«Бегство от свободы» Эриха Фромма как «полевая» хрестоматия Донбасса

Украина в начале 2014 года потрясла мир двумя событиями – «Революцией достоинства» и войной на Донбассе. Жертвы как «Небесной сотни», так и погибшие в АТО с обеих сторон запустили необратимые механизмы трансформации не только украинского, но и мирового сообщества. Цена этих изменений оказалась непосильно велика. Человеческая жизнь стала мерилом свободы в различных ее интерпретациях. Возникает вопрос: «Может ли вообще человек изменить свою жизнь, освободиться от устоявшихся и тупиковых моделей поведения и мышления? Одинаково ли восприятие свободы для всего социума в целом и индивидуума в частности?»

Книга Э. Фромма «Бегство от свободы» увидела свет в 1941 году, когда весь мир был втянут в самый большой социальный катаклизм за всю историю человечества. Пытаясь объяснить природу появления тоталитарных режимов, Э. Фромм раскрыл психологические механизмы отказа людей от собственной свободы. И как результат – мировая война.

События на Донбассе, по-нашему мнению, являются ярким примером описанных Э. Фроммом процессов. Рассматривать природу т.н. «Донецкого сепаратизма» можно в контексте политических, экономических, языковых и культурных причин. Но, если убрать все это, то мы получим конкретного индивидуума со своими страхами и переживаниями.

В данной статье мы попытаемся разобраться в тех поэтапных процессах, которые проходили на Донбассе до начала активных боевых действий, через призму концепции «бегства от свободы» Э. Фромма. Представим это неким полевым исследованием социологического структурализма Донбасса как единого живого организма. И попытаемся выделить основные последствия этих событий для Донбасса и в целом для Украины.

За основу мы возьмем общепринятые фроммовские «механизмы бегства».

Механизм первый – авторитаризм

Авторитаризм Фромма – это целостный комплекс садомазохистических отношений в масштабах социума. Главным тезисом этого механизма является отказ от независимости личности. Индивид стремится «уступить» свое «Я» в пользу кого-нибудь или чего-нибудь внешнего, чтобы обрести «силу», недостающую ему самому.

Донбасс активировал этот механизм на следующий день после того, как В. Янукович бежал из страны, и свои ворота открыло Межигорье. Этот период можно назвать «безвременьем» Донбасса – от бегства до «зеленых человечков» в Крыму. Для большинства населения действия В. Януковича и «Партии регионов» рассматривались как личное поражение – подавленность, нежелание обсуждать происходящее, попытки дистанцироваться от людей, поддерживающих Майдан. Образно говоря, все это было похоже на поминки по скоропостижно усопшему – сначала скорбь и поминание, а затем застольные задушевные разговоры для снятия атмосферы напряженности. Такими «задушевными разговорами» для Донбасса стали «мифы Майдана».

В попытке оправдаться перед самим собой и дистанцироваться от чувства сопричастности к безвременно ушедшему президенту, Донбасс рождал иррациональную альтернативную реальность, которая характеризовалась безысходностью происходящего. К сожалению, формат нашей статьи не позволяет более детально рассмотреть саму природу мифов, но для понимания дальнейших процессов, мы озвучим основные из них.

«30 процентов зарплаты на восстановление Майдана» — производный миф от «народ-труженик» и «Донбасс кормит всю Украину».

«Знакомая повариха с зарплатой в 15 тыс. гривен» — почему именно повар стал персонажем истории, мы затрудняемся сказать, но в самом мифе прослеживается четкая мысль о «все это за деньги Америки» и чувстве несправедливости в распределении материальных благ с элементами «бытовой зависти» к успеху другого человека. Наверное, самый распространенный миф, который можно обозначить как «Ленин и бревно» — массовость знакомых поварих у жителей Донбасса вполне может соперничать с количеством людей, которые писали свои воспоминания о субботнике в Кремле.

«Психиатрические больницы, заполненные людьми с Майдана» — интерпретация мифа 2004 года про «наколотые апельсины». Он интересен тем, что описывает тезис Э. Фромма про то, что «для одних свобода — это заветная цель, а для других – угроза». Сакрализация любой (!) власти и конформизм Донбасса вызывает у него ситуацию когнитивного диссонанса в контексте «добровольного» отстаивания своих прав и свобод. Выход из этого, как раз, и находится в объяснении событий Майдана в «неадекватности» его участников.

«Правый сектор и памятник Ленина» — последний миф «безвременья». Осознание бесповоротности изменений привело к появлению метафизического символа в лице Ленина, как последней спасательной соломинки перед неизбежностью «свободы».

Все глубже погружаясь во внутриличностный конфликт, Донбасс был готов принять любую «правду» о происходящих событиях. Примечательно, что эти мифы пытались культивировать как КПУ, так и «Партия регионов» в рамках своей предвыборной кампании на предстоящих президентских и парламентских выборах, не осознавая всю деструктивность последствий для самих себя, в первую очередь.

