Ещё одним знаковым событием стали парламентские выборы в Ливии. Во-первых, они стали первыми за пятьдесят лет. Во-вторых, первыми «постреволюционными», на которых исламисты не одержали убедительную победу. Впрочем, о поражении тоже говорить не приходится: ливийские «Братья-мусульмане», представленные на выборах Партией справедливости и созидания, хотя и уступили первенство менее радикальным силам, наверняка войдут в коалиционное правительство, а их влияние в стране, фактически разделившейся на Киренаику и Триполитанию, будет неуклонно возрастать.

«Братья мусульмане» в новых реалиях арабского мира вполне могут стать аналогом Партии арабского социалистического возрождения, которая определяла вектор политического развития Ближнего Востока во второй половине ХХ века. Идеологически они во многом похожи: их политическая программа, по сути, представляет собой синтез идей социальной справедливости, модернизации и региональной интеграции. А исламизм фактически играет ту роль идейного стержня, которую Анвар Садат, Хафез Асад и Садам Хуссейн отводили панарабскому национализму.

Основной вопрос, насколько могут исламисты найти общий язык с генералитетом стран «победившей демократии». Если для Запада (в первую очередь Южной Европы и Латинской Америки) правление военных традиционно является альтернативой демократии, то для Востока политизация армии – зачастую основная гарантия наличия хотя бы минимальных гражданских прав и свобод.

Нестабильность Ближнего Востока во многом определяется наличием в регионе «Империи Зла», которая целенаправленно и последовательно дестабилизирует ситуацию в соседних странах, поддерживая радикальных исламистов, раскачивая светские режимы и стремясь ограничить влияние стратегических конкурентов. Это Саудовская Аравия. Амбиции регионального лидерства, подкреплённые доходами от продажи нефти и стратегическим партнёрством с Вашингтоном, делают саудитов серьёзным геополитическим игроком. И как показывают последние события, Эр-Рияд уже готов играть по-крупному.

В ХХ веке тренды развития арабского мира определяла «большая тройка» – Египет, Ирак и Сирия. Сейчас же ситуация изменилась кардинальным образом: Ирак лежит в руинах и фактически разделён на три части, та же участь через несколько месяцев постигнет Сирию, а Египет находится в состоянии «хронической демократизации» и вряд ли в обозримом будущем сможет существенно влиять на ситуацию в регионе. В этом же контексте можно вспомнить расчленение Судана, который перестал быть крупнейшей страной Африки и лишился 70% нефтедобычи, фактическое признание независимости Западной Сахары от Марокко и вяло текущую гражданскую войну в Алжире. Так что у саудитов практически не осталось соперников в арабском мире. На их пути к гегемонии на Ближнем Востоке теперь только Иран и Израиль.

Тенденции глобализации и регионализации рано или поздно приведут к выработке на Ближнем Востоке некой общей модели политического развития, так как это произошло в Европе, Латинской Америке, Юго-Восточной Азии. Примером для арабов может стать как подчёркнуто светская Турция, где к власти вполне демократическим путём пришли умеренные исламисты, так и теократический Иран, где за исключением ряда известных ограничений религиозного характера граждане пользуются куда большим набором прав и свобод, чем в арабском мире. Однако ни тот, ни другой вариант категорически не устраивает Саудовскую Аравию и союзных ей монархий Персидского залива – Катар, Бахрейн, Объединённые Арабские Эмираты, Кувейт, Оман.

Без демократизации ближневосточной «Империи Зла» о реальной модернизации, интеграции и устойчивом развитии арабского мира говорить можно только в теории. А на практике сильный и консолидированный арабский мир глобальным центрам влияния (США, ЕС, Россия, Китай) не нужен и вряд ли когда-нибудь понадобится. Поэтому «революции» на Ближнем Востоке будут происходить регулярно (может даже чаще, чем в Киргизии), чередуясь с откатами от демократии, до тех пор, пока не сметут всевластие «нефтяных шейхов», лишившихся поддержки своих покровителей.