Сексуальные меньшинства и проблемы идентичности украинцев

Этот текст написан все еще в контексте событий, связанных с проведением марша достоинства в поддержку прав ЛГБТ-сообщества и всех тех реакций, которые развернулись в ходе подготовки этого марша со стороны общественности и ее отдельных групп, а так же разного рода политиков.

Эта ситуация подняла очень важный аспект для понимания состояния украинского общества, тем более, в условиях культурных, политических и общественных трансформаций последнего времени. Без представления о том, как понимает, ощущает и осознает себя сегодняшний украинец, невозможно произвести тех изменений, к которым многие из нас так стремятся, ну или хотя бы декларируют эти стремления. Одной только либерализации законов мало, так как в итоге они являются насильственными по своему характеру, а не отвечающими реальному состоянию общества. Стремление к взаимному уважению и сотрудничеству — это не дань моде или европейскому выбору, а культурная необходимость человечества. Когда мы говорим об интеграции куда-либо, мы должны четко понимать, что за этим стоит и зачем нам это нужно. Отсутствие такого понимания — это так же право выбора сегодняшнего украинца, но тогда нужно признать, что на самом деле никакого стремления к настоящим изменениям и развитию у нас нет, а все, что происходит сегодня, включая войну на Востоке, это не плата за взросление и самостоятельность, а всего лишь борьба ради борьбы или навязчивое повторение извращенного удовольствия от насилия над собственным телом и сознанием.

Отношение к секс-меньшинам в качестве предмета анализа мною выбрано не случайно, так как они как нельзя лучше проявляют встречу с внутренним Другим, то есть локализацию инаковости внутри общества, а не во вне. Когда чужак обнаруживается внутри себя либо группы, а не где-то на границе двух смежных государств. Политические и общественные деятели, которые сегодня по сути объявили охоту на ведьм и включились в борьбу с внутренними врагами мифического украинского общества, тем самым очень остро обнажили скрытые дефекты этого самого общества. Ну что ж, попробуем понять, с чем мы имеем дело.

Сам по себе феномен ЛГБТ-сообщества манифестирует, во-первых, радикальное различие способов бытия, а, во-вторых, отсылает к сексуальности.

В первом случае мы имеем дело с радикально другим, отличным, с совершенно иным способом чувствования и интеракции.

Во втором случае, говоря о сексуальности, мы непосредственно соприкасаемся с телесностью, не столько другого, сколько со своей. Если присмотреться внимательней, то очевидно, что эти два регистра и есть суть одно и то же, так как сексуальность человека это то, что определяет способ его бытия. Конечно, если только отталкиваться от более широкого понимания сексуальности, когда она не ограничивается одним лишь половым влечением, а является движущей силой познания и поведения человека в целом.
Такая формулировка безусловно может вызвать отторжение и непонимание, но если обратится к различным философским концепциям, то в них так же можно обнаружить тесную связь между опытом переживания собственной телесности и способом бытия. Мы можем вспомнить знаменитый древнегреческий идеал свободного человека, прекрасного душой и телом, достигаемый путем гимнастического и мусического воспитания. В Средневековье так же отмечалась эта взаимосвязь и мощное взаимное влияние телесности и сознания. Именно потому так много было предпринято для умерщвления плоти. Об этом говорит Буддизм и вся восточная философия в целом: контроль над сознанием достигается через контроль над телом. Об этом говорит и современная фундаментальная психология, изучающая механизмы и законы психической деятельности. Вокруг этого вопроса так же сосредоточена вся современная философия, начиная с конца XIX века. Так или иначе, отношения с собственной телесностью и сексуальностью обуславливают отношения внутриличностного порядка, а так же отношения с другим. Более того, от этого зависит, будет ли другой иным или радикально другим — чужим.

Для того, чтобы быть способным делить пространство с другим, а не оккупировать его единолично, человек нуждается в обретении собственной идентичности, которая обозначит ему свои собственные границы, и, соответственно, комфортное и спокойное место в социально-культурном пространстве. Без собственной идентичности человек помещен в хаос неструктурированной, постоянно травмирующей реальности, в которой невозможны какие-либо упорядоченные отношения, направленные на поддержание и созидание. Любая культура и система отношений начинается с обнаружения себя — себя через другого. Эта формула так же справедлива не только в отношении отдельной личности, но и для общества в целом.

Истоки враждебного отношения ко всему Иному в украинском обществе следует искать в клерикализме и консервативности, характерных больше для культуры XIX века, чем для современной цивилизации. Такое застревание на идеалах столетней давности в общем-то вполне логично, если обратиться к истории украинского общества и государства. Из-за разрыва культурной традиции в ходе тяжелейшей исторической травмы, перманентной неудачи связанной с попытками реализовать собственный государственный проект, политического насилия и культурного надругательства со стороны соседних государственных образований, украинцы сегодня столкнулись с полной несостоятельностью в вопросах поиска собственной идентичности. По сути, мы застряли там, где была уничтожена только зародившаяся светская культура, которая могла логически продолжить нашу внутреннюю эволюцию — в 30-х годах ХХ столетия. Консервативность — это отчаянная защита базового фундамента, как единственного, что осталось у украинцев в ходе травматического прошлого. К примеру, европейские психиатры ХХ века столкнулись с острой проблемой подобного происхождения после Первой мировой войны, когда в клинике появилось огромное количество пациентов с военными неврозами. Опыт, полученный от пережитых ужасов войны, мешал этим людям полноценно жить, вызывал тяжелейшие невротические расстройства и даже провалы в памяти. Что уж тут говорить о тех ужасах, которые выпали на долю украинцев в ХХ веке: революции, политический террор, расстрелы, преследования, ссылки, раскулачивание, голодная смерть миллионов, случаи каннибализма, пытки.