С началом «Крымской кампании» Донбасс еще находился в «анабиозе сепаратизма». Толчком к пробуждению, как бы это странно не звучало, стало выступление премьер-министра Украины А. Яценюка, цитата из которого вынесена в эпиграф нашей статьи. Главная мысль выступления сводилось к одному: «Время затянуть ремни и взять ответственность на себя». Как раз ответственность за самих себя и стала точкою невозврата. Донбасс «побежал, сломя голову», найдя новые «вторичные» узы взамен первично-утраченных.

Механизм второй – разрушительность

Э. Фромм пишет, что разрушительность характеризуется тем, что ее целью является устранение объекта «свободы». Отторжение окружающего мира, в совокупности с бессилием и самоизоляцией индивида, достигается его разрушением. То есть, в условиях «внешней угрозы», у человека включается деструктивный механизм самосохранения – «разрушить мир, чтобы мир не разрушил тебя».

Донбасс проявил свое самосохранение в отторжении себя от остальной Украины. Тезис «Украина умерла» является определяющем на данном этапе «бегства».

Появление вооруженных «ополченцев», «экономическая парализация», разделение людей на «русских» и «бандеровцев», неприкрытая ненависть к инакомыслию и т.п. – все это и есть элементы деструкции. Визуализацией данного состояния стали т.н. «блокпосты» на въездах в города. Бесспорным лидером является славянский блокпост, возведенный в первые часы захвата города – пожилые женщины с иконами, отгоняющие «злой дух» украинской чумы.

На данном этапе происходит разложение личности и растворение ее в коллективном бессознательном. Индивид становится анонимом, провозгласив себя народом Донбасса. Основной трагедией такого состояния стало нарушение прав и свобод человека, которое, в совокупности со «специфическим менталитетом» Восточной Украины, приобрело ужасающий характер – взятие в плен проукраински настроенных жителей, убийства, пытки, реквизиция имущества… И все это под громогласное одобрение «народа Донбасса».

Деструктивизм Донбасса привел еще к одному явлению – разрушение социальной дифференциации. Уничтожение взаимосвязанных элементов упразднило социальные статусы и роли в обществе. Попытки некоторых «диванных» социологов объяснить происходящее на Донбассе низким интеллектуальным и образовательным уровнем являются неправильными с самого начала. Хотя бы те факты, что выпускники школ Донбасса, на протяжении нескольких лет, показывают высокие результаты по Внешнему независимому тестированию в разрезе всей Украины и наличие машиностроительных предприятий с большим количеством инженеров, уже говорит в пользу нашего тезиса. Образованность проиграла подсознанию.

Механизм третий – автоматизирующий конформизм

Э. Фромм пишет: «Именно этот механизм является спасительным решением для большинства нормальных индивидов… Индивид перестает быть собой; он полностью усваивает тип личности, предлагаемый ему общепринятым шаблоном, и становится точно таким же, как все остальные, и таким, каким они хотят его видеть. Исчезает различие между собственным «я» и окружающим миром, а вместе с тем и осознанный страх перед одиночеством и бессилием…». Человек пытается избавиться от одиночества и отчужденности путем абсолютного подчинения социальным нормам, становясь точно таким же, как и все другие.

Этот механизм особенно ярко проявился в выражение «услышать Донбасс». В едином порыве «голос Донбасса» стал для многих священной мантрой, которая превратилась в орудие защиты от «негативной свободы». Референдумы за независимость стали следствием этой фроммовской «стадности». Задавая людям вопрос: «что даст, вам, референдум?», – зачастую мы слышали ответ: «нужно что-то менять», – не вдаваясь в подробности того, что конкретно необходимо изменить. Еще одним подтверждением тезиса о конформизме следует считать выборы президента 25 мая. Большая часть вчерашних «сепаратистов» пришла на избирательные участки и, обнаружив там закрытые двери, оказалась в полной растерянности.

Стадия автоматизации продолжается на Донбассе до настоящего времени уже в освобожденных районах. Единственное что изменилось, так это «мифы». Место «мифов Майдана» заняли «мифы Освободителей» – «пьяные нацгвардейцы», «крематорий (!) Краматорского аэродрома», «изнасилованная армией женщина», «…у всех будут проверять знание гимна Украины…» и т.п.

С нашей точки зрения, именно конформизм является наиболее «гибельным» для Донбасса, чем стадия разрушительности. Мы попытаемся аргументировать этот тезис в выводах статьи.

«Финишная» прямая

Многие политологи и социологи уже успели окрестить происходящее на востоке Украины «Смертью Донбасса». В целом мы согласны с такой трактовкой проблемы. Но мы остановимся на трех основных следствиях, которые могут определить точку невозврата запущенных процессов.

