий Центр стратегических оценок и прогнозов