Эпоха советского времени в этом ключе не смогла разрешить эту травму и перекрыть образовавшуюся нехватку символических смыслов, не смотря на внешнее благополучие. Многие, кто жил и работал в это время, не смогли забыть то, какой кровью дался это цивилизационный скачек. Кто-то становился диссидентом и вел подпольную борьбу с режимом, за что рано или поздно получал срок либо уничтожался карательной системой, а кто-то обнаруживал в себе силы созидать и находить утешение в профессии. Возможно, именно это тягостно-гнетущее осознание происходящего и позволило в эту эпоху создать уникальные произведения и изобретения в области науки и культуры. И в этом нет никакой заслуги советской идеологии. В том, что было создано, есть заслуга только лишь человеческого духа и высших форм человеческой деятельности. В отличии от российского народа, который был титульным представителем союза советских республик и имел собственную исторически непрерывную культурную традицию, а позже унаследовавший советскую, украинцы находятся принципиально в ином положении. По сути, мы отчасти заложники собственной исторической травмы, которая не позволяет нам инкорпорировать весь приобретенный исторический опыт, а заставляет возвращаться к базовому, но утерянному. Как фантомные боли в утраченной конечности.

Как следствие, мы имеем дело с замкнутостью культуры и общества, которая не обращена к другому, а зациклена на себе, на собственной боли и навязчивостях, на поиске собственной идентичности. Отсюда радикальная защита телесного пространства, потому что это то единственное, что мы можем реально ощутить и помыслить, в то время как прочной символической опоры украинский народ не имеет, или имеет, но очень слабую и шаткую, особенно в условиях мощнейшего влияния современного мира с его возможностями и ценностями. В таких условиях очень сложно чувствовать себя уверенно, особенно не завершив процессы предидущей стадии развития.

Кризис идентичности и перманентный поиск связей дает возможность нам сегодня опереться всего лишь на негативную идентификацию — мы не знаем кто мы, но точно «не»: «не русские», «не совки», «не имперцы» и т.д. Таким образом, мы постоянно побуждаем проявляться всякую инаковость (difference), которая, в свою очередь, дает возможность все более реально ощущать свою телесность как базовую форму бытия. Инаковость первична по отношению к процессу формирования идентичности, ступень, которая делает возможным, собственно, весь этот процесс. Поэтому, если говорить о том, насколько украинцы адекватны в своих действиях, реакциях и поступках, то можно справедливо отметить, что они более чем адекватны своему уровню культурной идентичности.

Эрик Эриксон очень метко определят понятие идентичности личности как «непрерывность самопереживания». В этой логике можно рассматривать групповую идентичность (общество, народ, нация) как непрерывную череду культурных и социальных интеракций (interaction). Она изменчива и не постоянна, так как связана с культурой и общественным порядком, а это, в свою очередь, такая система отношений, где постоянно присутствует другой.

Групповая идентичность одновременно влияет на формирование отдельной личности и наоборот, именно сформированные личности обуславливают способ культурной интеракции — чем выше уровень развития личности, тем более зрелыми будут социальные и культурные отношения. В детстве ребенок защищает себя, у него еще ничего нет, кроме телесности, у взрослого же человека телесность опирается на сознание и культурные коннотации. В результате вес переносится на культурные цели, а добытые там смыслы в состоянии объяснить все базовое, связанное с телесным. Человек становится способным символизировать свой телесный опыт.

Идентичность связана всегда с другим, сначала с другим в зеркале, а позже — в культуре. Причем культурная идентичность постоянно выступает полем для разворачивания идентичности собственной, ведь это не конечное и устойчивое состояния субъекта, а перманентный процесс разворачивания личности. Современный мир ставит перед нами огромные требования в вопросах идентичности. Это уже далеко не базовое состояние человека и общества, основанное на относительном постоянстве. Скорость культурных изменений настолько высока, что требует от современного человека способности переживать собственную культурную идентичность как что-то такое, что может быть в любой момент изменено. Безусловно, украинцы, в некотором роде, находятся в уникальном положении, так как на протяжении столетий так и не смогли слепить базовый образ себя самих, который бы давал элементарную опору. Поэтому этот этап на пути к современному мироощущению должен быть пройден и завершен, иначе не возможен переход на следующий и украинцы рискуют продолжить хождение по кругу, вместо восхождения по цивилизационной спирали.

Строгая сексуальная иерархия становится препятствием на пути собственно культурных и духовных стремлений человека, так как не всякое бытие может быть подчинено такому дуальному порядку. Для того, чтобы стала возможной терпимость и уважение к границам другого, нужно приобрести собственные границы. Недостаточно просто научится терпеть друг друга, нужно развивать общество через культуру. Насильственным методом отрицания и запрета установить новый порядок не получится. Изменения возможны как процесс внутренних перемен и интеграция новых смыслов, отвечающим современности, а не миропорядку столетней давности. Необходимо преобразовывать общество изнутри постепенно, выстраивая новый символический ряд. Это очень емкий и двусторонний процесс — чтобы что-то присвоить, это «что-то» должно появится как оппозиция старому, обнаружить себя в диалоге. Работа интеллектуалов и культурных активистов заключается в том, чтобы запускать общественную дискуссию и вырабатывать новые смыслы путем рефлексии над собственными противоречиями, тем самым облегчая путь взросления общества и переживания его коренных изменений.