Следствие первое – резкое увеличение сердечно-сосудистых заболеваний с понижением среднего возраста до 35-50 лет. С нашей точки зрения, причиной этому не являются пережитые боевые действия в городах. Как раз конформизм стал детерминантом ССЗ. Сразу после освобождения населенных пунктов, людей начал охватывать страх перед возможностью возвращения «ополченцев». Примечателен тот факт, что более всего боится возвращения именно та часть населения, которая их поддерживала. Чувство некоего «предательства» в совокупности со страхом необратимости наказания является более разрушительным для нервной системы, чем минометные обстрелы городов.

Следствие второе – впервые за всю историю независимой Украины мы увидим диаметрально противоположные результаты парламентских выборов внутри Донбасса. Зонально мы можем разделить регион на три части:

1. Север Донецкой области – победа на выборах «старых» элит с новыми лицами, как по мажоритарным округам, так и по партийным спискам.

2. Запад Донецкой и север Луганской областей – более всего вероятна победа пропрезидентской партии.

3. Юг Донецкой области – победа премьерской партии.

Следствие третье – теоретическая возможность изменения административно-территориального устройства Донецкой и Луганской областей. Если ситуация будет развиваться согласно Минского меморандума и закона Украины «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей», велика вероятность «временного» переподчинения подконтрольных Киеву территорий.

В целом, изменения на Донбассе будут носить необратимый характер, как в масштабах человеческого сознания, так и в масштабах ментальности «новой» украинской нации. Донбасс уже готов к изменениям, а вот готова ли вся Украина к ним, это вопрос…

Послесловие. Мысли «стоящего на месте».

Начиная писать этот материал, я долго не мог выбрать формат. Попытаюсь объяснить почему.

Каждый год, преподавая своим ученикам тему тоталитарных обществ, я всегда использовал, как пример, книгу Фромма. Пытаясь объяснить сущность тоталитаризма, я, на ярких примерах, с доводами рассказывал им, как люди могут отказаться от вполне обыденных ценностей. Давал задание читать антиутопии, чтобы на конкретных моделях они могли сами разобраться в этих механизмах. Я никогда не мог представить, что все это может произойти со мной. И место преподавателя истории занял простой человек, со своими страхами, обидами и разочарованиями.

Человек, который родился и вырос на Донбассе. Человек, относящийся к «меньшинству» — той категории людей, которая всегда была в оппозиции к политической культуре Востока Украины. Моя позиция может быть обозначена как «украинский патриот», «национально сознательное население» или, в сегодняшней трактовке, «укроп». Проще говоря: «Тяжело быть патриотом на Донбассе». Я не хочу сказать, что в этом плане что-то изменилось. Но, все-таки, мой прежний «донбасский нонконформизм» умер с первыми выстрелами в Славянске и Краматорске в апреле 2014 г.

В психологии есть пять стадий принятия смерти: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие. Если Донбасс рассматривать как социокультурный организм, то формально он уже мертв. Но остались люди. И каждый (!) житель Донбасса сейчас проходит эти пять стадий. С единственной разницей, что «Донбасс (украинского) патриота» уже умер, а «Донбасс сепаратиста» — на стадии торга.

Я не буду подробно описывать свои стадии. На мой взгляд, первые три являются однотипными. Отличие заключается только лишь в жизненных реалиях «патриота» и «сепаратиста» – «майдан» — «антимайдан», «колорады» — «бандеровцы», «скоро нас освободят» — «дойдем до Киева».

Но все меняется с депрессией. Между мной и моей четвертой стадией было всего лишь пятьсот метров. Наблюдая за тем, как рвутся снаряды «Урагана» над жилыми домами, я все быстрее приближал ее к себе. Первая мысль, которая посетила меня: «Неужели это сделала армия, которая должна меня освободить?» (во избежание домыслов и неоправданных выводов, я хочу заявить, что, во-первых неизвестно, кто стрелял и во-вторых, жертв среди населения не было; пострадали лишь дома и линии электропередач).

На место отчаяния пришел ужас того, что в первую очередь я думал лишь о том, как оправдать в своих глазах произошедшее событие. Мысль о возможных жертвах пришла со временем.

И наступило осознание бесповоротности происходящего. Донбасс умер во мне, а я в нем. Осталась лишь формализация происходящих событий. Эту формализацию я и попытался выразить в статье. Потому, что процесс бегства Донбасса, даже не от свободы, а от своей участи продолжается. И последствия этого мы не можем ни установить, ни осознать на данном этапе.

Единственное о чем можно сказать с уверенностью это то, что события 2014 года в Украине приведут к необратимым изменениям во всех сферах общественно-политической и экономической жизни в глобальном контексте.